Кобра

Ко́бра или очко́вая змея́ (лат. Naja) — обобщающее тривиальное название для некоторых ядовитых змей из семейства аспидов (лат. Elapidae), в современной научной классификации не имеющее единой таксономической группы. Все кобры обладают характерной, бросающейся в глаза способностью в случае раздражения или опасности раздвигать грудные рёбра, образуя подобие капюшона. При укусе кобра впрыскивает в организм до 7 мл яда, токсин которого вызывает затруднение дыхания и остановку сердца в течение суток.

Кобра в позе угрозы

В основном, кобрами называют представителей из рода настоящие кобры (лат. Naja), однако некоторые виды принадлежат к другим родам того же семейства, как то:

• Щитковые кобры (Aspidelaps)
• Водяные кобры (Boulengerina)
• Ошейниковые кобры (Hemachatus)
• Королевские кобры (Ophiophagus)
• Лесные кобры (Pseudohaje)
• Пустынные кобры (Walterinnesia)
• Плюющаяся кобра (Naja sputatrix)/

Кобра в коротких цитатах

	— Взгляни в мои глаза! — шептала очковая змея, выползая из-под папоротников. — Взгляни! Тебе я не сделаю зла. Взгляни в мои глаза: сколько чар в них, — от них нельзя оторваться.
	— Влас Дорошевич, Сказки и легенды «Сон индуса», 1897

	Она загораживала мне путь, большая, плоская, подбирая хвост. Раздула шейный мешок. Сейчас бросится… Я вынул нож, обтерев липкую ладонь о колено. Кобра поднялась. Я ударил, тщательно дослав кистью клинок, как на показном бое…
	— Сергей Мстиславский, «Крыша мира», 1905

	Кобры раскачивались на хвостах. Не чувствуя прежней тяжести, я вышел из-за уступа, под которым прижался. Солнце уже высоко стояло над скалами. На одной из них, близко, на револьверный выстрел, свивалось, лениво сволакиваясь вниз, огромное змеиное тело.
	— Сергей Мстиславский, «Крыша мира», 1905

	Как ласковая кобра, я, Ласкаясь, обовьюсь.
	— Зинаида Гиппиус, «Боль», 1906

	...кобра закопошилась; змеиные очи, древнея дарами ударов своих брильянтовых взглядов, из клочий летающих складок, угрозою ночи впиваются ярко: в змеиные очи; и вертится жезлик над гадкой головкой, поставленной точно на палке...
	— Андрей Белый, «Африканский дневник», 1922

	...змея медленно, волнообразно заколебалась, горло ее раздулось, как у рассерженного гуся, щиток с очками тоже раздулся, стал почти плоским, и тут вдруг кобра широко раскрыла мертвенно-синюю пасть, брызнула тончайшей струей яда и заиграла похожим на чёрную гвоздику быстрым жалом.
	— Юрий Домбровский, «Рождение мыши», 1956

	Раздувающая капюшон, смертельно опасная, гипнотизирующая взглядом и сама поддающаяся гипнозу факиров ― заклинателей змей: каких только не услышишь сказок о кобре!..
	— Борис Медников, «Рождённые ползать», 1962

	Черношеяя кобра, населяющая джунгли от Филиппин до Южной Африки, выплёвывает струйки яда на расстояние до трех метров, метко целясь точно в глаза.
	— Борис Медников, «Рождённые ползать», 1962

	В отличие от гюрзы, кусающей без предупреждения, вежливая кобра обычно предостерегает возможного противника: она поднимает переднюю часть тела, становится столбиком и расширяет шею...
	— Борис Медников, «Рождённые ползать», 1962

	Под звуки дудочки из корзины, слегка покачиваясь, поднимается кобра. У самого лица человека качается змеиная голова. Ты уже знаешь: ядовитые зубы у кобры давным-давно вырваны.
	— Василий Песков, «Белые сны», 1964

	Яд у кобры один из самых сильных: по действию ― нервно-паралитический, то есть жертва погибает от паралича центра дыхания. Но кобру можно смело назвать самой неопасной из ядовитых змей ― из-за её деликатной привычки заранее предупреждать о своём присутствии
	— Сергей Бакатов, «Тихая жизнь в террариуме», 2008

	...если кобра в кого-то вцепится, то ни за что не отпустит жертву, пока не впрыснет достаточное количество яда. Даже создаётся ощущение, что она начинает жертву «жевать».
	— Сергей Бакатов, «Тихая жизнь в террариуме», 2008

	Кобра всегда спокойна, даже когда предупреждает, что вы перешли границу.
	— Сергей Бакатов, «Тихая жизнь в террариуме», 2008

	Выше всего ценятся древесная змея, которую в народе называют «трехполоска», а также «лопатоголовая кобра» и «золотое колечко» (разновидность медянки). Мясо их идет на кухню...
	— Всеволод Овчинников, «Размышления странника», 2012

	Повар уселся на корточки, вытащил из клетки кобру. Правой ногой прижал к полу её голову, а левой хвост. Змея натянулась между его расставленными коленями.
	— Всеволод Овчинников, «Размышления странника», 2012

Кобра в публицистике и научно-популярной литературе

Индийская кобра

Ядовитые змеи составляют только 10% от этого числа. Ядовитые змеи неравномерно расселены на планете. В Австралии, например, ядовитых змей больше, чем безвредных. На острове Тринидад обитают только ядовитые. У нас в Советском Союзе из пятидесяти с небольшим видов змей опасными для человека могут считаться всего десять ― это пять видов гадюк, гюрза и эфа ― они тоже представители обширного семейства гадюковых, далее ― знаменитая кобра и два вида щитомордников ― скромных родственников американских гремучих змей. И 90% совершенно безвредных для человека змей, и 10% опасных ― чрезвычайно полезны!

— Борис Медников, «Рождённые ползать», 1962

Об эфах, кажется, хватит. Теперь ― об «очковой змее», о кобре! Кто не слыхал о ней? Она стала как бы символом Востока ― одним из чудес Индии. Раздувающая капюшон, смертельно опасная, гипнотизирующая взглядом и сама поддающаяся гипнозу факиров ― заклинателей змей: каких только не услышишь сказок о кобре!.. Однако действительность интереснее всяких сказок. Черношеяя кобра, населяющая джунгли от Филиппин до Южной Африки, выплевывает струйки яда на расстояние до трех метров, метко целясь точно в глаза. Другая кобра ― королевская ― иногда достигает более четырёх метров длины. От ее укуса слон погибает через 2-3 часа. Перед более южными сородичами наша кобра, обитающая на юге Туркмении, Узбекистана и Таджикистана, выглядит «бедной родственницей». Размер ее ― не больше 150-175 см, цвет ― от желтоватого до черного. Рисунка очков у нашей кобры нет. В отличие от гюрзы, кусающей без предупреждения, вежливая кобра обычно предостерегает возможного противника: она поднимает переднюю часть тела, становится столбиком и расширяет шею, расставляя передние восемь ребер (а не надувает капюшон, как пишут в приключенческих книжках!) Далее следует шипение, переходящее в характерное чихание ― и только после этих процедур ― молниеносный бросок.

— Борис Медников, «Рождённые ползать», 1962

...если не делать резких движений, кобры никакого вреда не причинят. Когда они уверены, что им ничто не грозит, то не станут тратить драгоценный запас яда на добычу, которую не в состоянии проглотить. Яд у кобры один из самых сильных: по действию ― нервно-паралитический, то есть жертва погибает от паралича центра дыхания. Но кобру можно смело назвать самой неопасной из ядовитых змей ― из-за её деликатной привычки заранее предупреждать о своём присутствии всех, кто ей на обед никак не приглянулся. Мало того, прежде чем кого-то куснуть, она всегда, распустив «капюшон», сначала пошумит, а потом просто «клюнет» носом, не выпуская зубов. А если она ещё и сыта, то вообще может очень долго шипеть и кланяться, пока её не оставят в покое. Бояться кобре в общем-то некого (индийская, королевская кобра может свалить даже слона, что при её размере ― до пяти метров, ― пожалуй, и неудивительно), стало быть, удирать ни от кого не надо, и самой за кем-то гоняться нет надобности, так как любимое блюдо ― жаба ― животное медлительное, ходит пешком. Правда, при случае, кобра не пропустит воробья, мышь или ящерицу. Но если кобра в кого-то вцепится, то ни за что не отпустит жертву, пока не впрыснет достаточное количество яда. Даже создаётся ощущение, что она начинает жертву «жевать».

— Сергей Бакатов, «Тихая жизнь в террариуме», 2008

В отличие от кобры эфа ― маленькая змея с большой буквы и сложным характером. Мне кажется, она вообще-то одна из самых красивых и оригинальных среднеазиатских змей. При относительно некрупных размерах ― до 70 см (но это редко, обычно 40-50) ― всем своим видом торопится сообщить каждому, кто нарушает её спокойствие, что к ней лучше не приближаться. И проделывает это совсем не так, как благородная кобра. Кобра всегда спокойна, даже когда предупреждает, что вы перешли границу. Эфа ― натянутый оголённый нерв и обладает удивительной способностью, оставаясь на месте, пребывать в постоянном движении.

— Сергей Бакатов, «Тихая жизнь в террариуме», 2008

Кобра в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

Недалеко от Устера мы объехали кругом холма, который где-нибудь в саду мог представлять большую гору: это ― куча каменьев, поросших кустарниками, в которых, говорят, много змей, оттого она и называется Шлянгенхель, то есть Змеиная горка. Вообще колония изобилует змеями; между ними много ядовитых и, между прочим, известная кобра-капелла. В Стелленбоше Ферстфельд сказывал нам, что, за несколько дней перед нами, восьмилетняя девочка сунула руку в нору ящерицы, как казалось ей, но оттуда выскочила очковая змея и ужалила ее. Девочка чрез полчаса умерла. На мызе Клейнберг говорили, что в окрестностях водится большая жёлтая толстая змея, которая, нападая на кого-нибудь, становится будто на хвост и перекидывается назад.

— Иван Гончаров, Фрегат «Паллада», 1855

Дёрнулось, дрогнуло белое тело араба; отпрянул за рядом ныряющий ряд белых тел, быстро прыснувши прядями брошенных в воздух бурнусов, когда привскочил, угрожая летающим жалом чернеющий перст, из отверстия; и ― на циновку просыпалась скользкая кобра: извилистым, льющимся телом обежала она по плетениям желтых, как лапоть циновок. Кобра ― «Никогда не укусит его», ― зашептал нам «Мужество». ― «Имамом та власть отдается; и дервиш владеет змеею при помощи власти имама». ― «Он шейхом религии был посвящен в эту тайну; сначала в мечети помолятся оба; потом шейх религии, тихо коснувшись руки богомольного дервиша, шепчет ему никому неизвестное слово; слово то держит в уме посвящаемый дервиш; оно-то ему придает власть над змеями». ― «С этой поры повелитель он змей, никогда не подвластный змеиным укусам». ― «Они его крепко не любят; и часто кидаются, силясь ужалить; ужалить не могут они». ― «Посмотрите, смотрите». Мгновение: веющий нежно соцветием складок, немеющий, дремлющий дервиш, кидается, дразнится; дерзко другая такая же кобра закопошилась; змеиные очи, древнея дарами ударов своих брильянтовых взглядов, из клочий летающих складок, угрозою ночи впиваются ярко: в змеиные очи; и вертится жезлик над гадкой головкой, поставленной точно на палке, в которую отвердела часть тела змеи, записавшей сварливо извивы хвостом… прямо целится птичья головка в колено, как будто головка молоденького драчуна-петушишки, когда петушишка нацелится в гребень такого же, как он, петушишки; заерзала птичья головка, заползало черное тело и быстро и ловко сквозь дрогнувших ног: на шуршащий и пляшущий в шелестах шашечек маленький, гаденький хвостик, стремительно он наступил своей желтою, голою пяткой; и отпустил его. Быстро взлетевши широким листом своей плоско приплюснутой шеи, с которой вертелась головка, змея полилась черной струйкой на черных извивах, в янтарных отливах ― к бурнусам; бурнусы ― отпрянули; оборвались прибаутки испуганной дудки; отбарабанили варварские тары-бары «там-тама», послышались тихие шипы и шелесты шеи из шамкнувших шашечек: ― «Тсс!» ― «Ша-ша-ша!» В воздух свистнула жалобой зычная злость извизжавшейся дудки опять; и дудящий араб, выгнув спину, оливковой шеей своей рисовал арабески; опять отливая оливкой, шарахались грубою руганью руки араба о желтый пузырь барабана «там-тама»; змея повернула головку на дервиша, он повернулся спиною; и прыткими ритмами прыгал магический жезлик в ритмически вскинутой кисти. ― «Она не укусит его!» Уж (из визглости) склизкая кобра, загнув листовидную шею, завившейся свиснувшей в воздухе извилиной, вдруг облизнула колено, стараясь ему нанести смертоносный укус. ― «Отчего беспокойна она?» ― я спросил присмиревшее «Мужество» ― «Да потому, что она еще ― дикая: он, говорят, лишь сегодня поймал ее где-то в песках»… ― «Значит змеи не все подчиняются власти его?» ― «Все, но чары еще не вполне овладели змеею». ― «Когда ж приручит он ее?» ― «Через несколько дней»… И ― запрыгали друг перед другом: летающий дервиш с летающей черной веревкой под тусклою туникой: прядали пряди с верхушки макушки, как змеи, над белой камеей лица, наклоненного к гадкой змее; теперь приседало под змеями черных волос тело гадкой змеи, все немея, не смея кусаться; как каменным шаром о стены кидался «там-там»; и как каменным шаром кидалось ударами сердце мое; захватило дыханье, когда мой сапог, описавши большую восьмерку на желтеньких шашечках, быстро лизнул гадкий кончик хвоста змеи; вдруг она бешенно бросилась, быстро вздыбившись в пространстве большим вопросительным знаком на белый бурнус, незаметно присевший к помосту, но дервиш ее оборвал, наступив голой пяткой на хвостик; и лентою взвившийся злой вопросительный знак, оборвавшись, расплюснулся черною палкой в циновке. Но упрятана кобра.

— Андрей Белый, «Африканский дневник», 1922

Спрос на экзотику породил целую армию бродячих факиров, музыкантов и укротителей змей. Факир садится на корточки, открывает корзину. Под звуки дудочки из корзины, слегка покачиваясь, поднимается кобра. У самого лица человека качается змеиная голова. Ты уже знаешь: ядовитые зубы у кобры давным-давно вырваны. Но все равно стоишь зачарованный. В маленьком парке обратил внимание: мешок за спиной у мальчишки-факира слегка шевелится. Замедления шага было достаточно, чтобы факир почуял клиента. Бросает на землю мешок, запускает руку. По траве в мою сторону ползут две небольшие серые змейки.

— Василий Песков, «Белые сны», 1964

Поставщиком желчи для кантонских аптек был и основатель ресторана «Царь змей» У Мань, открывший это прославленное заведение в 1885 году. Нынче там ежедневно расходуется больше сотни змей. Их закупают в горных районах южных провинций, где издавна существуют артели змееловов. Выше всего ценятся древесная змея, которую в народе называют «трехполоска», а также «лопатоголовая кобра» и «золотое колечко» (разновидность медянки). Мясо их идет на кухню, кожу продают для выделки, а очень ядовитые головы непременно сжигают. Кульминация обеда наступила, когда к столику подошел повар с клеткой, где ползали три змеи. Мне пояснили, что китайская медицина считает змеиную желчь эликсиром молодости и здоровья. Ее целебные свойства научились сохранять впрок в алкогольных настойках. Но самое лучшее ― отведать желчь, только что извлеченную из живой змеи. Повар уселся на корточки, вытащил из клетки кобру. Правой ногой прижал к полу ее голову, а левой хвост. Змея натянулась между его расставленными коленями. Сверкнув ножом, он сделал надрез, запустил в змеиное тело палец и извлек наружу нечто похожее на маслину. Это был желчный пузырь кобры. Операция была ловко повторена с двумя другими змеями. Три виноградинки прокололи иглой и выдавили темную жидкость в рисовое вино. Причем оно из золотистого тут же стало изумрудным. Опьянение от этого напитка было своеобразным и очень приятным. Я испытал прилив вдохновения, словно Остап Бендер в Васюках. Мне пояснили: змеиная желчь повышает способность к импровизации. Поэтому известные рок-группы с Филиппин специально посещают ресторан «Царь змей» перед записью очередного диска.

— Всеволод Овчинников, «Размышления странника», 2012

Кобра в беллетристике и художественной прозе

— Взгляни в мои глаза! — шептала очковая змея, выползая из-под папоротников. — Взгляни! Тебе я не сделаю зла. Взгляни в мои глаза: сколько чар в них, — от них нельзя оторваться. Таковы же они были и тогда, когда я была женщиной. Женой такого же индуса, как и ты. Я любила песни и пляски, наряды, золото и самоцветные камни. И я имела их. И вот теперь меня все бегут, я страшнейшая из гадин, и должна искать человеческой крови для Айхивори, моей страшной повелительницы. Нет крови в сердце Айхивори: бледная, как покойница, посиневшая лежит она. И я отыщу спящего и ужалю его, и подползу к Айхивори и жалом лизну её по губам. Тогда подымется Айхивори, страшный, бледный, синий вампир, — и на крыльях летучей мыши полетит к трупу, — и вопьётся в те ранки, что я сделаю зубами, и капля по капле станет пить кровь. И нальётся кровью сердце Айхивори, и грешный румянец, как зарево пожара, который загорится в крови, вспыхнет на бледных щеках. И страсть омрачит ей рассудок и помчится она к своему повелителю, Пурнаку, и осыплет его отвратительнейшими из ласк. Ласки, от которых родятся скорпионы и женщины-вампиры.

— Влас Дорошевич, Сказки и легенды «Сон индуса», 1897

«Город» гудел. Оттуда, сверху, все еще звучали голоса и били в диком лете камни по закрытью пещер, по навесам гранитных обломков, по змеиным грудам, растекавшимся ― я же видел!.. ― сотнями торопливых черных извивов. Шелест справа и слева. И на дороге ― вон ― ползут, торопятся… малоголовые, злые… А эта? Разве в здешних горах могут быть кобры? Она загораживала мне путь, большая, плоская, подбирая хвост. Раздула шейный мешок. Сейчас бросится… Я вынул нож, обтерев липкую ладонь о колено. Кобра поднялась. Я ударил, тщательно дослав кистью клинок, как на показном бое… Лезвие, чуть вздрогнув на рассеке чешуи, прозвенело по камню откоса. Безголовое тело еще вертелось на хвосте. Едкий, смертный запах нестерпимо жег грудь… Вон еще кобра… И еще… Сейчас и они подымутся на хвосты. Смерть? Вздор! Чего они?.. Ведь я же их знаю… Каждый позвонок! И шейные ребра, и бороздчатые ядовитые зубы, и слезные ямочки… Что я отвечал на экзамене зоологии у проф. Шимкевича? ― Elephis Dionae, Lycodon strialus, Trigonocephalus halus, ― … вон ту, что ползет, ― красноватую, с темными пятнами. Смирные они были тогда ― в банке со спиртом. А эти! Разве есть разница? Кобры раскачивались на хвостах. Не чувствуя прежней тяжести, я вышел из-за уступа, под которым прижался. Солнце уже высоко стояло над скалами. На одной из них, близко, на револьверный выстрел, свивалось, лениво сволакиваясь вниз, огромное змеиное тело. Плоская, чешуей, как шлемом, окованная голова. Глаза тянут. Забыв о кобрах, о шелесте, о бегущих под ноги, с откосов, серых вертлявых змейках, я смотрел: глаз в глаз. Тело подтянулось и неожиданно легко, отвесом, взбросилось вверх и стало в воздухе над скалой, прямое, тяжёлое, напряженное. Как таран.

— Сергей Мстиславский, «Крыша мира», 1905

Чёрная кобра лежала, свернувшись, на дне и глядела на Костю мертвыми глазами. Он невольно сжал руки Мерцали. ― Не бойтесь, не бойтесь, ― улыбнулась она, ― смотрите. ― Она положила одну руку на стенку корзины и стала что-то чертить в воздухе. И вот послышалось тонкое острое шипение, как будто вырвалась струйка пара, глаза гадины зажглись черным огнем, змея начала медленно раскручиваться, толстые мозаические кольца ее вздулись, тронулись и поползли все разом, одно мимо другого. Она вдруг поднялась над корзиной на высоту локтя и остановилась, смотря на Софу неподвижными круглыми глазами, а та наклонилась к ней так близко, что лицо ее и птичья голова змеи были на одном уровне, сделала еще насколько пассов правой свободной рукой (левая все лежала на стенке корзины), и вот змея медленно, волнообразно заколебалась, горло ее раздулось, как у рассерженного гуся, щиток с очками тоже раздулся, стал почти плоским, и тут вдруг кобра широко раскрыла мертвенно-синюю пасть, брызнула тончайшей струей яда и заиграла похожим на черную гвоздику быстрым жалом. Тогда Мерцали наклонилась, взяла голову гадины сочными кроваво-красными губами и мягко всосала ее, а хвост обвила вокруг шеи.

— Юрий Домбровский, «Рождение мыши», 1956

Кобра в поэзии

Очковая змея

	А из травы Высокой Маленькую голову На листовидной шее Кобра подняла На зрелище невиданное: На знакомство Носорога глупого С почтенным, старым, черным Мудрецом, Чье имя прогремело До Кордовы, Кардофана И Туниса.
	— Андрей Белый, «Сказание об Али-Бабе», 1929

	Этот год был очень недобрым: Круглоухого мышастого пони Укусила черная кобра, И злой дух кричал в телефоне.
	— Николай Тихонов, «Сами», 1922

	И я такая добрая, Влюблюсь ― так присосусь. Как ласковая кобра, я, Ласкаясь, обовьюсь.
	— Зинаида Гиппиус, «Боль», 1906

	Я опьяню тебя моею красотою Завладевающей — изысканным стихом, В котором яд, и кровь, и страсть, и ночь, и гром, И, взор твой подсмотрев, внимательность удвою.
	— Константин Бальмонт, «Кобра» (Из сборника «Сонеты Солнца, мёда и Луны»), 1917

Вот я – обвязан, окован Пристальным глазом змеи очковой, Над былинкой лесная газель; Вновь тропу преградила Цель. Здесь, в стране исканий, Где века грохочут листвой, Мысли гениев – реки, и с камней ― В непостижность водопад роковой; Где направо – скалы в грядущее, Где налево ― пропасть в прошедшее, Где ветры, над истиной дующие, Кричат, как сумасшедшие; В лесу исканий, Без Энея Асканий, Лань пред змеей очковой, ― Обвязан, окован.

— Валерий Брюсов, «Вот я — обвязан, окован...», 1924

	Королевская Кобра у нас Остроумна, добра, грациозна. Объявляем об этом сейчас, Потому что потом будет поздно.
	— Михаил Либин

См. также

• Гадюка
• Гюрза
• Эфа‎
• Полоз
• Змея
• Змеиный яд
• Животные
• Черви
• Млекопитающие
• Птицы