Кольцо вокруг Солнца

Кольцо вокруг Солнца (англ. Ring Around the Sun) — фантастический роман Клиффорда Саймака. Впервые опубликован в 1953 году.

Цитаты

	... жизнь — это бесценный дар, а не право, которое одному человеку надо оспаривать у другого. — глава 2; тривиальное отрицание социального дарвинизма, но часто цитируется
	… the life one held was a gift to be cherished rather than a right that one must wrest from other living things.

	В глаза бросился заголовок: «Мнение учёного — существуют и другие миры». Он прочёл начало: <…> — Возможно, нашему миру предшествует опережающий его на секунду мир, в то время как ещё один мир на секунду отстаёт от нашего… <…> Нечто вроде беспрерывной цепи миров, следующих один за другим. — глава 2
	There was a headline that read: More Worlds Than One, Says Savant. He read part of the story: <…> — There may be another earth just a second ahead of us and another world a second behind us and another world a second behind that one and another world a second behind... <…> A sort of continuous chain of words, one behind the other.

	Энн Картер сказала Виккерсу: — В один прекрасный день, Джей, я так разозлюсь, что разобью тебе голову. И тогда, может, узнаю, чем она набита. — глава 7; возможно, трюизм
	Ann Carter said to Vickers: "Some day, Jay, I'm going to get sore enough at you to take you apart. And when I do maybe I'll have a chance to find what makes you tick."

	Чтобы написать хорошую книгу, надо спокойно сидеть на месте, собравшись с мыслями, отгородиться от мира сплошной стеной, пропускающей этот мир небольшими, тщательно отобранными порциями, годными для анализа и изображения с безошибочной ясностью и точностью. — глава 15
	To do the writing that should be done, he must be able to sit down calmly and concentrate, shut out the world and then let the world come in to him, a little at a time, a highly selected world that could be analyzed and set up with a clarity and sharpness that could not be mistaken.

	— Если надо скрыться, нет лучшего места, чем Нью-Йорк. — глава 22; вариант трюизма
	New York is the swellest place there is for someone to hide out.

Он поднял глаза и увидел самое обычное лицо. Такие же лица были у тех женщин в автобусе, такое же лицо было у миссис Лесли, такие же лица были у тех людей, которые не решались сесть рядом с ним в автобусе. И у мистера Лесли, который заполнял свою жизнь выпивкой и женщинами, было такое же лицо. Это были лица людей, которые и минуты не могли пробыть наедине с собой, лица усталых людей, не сознающих своей усталости, лица испуганных людей, не подозревающих о собственных страхах. <…> Всех этих людей грызло неосознанное беспокойство, ставшее составной частью жизни и заставлявшее искать какие-то психологические защиты от бомб неопределённости. Веселье уже давно не помогало, цинизм тоже, скепсис действовал ненадолго. И люди погружались в иллюзии, придумывая себе другую жизнь, в другом времени и месте, долгие часы они просиживали в кинотеатрах и перед экранами телевизоров или погружались в домыслы в клубах фантазёров. Пока вы были кем-то, вы могли не быть самим собой. — глава 23

He looked up at her and saw that she wore the face of Everyone. It was the face of the two women who talked in the seat behind him on the bus; it was the face of Mrs. Leslie, saying to him, "Some of us are going to organize a Pretentionist Club ..." It was the face of those who did not dare sit down and talk with themselves, the people who could not be alone a minute, the people who were tired without knowing they were tired and afraid without knowing that they were afraid. <…> It was the grinding anxiety that had become commonplace, that sent people fleeing for psychological shelters against the bombs of uncertainty. Gaiety no longer was sufficient, cynicism had run out, and flippancy had never been more than a temporary shield. So now the people fled to the drug of pretense, identifying themselves with another life and another time and place — at the movie theater or on the television screen or in the Pretentionist movement. For so long as you were someone else you need not be yourself.

	«Всё как обычно, — подумал он. — Обычное человеческое утро. Люди спешат на работу, играют дети, воркуют на лужайках голуби». Однако под видимым спокойствием бушевал поток зверства. Настоящее затаилось за фасадом цивилизации. Оно готовилось вырваться на засады и вцепиться в глотку будущего. — глава 28; подразумевается неприятие и ксенофобия общества перед людьми-мутантами с новыми способностями
	Normal, he thought. A normal human morning, with people going to work and kids out playing and the pigeons strutting on the grass. But underneath it a current of savagery. Behind it all, behind the fa‡ade of civilization, the present was crouching in the cave, lying in ambush against the coming of the future.

	На пустыре играла группа мальчишек, и он посмотрел на них. Когда-то и он так же самозабвенно играл, наслаждаясь тёплыми лучами солнца и ощущая, как по телу пробегают волны счастья. Не существовало понятия времени — всякая цель ставилась на несколько минут, редко на час. Каждый день был вечностью и жизни не было конца. — глава 29
	In a vacant lot a group of boys were playing and he to watch them. Once he had played like that; without the time or destiny, with the thought of nothing but happy hours of sunshine and the gurgle of delight that bubbled up with living. Time had been non-existent and purpose was for a moment only, or at the most, an hour. Each day had run on forever and there had been no end to living.

	Играющие мальчишки не замечали его или просто не хотели замечать — ведь взрослые либо не существуют для детских игр, либо они не более, чем призрачные персонажи из какого-то нереального и неудовлетворительного мира. — глава 29
	The playing boys did not notice him, or rather, they ignored him, after the manner of the playing youngsters for whom the adult does not exist, or is no more than a shadowy personage out of some unreal and unsatisfactory world.

Первым делом следовало разрушить экономическую основу. И её решили разрушить с помощью вечмобилей, вечных лезвий и синтетических углеводов. Достигнуть уничтожения промышленности решили, пустив в производство и выбросив на рынок предметы, которые невозможно воспроизвести и с которыми нельзя конкурировать [sic!]. А стоило разрушить промышленность, как война становилась почти невозможной и цель оказывалась наполовину достигнутой. Правда, это было сопряжено с чудовищной безработицей. И людей кормили синтетическими углеводами и завлекали на другие Земли. — глава 36

First you shattered the economic system on which old Earth was built. You shattered it with Forever cars and everlasting razor blades and with synthetic carbohydrates that would feed the hungry. You destroyed industry by producing, once and for all, things that industry could not duplicate and things that made industry obsolete and when you shattered industry to a certain point, war was impossible and half the job was done. But that left people without jobs, so you fed them with carbohydrates while you tried to funnel them to the following earths that lay waiting for them.

	— Времени не существует, — продолжал Айзекайя. — Во всяком случае, в понятиях обычного человека. Время состоит из отрезков, и каждый отрезок — одна из фаз столь обширного мира, что человеческая мысль пасует перед ним, отказываясь постигнуть его целиком. — глава 38
	There was no time, Hezekiah had said. No such thing as time in the terms of normal human thought. Time was bracketed and each of its brackets contained a single phase of a universe so vastly beyond human comprehension that it brought a man up short against the impossibility of envisioning it.

Что скрывает мрак за пределами пещеры? Человеческое неведение своего собственного состояния, смысла своего существования, своих корней и конечных целей. Извечные, как мир, вопросы. Быть может, с помощью такого инструмента, как бессмертие, человеку удастся разрешить их, постичь неумолимые законы Вселенной, живой материи и энергии. Следующим шагом может быть духовный — нахождение и понимание божественного образца, что был законом для всей Вселенной. <…> тогда не стало бы необходимости в вере, и вера была бы заменена знанием и вечным спокойствием? И если когда человек поставит смерть вне закона, когда ворота смерти захлопнутся навсегда <…>, человеку понадобится разработать и соответствующую концепцию жизни, если он не хочет превратиться в вечного скитальца галактик, потерянного и плачущего. — глава 39

What was the darkness out beyond the cave's mouth? Man's ignorance of what he was or why he was or how he came to be and what his purpose and his end. The old, eternal question. Perhaps with the tool of immortality Man could track down these questions, could gain an understanding of the orderly progression and the terrible logic which fashioned and moved the universe of matter and of energy. The next step might be a spiritual one, the finding and understanding of a divine pattern that was law unto the entire universe. <…> there would then be no need of faith, but faith replaced with knowing and an everlasting sureness? And if Man outlawed death, he thought, if the doorway of death were closed against <…>, then surely Man must find such a concept or wander forever amid the galaxies a lost and crying thing.

И он ясно понимал, что неуёмная ненависть различалась даже здесь, в сердце страны, на этих мирных фермах, в маленьких мирных деревеньках, в придорожных ресторанчиках. «И это, — сказал он себе, — не что иное, как крах цивилизации, основанной на ненависти, чудовищном себялюбии и недоверии к каждому, кто говорит на другом языке, ест иную пищу и носит отличную от него одежду». Это была односторонняя механистическая цивилизация грохочущих машин, мир технологии, которая обеспечивала комфорт, но не могла дать человеку ощущения справедливости и безопасности. Это была цивилизация, которая обрабатывала металл, расщепляла атом, создала мощную химию и понастроила сложных и опасных машин. Она сосредоточила своё внимание на технике, совсем забыв о личности, и теперь ничего не стоило нажать кнопку и уничтожить далёкий город, не зная и не желая узнать жизни и обычаев, мыслей и надежд, устремлений народа, который ты уничтожил. — глава 43; вариант трюизмов

And it was then that he fully understood that even here, in the heartland of the nation, in the farms and little villages, in the roadside eating places there was a boiling hate. That, he told himself, was the measure of the culture that had been built upon the earth — a culture founded on a hatred and a terrible pride and a suspicion of everyone who did not talk the same language or eat the same food or dress the same as you did. It was a lop-sided mechanical culture of clanking machines, a technological world that could provide creature comfort, but not human justice nor security. It was a culture that had worked in metals, that had delved into the atom, that had mastered chemicals and had built a complicated and dangerous gadgetry. It had concentrated upon the technological and had ignored the sociological so that a man might punch a button and destroy a distant city without knowing, or even caring, about the lives and habits, the thoughts and hopes and beliefs of the people that he killed.

	— Джей, они стреляли в нас? Виккерс подтвердил. — Это специальные агенты. — Но они же человеческие существа, Джей. Как мы. — Не как мы, — сказал Виккерс. — И такое положение раздражает их. В наши дни этого достаточно. — глава 49; вариант трюизма
	"Jay, they were shooting at us!" Vickers nodded grimly. "They're gents who play for keeps." "But they're human beings, Jay. Just like us." "Not like us," said Vickers. "Only human. That's the trouble with them. Being human in this day isn't quite enough."

Перевод

А. М. Григорьев, 1967 (с некоторыми уточнениями)

О романе

	Это <…> настоящее научное фэнтези, а также подлинно прекрасная книга. Это одна из тех горько-сладких, грубо-нежных, чисто волшебных сказок о сверхспособностях, параллельных мирах, чрезвычайно развитых цивилизациях...
	Here <…> is a straight science fantasy — and a genuinely lovely book, too. It is one of those bitter-sweet, tough-gentle, purely magic fairy tales of supernormal powers, parallel worlds, enormously advanced civilizations...
	— Грофф Конклин, 1955

	Саймак не бросает гаджеты читателю для того, чтобы отвлечь его, чтобы он не заметил, что нет никакого сюжета; тут гаджеты и двигают сюжет. Гаджетов у Саймака бесчисленное множество, но их ровно столько, сколько нужно, чтобы рассказать эту историю, каждый находится там, где должен быть, чтобы обозначить, для чего он нужен. Возникает плотная, тёплая, человеческая, правдивая история.
	For Simak does not throw gadgets at the reader in order to distract him, to keep him from noticing that there isn’t any story; his gadgets make the story. The number of Simak’s gadgets is countless, but it is exactly the number he needs to tell his story, each one placed where it must be to make the point he wants made. What emerges is a tight, warm, human, credible story.
	— Фредерик Пол, 1959