Борец
Боре́ц или Акони́т (лат. Acónítum) иногда также прострел-трава[комм. 1] царь-трава или прикры́т[комм. 2] — кустистые многолетние травянистые растения из семейства лютиковых (лат. Ranunculaceae), широко распространённые по всему миру. Аконит входит в число самых ядовитых растений, известных с давних времён. Страшный яд «бик» для стрел и копий индийцы добывали именно из аконита. Согласно преданию, Тамерлан был отравлен соком борца. У аконита ядовиты все части растения: и листья, и цветы, и стебли, но наибольшая концентрация ядов — в корнях и корневых утолщениях (овальных клубеньках). Иногда борец вызывает отравление даже у пчёл.
Вместе с тем, аконит — неприхотливое, широко распространённое и любимое растение, декоративный многолетник, который охотно выращивают в садах и парках со времён Древнего Рима. Кроме того, борец — эффективное лекарственное растение, введённое в европейскую медицину с XVIII века.
Борец в прозе
правитьА вот и седьмая трава нам надобная ― это царь-трава.[комм. 3] Как громовые стрелы небесные гонят темных бесов в преисподнюю, так и царь-трава могучей своей силою далеко прогоняет силу нечистую… Вот и все семь трав, что пригодны к утолению скорби Марьи Гавриловны… Отломи от каждой по кусочку ― да не забудь ― с молитвой и, перекрестясь, зашей, как я сказывала… [1] | |
— Павел Мельников-Печерский, «В лесах» (книга вторая), 1874 |
Говоря об особенностях селений южного округа, я забыл упомянуть ещё об одной: здесь часто отравляются борцом (Aconitum Napellus). В Мицульке у пос<еленца> Такового свинья отравилась борцом; он сжадничал и поел её печёнки, и едва не умер. Когда я был у него в избе, то он стоял через силу и говорил слабым голосом, но о печёнке рассказывал со смехом, и по его всё ещё опухшему, сине-багровому лицу можно было судить, как дорого обошлась ему эта печёнка. Немного раньше его отравился борцом старик Коньков и умер, и дом его теперь пустует. Этот дом составляет одну из достопримечательностей Мицульки.[2] | |
— Антон Чехов, «Остров Сахалин (Из путевых записок)», 1894 |
— Антон Чехов, «Остров Сахалин (Из путевых записок)», 1894 |
Кошелев подал докладную записку о вступлении в брак с девицей Тертышной, и начальство разрешило ему этот брак. Между тем Вукол объяснялся Елене в любви, умоляя её жить с ним; она тоже искренно клялась в любви и при этом говорила ему: ― Приходи так ― я могу, а жить постоянно ― нет; ты женатый, а моё дело женское, должна я о себе подумать, пристроиться за хорошего человека. Когда Вукол узнал, что она просватана, то пришёл в отчаяние и отравился борцом. Елену потом допрашивали, и она созналась: «Я с ним четыре ночи ночевала». Рассказывали, что недели за две до смерти он, глядя на Елену, мывшую пол, говорил: ― Эх, бабы, бабы![2] | |
— Антон Чехов, «Остров Сахалин (Из путевых записок)», 1894 |
Здесь живёт постоянно классный фельдшер, которого поселенцы называют первоклассным. За неделю до моего приезда отравилась борцом его жена, молодая женщина. Вблизи селения, а особенно по дороге к Крестам, встречаются превосходные строевые ели. Вообще много зелени, и притом сочной, яркой, точно умытой. Флора Такойской долины несравненно богаче, чем на севере, но северный пейзаж живее и чаще напоминал мне Россию.[2] | |
— Антон Чехов, «Остров Сахалин (Из путевых записок)», 1894 |
Бо́льшая часть площади, которая занята теперь под пашней и покосом, недавно ещё была болотом, но поселенцы, по совету г. Я., выкопали канаву до Найбы, в сажень глубины, и теперь стало хорошо. Быть может, оттого, что это маленькое селение стоит с краю, как бы особняком, здесь значительно развиты картёжная игра и пристанодержательство. В июне здешний поселенец Лифанов проигрался и отравился борцом.[2] | |
— Антон Чехов, «Остров Сахалин (Из путевых записок)», 1894 |
В Корсаковском округе за убийство айно[комм. 4] было приговорено к смертной казни 11 человек. Всю ночь накануне казни чиновники и офицеры не спали, ходили друг к другу, пили чай. Было общее томление, и никто не находил себе места. Двое из приговорённых отравились борцом ― большая неприятность для военной команды, на ответственности которой находились приговорённые. Начальник округа слышал ночью суматоху, и ему было доложено, что двое отравились, но всё же перед самою казнью, когда все собрались около виселиц, должен был задать начальнику команды вопрос: ― Приговорено было к смертной казни одиннадцать, а тут я вижу только девять. Где же остальные два?[2] | |
— Антон Чехов, «Остров Сахалин (Из путевых записок)», 1894 |
Случаев неестественной смерти среди православного населения за 10 лет было 170. Из этого числа 20 казнены через повешение, 2 повешены неизвестно кем; самоубийств произошло 27, причём в Сев<ерном> Сахалине стрелялись (один застрелился стоя на часах), а в Южном отравлялись борцом; много утонувших, замерзших, задавленных деревьями; один разорван медведем.[2] | |
— Антон Чехов, «Остров Сахалин (Из путевых записок)», 1894 |
— Да ведь оно, ваше высокоблагородие, может по-вашему как иначе выходит. А по-нашему, по-корсаковскому, завсегда случиться может. Потому здесь в каждом доме корешок борца имеется… | |
— Влас Дорошевич, «Сахалин (Каторга)», 1903 |
— Ну! Ну! Наддай! — покрикивают каторжные. | |
— Влас Дорошевич, «Сахалин (Каторга)», 1903 |
Возникли сказания о таинственных цветах и травах, распускающихся и растущих лишь под чарами Купалы. Такова перелёт-трава, дарующая способность по произволу переноситься за тридевять земель в тридесятое царство; цвет её сияет радужными красками и ночью в полёте своём он кажется падучею звёздочкою. Таковы спрыг-трава, разрыв-трава, расковник сербов, Springwurzel немцев, sferracavallo итальянцев, разбивающие самые крепкие замки и запоры. Такова плакун-трава, гроза ведьм, бесов, привидений, растущая на «обидящем месте», т. е. — где была пролита неповинная кровь, и равносильные ей чертополох, прострел-трава и одолень-трава (белая купава, нимфея). Таков объединяющий в себе силы всех этих трав жар-цвет, огненный цвет, — цветок папоротника: самый популярный из мифов Ивановой ночи. | |
— Александр Амфитеатров, «Иван Купало», 1904 |
— Валерий Брюсов, «Огненный ангел», 1908 |
В уссурийской тайге растёт много цветковых растений. Прежде всего в глаза бросается ядовитая чемерица (Veratrum album L.) с грубыми остроконечными плойчатыми листьями и белыми цветами, затем — бадьян (Dictamnus albus L.) с овально-ланцетовидными листьями и ярко-розовыми цветами, выделяющими обильные эфирные масла. Синими цветами из травянистых зарослей выделялся борец (Aconitum kusnezoffii Rchb.) с зубчатыми листьями, рядом с ним — башмачки <орхидея> с большими ланцетовидными листьями...[5] | |
— Владимир Арсеньев, «По Уссурийскому краю», 1917 |
Видовое название этого колокольчика показывает, что цветы его крупной величины; потом я заметил тимьян с уже поблекшими жёсткими фиолетовыми цветами; крупную веронику, имеющую бархатисто-опушённые стебли и короткие остроконечные зубчатые листья. Каков цветок у неё ― сказать не могу. Судя по увядшим венчикам, мне показалось, что у неё были небелые, а синие цветы. Затем борец ― пышное высокое растение с мелким пушком в верхней части стебля и бархатистыми большими листьями; засохшие цветы его, расположенные крупной кистью, вероятно, были тёмно-голубые.[5] | |
— Владимир Арсеньев, «Дерсу Узала», 1923 |
С налёту охватил, навалился на неё, и упали они наземь оба. Руки рознял, которыми закрывалась, и ― как ни отворачивала, ни мотала головой ― словно шоршень в венчик борца, втиснул в её свои раскалённые губы. Гулко отдалось у ней во всём теле и будто что надрубило. А он пьёт и пьёт без отрыву и силу последнюю отымает и стыд, и кажется ей: как мак она трепещет ― покачивается под полуденным ветром и растворяется в сладкий мёд.[6] | |
— Владимир Ветров, «Кедровый дух», 1929 |
А в густенной тайге медовят разноцветные колокольчики, сизые и жёлтые борцы, и по рямам таёжным кадит светло-сиреневый багульник-болиголов.[6] | |
— Владимир Ветров, «Кедровый дух», 1923 |
Античная легенда о его происхождении гласит, что в Древней Греции недалеко от города Аконе была пещера, вход в которую охранял трёхглавый страж подземного царства ― пес Цербер. Когда Геракл победил Цербера и вытащил его из пещеры на землю, пёс от дневного света пришёл в ярость, и из всех его пастей потекла ядовитая слюна. Там, где слюна попала на землю, и вырос аконит. Есть у аконита и другое имя ― борец, так как цветок его напоминает шлем воина. А славяне называли аконит царь-зельем и считали его одним из самых опасных ядовитых растений. Видов аконита много, и они все ядовиты. Самый ядовитый из них ― аконит джунгарский (борец джунгарский, иссык-кульский корень). Под землёй у аконита находятся несколько клубнекорней яйцевидной формы. Клубни на вид довольно аппетитные и неопытному человеку могут даже показаться съедобными. Это и есть самая ядовитая часть растения. <...> Количество алкалоидов в аконите сильно колеблется в зависимости от того, к какому виду принадлежит растение, где оно растёт, каков его возраст. Например, есть акониты, содержащие до 4% алкалоидов (аконит Фишера, аконит высокий); в аконитах носатом и восточном, растущих на высоте 1400 м над уровнем моря, алкалоидов больше всего; до цветения аконита наибольшее количество алкалоидов накапливается в листьях и стеблях, а в период цветения ― в клубнях.[7] | |
— Г. Тафинцев, «Царь-зелье», 1969 |
Ядовито всё растение, наиболее ядовита — подземная часть; ядовит и мёд. <...> При нанесении на кожу вызывает зуд с последующей анестезией. При приёме внутрь развивается зуд в различных участках тела, парестетические ощущения, прогрессирующая адинамия. Усиливается потливость, слюноотделение, тошнота, рвота. <...> Смерть наступает от остановки дыхания.[8] | |
— Борис Орлов и др., «Ядовитые животные и растения СССР», 1990 |
Аналогичными <акониту> свойствами обладают и представители другого близкого рода из семейства лютиковых — живокость (дельфиниум, шпорник), широко распространённых по всей территории (в СССР свыше 100 видов) и разводимых в культуре (некоторые имеют лекарственное значение). Содержат общие с борцами или близкие алкалоиды (кондельфин, митилликаконитин, дельфинин и др.) Токсическое действие также аналогично (в том числе токсичен и мёд).[8] | |
— Борис Орлов и др., «Ядовитые животные и растения СССР», 1990 |
Большинство известных видов аконита и, по-видимому, все дальневосточные чрезвычайно ядовиты. О ядовитости аконитов знали ещё в глубокой древности. | |
— Пётр Зориков, «Ядовитые растения леса», 2005 |
Борец в поэзии
правитьОдин ссыльнокаторжный подал мне что-то вроде прошения с таким заглавием: «Конфиденциально. Кое-что из нашего захолустья Великодушному и благосклонному литератору господину Ч., осчастливившему посещением недостойный о-в Сахалин. Пост Корсаковский». В этом прошении я нашёл стихотворение под заглавием «Борец»: | |
— Антон Чехов, «Остров Сахалин (Из путевых записок)», 1894 |
Отвар борца́ ― и для борца, | |
— Михаил Савояров, «Борцы» (из сборника «Не в растения»), 1910 |
О, аконит! Прекрасный, ядовитый | |
— Татьяна Борцова, «Аконит», 1990-е |
Комментарии
править- ↑ «Прострел-трава» — народное название аконита, которое нужно различать от просто «прострела» или сон-травы — растения из того же семейства лютиковых, однако, нисколько не похожего на аконит.
- ↑ У аконита очень много народных названий, список одних русских его имён займёт не одну строчку: борец-корень, волчий корень, волкобой, иссык-кульский корень, царь-зелье, царь-трава, чёрный корень, чёрное зелье, козья смерть, железный шлем, шлемник, каска, капюшон, синий напёрсточник, лошадка, туфелька, лютик голубой, синеглазка, прострел-трава, прикрыш-трава, список далеко не полон. Немецкое прозвище Eisenhut дано борцу из-за сходства цветка с рыцарским шлемом, у которого опущено забрало.
- ↑ В данном случае не вполне ясно, о какой именно царь-траве идёт речь. Таким эпитетом пользуются многие растения, выделяющиеся своим внешним видом, например: петров крест. Однако, если судить по контексту, скорее всего имеется в виду именно — аконит. В народе это растение называли царь-зелье, царь-трава, волкобойник, волчий корень. Некоторые названия произошли от формы цветка, например зозулины черевички. Немцы называют аконит Eisenhut, Sturmhut, die Monchskappe (железная шляпа, штормовая шляпа, шапка монаха), англичане ― Monk's Hood, Wolfs Bane, Helmet-Flower (капюшон монаха, волчья отрава, цветок-шлем).
- ↑ «Айно», как пишет Чехов или айны — это самый древний народ японских островов, раньше живший на обширной территории, включая весь прибрежный Дальний Восток, до Камчатки. Теперь же они остались в крайне малом числе — и практически всюду ассимилированы.
Источники
править- ↑ П. И. Мельников-Печерский. Собрание сочинений. — М.: «Правда», 1976
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Чехов А. П. Сочинения в 18 томах // Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1978 год — том 14/15. (Из Сибири. Остров Сахалин), 1891-1894 г.
- ↑ 1 2 Новодворский В., Дорошевич В. «Коронка в пиках до валета. Каторга». — СПб.: Санта, 1994 г.
- ↑ В.Я.Брюсов Повести и рассказы. — М.: Советская Россия, 1983 г.
- ↑ 1 2 В.К. Арсеньев. «По Уссурийскому краю». «Дерсу Узала». — М.: Правда, 1983 г.
- ↑ 1 2 «Перевал»: Сборник №1 (Под редакцией А.Весёлого, А.Воронского, М.Голодного, В.Казина). Москва, «Гиз», 1923 г. — Владимир Ветров, «Кедровый дух» (1920-1929)
- ↑ Г. Тафинцев., «Царь-зелье». — М., «Химия и жизнь», № 7, 1969 г.
- ↑ 1 2 Б.Н. Орлов и др., «Ядовитые животные и растения СССР», — М., Высшая школа, 1990 г., стр.193-194
- ↑ П.С.Зориков, «Ядовитые растения леса», — Владивосток, Российская Академия Наук, Дальневосточное отделение; изд. «Дальнаука», 2005 г., ISBN 5-8044-0524-1. — стр.8-9
- ↑ Михаил Савояров. «Слова», стихи из сборника «Не в растения»: «Борцы»
См. также
править
Поделитесь цитатами в социальных сетях: |