Глуха́рь, обыкнове́нный глуха́рь, глухо́й те́терев, мо́шник, мохови́к (лат. Tetrao urogallus) — самая крупная птица подсемейства тетеревиных, входящего, в свою очередь, в семейство фазановых, и отряда курообразных. Размер самцов достигает 110 см и более, размах крыльев — 1,4 м, а масса — 4,1—6,5 кг., самки значительно меньше (в два-три раза). Своим названием «глухарь» обязан известной особенности токующего (поющего) в брачный период самца полностью утрачивать бдительность и ничего не слышать вокруг себя, чем часто пользуются охотники.

Глухой тетерев (Шотландия)

От других представителей подсемейства отличается сильно округлённым хвостом и удлинёнными перьями на горле. Обитает в хвойных, смешанных и лиственных лесах Евразии. В Сибири распространён близкий вид того же рода — каменный глухарь. Он отличается тем, что почти не глохнет при токовании, а также песней (кастаньетные щелчки и трели вместо щёлканья и точения) и окраской. Взрослый самец почти целиком иссиня-чёрный, с контрастным узором из белых пятен на крыльях и хвосте.

Глухарь в коротких цитатах

править
  •  

Глухарь, или глухой тетерев <...> не пользуется такою известностью, такою народностью. Вероятно, многим и видеть его не случалось, разве за обедом...[1]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Имя глухаря дано ему не потому, что он глух, а потому, что водится в глухих, уединенных и крепких местах...[1]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Глухарь, напротив, имеет необыкновенно тонкий слух, что знает всякий опытный охотник.[1]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Сквозь поредевшую листву просматриваю в последний раз глухаря — он сидит на длинном сучке и разговаривает с собакой. Вот пауза, нужно стоять смирно и стрелять, когда глухарь опять забормочет.[2]

  Дмитрий Мамин-Сибиряк, «На перевале», 1886
  •  

Закисшая лиственница — любимое кушанье глухаря.[3]

  Мамин-Сибиряк, Дмитрий Наркисович, «Мизгирь», 1891
  •  

Глухарь в пернатом царстве напоминает какой-то дубоватой простотой медведя. В обыкновенное время очень чуткая и сторожкая птица, за исключением периода весеннего токования, на лиственнице он делается совсем глупым, особенно, когда завидит собаку.[3]

  Мамин-Сибиряк, Дмитрий Наркисович, «Мизгирь», 1891
  •  

И пускай со звонами плачут глухари.
Есть тоска весёлая в алостях зари.[4]

  Сергей Есенин, «Выткался на озере алый свет зари...», 1910
  •  

И глухарь, кудесник бородатый,
Закрывает желтые глаза.[5]

  Дмитрий Кедрин, «Глухарь», 1938
  •  

Глухарь пел без умолку, словно хотел допеть все, пока не состарилась весна, не растаяли последние блинки снега, не отцвели подснежники...[6]

  Алексей Ливеровский, «Журавлиная родина», 1966

Глухарь в мемуарах, научно-популярной литературе и публицистике

править
  •  

Далее, в стороне от берега, на сухой и каменистой почве растут берёзы и ели, преимущественно же низменный кедровник (по-здешнему стланец). Он стелется по скатам и ущельям гор; его мелкие, но вкусные орешки равно привлекают неповоротливого медведя и резвую белку. В густых еловых и лиственичных лесах гнездятся во множестве глухари и куропатки.[7]

  Фердинанд Врангель, «Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю», 1841
  •  

Кто не знает тетерева, простого, обыкновенного, полевого тетерева берёзовика, которого народ называет тетеря, а чаще тетерька? Глухарь, или глухой тетерев, ― это дело другое. Он не пользуется такою известностью, такою народностью. Вероятно, многим и видеть его не случалось, разве за обедом, но я уже говорил о глухаре особо. Итак, я не считаю нужным описывать в подробности величину, фигуру и цвет перьев полевого тетерева, тем более что, говоря о его жизни, я буду говорить об изменениях его наружного вида.[1]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Глухой тетерев по его величине, малочисленности, осторожности и трудности добыванья беспрекословно может назваться первою лесною дичью. Он не отлетает на зиму; напротив, водится в изобилии в самых холодных местах Сибири. Имя глухаря дано ему не потому, что он глух, а потому, что водится в глухих, уединенных и крепких местах; точно так и последнее имя моховика происходит от моховых, лесных болот, в которых живут глухари. В молодости моей я еще встречал стариков охотников, которые думали, что глухие тетерева глухи, основываясь на том, что они не боятся шума и стука, особенно когда токуют. Мнение это совершенно ошибочно. Во-первых, птица вообще мало боится шума и стука, если не видит предмета, его производящего, во-вторых, токующий тетерев, особенно глухой, о чем я буду говорить ниже, не только ничего не слышит, но и не видит. Народ также думал, да и теперь думает, что глухарь глух. Это доказывает всем известная, укорительная поговорка, которою подчуют того, кто, будучи крепок на ухо или по рассеянности чего-нибудь не дослышал: «Эх ты, глухая тетеря». Глухарь, напротив, имеет необыкновенно тонкий слух, что знает всякий опытный охотник.[1]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Глухарь самец имеет на хвосте черные косицы (менее загнутые, чем у самца-полевика), почему и называется косачом; величиною он будет с молодого, годовалого, индейского петуха и похож на него своей фигурою. Если вытянуть глухого косача, то от клюва до конца хвостовых перьев будет полтора аршина. Впрочем, тело его занимает около двух четвертей длины, а в хвосте и шее с головой ― по полуаршину. Клюв толстый, твердый, несколько погнутый книзу, бледно-зеленоватого костяного цвета, длиною почти в вершок. Глаза темные, брови широкие и красные, голова небольшая, шея довольно толстая; издали глухарь-косач покажется черным, но это несправедливо: его голова и шея покрыты очень темными, но в то же время узорно-серыми перышками; зоб отливает зеленым глянцем, хлупь испещрена белыми пятнами по черному полю, а спина и особенно верхняя сторона крыльев ― по серому основанию имеют коричневые длинные пятна; нижние хвостовые перья ― темные, с белыми крапинками на лицевой стороне, а верхние, от спины идущие, покороче и серые; подбой крыльев под плечными суставами ярко-белый с черными крапинами, а остальной ― сизо-дымчатый; ноги покрыты мягкими, длинными, серо-пепельного цвета перышками и очень мохнаты до самых пальцев; пальцы же облечены, какою-то скорлупообразною, светлою чешуйчатою бронею и оторочены кожаною твердою бахромою; ногти темные, большие и крепкие.[1]

  Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
  •  

Но вдруг мы обратили внимание, что вокруг одного куста можжевельника правильным кольцом трава была притоптана, так же было у следующего куста, ещё и ещё. И на одном кусту ягоды были так высоки, что простому тетереву их бы никогда не достать. И ещё мелькнула догадка: зачем же тетереву крутиться у можжевельника, если он не боится, прикрываясь лиловым вереском, пробраться за брусникой на открытую <паль> к журавлям. Нет, это не тетерева танцевали по траве вокруг можжевельников, это глухари выбрались из болотного леса и остались тут, не смея дальше подняться на открытую паль, где вереск никак их не может укрыть.[8]

  Михаил Пришвин, «Дневники», 1929
  •  

Полюбовавшись видом долины реки Самарги, мы спустились в долину реки Пакту и пошли вверх по ней. Я стал присматриваться к следам, которых здесь было довольно много. Вот характерный след зайца. Он двигался мелкими прыжками, глодал кору тальника, затем чего-то испугался и проворно убежал в кусты. Тут же неподалеку виднелись следы глухаря. Сначала он шел размеренным шагом, потом остановился (оба следа стали рядом) и поднялся на воздух. При первых взмахах крыльев он испещрил снег веерообразными полосами. Немного дальше изюбр перешел через реку и направился к горам. По пути он тоже глодал кору деревьев и обкусывал кончики мелких веток. Потом попался след соболя, пробиравшегося с колодника на колодник. Так прошли мы километра четыре, но, несмотря на обилие следов, самих зверей мы не встретили.[9]

  Владимир Арсеньев, «В горах Сихотэ-Алиня», 1937

Глухарь в беллетристике и художественной прозе

править
Токование глухаря (Шотландия)
  •  

Показались кустарники можжевельника и редочи еловой подросли. Вдруг из одного елового куста, мимо которого я проходил, поднялась с большим шумом какая-то крупная птица; да секунду она застряла в вершинах дерев и потом вытянула предо мною на чистовину; вижу ― глухарь; я хватил его впоперечь: свалился, как сноп. Выстрел до того был удачен, что даже досадно сделалось, что некому было полюбоваться на него со стороны; глухарь матерый, громадных размеров ― около 20 фунтов весу. Заряд угодил ему в бок и уложил наповал. <...>
За кормою лодки пускали местами блесну: раза два садилась на нее щука, да как-то срывалась: плохо закрючивало. Раз над головою перелетел громадной величины глухарь и скрылся в зубчатых вершинах леса.
― Вот глушь-то, Павел Дмитриевич, живой души нет, а какие места: не налюбуешься; с каждым поворотом реки все новые виды ― один другого лучше.
― И ни одного жилья: вот это грустно.[10]

  Флегонт Арсеньев, «Щугор», 1885
  •  

Это момент самый интересный на охоте: так и встрепенешься весь. Солнце уже село, но в лесу еще светло, и деревья отчетливо вырезываются своими контурами на отбелевшем осеннем небе. Мы расходимся. Иван Васильич предоставляет мне добычу, и я уже заметил высокую лиственницу, где бормочет глухарь. Небольшой перелесок отделяет меня от этого дерева, но подойти ближе нельзя: чуткая птица, пожалуй, не пустит, а проклятые сучки так и хрустят под ногами. Останавливаюсь и перевожу дыхание. Слышно, как бьется сердце. Еще несколько шагов — и добыча будет в роковом круге «поля поражения». Немного больше ста шагов, но винтовка Лебоди возьмет и дальше. Сквозь поредевшую листву просматриваю в последний раз глухаря — он сидит на длинном сучке и разговаривает с собакой. Вот пауза, нужно стоять смирно и стрелять, когда глухарь опять забормочет. В это время он не слышит выстрелов, и можно из малокалиберной винтовки «отвесить» по нем раз десять. Вот опять бормотание, выстрел, и облачко дыма мешает разглядеть результаты. Нет, глухарь сидит на старом месте и только сильнее вытянул шею по сучку, — значит, пуля пронесла верхом. Второй выстрел заставил его подскочить — пуля обнизила. Обыкновенно в таких случаях глухарь улетает, но этот непуганый и после небольшой паузы начинает опять разговаривать. Третий выстрел, и птица снялась с дерева широкими взмахами своих крыльев, сплавилась под пролеском и исчезла. Слышно, как Юлка заливается, но это уже не торжествующий, осмысленный лай, а просто собачий азарт: она потеряла птицу. Ужасно досадно, и я в утешение себе рассматриваю свою винтовку: что с ней такое случилось?[2]

  Дмитрий Мамин-Сибиряк, «На перевале», 1886
  •  

Закисшая лиственница — любимое кушанье глухаря. Сначала птица садится на дерево кормиться только по зарям, а лотом — и днем. Когда стоит слишком ясная погода или дует ветер, глухарь «сторожит», и к нему без собаки подойти на выстрел в такую строгую минуту почти невозможно. Лучшее время охоты — те серые осенние дни, когда с утра начинает «могросить». С собакой охота облегчается во много раз, особенно с такой, как Мучка. Она сама отыскивала глухаря не «по по́еди», как другие собаки, не лаяла слишком громко и не прыгала на дерево, а выводила верхним чутьем. Глухарь в пернатом царстве напоминает какой-то дубоватой простотой медведя. В обыкновенное время очень чуткая и сторожкая птица, за исключением периода весеннего токования, на лиственнице он делается совсем глупым, особенно, когда завидит собаку. Не нужно было даже говорить, кого облаивала Мучка: она так выразительно тявкала раза два — три и делала выжидательную паузу, давая время подойти. Заслышав наши шаги, она снова начинала лаять, чтобы отвлечь внимание глупой птицы на себя. Одним словом, удивительная собака. Всего интереснее был момент, когда подкрадывание к птице кончалось и я взводил курок винтовки. Мизгирь затыкал уши пальцами и закрывал глаза, как слабонервная девица. Когда раздавался выстрел, он вздрагивал и как-то испуганно глядел на лиственницу, где сидел глухарь. К убитой птице он совсем не подходил.[3]

  Мамин-Сибиряк, Дмитрий Наркисович, «Мизгирь», 1891
  •  

Ещё растёт в болоте голубика кустиком, ягода голубая, более крупная, не пройдёшь, не заметив. В глухих местах, где живёт огромная птица глухарь, встречается костяника, красно-рубиновая ягода кисточкой, и каждый рубинчик в зелёной оправе. Только у нас одна-единственная ягода клюква, особенно ранней весной, прячется в болотной кочке и почти невидима сверху.[11]

  Михаил Пришвин, «Кладовая солнца», 1945
  •  

Ветер притих с вечера, а к утру сосны на току совершенно застыли. Оранжевая зорька была чиста, но вечернего большого тепла хватило на всю ночь, и под ногами не хрустело. Глухарь пел без умолку, словно хотел допеть все, пока не состарилась весна, не растаяли последние блинки снега, не отцвели подснежники, пока не заурчал шумливый козодой.[6]

  Алексей Ливеровский, «Журавлиная родина», 1966
  •  

Скоро самовар запыхтел на проталинке, засиял старой медью.
― Глухарь токует вовсю, ― сказал Булыга.
― Старый петух? ― удивился я.
― Неужто его не хлопнули?
― Жив, ― подтвердил Булыга. Этого петуха я видел не раз на боровом болоте Блюдечке, только на выстрел глухарь меня не подпускал: старый был, умный.
― А где он токует-то? ― спросил я.
― На Блюдечке, где ж ещё, ― сказал Булыга. ― Только завтра я сам пойду.
― Хлопнуть хочешь?
― А что? Или мы стрелять разучились?[12]

  Юрий Коваль, «Лесник Булыга», 1985
  •  

Вчера рано поутру разбудила ее бабушка, и они пошли в лес, по мокрой траве, и девочка ежилась со сна от утренней, пронзающей росы, и ноги ее, схлестанные травой, покрылись пупырышками, но пока пришли на болото, взошло солнце, обогрело, запели птицы, бекас на болоте зажужжал, глухарка с выводком пришла на болото кормиться ягодой. Набрали бабушка с внучкой полное ведро голубики, хоть и по оборкам ходили, где же им, старой да малой, идти на дальнее болото, пусть ягоды там и совком гребут.[13]

  Виктор Астафьев, «Последний поклон», 1991

Глухарь в стихах

править
 
Глухари и глухарки
  •  

Смотрит пристально второй раз,
Говорит слова такие:
«Там вдали как будто остров,
С юга будто остров в море;
Соколы там на осинах,
Глухари там на берёзах».
Молвит старый Вяйнямёйнен:
«Ты сказал несправедливо;
Соколов там не бывало,
Глухарей там вовсе нету:
Похъёлы мужи там едут.
В третий раз взгляни получше!»

  Калевала, Руна сорок третья
  •  

И вдруг сомкнулись все, во всех местах запели,
И все согласно захотели,
Чтоб Тетерев был царь.
Хоть он глухая тварь,
Хоть он разиня бестолковый,
Хоть всякому стрелку подарок он готовый, ―
Но все в надежде той,
Что Тетерев глухой
Пойдет стезей Орлицы…
Ошиблись бедны птицы!
Глухарь безумный их ―
Скупяга из скупых,
Не царствует ― корпит над скопленной добычью
И управлять другим несчастной отдал дичью.
Не бьет он, не клюет,
Лишь крохи бережет.[14]

  Денис Давыдов, «Орлица, турухтан и тетерев», 1804
  •  

Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.[4]

  Сергей Есенин, «Выткался на озере алый свет зари...», 1910
  •  

Бродит он один по лесу,
Свисли уши, как лопух,
И поет глухарь петух
На плече у беса[15]

  Сергей Клычков, «Встал в овраге леший старый...», 1913
  •  

Выдь на зорьке и ступай на север
По болотам, камушкам и мхам.
Распустив хвоста колючий веер,
На сосне красуется, глухарь.
Тонкий дух весенней благодати.
Свет звезды ― как первая слеза
И глухарь, кудесник бородатый,
Закрывает желтые глаза.[5]

  Дмитрий Кедрин, «Глухарь», 1938
  •  

Нет, не волнуйся зря:
я превращусь в глухаря,
и, как перья, на крылья мне лягут
листья календаря.[16]

  Иосиф Бродский, «К северному краю», 1964
  •  

Судьба моя! Тебя беру такую,
что вечен хороводец наглый харь.
Прости, что я один любя в бору токую,
как изувеченный глухарь.[17]

  Сергей Петров, «На лысых гривках сухо, и тайга...», 6 декабря 1966
  •  

Что за корысть тебе, глухарь,
мычать и мыкаться в ненастных
ночах и ― долго до греха ль! ―
сходить с ума эпохе на смех?
У всех в ушах еще стоит
твоё первопристрастье к трубам.
Почил на лаврах бы старик, ―
так нет: младенцем большегубым
токуешь, сам себе Гомер!
Отринул ― юношам на зависть
все, что умел и чем гремел, ―
непримиримейшая запись
себя живого взаперти!
По двести раз одну и ту же
на ощупь истину тверди,
вывёртывай седую душу...[18]

  Глеб Семёнов, «Глухота» (Бетховену), 1968

Пословицы и поговорки

править
  •  

Волку зима за обычай. Мошнику (глухарю) вся зима за одну ночь.

  Русская пословица
  •  

Бормочет, что глухарь. Лепечет (Сокочет), как сорока.

  Русская пословица
  •  

Затоковал, что глухарь (т. е. свое толкует, не слышит).

  Русская пословица

Источники

править
  1. 1 2 3 4 5 6 Аксаков С.Т. «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии». Москва, «Правда», 1987 г.
  2. 1 2 Мамин-Сибиряк Д.Н. Собрание сочинений в 10 томах. Том 5. — М.: Правда, 1958 г.
  3. 1 2 3 Мамин-Сибиряк Д. Н. Собрание сочинений, том пятый. — М.: Правда, 1958 г.
  4. 1 2 Есенин С. А., Полное собрание сочинений в 7 томах. — М.: Наука; Голос, 1996. — том 4. (Стихотворения, не вошедшие в «Собрание стихотворений»).
  5. 1 2 Д. Кедрин. Избранные произведения. Библиотека поэта. Большая серия. — Л.: Советский писатель, 1974 г.
  6. 1 2 А. А. Ливеровский. «Журавлиная родина». Рассказы охотника. — Л.: Лениздат, 1966 г.
  7. Ф.П.Врангель, «Путешествие по Сибири и Ледовитому морю». — Л.: Изд-во Главсевморпути, 1948 г.
  8. М.М.Пришвин. Дневники. 1928-1929. — М.: Русская книга, 2004 г.
  9. В.К. Арсеньев. «В горах Сихотэ-Алиня». — М.: Государственное издательство географической литературы, 1955 г.
  10. Флегонт Арсеньев в сборнике: Русский охотничий рассказ. Составитель, авт. предисл. и примеч. М.М.Одесская. — М.: Советская Россия, 1991 г.
  11. Пришвин М.М. «Зелёный шум». Сборник. — Москва, «Правда», 1983 г.
  12. Юрий Коваль. «Солнечное пятно» (сборник рассказов). Москва: Вагриус, 2002 г.
  13. В. П. Астафьев. Собрание сочинений в пятнадцати томах. Том 5. — Красноярск, Офсет, 1997 г. г.
  14. Д. Давыдов. Стихотворения. Библиотека поэта. Большая серия. Издание второе. — Л.: Советский писатель, 1984 г.
  15. Клычков С.А. Собрание сочинений: в двух томах. — М.: Эллис-Лак, 2000 г.
  16. Иосиф Бродский. Собрание сочинений: В 7 томах. — СПб.: Пушкинский фонд, 2001 г. Том 1
  17. С. В. Петров, Собрание стихотворений. В 2 книгах, — М.: Водолей Publishers, 2008 г.
  18. Г. Семёнов. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта (малая серия). — СПб.: Академический проект, 2004 г.

См. также

править