Лучшее Клиффорда Д. Саймака
«Лучшее Клиффорда Д. Саймака» (англ. The Best of Clifford D. Simak) — авторский сборник Клиффорда Саймака 1975 года из 9 фантастических рассказов и 1 повести[1]. До этого 5 раз публиковался компилятивный сборник с похожим названием — «Best Science Fiction Stories of Clifford D. Simak»[2].
Цитаты
править- см. «Смерть в доме», 1959
Человечество предрасположено к детскому восприятию мира. Лучше всего это удаётся детям — они полностью сживаются с придуманным миром, в котором живут понарошку. Но и многие взрослые заставляют себя поверить в то, что считают достойным веры, или во что хотят верить во имя душевного покоя. — перевод: О. Г. Битов, 2003 | |
The propensity to kid one's self was strong in the human race. Children were good at it; they became in all reality all the things they pretended that they were. And there were many adults who made themselves believe the things they thought they should believe or the things they merely wanted to believe for their peace of mind. | |
— «Последний джентльмен» (Final Gentleman), 1960 |
Безумие с Марса
править- Madness from Mars, 1939; перевод: К. М. Королёв, 1994 («Марсианин»)
Животное находилось внутри стеклянного аквариума с толстыми стенками и весьма смахивало на ком шерсти. | |
Animal looked like a round ball of fur. |
Воды на Марсе мало — по земным меркам, её там практически нет. Обезвоженный мир. Кислород имеется, но воздух настолько разрежён, что больше подходит под земное определение вакуума. Иными словами, марсианские животные должны были как-то приспособиться к почти полному отсутствию воды и кислорода. И то и другое для них — великие ценности, которые необходимо во что бы то ни стало сберечь. Отсюда сферическая форма тела, что обеспечивает минимальное соотношение «площадь — объём» и облегчает сохранение усвоенных воды и кислорода. Может статься, наш марсианин представляет собой изнутри одни громадные лёгкие. Мех защищает его от холода. На Марсе чертовски холодно. Ночами температура опускается так низко, что замерзает углекислый газ, в который, кстати, и упаковали на корабле этого зверюгу. | |
Mars has little water — by Earth standards, practically none at all. A dehydrated world. There's oxygen there, but the air is so thin we'd call it a vacuum on Earth. A Martian animal would have to get on very little water, very little oxygen. And, when he got it, he'd want to keep it. The spherical shape gives him a minimum surface-per-volume ratio. This makes it easier for him to conserve water and oxygen. He probably is mostly lungs. The fur protects him from the cold. Mars must be devilish cold at times. Cold enough at night to free carbon dioxide. That's what they had him packed in on the ship. |
Он протянул Вудсу наушники, а коробку поставил на аквариум и принялся двигать взад-вперёд, стремясь перехватить ультразвуковые сигналы, что исходили от крохотного марсианина. Вудс надел наушники и замер в ожидании. | |
He handed the head-set to Woods and carried the box to the glass cage. He set it on the cage and moved it slowly back and forth, trying to intercept the ultrasonics emanating from the little Martian animal. Woods slipped on the phones, sat waiting breathlessly. |
Земля осенняя
править- The Autumn Land (или «Земля осени»), 1971; перевод: К. М. Королёв, 1994 (с уточнениями)
Человек может выдумать так много вещей, пригрезить или вообразить себе столько, что никогда не сможет полностью доверять своему разуму. — вариант распространённой мысли | |
For a man can think so many things, daydream so many things, imagine so many things that he can never trust his mind. |
— Возможно, наше общество оказалось нам не по силам. Может, мы переоценили себя. <…> Похоже, мы перенапряглись. Пожалуй, наши мозги годились для доисторической эпохи. Всё шло нормально, пока мы не насоздавали того, чего не в состоянии оказались постичь. Наши мозги, кажется, отстали от жизни. Мы выпустили на волю экономические и политические силы, которые не можем понять, а значит, не можем подчинить их себе. | |
'It might be too big for us, this society of ours. It may be out of hand. <…> It seems to me maybe we've outrun our brains. The brains we have maybe were OK back in prehistoric days. We did all right with the brains we had until we built too big and complex. Maybe we built beyond our brains. Maybe our brains no longer are good enough to handle what we have. We have set loose economic forces we don't understand and political forces that we do not understand, and if we can't understand them, we can't control them.' |
На востоке вставала луна, полная луна, струившая столь яркий свет, что можно было рассмотреть каждую кочку, каждый куст, чуть ли не каждый листик на дереве, под которым стоял Рэнд. Он осознал вдруг, что луна была полной всегда, она поднималась в небо с заходом солнца и исчезала перед рассветом и выглядела всегда огромной желтой тыквой, этаким вечноспелым плодом, ещё одной характерной особенностью края вечной осени. | |
In the east the moon was rising, a full moon that lighted the landscape so that he could see every little clump of bushes, every grove of trees. And as he stood there, he realized with a sudden start that the moon was full again, that it was always full, it rose with the setting of the sun and set just before the sun came up, and it was always a great pumpkin of a moon, an eternal harvest moon shining on an eternal autumn world. |
Кто там, в толще скал?
править- The Thing in the Stone, 1970; перевод: О. Г. Битов, 1978
Он бродил по холмам, вызнавая, что видели эти холмы в каждую из геологических эр. Он слушал звёзды и записывал, что говорили звёзды. Он обнаружил существо, замурованное в толще скал. Он взбирался на дерево, на которое до того взбирались только дикие кошки, когда возвращались домой в пещеру, высеченную временем и непогодой в суровой крутизне утёса. Он жил в одиночестве на заброшенной ферме, взгромоздившейся на высокий и узкий гребень над слиянием двух рек. А его ближайший сосед — хватило же совести — отправился за тридцать миль в окружной городишко и донёс шерифу, что он, читающий тайны холмов и внимающий звёздам, ворует кур. — 1 (начало) | |
He walked the hills and knew what the hills had seen through geologic time. He listened to the stars and spelled out what the stars were saying. He had found the creature that lay imprisoned in the stone. He had climbed the tree that in other days had been climbed by homing wildcats to reach the den gouged by time and weather out of the cliff's sheer face. He lived alone on a worn-out farm perched on a high and narrow ridge that overlooked the confluence of two rivers. And his next-door neighbor, a most ill-favored man, drove to the county seat, thirty miles away, to tell the sheriff that this reader of the hills, this listener to the stars was a chicken thief. |
Дэниелс откинулся в кресле и замер, вглядываясь в холмистую даль. И холмы сдвинулись с мест и стали меняться у него на глазах. | |
He sat easy in his chair and stared across the hills. |
Вначале Дэниелс увидел пространство — безбрежное, бескрайнее, жестокое, холодное, такое отстранённое от всего, такое безразличное ко всему, что разум цепенел, и не столько от страха или одиночества, сколько от осознания, что по сравнению с вечностью космоса ты пигмей, пылинка, мизерность которой не поддаётся исчислению. Пылинка канет в безмерной дали, лишённая всяких ориентиров, — но нет, всё-таки не лишённая, потому что пространство сохранило след, отметину, отпечаток, суть которых не объяснишь и не выразишь, они не укладываются в рамки человеческих представлений; след, отметина, отпечаток указывают, правда почти безнадёжно смутно, путь, по которому в незапамятные времена проследовал кто-то ещё. И безрассудная решимость, глубочайшая преданность, какая-то неодолимая потребность влекут пылинку по этому слабому, расплывчатому следу, куда бы он ни вёл — пусть за пределы пространства, за пределы времени или того и другого вместе. Влекут без отдыха, без колебаний и без сомнений, пока след не приведёт к цели или пока не будет вытерт дочиста ветрами — если существуют ветры, не гаснущие в пустоте. — 5 | |
First there was space—endless, limitless space, so far from everything, so brutal, so frigid, so uncaring that it numbed the mind, not so much from fear or loneliness as from the realization that in this eternity of space the thing that was himself was dwarfed to an insignificance no yardstick could measure. So far from home, so lost, so directionless—and yet not entirely directionless, for there was a trace, a scent, a spoor, a knowing that could not be expressed or understood or even guessed at in the framework of humanity; a trace, a scent, a spoor that showed the way, no matter how dimly or how hopelessly, that something else had taken at some other time. And a mindless determination, an unflagging devotion, a primal urgency that drove him on that faint, dim trail, to follow where it might lead, even to the end of time or space, or the both of them together, never to fail or quit or falter until the trail had finally reached an end or had been wiped out by whatever winds might blow through empty space. |
Наверное, бывают вопросы, ответа на которые и знать не хочется. — 5 | |
Perhaps <…> it was a question to which he did not want an answer. |
О сборнике
правитьЛучшие рассказы Саймака не столь мозговиты, как «Убийственная панацея». Их темы не так легко сформулировать или абстрагировать, и рассказы задуманы скорее как расширенные «кусочки настроения», чем как интеллектуальные «исследования» конкретной идеи. Два лучших произведения — «Кто там, в толще скал?» и «Смерть в доме». Другие истории выступают в качестве косвенных комментариев для них («Воспителлы» отстаивают ценность детства, но не преуспевают в создании полноценной философии из этого наблюдения, а «Земля осенняя» впадает в противоположную крайность, надевая полноценную философию на свой рукав) <…>. | |
Simak's best stories are not as cerebral as "Shotgun Cure". Their themes are not so easily formularised or abstracted, and the stories are designed more as extended "mood pieces" than as intellectual "explorations" of a particular idea. The two best pieces are "The Thing in the Stone" and "A Death in the House". Other stories act as oblique glossaries for these two works ("The Sitters" defends the value of childhood but does net succeed in creating a full-grown philosophy from this observation, and "The Autumn Land" goes to the opposite extreme by wearing its full-grown philosophy on its sleeve) <…>. | |
— Ван Айкин, «Его истинное призвание» (рецензия) |
Примечания
править- ↑ «Лучшее Клиффорда Д. Саймака» в «Лаборатории Фантастики»
- ↑ «Best Science Fiction Stories of Clifford D. Simak» там же
- ↑ Van Ikin, "His True Calling", SF Commentary, #48/49/50, Oct/Nov/Dec 1976, pp. 88-90.