Челядь

Господские батраки (конец XIX века)

Че́лядь; челяди́н, наряду с холопами, изначально — сословное название зависимого населения в Древней Руси, Речи Посполитой и Российском государстве. Также челядью могли быть родственники или друзья хозяина, которые не имели дома и денег и жили за его счёт. Позднее челядью стали называть также (крепостных) слуг в господском доме.

В России в XVIII–XIX веках слово «челядь» означало дворовых людей помещика. В коми-зырянском и коми-пермяцком языках слово «челядь» означает «дети», что сравнимо с этимологией раб — робёнок (ребёнок).

Челядь в прозе

Тогда, велев убрать для него и его челяди его же собственною утварью прекрасную комнату и приготовить большой пир, на который вместе со многими людьми замка явилась и вся челядь аббата, Гино отправился к нему на другое утро и сказал: «Мессере, так как вы чувствуете себя хорошо, пора выйти из больницы»; и, взяв его за руку, он повел его в приготовленный для него покой; оставив его там с его людьми, он пошел распорядиться, чтобы пир вышел великолепным. Аббат отвел несколько душу со своими приближенными и рассказал им, какова была его жизнь, они рассказали ему, наоборот, что Гино удивительно как учествовал их. Когда настал час трапезы, аббат и все другие по порядку угощаемы были отличными кушаньями и хорошими винами, а Гино все еще не давал признать себя аббату. Когда аббат прожил таким образом несколько дней, Гино, велев собрать в одной зале всю его кладь, а на дворе внизу всех его коней до самой жалкой клячонки, пошел к аббату и спросил его, как он себя чувствует и считает ли себя достаточно сильным для верховой езды. На это аббат ответил, что он достаточно силен и хорошо поправился желудком и почувствовал бы себя отлично, если бы вышел из рук Гино. Тогда Гино повел аббата в залу, где было его имущество и его челядь...

— Джованни Боккаччо, «Декамерон», 1351

Вдобавок к этому, какую огромную и какую праздную толпу представляют священники и так называемые чернецы! Прикинь сюда всех богачей, особенно владельцев поместий, которых обычно именуют благородными и знатью; причисли к ним челядь, именно, весь этот сброд ливрейных бездельников; присоедини, наконец, крепких и сильных нищих, предающихся праздности под предлогом какой-либо болезни, — и в результате тебе придется признать, что число тех, чьим трудом создается все то, чем пользуются смертные, гораздо меньше, чем ты думал.

— Томас Мор, «Утопия», 1516

Если бы чія челядь невольная втекла, а заповѣдана бы зъ якого перейму, и женучи за нею въ погоню въ кого ее нашолъ; тогды маеть тому, въ кого челядь зостанетъ, переемъ дати, съ чого будеть первей заповѣдалъ. А естьли бы заповѣди и перейму, въ кого оную челядь нашолъ, недалъ, а тотъ бы ему не хотѣлъ тое челяди безъ перейму выдати, и взялъ поземъ кгвалтомъ, а до права о то былъ позванъ; тогды тотъ за тымъ позвомъ повиненъ будеть сторонѣ жалобливой платити яко за кгвалтъ дванадцать рублей грошей. А естли бы хто чію челядь въ себе ховалъ, а тотъ по колко кроть заповѣди и по торгу закликалъ, оповѣдаючы ее, и потомъ бы тотъ, чія челядь, въ колко недѣляхъ тую челядь свою въ него нашолъ; тогды только маеть, за страву ему отъ кождого челядника на недѣлю по два гроши давши, челядь свою добровольнѣ взяти.

— Статут Великого княжества Литовского 1566 года, Роздѣлъ третійнадъцать, о грабежохъ и навезкахъ

И государю с женою о том, о всяком обиходе, в домашнем, советовати, и ключнику наказывати, как челядь кормити по вся дни; в мясные дни: хлеб решотной, и шти да каша с ветчиною житкая, а иногда густая, с салом, переменяя что мяса, как лучится дадут к обеду. А в неделю, и в праздники: иногды пироги, а иногда кисель, а иногда блины, или иная ества; а у ужены шти, да молоко, или каша. А в постные дни: шти да каша житкая, — иногда с соком, иногда сущ, иногда репия; а у ужины: иногда шти, капуста, толокно; иногда расол, иногда ботвинья. По неделям, по праздникам: к обеду пироги какие, или гуща, или яглы, или селедовая кашка, и что Бог лучит; а у ужены: капуста, росол, ботвинья, толокно. А у жен, у челядиных, и у девок, и у робят потому же; а страдным, людем ества таже, да прибавь остатков столовых государевых и гостиных; а лутчие люди, которые торгуют, тех государь в столе у себя сажает. А коли гости едят, и они стряпают; а после стола едят ествы, с прибавкою из столовых остатков. А у государыни мастерицам и швеям потому же: сама за столом их кормит и подает им от себя. А челяди исток пивной; а в неделю, и в праздники, и браги дадут, а торговым всегда брага; а питием государь жалует, или прикажет; а в прохлад и самим пивца дадут.

— «Домострой», Глава 51. Наказ от государя ключнику: как ества постная и мясная варити, и кормити семья в мясоед и в пост, XVI век

Еще мало: к его действию присоединилось и насилие: знатные и случайные бессовестно укрепляли и не слуг, а всякого беззащитного, кто им нравился художеством, рукодельем, ловкостию или красотою. Но в дешевое время охотно умножав свою челядь, дворяне во время голода начали распускать ее: воля обратилась в казнь и мучительство! Люди, еще совестные, выгоняли слуг из дому по крайней мере с отпускными; а злые без всякого письменного вида, с намерением клепать их в бегстве и в сносе, чтобы ябедою суда разорять тех, которые могли бы из человеколюбия дать им у себя дело и пищу: ужас разврата обыкновенного в годины бедствий! Несчастные гибли или разбойничали, вместе со многими людьми вельмож ссыльных, Романовых и других, осужденными вести жизнь бродяг (ибо никто не смел принять слуг опального) ― вместе с украинскими беглецами, ходившими из гнезда своего в добычу и внутрь России.

— Николай Карамзин, «История государства Российского» (том четвёртый), 1810

Майор на все согласился, ожидая верного успеха от знахаря-жида, которого чародейскую силу видел он уже на опыте, то есть при укреплении мельничной плотины. Дворня всякого помещика, самого мелкопоместного, есть в малом виде образчик того, что делается в большом и, скажу более, в огромнейшем размере. Домашняя челядь всегда и везде сметлива: она старается вызнать склонности, слабости, самые странности своего господина, умеет льстить им и чрез то подбиться в доверие и милость. Так было и в доме Максима Кирилловича Нешпеты. После старого капрала, ближний двор его составляли хлопцы, или псари, и пользовались особым благорасположением своего пана. Но как нельзя же быть шести любимцам вдруг, то каждый из них, наперерыв перед другими, старался прислуживаться своему господину, угодничать любимому коньку его и увиваться ужом перед всем, что усмехается будущею милостию.

— Орест Сомов, «Сказки о кладах», 1829

― Да нам и не впервой, ― прибавил хозяин. ― У нас стаивали не раз, ― вот эти, что за польским-то войском таскаются… как бишь их зовут?.. де! лагерная челядь. Почище наших разбойников, да и тут бог миловал! ― Ну, как хотите, ― сказал купец, ― ловите его или нет, а я минуты здесь не останусь, благо погода унялась. Ступайте, ребята, запрягайте лошадей! да бога ради проворнее. ― Так и я с тобою, ― сказал стрелец. ― Тебе будет поваднее со мною ехать; видишь, у меня есть чем оборониться.

— Михаил Загоскин, «Юрий Милославский, или русские в 1612 году», 1829

Только и ксёндз у них на их же стать, и с виду даже не похож на христианского попа: пьет и гуляет с ними и говорит нечестивым языком своим срамные речи. Ни в чем не уступает им и челядь: позакидали назад рукава оборванных жупанов своих и ходят козырем, как будто бы что путное. Играют в карты, бьют картами один другого по носам. Набрали с собою чужих жен. Крик, драка!.. Паны беснуются и отпускают штуки: хватают за бороду жида, малюют ему на нечестивом лбу крест; стреляют в баб холостыми зарядами и танцуют краковяк с нечестивым попом своим.

— Николай Гоголь, «Страшная месть», 1832

Няни, мамы и сенные девушки расступились, как только боярышня вскочила в среду их, и снова скучились сзади ее, оставляя пленницу впереди себя, лицом к лицу с Никитою Плодомасовым. Боярышня, выданная таким маневром головою, оглянулась на робкую челядь и в одно мгновение словно переродилась. — Дай мне, раба, мой шугаик!— произнесла она твердым и решительным голосом, заметив свое непозволительное дезабилье. Десятки рук в мгновение ока поспешили исполнить ее требование. Плодомасов ничему этому не прекословил. <...> Плодомасов все это сообразил в одно мгновение; в другое — решил, что он во что бы то ни стало не должен допустить этого главенства и для этого превзойдет дерзостью все, что до сих пор когда-нибудь делывал; а в третье он встал, хлопнул в ладоши и молча указал вбежавшим слугам на драгуна. Тот, наблюдая боярина, понял его жест и, выхватив палаш, бросился в угол покоя; но жест боярина еще быстрее был понят его челядью, и драгун не успел размахнуться ни одного раза вооруженною рукою, как уже лежал на полу, сдавленный крепкими, железными руками чуть не по всем суставам. Грозный конский хвост на голове драгуна, за минуту перед сим столь угрожающий и останавливающий на себе всеобщее внимание, теперь ничего не значил. — Веревку!— скомандовал боярин, обратясь к одному личарде.

— Николай Лесков, «Старые годы в селе Плодомасове», 1862

«Людей! Людей! — закричал барин. — Собирайся, челядь дворовая, запускай невода, закидай сети шёлковые!» Собралась челядь дворовая, закинула сети шёлковые; Алёнушка и поймалась. Вытащили её на бережок, отрезали камень, окунули её, сполоснули в чистой воде, белым полотном обернули, и стала она ещё лучше, чем была, и обняла своего мужа. Баранчик стал опять братец Иванушка, и зажили все по-старому, по-хорошему, только ведьме досталось; ну да ей, говорят, туда и дорога, об такой не жалеют!

— Александр Афанасьев, Народные русские сказки; «Сестрица Алёнушка, братец Иванушка», 1863

Челядь в поэзии

	А там израненный герой, Как лунь во бранях поседевший, Начальник прежде бывший твой, В переднюю к тебе пришедший Принять по службе твой приказ, — Меж челядью твоей златою, Поникнув лавровой главою, Сидит и ждет тебя уж час!
	— Гавриил Державин, «Вельможа», 1794

	Глазами недвижными нелюди Смотрели на тысячи лиц. Недвижны глаза и у челяди ― Единое племя убийц.
	— Семён Липкин, «Богородица», 1956

	Оклеветали Калигулу ― Когда он свой декрет изрек, Лошадка даже не лягнула Своих испуганных коллег. Простят тому, кто мягко стелет, На розги розы класть готов, Но никогда не стерпит челядь, Чтоб высекли без громких слов.
	— Илья Эренбург, «В Римском музее», 1966

См. также

• Смерды
• Холопы
• Слуга
• Половой
• Портье
• Камердинер
• Лакей
• Горничная
• Вахтёр
• Консьерж
• Дворник