Елисейские поля
Елисе́йские поля́ или Шанз-Элизе́ (фр. avenue des Champs-Élysées или les Champs-Élysées, или просто les Champs) — одна из главных магистралей Парижа, находится в VIII округе. Длина Елисейских полей — без малого два километра (1915 метров), ширина — 71 метров, они ведут от площади Конкорд (Согласия) до Триумфальной арки.
В русской литературе XVIII-XIX века (как в прозе, так и в поэзии) упоминание Елисейских Полей совсем не обязательно связано с конкретным географическим объектом: центральной улицей Парижа. Очень часто по контексту видно, что под этим именем имеется в виду прообраз или первоисточник, давший название проспекту, а именно — Элизиум, райские (елисейские) кущи или луга Парадиза.
Елисейские поля в афоризмах и коротких цитатах
править| — Николай Карамзин, Письма русского путешественника, 1793 |
| — Николай Карамзин, Письма русского путешественника, 1793 |
Какая пестрота, какой блеск, какое сиянье! Не это ли Елисейские поля или, по крайней мере, елисейские комнаты![2] | |
| — Фаддей Булгарин, «Письма провинциялки из столицы», 1830 |
Елисейские поля, по-моему, одно из самых милых мест Парижа: широкое пространство между домами и липами, которыми обсажено с обеих сторон шоссе...[3] | |
| — Дмитрий Григорович, Корабль «Ретвизан», 1863 |
Елисейские поля оживляются тем еще, что через шоссе, перерезывающее их во всю длину, проезжает каждый день чуть ли не все фешенебельное и веселящееся население Парижа.[3] | |
| — Дмитрий Григорович, Корабль «Ретвизан», 1863 |
| — Глеб Успенский, «Новые времена», 1873 |
| — Глеб Успенский, «Кой про что», 1885 |
Елисейские поля в весеннее время ― самая приятная местность Парижа. Там и воздух чище, и Булонский лес в двух шагах, да и веселей, так как из окон видишь весь Париж...[6] | |
| — Николай Гейнце, «Герой конца века», 1898 |
...я бы так сделал: Елисейские поля — закрыть! Карусельную площадь — закрыть! Не время теперь на каруселях раскатываться. И Гранд-Опера закрыл бы. Сиди дома с женой — вот тебе и вся Опера. | |
| — Аркадий Аверченко, «Руководство к рождению детей (Аверченко)» (из сборника «Дети»), 1922 |
| — Илья Голенищев-Кутузов, «На смерть Фоша», 1929 |
| — Виктор Некрасов, «Взгляд и Нечто», 1977 |
| — Джо Дассен об истории песни «Les Champs-Élysées», 1979 г. |
| — Даниил Гранин, «Зубр», 1987 |
| — Александр Рекемчук, «Мамонты», 2006 |
Елисейские поля в публицистике и документальной прозе
правитьКто был в Париже, говорят французы, и не видал Большой оперы, подобен тому, кто был в Риме и не видал папы. В самом деле, она есть нечто весьма великолепное и наиболее по своим блестящим декорациям и прекрасным балетам. Здесь видите вы ― то Поля Елисейские, где блаженствуют души праведных, где вечная весна зеленеет, где слух ваш пленяется тихими звуками лир, где все любезно, восхитительно ― то мрачный Тартар, где вздохи умирающих волнуют страшный Ахерон, где шум черного Коцита и Стикса заглушается стенанием и плачем бедствия, где волны Флегетона пылают...[1] | |
| — Николай Карамзин, Письма русского путешественника, 1793 |
«Я в Париже!» Эта мысль производит в душе моей какое-то особливое, быстрое, неизъяснимое, приятное движение… «Я в Париже!» ― говорю сам себе и бегу из улицы в улицу, из Тюльери в поля Елисейские, вдруг останавливаюсь, на все смотрю с отменным любопытством: на домы, на кареты, на людей. Что было мне известно по описаниям, вижу теперь собственными глазами ― веселюсь и радуюсь живою картиною величайшего, славнейшего города в свете, чудного, единственного по разнообразию своих явлений. Пять дней прошли для меня как пять часов: в шуме, во многолюдстве, в спектаклях, в волшебном замке Пале-Рояль.[1] | |
| — Николай Карамзин, Письма русского путешественника, 1793 |
Застава есть небольшой домик, который пленяет вас красотою архитектуры своей. Через обширный бархатный луг въезжаете в поля Елисейские, недаром названные сим привлекательным именем: лесок, насажденный самими ореадами, с маленькими цветущими лужками, с хижинками, в разных местах рассеянными, из которых в одной найдете кофейный дом, в другой — лавку. Тут по воскресеньям гуляет народ, играет музыка, пляшут веселые мещанки. Бедные люди, изнуренные шестидневною работою, отдыхают на свежей траве, пьют вино и поют водевили. Вы не имеете времени осмотреть всех красот сего лесочка, сих умильных рощиц, как будто бы без всякого намерения разбросанных на правой и на левой стороне дороги: взор ваш стремится вперед, туда, где на большой осьмиугольной площади возвышается статуя Лудовика XV, окруженная белым мраморным балюстрадой.[1] | |
| — Николай Карамзин, Письма русского путешественника, 1793 |
Всё это, вместе с грохотом и вечным движением, оживляющим площадь, принимает волшебный вид, особенно при закате солнца или вечером, когда вокруг зажигаются тысячи газовых фонарей и отдалённая музыка Елисейских полей вторит шуму фонтана. Елисейские поля, по-моему, одно из самых милых мест Парижа: широкое пространство между домами и липами, которыми обсажено с обеих сторон шоссе, ведущее к Arc de l'Etoile, а оттуда в Булонский лес, покрыто тенью старинных дерев, однолеток с деревьями Тюльерийского сада. Нет возможности перечислить всех cafe chantans, театров марионеток, качелей, каруселей, выстроенных между этими деревьями; тут находится также театр Bouffes Parisiens и цирк. Дети всех возможных возрастов, солдаты, нянюшки, старики и молодежь, денди, камелии, почтенные буржуа с семействами, гризетки и блузники, ― все это смешивается здесь и производит самую разнообразную, живописную пестроту. <...> Елисейские поля оживляются тем еще, что через шоссе, перерезывающее их во всю длину, проезжает каждый день чуть ли не все фешенебельное и веселящееся население Парижа.[3] | |
| — Дмитрий Григорович, Корабль «Ретвизан», 1863 |
Елисейские поля в мемуарах, письмах и дневниковой прозе
правитьНесмотря на то что в «Кормчей книге» ничего не сказано о «обручелюбии» и «подолоразверстии», а волосы плести просто в ней запрещено, чёрное духовенство согласилось. На первый случай жизнь государя казалась обеспеченною до Елисейских полей. Не их вина, что в Париже тоже нашлись Елисейские поля, да еще с «круглой точкой». Чрезвычайные меры эти принесли огромную пользу, и это я говорю без малейшей иронии ― кому? Нашим нигилисткам. Им недоставало одного ― сбросить мундир, формализм и развиваться с той широкой свободой, на которую они имеют большие права.[12] | |
| — Александр Герцен, «Былое и думы» (часть восьмая, отрывки), март 1867 |
Следовало немножко и отдохнуть от всего этого, «человеческого», на чем-нибудь не столь мрачном. Но когда вечером мы уселись на железных стульях какого-то кафе-концерта в Елисейских полях, и когда перед нами началось веселое кривлянье (повторяю, не утратившее еще следа недавнего удара), и когда вспомнилось, что, может быть, тут же, в клоаке, проходящей под Елисейскими полями, плывут тысячи неродившихся, когда вспомнилось, что в Версали раздается еще «ррррран…» ― когда вспомнилось все это, так и совсем стало скучно. На следующее утро я ушел из гостиницы, не дожидаясь, когда проснутся мои патроны; мне было чрезвычайно тяжело, тяжко, одиноко до последней степени, и весь я ощущал, что в результате всей виденной мною «правды» получилось ощущение какой-то холодной, облипающей тело, промозглой дряни.[5] | |
| — Глеб Успенский, «Кой про что», 1885 |
Могли ли мы с тобой представить, сидя у тебя на кухне за круглым столом (каждый может отнести мое обращение на свой счёт, детали не имеют значения, их часто для живости придумывают), так вот, сидя за круглым столом и в десятый раз разогревая чайник, могли ли мы подумать, что мечты вот так вот осуществятся. «Ах, побродить бы нам с тобой вместе по Елисейским полям…» Почему-то мечталось именно о Елисейских полях, как о чем-то самом шикарном и недоступном, а вышло так, что именно по этим-то полям мы с тобой ни разу и не бродили, но зато… Начали с того самого, знаменитого «Де маго», и я запечатлел даже на фотопленку твой первый визит туда, потом не менее знаменитый, хемингуэевский «Клозери де Лила», потом, вернее до этого, студенческая забегаловка на рю Бонапарт, потом на берегу Сены на кэ Малакэ, потом где-то у Сен-Сюльпис и еще где-то, не помню уже где, и возле моего дома, где я по утрам обычно выпиваю чашечку своего кофе, листая «Фигаро»...[8] | |
| — Виктор Некрасов, «Взгляд и Нечто», 1977 |
…но вдруг наискось, во всю длину Елисейских полей от каштановой рощи до Триумфальной арки подул страшно сильный северный ветер, по-зимнему острый, насквозь пронизывающий. На его месте выстроена многоэтажная башня, бросающая свою непомерно длинную тень на весь левый берег, как бы превратив его в солнечные часы. Это вторжение американизма в добрую старую Францию. <...> | |
| — Валентин Катаев, «Алмазный мой венец», 1977 |
К 1969 году я записал уже немало песен. Мы с моими музыкантами готовили к выпуску диск. Мы сидели в студии и собирались записывать последнюю песню. И вдруг поняли, что во французском шансоне существует большой пробел: ни одна из песен не была посвящена самому известному парижскому проспекту.[9] | |
| — Джо Дассен об истории песни «Les Champs-Élysées», 1979 г. |
В какой-то момент я обиделся и разозлился на Париж. Это зажравшийся, отупевший, бесчувственный город. Город, в котором голуби подыхают, обожравшись шоколада, недоеденного туристами. Вот еще один готов: глаза затянулись пленкой, только крылья еще отхлопывают по асфальту какой-то сбивчивый, агонизирующий ритм. Обманка Champs Elysées: ничего настоящего, просто гигантский супермаркет и огромное кафе, в котором кресла, как в кинотеатре, развернуты в сторону улицы. Вечером туристы будут наблюдать здесь «спектакль жизни», т.е. туристов же. Или продавцов птичьих трелей, свистающих на разные лады в пассаже. В какой-то момент показалось, что все это нереально.[14] | |
| — Василий Голованов, «Остров, или оправдание бессмысленных путешествий», 2002 |
От метро «Порт Дофин» я взял вправо, к площади Виктора Гюго с ее бесчисленными углами и вышел к Триумфальной арке, как всегда освещенной сильными прожекторами. А дальше ― всеми своими проезжими руслами и пешеходными рукавами, всплесками неона и криптона, круговертью рекламы, набегающими желтыми волнами подфарников и убегающими красными волнами тормозных огней ― текли Елисейские поля. Насытясь светом и шумом, я свернул к садам Тюильри, к набережным, пошел в обратную сторону.[11] | |
| — Александр Рекемчук, «Мамонты», 2006 |
Елисейские поля в художественной прозе
правитьНаконец едем! Вообрази себе, добрая моя Полина, что на дворе двадцать градусов мороза, входим на лестницу и ― что бы ты думала? вступаем в сад, цветущий, как в июле. Тут вьется плющ, там блестят цветы сквозь густую зелень. Вот уж слышны звуки музыки… входим в залу… Какая пестрота, какой блеск, какое сиянье! Не это ли Елисейские поля или, по крайней мере, елисейские комнаты! Позолота рам, карнизов блестит сквозь густые ветви миртовых, лимонных, померанцевых дерев; яркие краски гобеленовых обоев привлекают зрение, разноцветные ткани составляют своды палатки… Но я не хочу описывать тебе ни комнат, ни мебелей. Вообрази себе что-нибудь в этом роде из Тассова «Иерусалима» или из «Тысячи и одной ночи», и ты будешь иметь понятие о великолепии комнат.[2] | |
| — Фаддей Булгарин, «Письма провинциялки из столицы», 1830 |
Софи робко села на одно пустое место. Она в первый еще раз обедала одна. Впрочем, ей было весело: все почти мужчины с заметным вниманием и любопытством смотрели на нее. Откушав и выйдя на улицу, Софи решительно не в состоянии была вернуться в свой номер. Ей так все нравилось, так все ее прельщало!.. Она взяла экипаж и поехала в Елисейские поля, где пошла было пешком, погулять. Тысячи огней горели в аллеях и придавали всему несколько таинственный вид. Софи шла по дорожке. К ней, на первых же шагах, пристал какой-то господин. | |
| — Алексей Писемский, «Взбаламученное море», 1863 |
Видите, как было. Шёл я поздно ночью через Елисейские Поля (тогда этого великолепия не было, темень). А разбойничьего народу ― страсть сколько было… Иду так-то, слышу, в кустах кричит будто кто-то… Ровно мне ущемило за сердце, как брошусь ― ке фет ву ля (так и так по-русски), хвать одного верзилу за шиворот, другой убежал, ну кричать: стражу! Сбежались, и тогда только я увидал, что они человека душили… Лежит человек без чувств… Я даже сам удивился… Поглядел на верзилу, обомлел даже ― этакая махина, упаси господи![4] | |
| — Глеб Успенский, «Новые времена», 1873 |
Приехав на следующее утро в Париж, они остановились в «Hotel d'Albe», находящемся на Avenue des Champs Elises, невдалеке от Триумфальных ворот. Николай Герасимович выбрал эту гостиницу, вследствие ее прекрасного местоположения. Елисейские поля в весеннее время ― самая приятная местность Парижа. Там и воздух чище, и Булонский лес в двух шагах, да и веселей, так как из окон видишь весь Париж, то есть все сливки парижского общества, приезжающие в Булонский лес и на скачки. Это настоящий калейдоскоп, в котором мелькает этот «tout Paris», как выражаются парижане. Савину надо было показать Париж Анжелике с такого конца, поразить ее им, отуманить, и для этого избранная им часть города и гостиницы были самые подходящие. Молодая женщина горела нетерпением видеть бульвары и магазины, а потому, переодевшись и позавтракав, они поехали с этой целью кататься.[6] | |
| — Николай Гейнце, «Герой конца века», 1898 |
— Скажите, какие бы вы предложили меры для устранения этого зла? | |
| — Аркадий Аверченко, «Руководство к рождению детей (Аверченко)» (из сборника «Дети»), 1922 |
С недолгими боями немецкие войска обошли «линию Мажино». Танковые колонны, изукрашенные на башнях крестами, стреляя, двигались через Францию к Парижу. Столица Франции была объявлена открытым городом, и Гитлер в длинном, коричневой кожи блестящем пальто, держа в левой руке белые перчатки, прошелся по Елисейским полям к Триумфальной арке.[10] | |
| — Даниил Гранин, «Зубр», 1987 |
Елисейские поля в поэзии
править
| — Дмитрий Мережковский, «Конец века», 1891 |
Смолкли трубы побед. | |
| — Илья Голенищев-Кутузов, «На смерть Фоша», 1929 |
| — Осип Мандельштам, «Я пью за военные астры, за все, чем корили меня...», 11 апреля 1931 |
| — Антонин Ладинский, «О Париже», 1934 |
| — Пьер Деланоэ, из песни «Елисейские Поля» («Les Champs-Élysées»), исполнитель Джо Дассен, 1969 |
Широки, от вас не скрою, | |
| — Никита Богословский, «Заметки на полях шляпы»,[21] 1997 |
Источники
править- ↑ 1 2 3 4 5 Карамзин. Н.М. Письма русского путешественника. — Москва: Советская Россия, 1982. — 608 с. — (Библиотека русской художественной публицистики). — 100 000 экз.
- ↑ 1 2 Фаддей Булгарин, Сочинения. Москва: «Современник», 1990 год
- ↑ 1 2 3 Д.В. Григорович. Сочинения в трёх томах. Том 3. — М.: «Художественная литература», 1988 г.
- ↑ 1 2 Успенский Г.И. Собрание сочинений в девяти томах. Том 5. — Москва, ГИХЛ, 1957 г.
- ↑ 1 2 Успенский Г.И. Собрание сочинений в девяти томах. Том 7. — Москва, ГИХЛ, 1957 г.
- ↑ 1 2 Гейнце Н.Э. Собрание сочинений в семи томах, Том 6. — Москва, «Терра», 1994 г.
- ↑ 1 2 Голенищев-Кутузов И.Н. Благодарю, за всё благодарю... Москва, «Водолей Publishers», 2004 г.
- ↑ 1 2 Виктор Некрасов. «Записки зеваки». — М.: Вагриус, 2004 г.
- ↑ 1 2 Джо Дассен. Об истории песни «Les Champs-Élysées», на концерте в Москве (видимо, июль 1979 г.) — Канал «Культура». «Елисейские поля» (с русскими субтитрами).
- ↑ 1 2 Гранин Д.А., «Зубр» (повесть); — Ленинград, «Советский писатель» 1987 г.
- ↑ 1 2 Рекемчук А. Е.. «Мамонты». — М.: МИК, 2006 г.
- ↑ А. И. Герцен, «Былое и думы» (часть восьмая, отрывки). Вольная русская типография и журнал «Колокол», 1868 г.
- ↑ Катаев В.П. Трава забвенья. — Москва, «Вагриус», 1997 г.
- ↑ Василий Голованов, «Остров, или оправдание бессмысленных путешествий». — М.: Вагриус, 2002 г.
- ↑ Писемский А.Ф. Собрание сочинений в 9 т. Том 6. — М.: «Правда», 1959 г.
- ↑ Д. С. Мережковский. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Большая серия. — СПб.: Академический проект, 2000 г.
- ↑ О.Э. Мандельштам. Собрание сочинений в 4-х т. — М.: Терра, 1991 г.
- ↑ Ладинский А.П. Собрание стихотворений. — М.: Русский путь, 2008 г.
- ↑ песня «Елисейские Поля» («Les Champs-Élysées»)
- ↑ * Мы оставили в неприкосновенности своеобразную и самобытную рифму поэта-душелюба.
- ↑ Никита Богословский, «Заметки на полях шляпы». — М.: Вагриус, 1997 г.
См. также
править
- Париж
- Версаль
- Дефанс
- Сена
- Фонтенбло
- «Les Champs-Élysées» («Елисейские поля», песня Джо Дассена)