Иван-чай
Иван-чай, кипрей узколистный или копо́рский чай (лат. Chamaenerion) — род многолетних травянистых растений семейства Кипрейные (лат. Onagraceae), нередко включается в состав рода Кипрей (лат. Epilóbium). Иван-чай встречается повсеместно в умеренном климате Северного полушария. Растёт на сухих песчаных местах, по лесным опушкам, кустарникам, на вырубках, пожарищах. На нарушенной территории появляется одним из первых, благодаря летучим семенам. Иван-чай широколистный встречается на крайнем севере и в тундре, в том числе, в арктических и субарктических областях Северного полушария.
Самый известный вид, который чаще всего имеется в виду под сокращённым названием — это Иван-чай узколистный (лат. Chamérion angustifólium), иногда называемый в народе «кипрей», из которого приготавливается традиционный русский травяной напиток (копорский чай). Для этого используют высушенную верхушку стебля с молодыми листьями. Ботанический словарь Анненкова приводит больше десятка названий Иван-чая узколистного.
Иван-чай в определениях и коротких цитатахПравить
| — Владимир Даль, «Павел Алексеевич Игривый», 1847 |
...так называемый, «капорский» или «Иван-чай» — продукт нашей самобытной изобретательности — фабрикуется главным образом в Петербурге и отсюда распространяется по всей России в значительном количестве, судя по частым фактам обнаружения этого злоупотребления в размерах иногда ужасающих.[2] | |
| — Владимир Михневич, «Язвы Петербурга», 1876 |
| — Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Золотуха», 1883 |
| — Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Зелёные горы», 1902 г. |
| — Андрей Белый, «Серебряный голубь», 1909 |
| — Сергей Сергеев-Ценский, «Медвежонок», 1911 |
| — Сергей Клычков, «Князь мира», 1927 |
| — Даниил Андреев, «Холодеющий дух с востока...» (из цикла «Босиком»), 1936 |
| — Михаил Пришвин, «Кладовая солнца», 1945 |
| — Аркадий Штейнберг, «Кипрей», 1953 |
На днях увидел утром в открытую дверцу своего «Н<аблюдательного> п<ункта>», что зацвёл Иван-чай, маскирующий меня от внешнего мира.[11] | |
| — Александр Твардовский, Рабочие тетради 60-х годов, 1968 |
...иван-чай гигантский, из сухой, как печка, глины, с однобоким «комом», из которого торчали сухонькие, хоть и живые, коренья, оборванные лопатой ― жуть.[11] | |
| — Александр Твардовский, Рабочие тетради 60-х годов, 1968 |
на порубках растёт иван-чай розовым цветом, почему его прозвали так ― может быть, за красоту, потому что невысокий и весело цветёт, а может быть, и за другое, не знаю.[12] | |
| — Леонид Зуров, «Иван-да-марья», 1969 |
| — Варлам Шаламов, «Перчатка», 1972 |
| — Иосиф Бродский, «Бабочки северной Англии пляшут над лебедою…» (из цикла «В Англии»), 1976 |
Зоны лагеря «Черные камни» располагались в долине слева от главной дороги. <...> Обе долины и частично склоны сопок были до самого горизонта розоватыми от сиренево-фиолетовых цветов иван-чая.[15] | |
| — Анатолий Жигулин, «Чёрные камни», 1988 |
| — Анатолий Жигулин, «Чёрные камни», 1988 |
| — Дмитрий Ватолин, «О мёде и не только о нём», 2008 |
Иван-чай в научно-популярной прозе и публицистикеПравить
Весьма распространилась также и приняла широкие размеры в последнее время фабрикация фальшивого, вредного для здоровья чая, подделываемого грубыми способами из спитого чая и разной травы, преимущественно же из чернобыльника. Этот, так называемый, «капорский» или «Иван-чай» — продукт нашей самобытной изобретательности — фабрикуется главным образом в Петербурге и отсюда распространяется по всей России в значительном количестве, судя по частым фактам обнаружения этого злоупотребления в размерах иногда ужасающих. Бывали случаи, что полиция за один раз конфисковала сотни пудов этого самодельного зелья.[2] | |
| — Владимир Михневич, «Язвы Петербурга», 1876 |
| — Дмитрий Ватолин, «О мёде и не только о нём», 2008 |
Иван-чай в мемуарах, письмах и дневниковой прозеПравить
На днях увидел утром в открытую дверцу своего «Н<аблюдательного> п<ункта>», что зацвел Иван-чай, маскирующий меня от внешнего мира. | |
| — Александр Твардовский, Рабочие тетради 60-х годов, 1968 |
Настроение сразу изменилось, не стыдно уже за эту фантастическую, сумасбродную затею пересадки деревца в июльскую жару ― и хотя бы вечером, на ночь глядя, а то днем, часов около 11, да откуда ― из тени за нужником, где ее заслонила черёмуха и большая дикарка перед дверью и иван-чай гигантский, из сухой, как печка, глины, с однобоким «комом», из которого торчали сухонькие, хоть и живые, коренья, оборванные лопатой ― жуть.[11] | |
| — Александр Твардовский, Рабочие тетради 60-х годов, 1968 |
| — Юлия Кривулина (Хордикайнен), Дневник, август 1958 |
― А почему её так называют? | |
| — Леонид Зуров, «Иван-да-марья», 1969 |
Документы нашего прошлого уничтожены, караульные вышки спилены, бараки сровнены с землей, ржавая колючая проволока смотана и увезена куда-то в другое место. На развалинах Серпантинки процвёл иван-чай — цветок пожара, забвения, враг архивов и человеческой памяти. | |
| — Варлам Шаламов, «Перчатка», 1972 |
Зоны лагеря «Черные камни» располагались в долине слева от главной дороги. Здесь журчал на перекатах широкий Черный ручей, сливающийся ниже с речкой Шайтанкой. Когда я какой-то весною или летом впервые оказался в этом месте, я был потрясен огромным количеством цветов. Обе долины и частично склоны сопок были до самого горизонта розоватыми от сиренево-фиолетовых цветов иван-чая. Это впечатление легло в основу моего стихотворения «Полярные цветы». Я сначала из кузова машины не мог определить, что это за цветы. Но когда мы высадились, я сразу узнал знакомый с детства кипрей, или иван-чай. (Epilobium angustifolium!). Правда, был он мельче российского, и, возможно, второе (видовое) латинское название я написал неверно. Возможно, что это какой-то иной вид кипрея. Привезли нас на это место, в долины иван-чая, на заготовку дров. Здесь ― в долинах и по склонам ― когда-то была тайга, был лес, сведенный на топливо, на строительство и рудничную стойку еще в тридцатых годах. Поэт Валентин Португалов валил здесь году в 37-м невысокую колымскую лиственницу, а к моему времени (1952-1953-й годы) от тайги здесь сохранились лишь одни пни.[15] | |
| — Анатолий Жигулин, «Чёрные камни», 1988 |
Иван-чай в беллетристике и художественной прозеПравить
Часу в седьмом утра Павел Алексеевич проснулся, и всё в доме зашевелилось. Обувшись в бараньи сапожки домашней выделки и в халат свой, он умылся, помолился и стал советоваться с Ванькой, чего бы напиться сегодня: малины ли, бузины ли, шалфею, липового цвета, кипрею, ивана-да-марьи, ромашки с ландышами или уж заварить настоящего чаю? И Ванька рассудил, что бузина пьётся на ночь для испарины, малина после бани, шалфей в дурную погоду, липовый цвет со свежими сотами, иван-да-марья и ромашка, когда неможется, кипрей, то есть копорский или иван-чай, по нужде, за недостатком лучшего, и потому полагал заварить сегодня настоящего китайского чаю, что и было исполнено.[1] | |
| — Владимир Даль, «Павел Алексеевич Игривый», 1847 |
Я проводил последний экипаж и свернул по своему маршруту влево; по дну второго ложка весело катился холодный, как лёд, ключик. Я выбрал местечко в тени пушистой черемухи и с наслаждением растянулся на зеленой высокой траве, которая встала вокруг меня живой стеной. Красиво колебались в воздухе красные верхушки иван-чая, облепленные шелковистым белым пухом; тут же наливались в траве широкие шапки лесного пахучего шалфея с тысячами маленьких цветочков цвета лежалых старых кружев. Несколько кустов малины приютились около кучки гранитных обломков, бог знает, какой силой занесенных в это уединенное место; над самым ключиком свесили свои липкие побеги молодая верба и несколько кустов черной смородины. Трудно было подобрать уголок красивее, и я с удовольствием отдыхал здесь, прислушиваясь к жужжанью ос и шмелей, которые кружились над головками шалфея.[3] | |
| — Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Золотуха», 1883 |
Балаган был срублен из елового леса и совсем врос в землю. Сверху он был покрыт дёрном, на котором розовой шапкой рос иван-чай. Окон не полагалось, а их заменяла низенькая дверь, вся засыпанная дробью и дырами от пуль, как мишень. Внутри, в глубине, помещались деревянные нары, а налево от двери ― сложенный из камня-дикаря очаг.[4] | |
| — Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Зелёные горы», 1902 г. |
И какая-то сладкая песня подымается в его душе. Тихо над ним из осоки наклоняется розовый детский лик, и дитя улыбается, и склоняется, поднимает руку с розовым цветиком, ― ах: из-за его спины на поверхность пруда упал иван-чай. Петр обернулся. Катя стояла перед ним: она наклонила бледное свое личико в розовых иван-чаях; искоса она глядела на него; будто она невзначай здесь, у воды, накрыла Петра; и она молчала.[5] | |
| — Андрей Белый, «Серебряный голубь», 1909 |
У, как шумят деревья, треплется Катина синяя юбка, разлетелись волосы; у, как посвистывает, как ходит сырая вокруг трава: закачались ветви, прутья, вершины, и ярко-розовые иван-чаи расходились, что Катин души молодой размах: песнь пелась и проповедь начиналась ― и везде шум… А вот он, нежный цвет ее души молодой; а вокруг ветра вдали свистели волынки и древесные разбивались тимпаны, а столетний с бугра дуб, как пророк, лесному народу протягивал руки. Вот он, цвет души ее молодой; ах, как вся она протянулась к нему, ― обвить бы его руками и заснуть бы на груди, но крапива бьется на этой груди; пусть же ей обожжет щечку крапива; пусть же ее разобьет он жизнь. И тихую она на раскаленной его груди положила головку: и кудри ее с его кудрями слились ― кудри слились в один прядающий в ветре дым, что отлетает с красного пламени: какой костер зажгли в том месте? Жадные жадно раскрылись их уста; стальные руки, ломающие тонкий стан, в порыве протянулись, раскаленная лава дыханья в ее грудь пролилась; вот уж с устами уста ее слились в длительном, и тягучем, и влажном дыханье; синее ее платье, что синее ее небо, в красном, что заря, пламени его одежд: и над этой зарей двух жизней, теперь слиянных, пепел воздушный, разуверений облако; растанцевались вокруг иван-чаев розовые кисти.[5] | |
| — Андрей Белый, «Серебряный голубь», 1909 |
Здесь подымался по буграм и лощинам перед тайгою низенький пока ещё и невзрачный иван-чай; в конце июня он расползётся на вёрсты кругом ― станет весь розовый, пышный, медовый, густой, по брюхо лошади. А жёлтого болотного курослепа и теперь было сколько хочешь, и от него, росистого, у бугров и лощинок был счастливо-пьяный, вихрасто-встрёпанный какой-то вид.[6] | |
| — Сергей Сергеев-Ценский, «Медвежонок», 1911 |
Но Михайла каким был, таким и остался: моргает он на Фоку слезливыми глазами и палочкой показывает в ту сторону, где у него раньше стоял, какой ни на есть, свой домишка, а теперь растёт широколистый лопух и красноголовый иван-чай, которым бабы морют клопов; совсем, кажется, ещё недавно пропало из лопуха огородное чучело, уцелевшее чудом во время пожара, оборвали его осенние ветры, размочили дожди и галки по лоскутам разнесли, должно быть ― по гнёздам![7] | |
| — Сергей Клычков, «Князь мира», 1927 |
Он вел нас кустарниками, среди сосенок, в сухой, дикой местности. Справа открылись под хмурыми облаками сине-туманные холмы, леса, неровное и мрачное раздолье, напоминавшее глухие края близ Сарова, под Касторасом, где когда-то ходил по тетеревам. Мгновенно представилось ― да не выглянет ли из-за можжевельника куст розовоцветной “тетеревиной травки”, Ивана-чая?[18] | |
| — Борис Зайцев, «Афон», 1928 |
Вот и лето настало, в прохладе лесной заблагоухала белая, как фарфоровая, ночная красавица, и у пня стал на солнцепеке во весь свой великолепный рост красавец наших лесов ― Иван-чай.[9] | |
| — Михаил Пришвин, «Лесная капель», 1943 |
И вот умер Антипыч. Вскоре после этого началась Великая Отечественная война. Другого сторожа на место Антипыча не назначили, и сторожку его бросили. Очень ветхий был домик, старше много самого Антипыча, и держался уже на подпорках. Как-то раз без хозяина ветер поиграл с домиком, и он сразу весь развалился, как разваливается карточный домик от одного дыхания младенца. В один год высокая трава иван-чай проросла через брёвнышки, и от всей избушки остался на лесной поляне холмик, покрытый красными цветами. А Травка переселилась в картофельную яму и стала жить в лесу, как и всякий зверь.[9] | |
| — Михаил Пришвин, «Кладовая солнца», 1945 |
| — Николай Дубов, «На краю земли», 1950 |
| — Алексей Ливеровский, «Журавлиная родина», 1966 |
― А что, Ольга, ― услышал я, ― скоро ли господин Орехов разрешится от бремени? | |
| — Ксения Букша, «Эрнст и Анна», 2002 |
Иван-чай в поэзииПравить
| — Михаил Савояров, «Молчальник» (из сборника «Не в растения»), 1921 |
| — Даниил Андреев, «Холодеющий дух с востока...» (из цикла «Босиком»), 1936 |
От края тундры до степных угодий, | |
| — Аркадий Штейнберг, «Кипрей», 1953 |
| — Иосиф Бродский, «Бабочки северной Англии пляшут над лебедою…» (из цикла «В Англии»), 1976 |
Твой английский слаб, мой французский плох. | |
| — Александр Кушнер, «Мы останавливали с тобой...», 1996 |
ИсточникиПравить
- ↑ 1 2 Даль В.И. (Казак Луганский). Повести. Рассказы. Очерки. Сказки. — Москва-Ленинград, «Государственное издательство художественной литературы», 1961 г.
- ↑ 1 2 В. О. Михневич. Исторические этюды русской жизни. Том 3. «Язвы Петербурга». — С-Петербург: Типография Ф. С. Сущинского, 1866 г.
- ↑ 1 2 Д. Н. Мамин-Сибиряк. «Золото». Роман, рассказы, повесть. — Минск: «Беларусь», 1983 г.
- ↑ 1 2 Мамин-Сибиряк Д.Н. Повести, Рассказы, Очерки. Москва, «Московский рабочий», 1983 г.
- ↑ 1 2 3 А. Белый. Сочинения в двух томах (том первый). — М.: Художественная литература, 1990 г.
- ↑ 1 2 Сергеев-Ценский С.Н. Собрание сочинений в 12-ти томах, Том 2. Москва, «Правда», 1967 г.
- ↑ 1 2 Клычков С.А. Собрание сочинений: в двух томах. — М.: Эллис-Лак, 2000 г.
- ↑ 1 2 Д.Л.Андреев. Собрание сочинений. — М.: «Русский путь», 2006 г.
- ↑ 1 2 3 Пришвин М.М.. «Зелёный шум». Сборник. — Москва: «Правда», 1983 г.
- ↑ 1 2 А. Штейнберг. «Вторая дорога». М.: Русский импульс, 2008 г.
- ↑ 1 2 3 4 А. Т. Твардовский, Рабочие тетради 60-х годов. ― М.: «Знамя», № 8-10, 2003 г.
- ↑ 1 2 Л. Ф. Зуров. «Иван-да-марья». — М., журнал «Звезда», 2005 г. № 8-9
- ↑ 1 2 Шаламов В.Т. Собрание сочинений в четырех томах. Том 2. — М.: Художественная литература, Вагриус, 1998 г. — С. 279-307
- ↑ 1 2 Иосиф Бродский. Собрание сочинений: В 7 томах. — СПб.: Пушкинский фонд, 2001 г. — том 2.
- ↑ 1 2 3 Анатолий Жигулин, «Чёрные камни». — М.: Молодая гвардия, 1989 г.
- ↑ 1 2 Д. Ватолин. О мёде и не только о нём. — М.: «Наука и жизнь», № 11, 2008 г.
- ↑ Ю. А. Кривулина (Хордикайнен). Полевые сезоны и просто жизнь. 1946-1963. — Спб.: Нестор-История, 2010 г.
- ↑ Б. К. Зайцев. Улица Святого Николая: Повести. Рассказы. — Москва, Изд-во: «Русская книга», 1999 г.
- ↑ Николай Дубов. «На краю земли». — М.: Детская литература, 1950 г.
- ↑ А. А. Ливеровский. «Журавлиная родина». Рассказы охотника. — Л.: Лениздат, 1966 г.
- ↑ Ксения Букша в книге: «Пролог. Молодая литература России». Сборник прозы, поэзии, критики, драматургии. — М.: Вагриус, 2002 г.
- ↑ Михаил Савояров. ― «Слова», стихи из сборника «Не в растения»: «Молчальник»
- ↑ Александр Кушнер. Стихотворения: Четыре десятилетия. — М.: Прогресс-Плеяда, 2000 г. — 288 с.
