Клякса
Кля́кса (от нем. Klecks, лат. Lapsus pennae) — капля или пятно чернил на бумаге, обычно нежелательные, реже — намеренные. Кляксы сопутствовали письму по крайней мере в течение четырёх тысяч лет, и умение писать в прошлом включало «старание писать чисто», важность которого была утрачена в связи с массовым распространением вначале шариковых ручек, а затем и компьютеров.
Клякса в аллегорической форме напоминает о случайности, противопоставляется красоте и структурированности текста (ср. англ. The fairer the paper, the fouler the blot, «Чем прекраснее бумага, тем противнее клякса» — афоризм, приписываемый Томасу Фуллеру).
Август фон Коцебу клеймил учёных «бумагомарателями», которые «берут деньги за каждое чернильное пятно».
А. П. Чехов назвал «скучной чернильной кляксой» не понравившийся ему роман Б. М. Маркевича «Бездна».
Тем не менее клякса иногда может стать поводом для творческой находки. Известным случаем является эффектная смена тональности, сделанная Россини в третьем акте оперы «Моисей в Египте»: «Когда я писал хор… Получилась клякса, а когда я подсушил её … она сама собой приобрела такую форму, что я тут же решил сменить звучание соль минор на соль мажор. Вот этой-то кляксе, собственно, и обязан весь эффект».
Клякса в научно-популярной литературе и публицистикеПравить
На светской девушке никогда не увидишь чернильного пятна: очень понятно почему. Она, во-первых, ничего не пишет или пишет только в больших оказиях. Потом ― у ней вся чернильница с напёрсток и в ней капля чернил, которую она всю и употребит на свое писанье, да и ту еще разведет водой: чем же тут закапаться? У пепиньерки, напротив, чернил вволю: казенные ― капай сколько хочешь; вообще всё нужное для письменной части содержится в отменном порядке и обилии, так что припасов достало бы на целую канцелярию. У светской девицы ― всё это в запустении. | |
— Иван Гончаров, «Пепиньерка», 1842 |
Масковая тиляпия (Sarotherodon melanothernon) — серебристо-жёлтая цихлида с большими чёрными кляксами на голове и редкими пятнами на теле. До 600 икринок самец инкубирует во рту в течение 14-18 дней и всё это время почти не питается. <...> В аквариумах содержат ещё шесть видов этого рода из Западной Африки (размером 15-35 см.)[1] | |
— Александр Кочетов, «Экзотические рыбы», 1988 |
Клякса в мемуарах, беллетристике и художественной прозеПравить
— А таким… Как меня пять лет тому назад фон Кляузен погубил… Хе-хе-хе. Очень просто… Возьму около твоей фамилии и поставлю закорючку. Росчерк сделаю. Хе-хе-хе. Твою подпись неуважительной сделаю. Хочешь? | |
— Антон Чехов, «Пережитое : Психологический этюд», 1882 |
«Великий вождь Дакома» не хочет учиться: во-первых, теперь — лето, а во-вторых, у него заноза в пальце и поэтому неловко писать. Но по осмотру оказывается, что заноза на левой руке, и приходится сесть за скучное занятие. Шуточное ли дело две страницы исписать и всё одно и то же: «Я должен быть внимательным и не делать клякс»… Тоска да и только! <...> | |
— Пётр Оленин, «Будущие люди : Из невозвратного. Рассказ», 1904 |
Однако излишняя благосклонность повара Луки заставляет его обратиться в бегство. Вот он в сумасшедшем доме. А вот постригся в монахи. Но каждый день неуклонно посылает он Вере страстные письма. И там, где падают на бумагу его слёзы, там чернила расплываются кляксами. Наконец он умирает, но перед смертью завещает передать Вере две телеграфные пуговицы и флакон от духов ― наполненный его слезами…[4] | |
— Александр Куприн, «Гранатовый браслет», 1910 |
Достала тетрадку, так как на полях карты было места мало, и села писать. Писала и приговаривала: | |
— Надежда Тэффи, «Экзамен», 1911 |
Мы, как и предполагали раньше, собирались теперь еженедельно по вечерам друг у друга. Сегодня была очередь Ольги принимать у себя. Но милая девушка не хотела звать к себе гостей без меня. А я не в силах была оставить маленького принца. | |
— Лидия Чарская, «Мой принц», 1915 |
Конверт взорван — скорее подпись — и рана — это не 1, это… О. И еще рана: на листочке снизу, в правом углу — расплывшаяся клякса, — сюда капнуло… Я не выношу клякс — все равно: от чернил они или от… все равно от чего. И знаю — раньше — мне было бы просто неприятно, неприятно глазам — от этого неприятного пятна. Но почему же теперь это серенькое пятнышко — как туча, и от него — все свинцовее и все темнее? Или это опять — «душа»?[7] | |
— Евгений Замятин, «Мы», 1921 |
― Ну, а за чистописание почему? Дай-ка твою тетрадку... Бог ты мой, как наляпано! Почему у тебя на каждой строке клякса, а здесь между страниц таракан раздавлен? Фу, гадость какая! | |
— Аркадий Гайдар, «Школа», 1929 |
— Борис Виан, «Осень в Пекине» (глава 3), 1946 |
Выписывая адрес, Ленька поставил маленькую, но не очень красивую кляксу на словах «его благородию». Он испуганно оглянулся; отец не смотрел на него. Запрокинув голову, он глядел в потолок ― с таким кислым и унылым выражением, что можно было подумать, будто сигарный окурок, который он в это время лениво сосал, смазан горчицей. | |
— Алексей Пантелеев, «Лёнька Пантелеев», 1952 |
Номер 99 представлял собой выпотрошенное помещение керамической фабрики. Снаряды, рвавшиеся один за другим среди многотысячного скопления синтетической керамики, расплавили сосуды и расплескали вокруг яркую радужную массу, превратив внутренность дома в подобие лунного кратера. В каменные стены вплавились жёлтые, ярко-красные, фиолетовые, бирюзовые и бурые гигантские кляксы. Извергнутые из дверей и оков оранжевые, малиновые и пурпурные струи исполосовали размашистыми мазками ближние мостовые и развалины. Это здание и стало Радужным Домом Чуки Фруд. | |
— Альфред Бестер, «Человек без лица» (9), 1952 |
Описки — обычное канцелярское дело, мелкие ошибки — всего лишь банальность, клякса на фотографии Бытия, местное повреждение его верного, а стало быть, идеально несамостоятельного изображения. Лишь массивное здание ошибок, по-настоящему сложное, может стать прибежищем духа, местопребыванием самостоятельных значений, строением, все менее зависящим от оригиналов, версией явлений, высвобожденной из-под натуралистического диктата, — одним словом, новой, противостоящей заданной Редакцией Бытия. Кульминацией ошибки является, естественно, философская система, то есть комплекс ценностей, ради которых стоит жить и умирать. Вот она — дорога ввысь, на которой недоразумение становится откровением, ходульная ложь — эпосом, насилие над логикой — поэзией, а упорствование в ошибке — величайшей верностью, на которую способен человек. | |
— Станислав Лем, «Высокий замок», 1966 |
Я, наставив клякс, скрипучим «почтамтским» пером заполнила анкету и вопросительно взглянула на Екатерину Вторую. Она велела мне прийти на будущей неделе, чтобы узнать, годятся ли стихи. Почему «на будущей неделе»? И что со мной будет, если стихи «не годятся»? Через Таврический сад, где щелкали соловьи, я вернулась домой. А солнце все стояло высоко над деревьями и домами. И величественное убожество Петербурга было тихо и неподвижно: весь город тогда был величествен, тих и мертв, как Шартрский собор, как Акрополь.[9] | |
— Нина Берберова, «Курсив мой», 1966 |
Вернулся искать промокашку в комнату. Ходил-ходил по комнате. И опять в кухню зашёл. И опять забыл зачем. Потому что о лете всё думает. О том, как в пруду купался. Как собака его укусила. В кухне бабушка суп варила. Бабушка говорит ему: | |
— Виктор Голявкин, «Карусель в голове», 1966 |
— Владимир Сорокин, «Тридцатая любовь Марины», 1984 |
Ты мне всех цветов дороже, | |
— Ефим Чеповецкий, «Приключения шахматного солдата Пешкина», 1986 |
На дне чемодана лежала страница «Правды» за май восьмидесятого года. Крупный заголовок гласил: «Великому учению — жить!». В центре — портрет Карла Маркса. | |
— Сергей Довлатов, «Чемодан», 1986 |
Но высшей точкой влияния пэйнтбола на культурную жизнь обеих столиц следует всё же признать открытие нескольких психоаналитических консультаций, где оставляемые краской пятна интерпретировались как кляксы Роршаха, на основании чего условно выжившие жертвы получали научно обоснованное разъяснение подсознательных мотивов заказчика акции. Впрочем, консультации просуществовали недолго. В них увидела конкурента частная силовая структура «Кольчуга» (впоследствии «Палитра»), та самая, которой принадлежал гениальный рекламный слоган «Чужую беду на пальцах разведу». | |
— Виктор Пелевин, «Краткая история пэйнтбола в Москве», 1997 |
― Н-на! ― рявкает учительница и с отвращением толкает ему на парту свою непроливайку, да так резко, что из непроливайки ― из непроливайки! ― выскакивает несколько изумленных таким случаем капель, радостно сплющиваясь о чистый лист его тетрадки… ― Только я специально для тебя повторять не буду! ― победно говорит она. ― Так что двойку свою ты все равно у меня получишь! | |
— Асар Эппель, «Худо тут», 1997 |
Во время войны Карандаш, естественно, показывал сатирические клоунады и репризы антифашистского толка. Он нашёл себе великолепного партнёра в шотландском терьере Кляксе. За время работы у нашего лучшего клоуна сменилось несколько собак ― и все звались Кляксами. Кстати, первого скотч-терьера подарил Михаилу Николаевичу писатель Илья Эренбург. Карандаш был отнюдь не простым и не лёгким человеком, зачастую непредсказуемым.[14] | |
— Игорь Кио, «Иллюзии без иллюзий», 1999 |
Восторженно взвизгнув, ребёнок вырвался от матери и, шатаясь, неровно раскинув ручонки, закружился в пустоте, среди неуловимых в воздухе дождин. С тою же внезапностью, с какой начался, радужный горящий дождь унесся прочь, оставив на асфальте голубоватые кляксы, похожие на следы, по которым, казалось, можно было догнать счастливого беглеца. Растерянный ребёнок с размаху сел на землю, довольно далеко от матери, улыбавшейся ему из-под журнала, раскрытого над головой.[15] | |
— Ольга Славникова, «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки», 1999 |
Особенно тогда, как теперь любят выражаться со значением, с акцентом на этой особенности минувшей поры с придыханием, с пафосом, с нажимом, ― ну прямо как с нажимом в школьном почерке, выработанном в той, советской школе, с ее чернильницами-непроливайками и скрипучими, охотно ставящими жирные фиолетовые кляксы в разлинованных тетрадках, царапающимися, своенравными перышками, вставленными в деревянные, изгрызенные в порыве усердия, ручки, а тут уже и строгая учительница, в сером, неброском костюме своем, с кружевным воротничком, охватывающим простуженное горло, в очках, рядом, и склонилась над тобой, над партой, над тетрадкой, и указывает прицельно вытянутым пальчиком своим на несусветную грязь в накорябанном кое-как задании, и все придется переписывать заново, и пропади она пропадом, эта школа, и надоели все эти занятия и вся эта их дисциплина хуже горькой редьки, хотя вот грозятся к завучу вызвать на проработку, и кто-то возьмет, глядишь, над тобой шефство, и придется остаться на дополнительные занятия, и есть, все-таки есть опасность, что останешься еще и на второй год в этом же классе, и вообще все отсюда еще начиналось, и даже куда раньше, с детского садика, а может быть, и с яслей, ― при тоталитарном режиме.[16] | |
— Владимир Алейников, «Тадзимас», 2002 |
Скользя по бумаге, острое перо выдирало из нее крошечные волокна и довольно быстро (под рукой мальчика ― уже минуты через две) начинало писать неряшливо, тонкие линии становились толстыми, а толстые ― неровными; тут пригождалась перочистка: пять-шесть круглых байковых тряпочек (или кусочков кожи с замшевой изнанкой) размером чуть меньше детской ладошки, скрепленных в центре никелированной заклепкой. Перо макалось в чернильницу-непроливайку: пластмассовый сосуд (тусклыми полосами подражавший строению мрамора) в виде пустотелого усеченного конуса со сглаженными краями и бортами, загнутыми глубоко внутрь, почти до самого дна. Мальчик наливал в нее слишком много чернил, и фиолетовые пятна обильно покрывали пальцы его правой руки. Иногда он забывал стряхивать лишние чернила, тогда посреди страницы прописей появлялась клякса, и все задание приходилось переделывать. “Как курица лапой, ― сказала однажды учительница. ― У тебя особый талант”.[17] | |
— Бахыт Кенжеев, «Из Книги счастья» , 2007 |
— Александр Иличевский, «Горло Ушулука», 2007 |
В ванной он так и не научился задергивать занавеску душа до конца, приходилось каждый раз тряпкой убирать за ним. И никогда не счищал после себя ёршиком мазки в унитазе. Презирал своих друзей, достигших чего-то, а доставалось опять ей. Однажды подумала, что ее жизнь для его жизни промокашка. Ему судьба что-то пишет, и тут же ею промокает ― тогда его жизнь обрывками проступает на ней. Как только у него клякса, она тут же прикладывает себя. По углам собираются комки пыли, убегают от щетки, как зверьки.[19] | |
— Михаил Шишкин, «Письмовник», 2009 |
Клякса в поэзииПравить
— Михаил Савояров, «Ошибочки», Аполлону Майкову (из сборника «Наброски и отброски»), 1908 |
Целый день он пишет, пишет | |
— Саша Чёрный, «Там внутри», 1909 |
— Вадим Шершеневич, «Принцип мещанской концепции», 1918 |
— Владимир Маяковский, «Бумажные ужасы», 1927 |
— Борис Пастернак, «Неделю проскучал он, книг не трогав...» (из цикла «Спекторский»), 1931 |
Средь слабых луж и предвечерних бликов | |
— Ярослав Смеляков, «Земляника», 1957 |
В корпусе цвета желе, моему параллельном, | |
— Виктор Соснора, «Красный фонарь», 1977 |
— Николай Байтов, «Энциклопедия иллюзий», 1992 |
— Виктор Кривулин, «Ещё Орфей», 1975 |
ИсточникиПравить
- ↑ Кочетов А. М., «Экзотические рыбы»; Москва, «Лесная промышленность», 1988 г., тир. 171 500, 240 стр.
- ↑ Чехов А. П. Сочинения в 18 томах, Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1974 год — том 1. (Рассказы. Повести. Юморески), 1880-1882. — стр.469
- ↑ Оленин П. А. На вахте. — СПб.: Типография П. П. Сойкина, 1904 г. — С. 30.
- ↑ А. И. Куприн. Собрание сочинений в 9 т. Том 5. — М.: «Художественная литература», 1972 г.
- ↑ Надежда Тэффи. Юмористические рассказы (том 2). — СПб.: Шиповник, 1911 г.
- ↑ Лидия Чарская, Полное собрание сочинений. том 24. — Приход храма сошествия Святаго Духа, «Русская миссия», 2007 г.
- ↑ Замятин Е. И. Собрание сочинений: в 5 томах. Русь — М.: Русская книга, 2003 г. том 2.
- ↑ Пантелеев А.И. Собрание сочинений в четырёх томах, Том 1. Ленинград, «Детская литература», 1983 г.
- ↑ Берберова Н. «Курсив мой». Автобиография. — М., 1996 г.
- ↑ Голявкин В. В. Тетрадки под дождем. — М.: Детская литература, 2001 г
- ↑ Е. П. Чеповецкий. «Приключения шахматного солдата Пешкина». — Назрань: Астрель, 1997 г.
- ↑ С. Довлатов. Собрание прозы в 3 томах. — СПб: Лимбус-Пресс, 1993 г. том 2.
- ↑ Асар Эппель. «Шампиньон моей жизни». — М.: Вагриус, 2000 г.
- ↑ Кио И.Э. Иллюзии без иллюзий. — М.: «Вагриус», 1999 г.
- ↑ Ольга Славникова, «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки». — М.: Вагриус, 1999 г.
- ↑ В. Д. Алейников. «Тадзимас». — М.: Рипол классик, 2013 г.
- ↑ Бахыт Кенжеев. Из Книги счастья. — М.: «Новый Мир», №11, 2007 г.
- ↑ Александр Иличевский, «Горло Ушулука». — Москва, журнал «Октябрь», №4 за 2007 г.
- ↑ Михаил Шишкин, «Письмовник» — М.: «Знамя», №7 за 2010 г.
- ↑ Михаил Савояров. «Слова», стихотворение из сборника «Наброски и отброски»: «Ошибочки», 1908 г.
- ↑ Саша Чёрный. Собрание сочинений в пяти томах. — Москва, «Эллис-Лак», 2007 г.
- ↑ В.Шершеневич. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта (малая серия). — СПб.: Академический проект, 2000 г.
- ↑ В.В. Маяковский. Полное собрание сочинений в тринадцати томах. Москва, ГИХЛ, 1955-1961.
- ↑ Б. Пастернак, Стихотворения и поэмы в двух томах. Библиотека поэта. Большая серия. Ленинград: Советский писатель, 1990 г.
- ↑ Смеляков Я.В. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Второе издание. Ленинград, «Советский писатель», 1979 г.
- ↑ В. Соснора. Триптих. — Л.: Лениздат, 1965 г. — 154 с. Худ. М. А. Кулаков. — 10 000 экз. г.
- ↑ Н. В. Байтов, Что касается: Стихи. — М.: Новое издательство, 2007 г.
См. такжеПравить
- Клякс-папир
- Симпатические чернила
- Чернильница
- Ляпсус
- Тушь
- Акварель
- Гуашь
- Чернила
- Автор
- Письмо
- «Автомобиль, скрипка и собака Клякса»
- «Мы ищем кляксу»
Поделитесь цитатами с вашими друзьями: |