Снова и снова (Саймак)

«Снова и снова» (англ. Time and Again) — фантастический роман Клиффорда Саймака 1950 года. Журнальный вариант вышел в трёх номерах журнала «Galaxy» под названием «Карьер времени» (Time Quarry).

Цитаты

	И здесь есть тайна. Но она такая нежная, хрупкая, она остается тайной, пока сам того желаешь... Тайна полёта ястреба на фоне вечереющего неба, загадка вспышки светлячка над тёмными зарослями сирени. — I
	There is mystery here, but a soft, sure mystery that is understood and only remains a mystery because I want it so. The mystery of the nighthawk against a darkening sky, the puzzle of the firefly along the lilac hedge.

	«Мы не одиноки. Никто и никогда не одинок. С тех самых времен, когда на самой первой в Галактике планете появились первые признаки жизни, не было ни единого существа, которое бы летало, ходило, ползало или прыгало по тропе жизни в одиночку.» — XX
	We are not alone. No one ever is alone. Not since the first faint stirring of the first flicker of life on the first planet in the galaxy that knew the quickening of life, has there ever been a single entity that walked or crawled or slithered down the path of life alone.

	— Мне просто удивительно, <…> как это только ты сам до сих пор не сгорел дотла в лучах своей гениальности! — XXV
	“It’s a wonder to me <…> that you don’t simply melt down in the white heat of your brilliance.”

	"Война, — сказал человек в маске. — Война во времени". Что же это будет за война? Дело тонкое... Шахматная доска в четырёх измерениях с миллиардом клеток и миллионом фигур, и с правилами, которые меняются каждую секунду. — XXV
	War, the man had said. A war in time. It would be spread thin, too, like Man across the galaxy. It would be three-dimensional chess with a million billion squares and a million pieces. And with the rules changing every move.

	Смерть была так нежна, темна, прохладна и милосердна. Он скользнул в неё, как пловец в воду, и вода сомкнулась над ним. — XXVI
	And death was a soft thing, soft and black, cool and sweet and gracious. He slipped into it as a swimmer slips into the surf and it closed over him and held him and he felt the pulse and beat of it and knew the vastness and sureness of it.

Саттон чувствовал, как в нём пробуждается жизнь, но никакого желания пробуждаться не испытывал — смерть была так приятна... Он нежился в ней, как в мягкой и теплой постели. А воскрешение пришло, точно звонок зловредного настырного будильника, раздавшийся в предрассветной тишине в незнакомой, полной опасностей комнате. Жизнь была страшна своей обнаженной реальностью, и одно напоминание о том, что нужно вставать и рождаться заново, — противно. — XXVIII

Sutton sensed resurrection and he fought against it, for death was so comfortable. Like a soft, warm bed. And resurrection was a strident, insistent, maddening alarm clock that shrilled across the predawn chill of a dreadful, frowzy room. Dreadful with its life and its bare reality and its sharp, sickening reminder that one must get up and walk into reality again.

Судьба родилась миллион лет назад, и тогда беспомощное и уязвимое существо вдруг остановилось и подняло с земли сломанную палку. Судьба пошевелилась — и существо ударило камнем о камень. Встала на ноги — и появились лук и стрелы. Пошла — и родилось колесо... Судьба шепнула что-то — и другое существо вылезло из воды на сушу. Прошли годы — его плавники превратились в ноги, а жабры — в ноздри. Настало время Галактике узнать о Судьбе. Симбиотические абстракции, паразиты... Называйте, как хотите. Это — судьбы. Если они паразиты — они полезные паразиты, готовые отдать больше, чем взяли. Для себя им нужно только ощущение жизни, чувство бытия. Ведь многие из существ, с которыми они жили, были, мягко говоря, не очень умны. Дождевые черви, к примеру. Но, благодаря судьбе, дождевой червь в один прекрасный день может стать чем-то большим, даже великим. И мельчайшие микробы могут подняться на один уровень с человеком. Потому что любое существо, которое двигалось и жило, быстро или медленно, в каком угодно мире, жило не само по себе. Всегда вдвоём. Тварь и его личная, собственная судьба. — XXIX

Destiny whispered and a thing climbed dripping from the water and in the years to come its fins were legs and its gills were nostrils. Symbiotic abstractions. Parasites. Call them what you would. They were destiny. And the time had come for the galaxy to know of destiny. If parasites, then beneficial parasites, ready to give more than they could take. For all they got was the sense of living, the sense of being — and what they gave, or stood ready to give, was far more than mere living. For many of the lives they lived must be dull, indeed. An angleworm, for instance. Or the bloated unintelligence that crept through nauseous jungle worlds. But because of them someday an angleworm might be more than an anglewormв — or a greater angleworm. The bloated unintelligence might be something that would reach to greater heights than Man. For every thing that moved, whether slow or fast, across the face of any world, was not one thing, but two. It and its own individual destiny.

	— Ну, так оглянитесь назад, — сказал Адамс. — <…> Везде религия и идеи. Человек будет драться за идею так, как никогда не будет драться за свою страну, или жизнь, или честь. — XXXII; вариант распространённой мысли
	"Think back," said Adams. "<…> Religion and ideas. Man will fight for an idea when he wouldn't lift a hand for land or life or honor."

	Хотя истории трудно доверять. Её или плохо пишут, или недобросовестно переписывают, а то и перевирают или приукрашивают люди с богатым воображением. Правду так тяжело удержать, а мифы и выдумки так легко смешиваются с реальностью, что выглядят, в конце концов, куда более логичными, чем реальность. — XXXV; вариант распространённых мыслей
	Although history was something that you couldn't trust. It was put together wrong, or copied wrong, or misinterpreted, or improved upon by a man with a misplaced imagination. Truth was so hard to keep, myth and fable so easy to breathe into a life that was more logical and more acceptable than truth.

	— Прежде чем человек отправится к звёздам, он должен научиться жить на Земле. — XLI
	"Before Man goes to the stars he should learn how to live on Earth."

Перевод

Н. А. Сосновская, 1991 (с некоторыми уточнениями)

О романе

	Это одна из тех сложных, порой непонятных и чрезвычайно изобретательных историй, <…> что кажутся наиболее характерными для лучшей научной фантастики. Это книга с идеей. И как значительная часть из <неё>, новая книга Саймака основана на некоторых реальных, искренних, практических идеях этического мышления. <…> главный посыл философии Саттона — «ничто живое не ходит в одиночку», что характеризует сущностное единство и равенство всех сознаний. <…> Развитие этой великой идеи будет держать читателя в напряжении, при условии, что он не ищет (а) диких и необузданных штучек вроде «полицейских и грабителей»; (б) Бака Роджерса; (в) с-кса; и (г) литературного стиля комиксов. <…> Прискорбное замечание следует высказать об окончании. Последняя страница, написанная Саймаком для версии Galaxy, была заменена другим его выводом, который буквально переворачивает всю цель и смысл книги — шокирующей деталью отступления, которая оставляет читателя в убеждении, что Саймак, в конце концов, полагает своего героя Эшера Саттона опасным глупцом и психом-идеалистом. Не очень мужественный способ предложить финал, противопоставленный мужественному роману.
	This is one of those complex, sometimes obscure and enormously inventive stories, <…> that seems most characteristic of the best modern science fiction. Like so much <of them>, Simak's new book is based on some real, honest, practical ethical thinking. It is an idea book. <…> the major premise of <Sutton's> philosophy is: "Nothing living walks alone," thus describing the essential oneness and equality of all sentience. <…> The development of this rich idea will keep the reader on the edge of his seat, provided he is not looking for (a) wild and woolly cops-and-robbers stuff; (b) Buck Rogers; (c) S-x; and (d) comic-book literary style. <…> An unfortunate cavil must be put in about the ending. The last page Simak wrote for the GALAXY version has been replaced with his original conclusion. The one he uses in the novel literally reverses the whole intent and meaning of his book — a shocking piece of backing down which leaves the reader convinced that Simak, after all, thinks his hero Asher Sutton is a dangerous fool and an idealistic crackpot. Not a very courageous way of ending an otherwise courageous novel.
	— Грофф Конклин, 1951

	Несколько <…> непоследовательно и чрезмерно многословно, а инволюции ослабили потенциально сильную мелодраму будущего.
	A few <…> inconsistencies and an excess of wordiness and involutions weaken a potentially strong future melodrama.
	— Энтони Бучер и Фрэнсис Маккомас, 1951

	Затягивающая, искусно рассказанная идейная история. <…> <Присутствует> очень человечный и располагающий к себе супермен.
	[An] absorbing, intricately plotted idea-tale. <…> a very human, very likable superman.
	— Питер Шуйлер Миллер, 1951

	«Город» <…> и «Снова и снова». <…> Любой читатель нф, который не имеет этих книг, должен немедленно пойти и купить их; <…> классика.
	City <…> and Time and Again. <…> Any reader who doesn’t have these books should immediately go out and buy them; <…> classic.
	— Лестер дель Рей, 1977

	Особенно сильная, хорошо рассказанное, научно-фантастическое произведение большого мастерства и сострадания, <…> совершенство, <…> которое потрясает.
	A notably strong, well-told, science-fiction story of great ingenuity and compassion <…> excellence <…> it is terrific.
	— Альгис Будрис, 1992