Радио

Ра́дио (лат. radio — излучаю, испускаю, radius — луч) — разновидность беспроводной передачи информации, при которой в качестве носителя информации используются радиоволны, свободно распространяемые в пространстве. Также употребляется в значении «радиовещание», «радиостанция», «радиоприёмник», «радиограмма» и т. п.

Радио

Статья в Википедии

Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

	Этот новый вид связи может принести кое-какую пользу.
	This new form of communication could have some utility.
	— Гильермо Маркони, 1899

	Газета без бумаги и «без расстояний», которую Вы создаете, будет великим делом. Всяческое и всемерное содействие обещаю Вам оказывать этой и подобным работам.
	— Ленин, из письма М. А. Бонч-Бруевичу от 5 февраля 1920 г.

…в нашей технике вполне осуществима возможность передачи на возможно далекое расстояние по беспроволочному радиосообщению живой человеческой речи… Я думаю, что осуществление этого плана представляет для нас безусловную необходимость как с точки зрения пропаганды и агитации, особенно для тех масс населения, которые неграмотны, так и для передачи лекций. …Я думаю, что ни в коем случае не следует жалеть средств на доведение до конца дела организации радиотелефонной связи и на производство вполне пригодных к работе громкоговорящих аппаратов.

— Ленин, из письма Сталину для передачи членам Политбюро РКП(б) от 19 мая 1922 г.

Радио уничтожило расстояние и соединило невидимой, но крепкой связью все корабли и все города земли. Потом оно охватило поезда, автомобили и аэропланы… Потом оно вошло в дома. Оно вошло учителем, другом, справочником, газетой и музыкальным инструментом. Сейчас оно вносит в дома кинематограф, скоро сумеет вырваться за пределы земного шара, и создаст тысячи вещей, которых мы даже не можем предугадать.

— С. А. Колбасьев

	…Радио, одно из величайших открытий науки, одна из тайн, вырванная ею у притворно безгласной природы.
	— Максим Горький

	Радио скует непрерывные звенья мировой души и сольет человечество.
	— Велимир Хлебников, «Радио будущего», 1921

Кто и когда изобрёл радио? Одни на этот вопрос отвечают: изобрёл его Александр Степанович Попов, и было это сорок лет назад. Другие говорят: радио изобрёл итальянец Гульельмо Маркони. И в самом деле: сорок лет назад и Попов, и Маркони одновременно построили первые в мире радиостанции и начали посылать первые в мире радиотелеграммы. Но история радио началась значительно раньше, чем была послана первая радиотелеграмма. Учёные, которые своими открытиями и опытами начали историю радио, не посылали и не принимали никаких радиотелеграмм. Они и не стремились к тому, чтобы передавать на расстояние какие-либо сигналы или музыку, или звуки человеческой речи. Как удивились бы эти первые изобретатели радиотелеграфа, если бы им сказал кто-нибудь, что они изобретают радиотелеграф! Передача звуков, сигналов, изображений их нисколько не занимала. Их интересовало другое. Видели ли вы когда-нибудь электрические искры, которые вылетают из наэлектризованных предметов? Блестящие электрические искорки, вспыхивающие на одно мгновение и сейчас же угасающие снова? Вот с этих-то искорок и началась история радио. Много десятилетий физики наблюдали электрическую искру, делали с ней опыты, изучали ее свойства. Наконец они захотели узнать: какой срок проходит от рождения искры до ее смерти? Сколько времени живет электрическая искра? Вопрос был трудный.

— Матвей Бронштейн, «Изобретатели радиотелеграфа», 1936

	Чудесная это штука — радио. Нажмешь кнопку, повернешь рукоятку — и на-ка, все к твоим услугам: музыка, погода на завтра, последние новости. Другие, знаете, болеют насчет футбола — так тоже, извольте: «Удар! Еще удар!.. И вратарь вынимает мяч из сетки…» Словом, не мне вам рассказывать: радио — великая вещь!
	— А. С. Некрасов.Приключения капитана Врунгеля

	Радио — чудесная штука: одно движение пальца, и ничего не слышно.
	Radio to cudowny wynalazek! Jeden ruch ręki - i nic nie słychać.
	— Юлиан Тувим

	Есть обычай на Руси ночью слушать Би-Би-Си.
	— советская поговорка

	Люди выдумали радио, чтобы его слушать.
	— Штирлиц

	Всем богом дана одна жизнь на земле, а коротковолновикам — еще одна — в эфире.
	— Я. С. Лаповок

Через много лет после окончания войны я спросил у одного из лучших наших асов, сбившего едва ли не рекордное количество вражеских самолётов, Григория Андреевича Речкалова, что он больше всего ценит в самолёте «Аэрокобра», на котором одержал столько побед: скорость, мощь пушечного залпа, обзор из кабины, надёжность мотора? Речкалов сказал, что, конечно, все перечисленное мной — вещи очень важные. Но главное все-таки… радио. — То есть как так радио? — удивился я. — Вот так. На этой машине была отличная, редкая по тем временам радиосвязь. Мы в группе разговаривали между собой в воздухе, как по телефону. Кто что увидел — сразу все знают. Поэтому никаких неожиданностей не бывало, — разъяснил Григорий Андреевич.

— Марк Галлай. «Испытано в небе»

...3 марта 1900 г лейтенант В. А. Канин с острова Гогланд передал, а лейтенант А. А. Реммерт на острове Аспе (30 миль от Гогланда) принял первую депешу по беспроволочному телеграфу, пользуясь ими самими установленными мачтами для антенн и самодельными аппаратами преподавателя Минного класса А. С. Попова. Это было первое в мире не экспериментальное, а действительное деловое применение беспроволочного телеграфа. ...Об этом мало кто знает, а я в это время был на о. Гогланд. Мне незачем здесь говорить о том, до каких чудес развилось радио, когда с Северного полюса Кренкель может переговариваться с любой станцией мира, будь она в Аукленде или в Сиднее; и я думаю, что надо иметь немного терпения, и академик А. А. Чернышев покажет нам своим телевизором не только Лондон и Париж, но Гонолулу и Сидней. Первоисточник же этих чудес — уравнения Максвелла в кватернионных операторах Гамильтона, про которого злые языки говорили, что он придумал их, пробираясь в веселом после пирушки виде через один из дублинских мостов, ибо, как некоторые его биографы повествуют, он не прочь был, подобно нашему В. А. Стеклову, при случае и выпить, но во хмелю был буен, тогда как В. А. Стеклов всегда был неизменно корректен.

— А. Н. Крылов

	Дразниться лучше из окна, С восьмого этажа. Из танка тоже хорошо, Когда крепка броня. Но если хочешь довести Людей до горьких слез, Их безопаснее всего По радио дразнить.
	— Г. Остер, «Вредные советы»

	На эфирном океане, там,     где тучи борода, громко плавает в тумане радио-белиберда.
	— В. Маяковский. Без руля и без ветрил

	В фантастических романах главное это было радио. При нем ожидалось счастье человечества. Вот радио есть, а счастья нет.
	— Илья Ильф

	Посуда — самоубирающаяся. Поел — и вон! Подносит к уху радиофон. Буркнул, детишек лаская: Дайте Чухломскую! Коммуна Чухломская?.. Прошу — Иванова Десятого! — — Которого? Бритого? — — Нет. Усатого!
	— В. Маяковский. Летающий пролетарий

	Полицейские — за лисой лиса — на аэросипедах… Прожѐктора полоса… Напрасно! — Качаясь мерно, громкоговорители раздували голоса лучших ораторов Коминтерна. Ничего! Ни связать, ни забрать его — радио.
	— В. Маяковский. Летающий пролетарий

Хозяин ушёл и сейчас же вернулся с небольшим, в виде коробки от сигар, ящичком. На крышке его был выжжен по дереву всё тот же скелет. — Желаете испробовать? Действует не хуже, чем на катодных лампах. — Он живо приладил провод и слуховые трубки, включил радиоприёмник в штепсель, пристроенный под столом. — Стоит три марки семьдесят пять пфеннигов, без слуховых трубок, разумеется. — Он протянул наушники Хлынову. — Можно слушать Берлин, Гамбург, Париж, если это доставит вам удовольствие. Я вас соединю с Кёльнским собором, сейчас там обедня, вы услышите орган, это колоссально…

— А. Н. Толстой. Гиперболоид инженера Гарина

…Куда только не проникает, за что только не берется, какие только тайны не раскрывает в мире человек! Вот вывел на крышу через окно проволоку от небольшого ящичка. Другую от этого же ящичка припаял к водопроводной трубе. И заструились по этому пути какие-то шустрые, убегающие токи; в ящичке они вдруг усилились, преодолевая хитроумные сети тонких проводов… и попались: в поисках выхода стали биться в чуткие мембраны наушников. Тут выдали они себя, превратившись в звуки, и человек стал подслушивать их трепетное движение. Так открылся человеку новый мир, которого никогда не мог бы он ни ощутить, ни услышать, если бы не догадался о его существовании и не приспособил себе новые хитроумные уши из металла и черной блестящей пластмассы. И вот оказалось: нас обступает беспредельный океан, пронизывающий все на свете, живое и мертвое. Весь он движется и содрогается непонятными спазмами — то ровного своего дыхания, то каких-то катастрофических бурь, циклонов и взрывов. Сквозь леса, горы, бетонные стены домов, сквозь человека, проносятся они, разрезают и секут на части силовыми линиями своих волн. Ничего этого не видит, не чувствует человек, но… кто знает, что было бы с ним, да и со всем, что существует вокруг него, если бы вдруг не стало этого океана, этих электрических бурь, в которых зародились и прошли всю свою историю люди, растения, камни… Нет, нет покоя в мире! И нет предела пытливости человека: вечно ищет, вечно будет он искать, открывать новые миры, разгадывать новые, обступившие его бесчисленные тайны.

— Ю. Долгушин. ГЧ

Легкий поворот ручки. И вот мягким, заглушенным щелчком, будто нажали выпуклое дно картонной коробки, внезапно распахивается окно в эфир и оживают мембраны телефонных трубок, прижатых к ушам; веселый птичий щебет разноголосыми трелями и свистами поражает слух. Это стрекочут и поют точки и тире, посылаемые в пространство бесчисленными коротковолновыми радиостанциями. Дальше вращается ручка настройки. За эбонитовой стенкой приемника в это время медленно скользят одна около другой, даже не соприкасаясь, тонкие металлические пластинки — и все. Больше ничто не меняется там. Но даже этого неуловимого на глаз движения пластинок достаточно, чтобы уже изменилась какая-то электрическая «настроенность» приемника и хлынули в него на смену первым другие волны, другие станции, другие голоса. Несутся обрывки парижских фокстротов, врываются картавые баритоны немецких дикторов, торжественно бьют часы Вестминстерского аббатства… Сухими тресками и диким шипением иногда налетают шквалы атмосферных разрядов и электрических бурь. А за всем этим спокойно и величественно дышит, как океанский прибой, эфир.

— Ю. Долгушин. ГЧ

Антенна парит над спящим городом, едва заметные капли ночной влаги оседают на ней. У антенных вводов нарастает прибой радиоволн, примчавшихся сюда со всех концов планеты. Медленно вращается верньер настройки. Комната выплывает в океан. Огромная и сложная жизнь напоминает о себе дробью морзянки, глухими голосами, треском трамвайных разрядов, дальних гроз, невнятным шорохом космических волн. Солнце взрывается гигантскими протуберанцами, швыряет к Земле биллионы биллионов заряженных частиц, злых и беспощадных, в коротких схватках они мнут, заглушают, искажают земные радиоволны. И только рука радиста может помочь земной волне в этой неравной драке — железная рука и прекрасный слух, и терпение охотника, и талант, который, правда, нужен всюду. Кто и откуда ответит Федору Ивановичу сегодня? Кто так же, как он, сейчас сидит с наушниками на висках и продирается сквозь невидимые дебри эфира? Его знают в Конакри и Мирном, в Ханое и на острове Врангеля, в бухте Угольной и Дарвине в далекой Австралии, его знают судовые радисты-коротковолновики: когда-то он плавал вместе с ними, и они обязательно зовут его каждую ночь. Зовут с экватора, с Ледовитого океана и от берегов Антарктиды. Сам старина Кренкель из Москвы нет-нет да и войдет с ним в связь, поболтает о погоде, закончит неизменным «73», что на языке радистов мира означает: «Примите наилучшие пожелания!» Бессонные бродяги эфира, они никогда не встречались в жизни, но они узнают друг друга по руке, которая давит на головку ключа, они давно зовут друг друга по именам.

— Виктор Конецкий. Повесть о радисте Камушкине

	Разве радио пустили в ход не для того, чтобы сорвать монополию кабельного телеграфа? А потом какой-то тип стал запускать танцевальные пластинки через самодельный передатчик. И посмотрите, что вышло из радио — вся страна превратилась в большой мюзик-холл. Вы, инженеры и изобретатели, никогда ничего не знаете наперед. Преподнесите людям любое новшество, и они рано или поздно ухитрятся приспособить его для развлечения.
	Didn't wireless start out to be just a way to beat the cable monopoly? Then some guy started playing dance records on a ham sender, and look at radio now — it's made the country into one big vaudeville house. You engineers and inventors never learn. You can give the public any damn gadget you want, but sooner or later the public is going to find a way to use it to have some fun.
	— М. Уилсон. Брат мой, враг мой

	Радиоприемник появился у меня незадолго до того, как я услышал Элвиса; он заменил мне игры… Трудно сказать, занимался бы я тем, чем занимаюсь сейчас, если бы не транзисторное радио. Я обожал его, это была моя любимая вещь… Думаю, именно ему рок-н-ролл обязан своим величием
	I only had the radio for a short time before I heard Elvis; it was a game changer for me... It's hard to say whether or not I would have done what I do now if it hadn't been for the transistor radio…I really loved it, it was my favorite gadget… I think it was why rock 'n roll got so big.
	— Роджер Макгуинн, рок-музыкант

	Наполеон называл прессу «седьмой великой державой»… В XX веке ту же роль, что в XIX столетии играла пресса, будет играть радио. С соответствующими поправками фраза Наполеона сохраняет актуальность и для нашей эпохи: радио становится восьмой великой державой. Его изобретение и распространение имеют поистине революционное значение для современной общественной жизни. Будущие поколения, возможно, придут к выводу, что радио оказало столь же мощное интеллектуальное и духовное воздействие на массы, как изобретение печатного станка накануне Реформации. […] Мы не смогли бы ни прийти к власти, ни воспользоваться ею так, как мы это делаем, если бы не были изобретены радио и самолёт.
	Auf Napoleon wird das Wort von der „Presse als der siebenten Großmacht“ zurückgeführt... Was die Presse für das 19., das wird der Rundfunk für das 20. Jahrhundert sein; man könnte auf ihn, angewandt für unsere Zeit, das Wort Napoleons dahin variieren, daß der Rundfunk die achte Großmacht darstellt. Seine Erfindung und Ausgestaltung für das praktische Gemeinschaftsleben der Menschen ist von einer wahrhaft revolutionären Bedeutung. Vielleicht werden spätere Geschlechter einmal feststellen müssen, daß der Rundfunk für unsere Zeit genau so eine neue Entwicklung der geistigen und seelischen Beeinflussung der Massen eingeleitet hat, wie vor Anbruch der Reformation die Erfindung der Buchdruckkunst. […] Sowohl die Eroberung als auch die Ausnutzung der Macht wäre ohne Rundfunk und Flugzeug in dieser Form gar nicht denkbar gewesen.
	— Йозеф Геббельс, речь на открытии 10-й германской радиовыставки 18 августа 1933 года

	Мой дедушка не хотел, чтобы… американцев призывали идти на жертвы или поддерживать его политику до того, пока они не услышат объяснений важности этих шагов непосредственно от него. И поэтому он открыто разговаривал с ними по радио.
	— Анна Элеонора Рузвельт

	Слушайте радио — остальное видимость.
	— Сергей Бунтман

	Не на своём месте — любознательный сапёр, разговорчивый ветеринар и красивая радиоведущая.
	— Ашот Наданян

	Лицо у неё было очень подходящее для выступлений по радио.
	— Эмиль Кроткий

На земле нет радиостанции, которая бы передавала надежды и страхи бессонной ночи, голову, взметнувшуюся над подушкой, босые ноги, опускающиеся на холодный пол, жаркий ночной шепот, скрип двери, щелчок выключаемого ночника, вопросы, обращенные во мрак за окном: Когда ты вернешься? Где ты? Почему ты не ешь? Что с тобой? У радио своя программа: духовая музыка, потом «Героическая» и снова духовой оркестр.

— Людвик Ашкенази

	И вновь дела кончаются дневные И вновь зажглись на створах огоньки. Звучат Москвы далекой позывные На переправе у реки. И смотришь ты, как будто бы впервые, На это небо, на степной большак И гаснет,гаснет день под позывные Радиостанции «Маяк».
	— Михаил Матусовский

Я вспоминаю, как впервые услышал о радио. Это были иронические газетные заметки о настоящем радиоурагане, грозящем опустошить Америку. Тем не менее создавалось впечатление, что речь идет не только о модном, но действительно современном деле. Это впечатление затем рассеялось очень скоро, когда мы услышали радио и у себя. Сперва, разумеется, удивлялись, как доходят эти звуковые передачи, но потом это удивление сменилось другим удивлением: что за передачи приходят из воздушных сфер. То был колоссальный триумф техники: венский вальс и кулинарные рецепты отныне наконец доступны всему миру. Приходят, так сказать, из небытия. Эпохальное дело, но для чего оно? <…> Я очень хотел бы, чтобы буржуазия в дополнение к своему изобретению радио изобрела что-то еще: устройство, которое позволило бы фиксировать передаваемое по радио на все времена. Последующие поколения с удивлением увидели бы, как каста людей, получившая возможность сказать всему земному шару то, что она имеет сказать, одновременно дала возможность всему миру увидеть, что ей нечего сказать.

— Бертольт Брехт, «Теория радио. 1927–1932»

	Мужчины маленького роста любят большие радиоприёмники.
	— Патачкувна К.

	Радио это улей, в котором слышится жужжание всего мира.
	— Мысли людей великих, средних и пёсика Фафика

	Если тебе нечего сказать, молчи. Просто запусти пластинку.
	— Пьер Бриве, директор Радио Монте-Карло

	Мой маленький ящик, оставайся со мною во время бегства, И пусть твои лампы не перегорят При переноске из дома на судно, с судна на поезд, Дабы враги продолжали всё время со мной говорить — У изголовья постели, терзая сердце, Когда отхожу ко сну и когда просыпаюсь, — О своих победах и о моих заботах, Обещай мне, что я не останусь внезапно в безмолвии.
	Du kleiner Kasten, den ich flüchtend trug Dass seine Lampen mir auch nicht zerbrächen Besorgt vom Haus zum Schiff, vom Schiff zum Zug Dass meine Feinde weiter zu mir sprächen An meinem Lager und zu meiner Pein Der letzten nachts, der ersten in der Früh Von ihren Siegen und von meiner Müh: Versprich mir, nicht auf einmal stumm zu sein.
	— Бертольт Брехт, «Моему маленькому радиоприёмнику»

У кровати старый радиоприемник. Брехт привык к нему так же, как к своему старому дребезжащему «форду». Каждое утро он начинает тем, что включает приемник, и ночью выключает его уже после того, как заберется в постель и погасит свет. Сквозь шорохи, скрежеты, пронзительные писки, разноязычное лопотание и пряди музыки он выцеживает голоса друзей и врагов. Немецкие дикторы усвоили особые интонации: вибрирование радостной гордости, придыхание мечтательного вдохновения и грудные унтертоны задушевной доверчивости. Они говорят об окончательной, полной ликвидации безработицы, о строительстве лучших в мире автострад, о возрождении лучшей в мире немецкой армии, о радости матерей и отцов, которые любуются лихой выправкой сыновей, их прекрасными мундирами… Лондон передает траурную музыку. Умер король Георг V. В Париже премьер правительства Народного фронта, социалист Леон Блюм, обещает решительно подавить деятельность фашистских заговорщиков. Москва рассказывает о новой Конституции. Снова рекордные прыжки парашютистов — Брехт вспоминает улыбку Нины Камневой. Врывается стонущая музыка реквиема. Умер Максим Горький. Несколько траурных дней. Все происходит торжественней и величавей, чем при погребении любого монарха. Так чествовать писателя может лишь государство рабочих и крестьян… Рим празднует окончательную победу над Абиссинией, учреждается итальянская империя. Душной летней ночью на разных языках звучит короткое известие: в Испании восстали воинские части. Реакционные генералы хотят свергнуть республиканское правительство. В мятеже участвуют «голубые рубашки» — фашистские отряды, называющие себя «Фаланга», и тайные союзы монархистов. Немецкие и итальянские самолеты перебрасывают подкрепления мятежникам из Марокко. С этого дня каждое утро и каждый вечер Брехт ищет голоса, говорящие об Испании…

— Лев Копелев, «Брехт»

На большинство людей радио воздействует интимно, с глазу на глаз, предлагая мир бессловесной коммуникации между пишущим-говорящим и слушателем. Это непосредственный аспект радио. Приватный опыт. Подпороговые же глубины радио заряжены резонирующими отзвуками племенных горнов и древних барабанов. Это заложено в самой природе данного средства, обладающего способностью превращать душу и общество в единую эхокамеру.

— Маршалл Маклюэн, «Понимание медиа. Внешние расширения человека», гл. 30

	Радио — это нечто намного большее, чем телевидение без видения. Непонятно, но факт.
	— магистр Кавуся

Когда глухой ночью в огромном доме тускло светилось одно лишь окно, можно было безошибочно сказать, что там, примостившись в уголке у своих самодельных аппаратов, пристроив лампу так, чтобы свет не мешал спящим домочадцам, священнодействовал радиолюбитель. А ведь действительно было чем увлечься, стоило поступиться сном ради такого увлекательного занятия. Представьте себе. В фанерном сооружении, начиненном лампами и проводочками, по твоей воле рождается радиоволна. Вот она бежит по проводу на крышу, там срывается и с непостижимой скоростью, пронизывая облака, мчится в стратосферу до отражающего слоя. Там, на высоте сотен километров, волна, всего лишь какую-то дробную часть секунды назад созданная твоей рукой, меняет направление, под определенным углом возвращается на землю, опять отражается и снова уходит ввысь, гигантскими скачками опоясывая земной шар. Кто же услышит ее и ответит? Вероятнее всего, такой же страждущий энтузиаст из соседнего квартала. Но с такой же вероятностью может ответить и антипод. Правда, установить связь с антиподом удавалось редко. Но все же удавалось. Разве ради этого не стоит просидеть за полночь у радиоприемника? Ведь ждет же человек всю жизнь счастья. А оно может быть, но может и пройти мимо. Весь смысл жизни, Пожалуй, в активных попытках достижения, а подчас и в терпеливом ожидании.

— Эрнст Кренкель, «Рождение короткой волны»

Я решил окончательно отказаться от приемника-передатчика, даже если мне будут его предлагать. Рассуждал я следующим образом: теперь я остался один, так как Джек уже ко мне не присоединится, а искать ему заместителя я не собираюсь. Значит, будет крайне трудно, а то и вовсе невозможно одновременно вести передачу и крутить генератор. Кроме того, я просто не сумею что-либо исправить при любой поломке: достаточно будет отойти какому-нибудь контакту, и весь мир сочтет меня погибшим! Представляете, какое это впечатление произведет на мою семью! Следовательно, – никакого передатчика! Другое дело – приемник. Он мне весьма пригодится. Взять хотя бы определение долготы. Она исчисляется по разнице между солнечным временем данного места и соответствующим временем на условном нулевом меридиане. Таким условным нулевым меридианом сейчас принято считать гринвичский. При отсчете от гринвичского меридиана каждый градус долготы дает разницу в четыре минуты. При отсчете к востоку следует на каждый градус прибавлять по четыре минуты; при отсчете к западу – отнимать. На каждые пятнадцать градусов разница во времени достигает одного часа. И вот здесь радиоприемник мне поможет. С ним я уже не буду целиком зависеть от моего хронометра. Каждый день я смогу проверять свои часы по радио. Однако мне нужен хороший, надежный приемник. А денег у меня почти нет. — Ален Бомбар совершил в 1952 году одиночное плавание через Атлантический океан на надувной лодке «Еретик», чтобы проверить свои методы выживания в открытом море.

— Ален Бомбар, «За бортом по своей воле»

	Если не можешь найти друга, у тебя остаётся радио.
	When you can't find a friend you've still got the radio
	— Нэнси Гриффит, «Слушай радио»

Беспроволочный телеграф получил в 1910 году эффектную рекламу, когда помог арестовать в море доктора Хоули X. Криппена, американского врача, практиковавшего в Лондоне, который убил свою жену, закопал её в подвале собственного дома и бежал из страны вместе со своей секретаршей на пароходе «Монтроуз». Секретарша была переодета мальчиком, и эта парочка выдавала себя за «мистера Робинсона с сыном». У капитана «Монтроуза» Джорджа Кендалла, читавшего о деле Криппена в английских газетах, закрались подозрения насчёт Робинсонов. «Монтроуз» был в то время одним их немногих кораблей, оснащённых беспроволочным аппаратом Маркони. Обязав радиста соблюдать тайну, капитан Кендалл отправил сообщение в Скотланд-Ярд, и оттуда выслали на быстроходном лайнере инспектора Дьюса, чтобы он догнал «Монтроуз» в Атлантическом океане. Инспектор Дьюс, переодетый лоцманом, попал на борт «Монтроуза» раньше, чем тот достиг порта, и арестовал Криппена. Спустя восемнадцать месяцев после ареста Криппена в британском парламенте был принят акт, обязывающий оснастить все пассажирские суда беспроволочными радиопередатчиками.

— Маршалл Маклюэн, «Понимание медиа», 1964

	Радио на заре своего существования оставалось в стороне от каких-либо коммерческих дел и на протяжении нескольких лет поддерживалось фактически горсткой радиолюбителей, пока не было втянуто в орбиту крупных коммерческих интересов.
	— Маршалл Маклюэн, «Понимание медиа», 1964

На большинство людей радио воздействует интимно, с глазу на глаз, предлагая мир бессловесной коммуникации между пишущим-говорящим и слушателем. Это непосредственный аспект радио. Приватный опыт. Подпороговые же глубины радио заряжены резонирующими отзвуками племенных горнов и древних барабанов. Это заложено в самой природе данного средства, обладающего способностью превращать душу и общество в единую эхокамеру. Резонирующее измерение радио сценаристы радиопрограмм, за редкими исключениями, не замечают. Знаменитая радиопостановка Орсона Уэллса о вторжении с Марса была простой демонстрацией всепоглощающего и всевовлекающего масштаба создаваемого радио слухового образа. Гитлер внёс в радио трактовку реального в духе Орсона Уэллса.

— Маршалл Маклюэн, «Понимание медиа», 1964

История радио поучительна как индикатор той односторонности и слепоты, которую индуцирует в любом обществе уже существующая в нём технология. Слово «беспроволочное», до сих пор используемое в Британии в отношении радио, отражает ту же негативную установку в отношении новой формы, которая проявилась в выражении «безлошадный экипаж». Раннюю беспроволочную передачу рассматривали как форму телеграфа; не замечали даже её связь с телефоном. В 1916 году Давид Сарнофф направил директору Американской Компании Маркони, в которой он работал, памятную записку, в которой отстаивал идею о размещении музыкального ящика в каждом доме. Она была проигнорирована. Это был год Ирландской Пасхи и первого сеанса радиовещания. Беспроволочное радио уже использовали на кораблях в качестве «телеграфной» линии, связывающей корабль с берегом. Ирландские повстанцы воспользовались корабельным беспроволочным радио, но не для передачи сообщения из пункта в пункт, а для рассеянного вещания, в надежде, что их слово достигнет какого-нибудь судна, которое передаст их историю в американскую прессу. Так и случилось. Даже когда радиовещание уже несколько лет как существовало, к нему не проявлялось ни малейшего коммерческого интереса. Именно петиции операторов-любителей, или коротковолновиков, а также их фанатичных поклонников увенчались, в конце концов, некоторыми усилиями по установке радиоприёмников.

— Маршалл Маклюэн, «Понимание медиа», 1964