Глухарь

Глуха́рь, обыкнове́нный глуха́рь, глухо́й те́терев, мо́шник, мохови́к (лат. Tetrao urogallus) — самая крупная птица подсемейства тетеревиных, входящего, в свою очередь, в семейство фазановых, и отряда курообразных. Размер самцов достигает 110 см и более, размах крыльев — 1,4 м, а масса — 4,1—6,5 кг., самки значительно меньше (в два-три раза). Своим названием «глухарь» обязан известной особенности токующего (поющего) в брачный период самца полностью утрачивать бдительность и ничего не слышать вокруг себя, чем часто пользуются охотники.

Глухой тетерев (Шотландия)

От других представителей подсемейства отличается сильно округлённым хвостом и удлинёнными перьями на горле. Обитает в хвойных, смешанных и лиственных лесах Евразии. В Сибири распространён близкий вид того же рода — каменный глухарь. Он отличается тем, что почти не глохнет при токовании, а также песней (кастаньетные щелчки и трели вместо щёлканья и точения) и окраской. Взрослый самец почти целиком иссиня-чёрный, с контрастным узором из белых пятен на крыльях и хвосте.

Глухарь в коротких цитатах

	Глухарь, или глухой тетерев <...> не пользуется такою известностью, такою народностью. Вероятно, многим и видеть его не случалось, разве за обедом...
	— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852

	Имя глухаря дано ему не потому, что он глух, а потому, что водится в глухих, уединенных и крепких местах...
	— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852

	Глухарь, напротив, имеет необыкновенно тонкий слух, что знает всякий опытный охотник.
	— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852

	Сквозь поредевшую листву просматриваю в последний раз глухаря — он сидит на длинном сучке и разговаривает с собакой. Вот пауза, нужно стоять смирно и стрелять, когда глухарь опять забормочет.
	— Дмитрий Мамин-Сибиряк, «На перевале», 1886

	Закисшая лиственница — любимое кушанье глухаря.
	— Мамин-Сибиряк, Дмитрий Наркисович, «Мизгирь», 1891

	Глухарь в пернатом царстве напоминает какой-то дубоватой простотой медведя. В обыкновенное время очень чуткая и сторожкая птица, за исключением периода весеннего токования, на лиственнице он делается совсем глупым, особенно, когда завидит собаку.
	— Мамин-Сибиряк, Дмитрий Наркисович, «Мизгирь», 1891

	И пускай со звонами плачут глухари. Есть тоска весёлая в алостях зари.
	— Сергей Есенин, «Выткался на озере алый свет зари...», 1910

	И глухарь, кудесник бородатый, Закрывает желтые глаза.
	— Дмитрий Кедрин, «Глухарь», 1938

	Глухарь пел без умолку, словно хотел допеть все, пока не состарилась весна, не растаяли последние блинки снега, не отцвели подснежники...
	— Алексей Ливеровский, «Журавлиная родина», 1966

Глухарь в мемуарах, научно-популярной литературе и публицистике

	Далее, в стороне от берега, на сухой и каменистой почве растут берёзы и ели, преимущественно же низменный кедровник (по-здешнему стланец). Он стелется по скатам и ущельям гор; его мелкие, но вкусные орешки равно привлекают неповоротливого медведя и резвую белку. В густых еловых и лиственичных лесах гнездятся во множестве глухари и куропатки.
	— Фердинанд Врангель, «Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю», 1841

Кто не знает тетерева, простого, обыкновенного, полевого тетерева берёзовика, которого народ называет тетеря, а чаще тетерька? Глухарь, или глухой тетерев, ― это дело другое. Он не пользуется такою известностью, такою народностью. Вероятно, многим и видеть его не случалось, разве за обедом, но я уже говорил о глухаре особо. Итак, я не считаю нужным описывать в подробности величину, фигуру и цвет перьев полевого тетерева, тем более что, говоря о его жизни, я буду говорить об изменениях его наружного вида.

— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852

Глухой тетерев по его величине, малочисленности, осторожности и трудности добыванья беспрекословно может назваться первою лесною дичью. Он не отлетает на зиму; напротив, водится в изобилии в самых холодных местах Сибири. Имя глухаря дано ему не потому, что он глух, а потому, что водится в глухих, уединенных и крепких местах; точно так и последнее имя моховика происходит от моховых, лесных болот, в которых живут глухари. В молодости моей я еще встречал стариков охотников, которые думали, что глухие тетерева глухи, основываясь на том, что они не боятся шума и стука, особенно когда токуют. Мнение это совершенно ошибочно. Во-первых, птица вообще мало боится шума и стука, если не видит предмета, его производящего, во-вторых, токующий тетерев, особенно глухой, о чем я буду говорить ниже, не только ничего не слышит, но и не видит. Народ также думал, да и теперь думает, что глухарь глух. Это доказывает всем известная, укорительная поговорка, которою подчуют того, кто, будучи крепок на ухо или по рассеянности чего-нибудь не дослышал: «Эх ты, глухая тетеря». Глухарь, напротив, имеет необыкновенно тонкий слух, что знает всякий опытный охотник.

— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852

Глухарь самец имеет на хвосте черные косицы (менее загнутые, чем у самца-полевика), почему и называется косачом; величиною он будет с молодого, годовалого, индейского петуха и похож на него своей фигурою. Если вытянуть глухого косача, то от клюва до конца хвостовых перьев будет полтора аршина. Впрочем, тело его занимает около двух четвертей длины, а в хвосте и шее с головой ― по полуаршину. Клюв толстый, твердый, несколько погнутый книзу, бледно-зеленоватого костяного цвета, длиною почти в вершок. Глаза темные, брови широкие и красные, голова небольшая, шея довольно толстая; издали глухарь-косач покажется черным, но это несправедливо: его голова и шея покрыты очень темными, но в то же время узорно-серыми перышками; зоб отливает зеленым глянцем, хлупь испещрена белыми пятнами по черному полю, а спина и особенно верхняя сторона крыльев ― по серому основанию имеют коричневые длинные пятна; нижние хвостовые перья ― темные, с белыми крапинками на лицевой стороне, а верхние, от спины идущие, покороче и серые; подбой крыльев под плечными суставами ярко-белый с черными крапинами, а остальной ― сизо-дымчатый; ноги покрыты мягкими, длинными, серо-пепельного цвета перышками и очень мохнаты до самых пальцев; пальцы же облечены, какою-то скорлупообразною, светлою чешуйчатою бронею и оторочены кожаною твердою бахромою; ногти темные, большие и крепкие.

— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852

Но вдруг мы обратили внимание, что вокруг одного куста можжевельника правильным кольцом трава была притоптана, так же было у следующего куста, ещё и ещё. И на одном кусту ягоды были так высоки, что простому тетереву их бы никогда не достать. И ещё мелькнула догадка: зачем же тетереву крутиться у можжевельника, если он не боится, прикрываясь лиловым вереском, пробраться за брусникой на открытую <паль> к журавлям. Нет, это не тетерева танцевали по траве вокруг можжевельников, это глухари выбрались из болотного леса и остались тут, не смея дальше подняться на открытую паль, где вереск никак их не может укрыть.

— Михаил Пришвин, «Дневники», 1929

Полюбовавшись видом долины реки Самарги, мы спустились в долину реки Пакту и пошли вверх по ней. Я стал присматриваться к следам, которых здесь было довольно много. Вот характерный след зайца. Он двигался мелкими прыжками, глодал кору тальника, затем чего-то испугался и проворно убежал в кусты. Тут же неподалеку виднелись следы глухаря. Сначала он шел размеренным шагом, потом остановился (оба следа стали рядом) и поднялся на воздух. При первых взмахах крыльев он испещрил снег веерообразными полосами. Немного дальше изюбр перешел через реку и направился к горам. По пути он тоже глодал кору деревьев и обкусывал кончики мелких веток. Потом попался след соболя, пробиравшегося с колодника на колодник. Так прошли мы километра четыре, но, несмотря на обилие следов, самих зверей мы не встретили.

— Владимир Арсеньев, «В горах Сихотэ-Алиня», 1937

Глухарь в беллетристике и художественной прозе

Токование глухаря (Шотландия)

Показались кустарники можжевельника и редочи еловой подросли. Вдруг из одного елового куста, мимо которого я проходил, поднялась с большим шумом какая-то крупная птица; да секунду она застряла в вершинах дерев и потом вытянула предо мною на чистовину; вижу ― глухарь; я хватил его впоперечь: свалился, как сноп. Выстрел до того был удачен, что даже досадно сделалось, что некому было полюбоваться на него со стороны; глухарь матерый, громадных размеров ― около 20 фунтов весу. Заряд угодил ему в бок и уложил наповал. <...> За кормою лодки пускали местами блесну: раза два садилась на нее щука, да как-то срывалась: плохо закрючивало. Раз над головою перелетел громадной величины глухарь и скрылся в зубчатых вершинах леса. ― Вот глушь-то, Павел Дмитриевич, живой души нет, а какие места: не налюбуешься; с каждым поворотом реки все новые виды ― один другого лучше. ― И ни одного жилья: вот это грустно.

— Флегонт Арсеньев, «Щугор», 1885

Это момент самый интересный на охоте: так и встрепенешься весь. Солнце уже село, но в лесу еще светло, и деревья отчетливо вырезываются своими контурами на отбелевшем осеннем небе. Мы расходимся. Иван Васильич предоставляет мне добычу, и я уже заметил высокую лиственницу, где бормочет глухарь. Небольшой перелесок отделяет меня от этого дерева, но подойти ближе нельзя: чуткая птица, пожалуй, не пустит, а проклятые сучки так и хрустят под ногами. Останавливаюсь и перевожу дыхание. Слышно, как бьется сердце. Еще несколько шагов — и добыча будет в роковом круге «поля поражения». Немного больше ста шагов, но винтовка Лебоди возьмет и дальше. Сквозь поредевшую листву просматриваю в последний раз глухаря — он сидит на длинном сучке и разговаривает с собакой. Вот пауза, нужно стоять смирно и стрелять, когда глухарь опять забормочет. В это время он не слышит выстрелов, и можно из малокалиберной винтовки «отвесить» по нем раз десять. Вот опять бормотание, выстрел, и облачко дыма мешает разглядеть результаты. Нет, глухарь сидит на старом месте и только сильнее вытянул шею по сучку, — значит, пуля пронесла верхом. Второй выстрел заставил его подскочить — пуля обнизила. Обыкновенно в таких случаях глухарь улетает, но этот непуганый и после небольшой паузы начинает опять разговаривать. Третий выстрел, и птица снялась с дерева широкими взмахами своих крыльев, сплавилась под пролеском и исчезла. Слышно, как Юлка заливается, но это уже не торжествующий, осмысленный лай, а просто собачий азарт: она потеряла птицу. Ужасно досадно, и я в утешение себе рассматриваю свою винтовку: что с ней такое случилось?

— Дмитрий Мамин-Сибиряк, «На перевале», 1886

Закисшая лиственница — любимое кушанье глухаря. Сначала птица садится на дерево кормиться только по зарям, а лотом — и днем. Когда стоит слишком ясная погода или дует ветер, глухарь «сторожит», и к нему без собаки подойти на выстрел в такую строгую минуту почти невозможно. Лучшее время охоты — те серые осенние дни, когда с утра начинает «могросить». С собакой охота облегчается во много раз, особенно с такой, как Мучка. Она сама отыскивала глухаря не «по по́еди», как другие собаки, не лаяла слишком громко и не прыгала на дерево, а выводила верхним чутьем. Глухарь в пернатом царстве напоминает какой-то дубоватой простотой медведя. В обыкновенное время очень чуткая и сторожкая птица, за исключением периода весеннего токования, на лиственнице он делается совсем глупым, особенно, когда завидит собаку. Не нужно было даже говорить, кого облаивала Мучка: она так выразительно тявкала раза два — три и делала выжидательную паузу, давая время подойти. Заслышав наши шаги, она снова начинала лаять, чтобы отвлечь внимание глупой птицы на себя. Одним словом, удивительная собака. Всего интереснее был момент, когда подкрадывание к птице кончалось и я взводил курок винтовки. Мизгирь затыкал уши пальцами и закрывал глаза, как слабонервная девица. Когда раздавался выстрел, он вздрагивал и как-то испуганно глядел на лиственницу, где сидел глухарь. К убитой птице он совсем не подходил.

— Мамин-Сибиряк, Дмитрий Наркисович, «Мизгирь», 1891

	Ещё растёт в болоте голубика кустиком, ягода голубая, более крупная, не пройдёшь, не заметив. В глухих местах, где живёт огромная птица глухарь, встречается костяника, красно-рубиновая ягода кисточкой, и каждый рубинчик в зелёной оправе. Только у нас одна-единственная ягода клюква, особенно ранней весной, прячется в болотной кочке и почти невидима сверху.
	— Михаил Пришвин, «Кладовая солнца», 1945

	Ветер притих с вечера, а к утру сосны на току совершенно застыли. Оранжевая зорька была чиста, но вечернего большого тепла хватило на всю ночь, и под ногами не хрустело. Глухарь пел без умолку, словно хотел допеть все, пока не состарилась весна, не растаяли последние блинки снега, не отцвели подснежники, пока не заурчал шумливый козодой.
	— Алексей Ливеровский, «Журавлиная родина», 1966

Скоро самовар запыхтел на проталинке, засиял старой медью. ― Глухарь токует вовсю, ― сказал Булыга. ― Старый петух? ― удивился я. ― Неужто его не хлопнули? ― Жив, ― подтвердил Булыга. Этого петуха я видел не раз на боровом болоте Блюдечке, только на выстрел глухарь меня не подпускал: старый был, умный. ― А где он токует-то? ― спросил я. ― На Блюдечке, где ж ещё, ― сказал Булыга. ― Только завтра я сам пойду. ― Хлопнуть хочешь? ― А что? Или мы стрелять разучились?

— Юрий Коваль, «Лесник Булыга», 1985

Вчера рано поутру разбудила ее бабушка, и они пошли в лес, по мокрой траве, и девочка ежилась со сна от утренней, пронзающей росы, и ноги ее, схлестанные травой, покрылись пупырышками, но пока пришли на болото, взошло солнце, обогрело, запели птицы, бекас на болоте зажужжал, глухарка с выводком пришла на болото кормиться ягодой. Набрали бабушка с внучкой полное ведро голубики, хоть и по оборкам ходили, где же им, старой да малой, идти на дальнее болото, пусть ягоды там и совком гребут.

— Виктор Астафьев, «Последний поклон», 1991

Глухарь в стихах

Глухари и глухарки

	Смотрит пристально второй раз, Говорит слова такие: «Там вдали как будто остров, С юга будто остров в море; Соколы там на осинах, Глухари там на берёзах». Молвит старый Вяйнямёйнен: «Ты сказал несправедливо; Соколов там не бывало, Глухарей там вовсе нету: Похъёлы мужи там едут. В третий раз взгляни получше!»
	— Калевала, Руна сорок третья

И вдруг сомкнулись все, во всех местах запели, И все согласно захотели, Чтоб Тетерев был царь. Хоть он глухая тварь, Хоть он разиня бестолковый, Хоть всякому стрелку подарок он готовый, ― Но все в надежде той, Что Тетерев глухой Пойдет стезей Орлицы… Ошиблись бедны птицы! Глухарь безумный их ― Скупяга из скупых, Не царствует ― корпит над скопленной добычью И управлять другим несчастной отдал дичью. Не бьет он, не клюет, Лишь крохи бережет.

— Денис Давыдов, «Орлица, турухтан и тетерев», 1804

	Выткался на озере алый свет зари. На бору со звонами плачут глухари.
	— Сергей Есенин, «Выткался на озере алый свет зари...», 1910

	Бродит он один по лесу, Свисли уши, как лопух, И поет глухарь петух На плече у беса…
	— Сергей Клычков, «Встал в овраге леший старый...», 1913

	Выдь на зорьке и ступай на север По болотам, камушкам и мхам. Распустив хвоста колючий веер, На сосне красуется, глухарь. Тонкий дух весенней благодати. Свет звезды ― как первая слеза… И глухарь, кудесник бородатый, Закрывает желтые глаза.
	— Дмитрий Кедрин, «Глухарь», 1938

	Нет, не волнуйся зря: я превращусь в глухаря, и, как перья, на крылья мне лягут листья календаря.
	— Иосиф Бродский, «К северному краю», 1964

	Судьба моя! Тебя беру такую, что вечен хороводец наглый харь. Прости, что я один любя в бору токую, как изувеченный глухарь.
	— Сергей Петров, «На лысых гривках сухо, и тайга...», 6 декабря 1966

Что за корысть тебе, глухарь, мычать и мыкаться в ненастных ночах и ― долго до греха ль! ― сходить с ума эпохе на смех? У всех в ушах еще стоит твоё первопристрастье к трубам. Почил на лаврах бы старик, ― так нет: младенцем большегубым токуешь, сам себе Гомер! Отринул ― юношам на зависть ― все, что умел и чем гремел, ― непримиримейшая запись себя живого взаперти! По двести раз одну и ту же на ощупь истину тверди, вывёртывай седую душу...

— Глеб Семёнов, «Глухота» (Бетховену), 1968

Пословицы и поговорки

	Волку зима за обычай. Мошнику (глухарю) вся зима за одну ночь.
	— Русская пословица

	Бормочет, что глухарь. Лепечет (Сокочет), как сорока.
	— Русская пословица

	Затоковал, что глухарь (т. е. свое толкует, не слышит).
	— Русская пословица

См. также

• Павлин
• Курица
• Тетерев
• Гоголи
• Утка
• Гусь
• Глухота