Крохали

Кроха́ли, кроха́ль (латин. Mergus) — крупные гусеобразные птицы из семейства утиных с удлинённым цилиндрическим клювом, края которого покрыты мелкими острыми зубцами, и большим загнутым в виде крючка ноготком. Другие характерные внешние признаки крохалей — удлинённое тело, задний палец с широкой лопастью и длинная шея, что делает одних похожими на поганок, а других — на гагар. Почти все крохали (кроме длинноносого) — пресноводные птицы.

Селезень большого крохаля

Крохали прекрасно плавают и ныряют, питаются преимущественно рыбой, которую удерживают зубцами (у большинства уток вместо них имеются плоские роговые пластины). В близком родстве с крохалями состоят гоголи (Bucephala). Основу рациона последних составляют моллюски, поэтому их клюв имеет более типичную для уток сплюснутую форму.

Крохали в определениях и коротких цитатах

	У нас почти нечего было есть; но как нарочно во втором часу показалось в близости несколько крохалей (большой род диких уток), из которых одного я застрелил, a другого, не могшего ещё летать, собака поймала. И так мы пообедали очень порядочно.
	— Гавриил Давыдов, Дневник, 1802

	Долго думал я, что крохаль ― утка-рыбалка, особенная от гагары, потому что в молодости случилось мне убить двух гагар, которые не имели хохлов, были гораздо белесоватее пером, крупнее телом и которых простые охотники тогда называли крохалями.
	— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852

	Когда хотят выразить чью-нибудь заботливость и любовь к другому лицу, то говорят: «Он (или она) дрожит над ней, как крохаль». Это означает или сильную привязанность селезня крохаля к утке, или особенную горячность последней к утятам, подмеченную народом.
	— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852

	Крохалей сибиряки едят, а гагар нет. Весной крохали очень жирны, а сваренные в котле на воздухе (не в печке) не пахнут рыбой. Покойный Брем говорит: «Мы можем смотреть на крохалей как на переходную степень от нырков к гагарам, хотя они и подходят гораздо ближе к первым, чем к последним».
	— Александр Черкасов, «Из записок сибирского охотника», 1884

	Крохаль — двух пород, большой и маленький, — несётся больше в утёсах.
	— Александр Черкасов, «Зерентуй», 1887

Матка тихо подошла к ним, не выпуская из клюва своей ноши, четвертого детенка, живо выгребла в песке порядочную лунку, посадила в нее цыпленка и придержала его клювом; а он, усевшись, помахал кудловатыми крылышками и притих. Крохалюха тотчас загребла его в песок носом по самую шейку, поправила песочек на прежде перенесенных малютках, тихо покеркала и, спустившись на воду, несколько проплыла, а потом вдруг поднялась и, сделав отвод на полёте, понеслась снова к утёсу.

— Александр Черкасов, «В Кадаче», 1887

	Из-под самого берега бесшумно <...> вылетает большой рыжий крохаль. Я вскидываю ружьё, ударяю его, когда он уже на середине реки. Птица падает, словно устремляясь в воду за добычей, пропадает на долгое для меня мгновенье в клокочущей пене, потом волна уже далеко внизу подбрасывает её вверх и мчит по течению.
	— Валериан Правдухин, «Годы, тропы, ружьё», 1930

	Крики взматеревших крохалей, первое лето увидавших это вакхическое солнце и этот дикий, неуёмный мир, призвавший их к жизни!
	— Валериан Правдухин, «Годы, тропы, ружьё», 1930

	Крохали не видели нас и подплыли довольно близко, а когда заметили опасность, все разом нырнули в воду. Течением отнесло их к другому берегу. Как только они опять появились на поверхности, тотчас поднялись на воздух и полетели вниз по реке.
	— Владимир Арсеньев, «Сквозь тайгу», 1930

	Крохали прежде всего отличаются длинным, длиннее плюсны, узким почти цилиндрическим клювом с большими, острыми, несколько назад загнутыми зубцами обеих челюстей...:145
	— Сергей Бутурлин, «Полный определитель птиц СССР» (том второй), 1934

	Южная раса большого крохаля отличается меньшей величиной, более бледно-серой поясницей, гуще испещренной беловатым...:146
	— Сергей Бутурлин, «Полный определитель птиц СССР» (том второй), 1934

	Теряя летом стержневые перья на крыльях, крохали не могут летать до глубокой осени. Зато они, помогая себе короткими и быстрыми взмахами крыльев, с необычайной быстротой бегают по поверхности воды, поднимая вокруг себя облако сверкающих на солнце брызг и водяной пыли и напоминая миниатюрные глиссеры.
	— Николай Покровский, «По Белой», 1936

	Местное население иногда охотится на крохалей без ружей, отрезая им путь в обе стороны, загоняя на берег и убивая их там палками.
	— Николай Покровский, «По Белой», 1936

	Ещё крохаля видал большого — с гуся. Он спал среди объедков. До отвалу наглотался рыбы.
	— Евгений Чарушин, «Медведь-рыбак», до 1950

	Во время пути мы убили одного крохаля — прекрасная увесистая птица, почти не уступающая по размерам кряковой утке.
	— Борис Вронский, Дневник, 1959

	...на полном припёке, на островке посреди залитого солнцем плёса уцелел кусок снега? Вихрем взвился снежный комочек и улетел, мелькая среди затопленных кустов. Это луток ― снежно-белый крохаль…
	— Алексей Ливеровский, «Журавлиная родина», 1966

Крохали в научной и научно-популярной прозе

Крохали прежде всего отличаются длинным, длиннее плюсны, узким почти цилиндрическим клювом с большими, острыми, несколько назад загнутыми зубцами обеих челюстей; большой, во всю ширину конца клюва, ноготок также сильно загнут. Это крупные утки с белыми: подмышечными, зеркалом и подхвостьем, с красными или оранжевыми ногами и значительной примесью этих цветов на клюве. Крылья у них такие же длинные и полёт такой же лёгкий, как и у «пресноводных» уток, и первостепенные маховые, включая и внутренние, также черно-буры на наружных опахалах и вершинных частях внутренних и бледно-бурые на средних и основных частях внутренних опахал. Ноги с широкой лопастной перепонкой заднего пальца и с длинною лапой (хотя средний палец с когтем не всегда достигает полуторной длины плюсны). На голове у обоих полов более или менее заметные хохлы. Полы очень различны по окраске.:145

— Сергей Бутурлин, «Полный определитель птиц СССР» (том второй), 1934

Большой крохаль — селезень: голова и прилегающая часть шеи черные с зеленым и пурпурным металлическим блеском; спина и внутренние плечевые черные, поясница с верхними кроющими хвоста темносерые; Основная половина шеи и весь низ тела, наружные плечевые, верхние кроющие крыла и зеркало —белые, часто с желтовато-розовым или семговым налетом. Перья голени и боков поясницы испещрены серым. Утка: голова с прилегающей частью шеи коричневато-бурая; на ушах и боках шеи довольно ярко-рыжеватая, на горле и нижней части щек- белая; вся верхняя сторона тела от зашейка и мелкие и средние кроющие крыла чисто¬серого цвета с черноватыми наствольями; нижняя сторона тела белая с сероватым на зобе и боках налетом; зеркало белое. Селезень летом и молодёжь походят на утку, но у селезня средние и мелкие кроющие крыла белые, бока серые. Пол молодых всегда можно узнать без вскрытия, проведя пальцами вдоль шеи, чтобы прощупать дыхательное горло, на котором у самцов два вздутия, у самок одно. У молодых бока не серы, а буроваты. <...> Распадается на 3 подвида.:145

— Сергей Бутурлин, «Полный определитель птиц СССР» (том второй), 1934

Южная раса большого крохаля отличается меньшей величиной, более бледно-серой поясницей, гуще испещренной беловатым; на плечевых и третьестепенных маховых чёрный цвет более распространен; у утки более сероватое темя и менее рыжеватые бока головы; зеркало сплошное, как и у предшествующей формы. <...> Гнездится в Афганистане, у нас в районе Памиров, в Гималаях и, вероятно, местами в Тибете. Зимою встречается вместе с обыкновенным крохалём в Индии, Китае и даже Японии.:146

— Сергей Бутурлин, «Полный определитель птиц СССР» (том второй), 1934

Крохали в публицистике и документальной прозе

Самка большого крохаля

Длина этой утки от носа до хвоста, или, лучше сказать до ног, ибо хвостовых перьев у гагар нет, ― одиннадцать вершков, нос длиною в вершок, тёмно-свинцового цвета, тонкий и к концу очень острый и крепкий; голова небольшая, продолговатая, вдоль её, по лбу, лежит полоса тёмно-коричневого цвета, оканчивающаяся позади затылочной кости хохлом вокруг всей шеи, вышиною с лишком в вершок, похожим более на старинные брыжжи или ожерелье ржавого, а к корню перьев темно-коричневого цвета; шея длинная, сверху тёмно-пепельная, спина пепельно-коричневая, которая как будто оканчивается торчащими из зада ногами, тёмно-свинцового цвета сверху и беловато-желтого снизу, с редкими, неправильными, темными пятнами; ноги гагары от лапок до хлупи не кругловаты, но совершенно плоски, три ножные пальца, соединенные между собой крепкими глухими перепонками, почти свинцового цвета и тоже плоские , а не круглые, как бывает у всех птиц. Повыше последнего сгиба ноги, от которого начинается лапка, есть четвертый палец, в виде крошечной плоской лопатки, с таким же ногтем. Крылья, относительно величины самой птицы, не уступающей кряковной утке, очень узки и малы. Цвет их пепельно-коричневый; с обоих краев первые перья белые, а посредине крыльев поперек идет полоса пальца в три шириною, коричневого цвета; такого же цвета и три правильные пера. Брюхо, от ног до самого хохла или ожерелья, покрыто белыми, мелкими, серебристыми перьями, имеющими, с первого взгляда, вид волос, так они тонки; под перьями лежит превосходный, густой и нежный пух дикого цвета. Подбой крыльев ярко-белый.

— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852

Гагары вполне утки-рыбалки и так пахнут рыбой, что есть их почти невозможно, а потому охотники не стреляют гагар, разве для того, чтоб разрядить ружьё, или для пуху, который не уступает гоголиному. Русский народ, однако, знал хорошо гагару только под именем крохаля (без сомнения, это имя древнейшее), потому что крохаль живет до сих пор в поговорке или присловье народном. Когда хотят выразить чью-нибудь заботливость и любовь к другому лицу, то говорят: «Он (или она) дрожит над ней, как крохаль». Это означает или сильную привязанность селезня крохаля к утке, или особенную горячность последней к утятам, подмеченную народом.

— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852

Крохали в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

Селезень крохаля чешуйчатого

Козак сей живет более 20-ти лет на Юдомском кресте; но сказывал, что не помнит такой большой воды, коею ныне снесло до остатков все огороды, несколько юрт, анбаров и часовню с крестом, построенную ещё Беринговою экспедициею и давшею по себе имя Юдомского креста сему месту. У нас почти нечего было есть; но как нарочно во втором часу показалось в близости несколько крохалей (большой род диких уток), из которых одного я застрелил, a другого, не могшего ещё летать, собака поймала. И так мы пообедали очень порядочно.

— Гавриил Давыдов, Дневник, 1802

Долго думал я, что крохаль ― утка-рыбалка, особенная от гагары, потому что в молодости случилось мне убить двух гагар, которые не имели хохлов, были гораздо белесоватее пером, крупнее телом и которых простые охотники тогда называли крохалями. Впоследствии убедился я, что это одно и то же и что убитые мною утки-рыбалки были старые гагары, или крохали, которые всегда бывают крупнее и белесоватее. Без хохлов также попадались мне многие впоследствии, и, вероятно, хохлы имеют только селезни.

— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852

К сожалению, я не знаю коротко нравов этой утки, которые непременно должны быть замечательны, чему доказательством служит особенность в плоскости ног и в свивании гнезд, плавающих по воде. Я нашел один раз такое гнездо: гагара, сидя на нем, как на лодке, плавала по маленькому озерцу, находившемуся посреди огромного камыша; увидя меня в близком расстоянии, гагара сползла или свалилась на воду и нырнула. Яиц было девять, похожих на куриные величиною и фигурою, бледно-зеленоватого цвета с крапинками. Во время общего весеннего прилёта птицы я никогда не замечал пролётных гагар стаями. Они оказываются как-то нечаянно, всегда в одиночку и всегда очень поздно весною. Глубокие пруды, особенно материки прудов, большие озера с камышами ― вот обыкновенное их местопребывание. Пища гагар преимущественно состоит из мелкой рыбешки и частью из водяных насекомых.

— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852

Я невольно взглянул наверх и увидал бойко несущуюся матку большой породы крохалей (Почтенный дедушка охотничьей литературы Сергей Тимофеевич Аксаков в своих «Записках охотника» смешивает крохаля с гагарой, тогда как в Сибири крохаль сам по себе, а гагара сама по себе. Крохаль больше дворовой утки; его красные ноги у него не совсем в заду, как у гагары; нос красный с черным, тонкий, с зазубринами и на конце загнут крючком. Летает довольно бойко и живёт преимущественно на проточной воде, по речкам и большим озерам; тогда как гагара, наоборот, живет только на озерках, прудах и больших водянистых болотах. В Сибири и гагар различают две породы — большие и маленькие. Из первых промышленники делают себе шапки. Крохалей сибиряки едят, а гагар нет. Весной крохали очень жирны, а сваренные в котле на воздухе (не в печке) не пахнут рыбой. Покойный Брем говорит: «Мы можем смотреть на крохалей как на переходную степень от нырков к гагарам, хотя они и подходят гораздо ближе к первым, чем к последним».) с ношей во рту.

— Александр Черкасов, «Из записок сибирского охотника», 1884

Грациозные и подвижные чайки и изящные проворные крачки своей снежной белизной мелькали в синеве лазурного неба. Кроншнепы летели легко, плавно и при полёте своём делали удивительно красивые повороты. Остроклювые крохали на лету посматривали по сторонам, точно выискивая место, где бы им можно было остановиться. Сивки-моряки держались болотистых низин. Лужи стоячей воды, видимо, служили для них вехами, по которым они и держали направление. И вся масса птиц неслась к югу. Величественная картина!

— Владимир Арсеньев, «По Уссурийскому краю» (Глава 5. Нижнее течение Лефу), 1917

	Из царства пернатых я видел здесь большеклювых ворон, красноголовых желн, пестрых дятлов и поползней. Раза два мы вспугивали белых крохалей, с черной головой и с красным носом. Птицы эти остаются на зимовку в Уссурийском крае и приобретают белую защитную окраску. Сплошь и рядом мы замечали их только тогда, когда подходили к ним вплотную.
	— Владимир Арсеньев, «По Уссурийскому краю» (Глава 5. Нижнее течение Лефу), 1917

Мне любопытно, как Максимыч, перед искусством которого я начинаю благоговеть, будет прорываться на лодке сквозь бурлящую стену воды, и я спешу вниз. Из-под самого берега бесшумно (ничего не слышно за ревом реки, бьющейся о гряду) вылетает большой рыжий крохаль. Я вскидываю ружьё, ударяю его, когда он уже на середине реки. Птица падает, словно устремляясь в воду за добычей, пропадает на долгое для меня мгновенье в клокочущей пене, потом волна уже далеко внизу подбрасывает её вверх и мчит по течению. Максимыч что-то кричит. Макс останавливается с бечевой, лодка пристает к камню, и, когда крохаля подносит близко, Максимыч ловко, как острогой, пришпиливает птицу к камню и осторожно подтягивается с лодкой к ней вплотную. Мне по-мальчишески радостно от такого внимания к моей первой небогатой добыче. Я еще не представляю себе, как трудно добыть в это время птицу в тайге, но все же доволен, что я первый добыл мяса на похлёбку, о которой с утра мечтает хитроватый увалень Петрович, идущий в бечеве с последней лодкой.

— Валериан Правдухин, «Годы, тропы, ружьё», 1930

На заре проезжаем величавый Бычий увал. Никогда не уйти из моих глаз этому широкому утру, опьяневшему от солнца! Мощные взмахи земли, огромные зеленые ковры лесов, распластанные по складкам гор, вольное полотно неба, нежное, голубое, и эта живая, бешеная водяная гора, мчащая нас вниз. Крики взматеревших крохалей, первое лето увидавших это вакхическое солнце и этот дикий, неуемный мир, призвавший их к жизни! Выходим у залива на берег.

— Валериан Правдухин, «Годы, тропы, ружьё», 1930

Выйдя к реке, мы сели на камни и стали ждать свою лодку. Вдруг из-за поворота показалась небольшая стайка остроклювых крохалей. По-видимому, это были самцы, потому что, судя по времени, самки должны были находиться около гнёзд со своими еще не оперившимися птенцами. Крохали не видели нас и подплыли довольно близко, а когда заметили опасность, все разом нырнули в воду. Течением отнесло их к другому берегу. Как только они опять появились на поверхности, тотчас поднялись на воздух и полетели вниз по реке.

— Владимир Арсеньев, «Сквозь тайгу», 1930

Ружейного охотника прежде всего здесь встретит обилие водоплавающей дичи. На горном участке, от Белорецка до Биккузино, чаще всего туристам встречались крохали. Теряя летом стержневые перья на крыльях, крохали не могут летать до глубокой осени. Зато они, помогая себе короткими и быстрыми взмахами крыльев, с необычайной быстротой бегают по поверхности воды, поднимая вокруг себя облако сверкающих на солнце брызг и водяной пыли и напоминая миниатюрные глиссеры. Догнать их на лодке никакой возможности. Иногда стая крохалей несется по воде впереди лодки несколько километров до тех пор, пока на берегу не покажется фигура человека или жилые строения. Тогда, очутившись между двух огней, вся стая прячется где-нибудь в прибрежной траве или камнях. Но стоит только лодке приблизиться к ним, как крохали бросаются врассыпную во все стороны, поминутно ныряя и стремясь прорваться обратно. Тут обычно туристы открывают настоящую канонаду.

— Николай Покровский, «По Белой», 1936

Существует очень распространенное убеждение, что мясо крохалей пахнет рыбой и отвратительно на вкус. На самом деле это неверно, и если даже жареный и вареный крохаль не так нежен, как чирок или кряква, то во всяком случае мясо его не имеет никакого неприятного привкуса. Местное население иногда охотится на крохалей без ружей, отрезая им путь в обе стороны, загоняя на берег и убивая их там палками.

— Николай Покровский, «По Белой», 1936

	Во время пути мы убили одного крохаля — прекрасная увесистая птица, почти не уступающая по размерам кряковой утке. Я его убил в момент, когда он собирался нырнуть.
	— Борис Вронский, Дневник, 1959

По дороге встречались утки. Не раз на горизонте показывались семьи крохалей, которые, вспарывая воду, пытались взагреб уйти от моторки. Вовка, сидевший за рулем, пускал мотор на полную мощность, и лодка довольно скоро нагоняла крохалей, которые ныряли вразброс, стараясь добраться до заросших травой и кустарником берегов. Гремели выстрелы, большей частью бесполезные, но иногда удачные, и один из крохалей становился нашей добычей.

— Борис Вронский, Дневник, 1962

Крохали в беллетристике и художественной прозе

Евсей Стахеевич повел глазами по красному углу, по хазовому концу гостиной, где малиновские покровительницы сияли и блистали шёлком, бронзой, золотом, тяжеловесами и даже алмазами, и еще подумал про себя: «А женский пол наших обществ, цвет и душу собраний, надобно сравнивать только с птицами: женщины так же нарядны, так же казисты, так же нежны, легкоперы, вертлявы и голосисты. Например, вообразим, что это все уточки, и посмотрим, к какому виду этого богатого рода принадлежит каждая: председательша наша ― это кряковая утица, крикуша, дородная, хлебная утка; прокурорша ― это широконоска, цареградская, или так называемая саксонка; вот толстоголовая белоглазая чернеть, а вот чернеть красноголовая; вон докучливая лысуха, которая не стоит и заряда; вон крохаль хохлатый, вон и гоголь, рыженький зобок...

— Владимир Даль, «Бедовик», 1839

В это время над нами мелькнула тень от пролетающей птицы, и послышался характерный свист утиного полёта. Я невольно взглянул наверх и увидал бойко несущуюся матку большой породы крохалей, с ношей во рту. — Видел? — спросил я Кудрявцева. — Видел, как не видать! Это, барин, крохалюха детей переносит из своего гнезда. — Как так? Да разве она не на земле строит свое гнездо? — Нет. Она, брат, всегда гнездится либо в утесах, либо в больших дуплах, а как вылупятся утята да подрастут маленько, она и таскает их на воду. Да ещё посмотри-ка чего делает! — А что? — А вот постой, я те покажу, что она выстраивает. Заприметь только место, где она спустилась к воде. — Да я уже видел, дедушка. Вон за тою большою Листвянкой, за кривляком. — Ну верно, и я то же место приметил. В это время крохалюха, уже без ноши, бойко просвистала тем же путем обратно. Я проследил её глазами и заметил, что она долетела до утёса и там потерялась. Не прошло и пяти минут, как заботливая мать снова пронеслась над нами и опять с ношей во рту. Кудрявцев дождался её возвращения и, торопливо встав с места, сказал: — Вот теперь, барин, пойдём поскорее, я и покажу тебе, что она делает. Я вскочил и побежал за стариком. Живо добрались мы до кривляка и спрятались в густых кустах черемушника. Немного погодя мы видели, как третий раз пролетела крохалюха и спустилась к воде, тут же за нашими кустами. Мы снова сождали и дали ей улететь, а потом тихонько подползли к самой лиственнице и аккуратно спрятались за толстою валежиной. Перед нашими глазами, за большим речным кривляком выдавалось объемистое плёсо; а около него над затишьем речной струи врезывалась в берега широкая песчаная коса, которая при убыли воды сверху совсем уже подсохла, и беловатый мелкий песочек, рябя малозаметными струйками, был облит солнечным припёком. — Эвон где ребятишки-то посажены, видишь? — сказал мне тихо Кудрявцев. — Нет, дедушко, не вижу. — Да пот в песочке-то под тенью; вишь, как пуговки, торчат их головки. — А-а! вон где; вижу, вижу теперь. Смотри, как запрятала, чуть заметно!.. В это время послышалось легкое покеркивание матки, и Кудрявцев ткнул меня пальцем. — Молчи, не шевелись, — тихо сказал он. Мы притаились и только осторожно выглядывали из-под валежины, в проделанную нами дырку. Вдруг раздался резкий свист полета, а потом сдержанное хлобыстание крыльев, как это бывает в тот момент, когда птица готовится осторожно сесть на землю. Эта заботливость не ушибить маленького была так велика, что матка долго тряслась над косой, подняв голову кверху и сдувая крыльями мелкий песок; она совсем тихо опустилась на песчаную отмель в каких-нибудь пяти или шести саженях от нас и зорко огляделась. В это время маленькие головки завертелись над песком и нежно запикали. Матка тихо подошла к ним, не выпуская из клюва своей ноши, четвертого детенка, живо выгребла в песке порядочную лунку, посадила в нее цыпленка и придержала его клювом; а он, усевшись, помахал кудловатыми крылышками и притих. Крохалюха тотчас загребла его в песок носом по самую шейку, поправила песочек на прежде перенесенных малютках, тихо покеркала и, спустившись на воду, несколько проплыла, а потом вдруг поднялась и, сделав отвод на полёте, понеслась снова к утесу. — Господи, господи! Вот где чудны дела твои, Создатель! — тихо сказал я Кудрявцеву. — Да, барин! Вот тут и подикуй, как все премудро устроено творцом небесным! Всякая тваринка свой разум имеет.

— Александр Черкасов, «В Кадаче», 1887

	Снова я пошёл по ручьям и по речкам. Видал, как другая лиса рыбу ела — смаковала. Выедала только спинки. Ещё крохаля видал большого — с гуся. Он спал среди объедков. До отвалу наглотался рыбы. А потом я прилёг и заснул незаметно. Разморило меня.
	— Евгений Чарушин, «Медведь-рыбак», до 1950

	Вот ещё дикий утёнок ― крохаль. Он, как только на свет появился, сейчас же заковылял к речке, бултых в воду! ― и стал купаться. Он и нырять уже умеет и потягиваться, приподнявшись на воде, ― совсем как большой.
	— Виталий Бианки, «Какие вывелись птенцы у бекаса и сарыча?» («Лесные были и небылицы»), до 1958

Круто завернула стайка свиязей, сверкнула белыми подкрыльями и села на отмель. И эти самцы одеты ярче спутниц. Клювы голубые, вишнево-рыжие головы в мельчайших черных крапинках, все тело, как чеканным серебром, покрыто дымчатой рябью. Из канавы у самой деревни выпорхнула парочка чирков-свистунков. До чего щеголеват маленький кавалер! И впрямь живой цветок! Белые линии, словно каемки лепестков, оттеняют роскошь сине-зеленых полосок, протянувшихся от глаз к шее, через багряную головку. Тонок и узорчат рисунок голубых перышек спинки. Но что это? Неужели на полном припёке, на островке посреди залитого солнцем плеса уцелел кусок снега? Вихрем взвился снежный комочек и улетел, мелькая среди затопленных кустов. Это луток ― снежно-белый крохаль… Живые цветы ― и все пестрые, все разные…

— Алексей Ливеровский, «Журавлиная родина», 1966

― Стреливал и я в крохаля-утку! ― мечтательно проговорил Прохоров. ― И на сорах стреливал, Никита Гурьевич, и на болотах стреливал, и на луговине стреливал. Утка эта не так вкусна, как увертлива, не так увариста, как жилиста… Он снял руки со стола, удобно отвалившись на спинку стула, протяжно зевнул, пожаловался: ― Только вот, Никита Гурьич, никогда мне не приходилось крохаля-утку стрелять на лесном озере! Крохаль-утка, она ведь на лесные озера не садится… Не садится крохаль на лесные озёра! Хватит врать, Суворов, ― жестко сказал Прохоров. ― Ничего вам Заварзин не сделает, если вы покажете, что драки не было, и Столетов с Заварзиным поехали в поселок на одной платформе… Никита Суворов пустым мешком висел на стуле: челюсть отвалилась, как створка капкана, в глазах ― ужас, руки дрожат. <...> Суворов понемножечку приходил в себя, оклемывался, бедный, потихонечку… Какой чистотой, непосредственностью и наивностью надо было обладать, чтобы потеряться от такой мелочи, как крохаль-утка! Каким хорошим, добрым человеком надо быть, чтобы не найти самый простейший ответ на прохоровскую реплику! Эх, Сибирь, Сибирь! Добрая, честная, искренняя земля…

— Виль Липатов, «И это всё о нём», 1984

	...наливал Парню побольше, чтоб свалить, чтоб тот сел, как подбитый крохаль, свесив голову, и его можно было уложить...
	— Михаил Тарковский, «Ложка супа», 2003

См. также

• Утка
• Чирки
• Чирок-трескунок
• Чирок-свистунок
• Чернети
• Нырки
• Кряква
• Гусь лапчатый
• Гусь
• Газетная утка
• Птичий помёт
• Белая ворона
• Проблема курицы и яйца