Альт

Альт (англ. и итал. viola, фр. alto, нем. Bratsche) или альт скрипи́чный — струнно-смычковый музыкальный инструмент, переходный между скрипкой и виолончелью. Альт немного крупнее скрипки, отчего звучит в более низком регистре, но значительно меньше виолончели. Струны альта настроены на квинту ниже скрипичных и на октаву выше виолончельных — до и соль малой октавы; ре и ля первой октавы. Ноты пишутся в специальном альтовом ключе, реже — в скрипичном. Конструкция современного альта почти не отличается от скрипичной, за исключением размеров. Существуют альты от 390 мм (чуть больше скрипки) до 425 мм. Выбор размера инструмента зависит от длины рук исполнителя.

Альтист оркестра Люлли

Альт считается самым ранним из ныне существующих смычковых инструментов. Время его появления относят к рубежу XV―XVI веков. Альт был первым инструментом, который принял именно ту современную форму, которую можно видеть сегодня. Родоначальником альта считается виола для руки. Эта виола, как и нынешние скрипки и альты, держалась на левом плече, в отличие от виола да гамба (итал. viola da gamba), которые держались на колене или между колен (прообраз виолончели). Со временем итальянское название инструмента сократилось до просто viola, под которым он вошёл, например, в английский язык, или до Bratsche (искажённое braccio), закрепившееся в немецком и сходных с ним языках.

Альт в мемуарах и публицистике

Я учился по-итальянски у нашего милого университетского лектора Мальма, шведа, гримировавшегося не то под итальянца, не то под испанца, ― с длинными белыми волосами и эспаньолкой. Проведя слушателей через «Promessi Sposi» Манцони, он довел нас до Данте и прочел с нами несколько песен «Divina Commedia». Меня сближал с ним, помимо итальянского, также интерес к музыке. Он был известным альтистом и, узнав о моих упражнениях в квартете, который составился у меня в университетские годы, подарил мне хороший альт Клотца. Кстати, о моем квартете. С самого начала университетского курса ко мне подошел молодой студент Даль и, зная о моих упражнениях на скрипке, предложил мне играть в квартете с его старшим братом. Это был известный невропатолог, сторонник Нансийской школы и гипнотизер, Николай Владимирович Даль. Он играл первую скрипку, вторую изображал я, а младший брат был виолончелистом. Тут я впервые познакомился с квартетной литературой и признал квартет высочайшей формой музыкального искусства. Наш состав несколько изменялся, совершенствуясь в силе. Первая скрипка менялась; на вторую тогда садился Николай Владимирович, меняясь с д-ром Воробьевым; я к тому времени подучился на альте, а партию виолончели играл брат Даля. <...> Я затем вернулся на свободе к моему любимому занятию музыкой. В устроенном здесь квартете мне пришлось играть первую скрипку; вторую играл старый немец-учитель, Вернер, страстный и скромный любитель; партию виолончели исполнял Родзевич, брат видного местного адвоката, а альт играл молодой студент. Мы переиграли массу классической музыки. Но этим дело не ограничилось. При помощи военных здесь составился целый оркестр, и в первый раз я принял участие в этой форме музыкального исполнения в роли альтиста. Помню забавный случай: мне не разрешалось выезжать за пределы губернии. Но наш оркестр должен был участвовать в благотворительном концерте в Коломне. Без альтиста нельзя было обойтись. Но Коломна находилась за дозволенной чертой, по ту сторону Оки, в Московской губернии.

— Павел Милюков, «Воспоминания», 1943

Но Крумбахер писал, что византийское богослужение напоминает ему театральное действо, возносившее душу к небесам и сурово наказывавшее ее, когда она не желала возноситься. Теперь её Византия была не только таинственным соединением мерцающих, оплывающих пятен, которые медленно поднимались в темный, тоже мерцающий купол. Теперь ее Византия пела: желтый, как осенняя листва, пел настойчивый желтый цвет, беспокойный красный звучал, как альт, синий ― низкий звук виолончели ― вторил ему задумчиво и осторожно.

— Вениамин Каверин, «Перед зеркалом», 1965-1970

Когда их объявили, это как раз всех заинтересовало. Дело в том, что музыканты все как один оказались однофамильцами разных великих людей. Андрей Тулов (без бакенбардов) вышел перед занавесом и сообщил: «Выступает СТРИНГ «ГЛЮК-КВАРТЕТ» в составе: Александр Блок ― первая скрипка, Андрей Белый ― вторая скрипка, Валерий Брюсов ― альт, Исаак Левитан ― виолончель». Все зрители подумали, что это какая-то пародия, и очень горячо приветствовали вышедших на сцену музыкантов. Тулов сказал: «Сибелиус. Квартет № 2 в трех частях». Публика прямо покатилась со смеху. И первые несколько минут, когда музыканты уже играли, в зале все время стоял смех. Но потом стали догадываться, что тут не шутками пахнет.

— Сергей Юрский, «Осенний бал», 1993

В скрипичном классе мест не оказалось, и маме предложили записать меня в класс альта. Родители всполошились ― что такое альт и кому он нужен… Стали советоваться с музыкантами и в конце концов решили: «Важно не на чем играть, а как играть!» Для меня же решающим оказался совет одного из моих старших товарищей: ― Альт требует для упражнений гораздо меньше времени, чем скрипка. Получишь больше возможности заниматься гитарой. Вот это было важно! Я очень увлекался гитарой, а потом электрогитарой.

— Юрий Башмет, из книги «Вокзал мечты», 2003

Саши не было минут двадцать. Наконец он вышел, как-то заговорщицки на меня посмотрел и сообщил шёпотом: ― Кажется, сейчас вынесут программу альтового конкурса. Есть сольный конкурс! Это было для меня главное! И действительно, появилась программа конкурса в Будапеште. В программе очень сложное произведение ― «Чакона» Баха на альте. Это не на скрипке сыграть! Я мечтал скорее добежать до своей комнаты в общежитии, чтобы достать ноты, альт и заниматься. Жизнь приобрела смысл!

— Юрий Башмет, из книги «Вокзал мечты», 2003

Я снова далеко убежал от своей линии жизни. Надо бы вернуться ко второй половине 70-х годов, к тому периоду, когда я, двадцатипятилетний, едва утвердивший себя альтист, решил доказать, что альт ― инструмент сольный, способный собирать залы и доставлять удовольствие публике не хуже скрипки или фортепиано. Первый в истории Франции настоящий платный сольный концерт альтиста состоялся в Париже. Конечно, это был риск. И не столько мой, сколько моего импресарио Ролло Ковака. Он когда-то сам был хорошим скрипачом, стажировался у Давида Федоровича Ойстраха. Словом, понимал, о чем идет речь, и рискнул. <...> Однажды появилась экстравагантная богатая женщина. Ей понравилось, как я играю, и Ролло сумел ее раззадорить ― за любовь, дескать, надо платить. «А я и заплачу», ― ответила она. В общем, он поймал ее на слове: она заплатила в Госконцерт пять тысяч долларов ― по тем временам невероятную сумму. Только за один концерт. И я был приглашен на свой первый в жизни сольный концерт. А дальше надо было подтверждать свое имя. Завоевывать новые аудитории, новые города и страны. Везде это было впервые ― сольные концерты на альте, которые раньше считались невозможными в принципе.

— Юрий Башмет, из книги «Вокзал мечты», 2003

	Всё началось с Виолочки Ерохиной. Ее действительно звали Виола, что значит «альт». Работала она у нас в классе альта аккомпаниатором, и именно она сопровождала меня на конкурс в Будапешт. Виола ― жена замечательного пианиста Миши Ерохина, который много лет выступал вместе с Виктором Третьяковым. Я частенько бывал в доме Ерохиных, дружил с ними.
	— Юрий Башмет, из книги «Вокзал мечты», 2003

Есть такой анекдот: «Как появился альт? Пьяный скрипичный мастер натянул струны на футляр». Смешно. Действительно, альт больше скрипки по размерам. Он крупнее, массивнее, но… Он ведь старше скрипки, древнее. По-итальянски альт называется «виолой», а скрипка ― «виолино», то есть «маленькая виола». Можно сказать, что скрипка ― усовершенствованный потомок альта. Альт гораздо глуше скрипки, звучание его направлено как бы внутрь себя, слабее резонирует, даже гнусавит. Но зато его звук ― теплее, объемнее, а в смысле виртуозности альт почти так же совершенен, как скрипка. Из-за большой длины грифа альт заметно менее подвижен, и от исполнителя требуется соответствующая растяжка пальцев и часто недюжинная физическая сила и ловкость.

— Юрий Башмет, из книги «Вокзал мечты», 2003

Первый номер ― Концерт для альта и струнного оркестра Телемана. Там нужен клавесин. В зале стоит огромный концертный клавесин ярко-малинового цвета. Хорошо. Но тут выясняется, что чемодан с пистолетом нашему музыканту-библиотекарю не вернули, а в чемодане ноты! Стало быть, я должен играть Концерт наизусть. Мы подумали, а что, если поставить клавесин на авансцену, я буду стоять за Мишиной спиной и смотреть в его ноты. Так и сделали. Клавесин занял практически всю сцену. Я извинился перед публикой за то, что мы начинаем концерт на час позже, объяснил ситуацию, но лица немцев оставались непроницаемыми, строгими и недовольными. Я повернулся к оркестру, дал ауфтакт, и тут вместо чистого соль мажора раздался катастрофически фальшивый аккорд! В суматохе мы не успели проверить клавесин, а он оказался совершенно расстроенным. Далее ― представьте себе: Миша сидит на авансцене как солист-пианист, я стою за его спиной, оркестр ― за нами. Миша снова берёт соль-мажорный аккорд, опять ужасная фальшь, он резко забирает руки.

— Юрий Башмет, из книги «Вокзал мечты», 2003

У каждого музыканта, ставшего дирижёром, наверняка есть свой ответ, объясняющий причину перехода в иное качество. Один, к примеру, скажет, что это шаг на новую ступень творчества. Другой может отшутиться: мол, дирижеры дольше живут. У меня же все связано с тем, что я сыграл все музыкальные шедевры, которые были написаны для альта, — их не так и много. Поэтому дирижерство для меня — это возможность исполнять ту музыку, которая написана не для моего инструмента.

— Юрий Башмет, из книги «Вокзал мечты», 2003

Альт в художественной прозе

Однако теперь денежное положение Данилова стало острее ― и надо было действительно с шубой что-то решать. Данилов платил за два кооператива и за инструмент. Инструмент обошелся ему в три тысячи, собранные у приятелей и у знакомых приятелей. Купил он его четыре года назад. Но это был истинный альт, возрастом в двести с лишним лет, сотворенный певучими руками самого Альбани. Себе Данилов построил однокомнатную квартиру, а бывшей своей жене Клавдии Петровне отдал кооперативную двухкомнатную квартиру с хорошей кухней и черной ванной.

— Владимир Орлов, «Альтист Данилов», 1980

Новая его квартира в Останкине походила на шкатулку, но в ней вполне было место, где Данилов мог держать свой инструмент. Он оставил себе и прежний инструмент, ценой в триста рублей, таких и сейчас лежало в магазинах сотни, Данилов хотел было продать его, но потом посчитал: а вдруг пригодится? Звук у альта Альбани был волшебный. Полный, мягкий, грустный, добрый, как голос близкого Данилову человека. Шесть лет Данилов охотился за этим инструментом, вымаливал его у вдовы альтиста Гансовского, вел неистовую, только что не рукопашную, борьбу с соперниками, ночей не спал и вымолил свой чудесный альт за три тысячи. Как он любил его заранее! Как нес он его домой! Будто грудное дитя, появления которого ни один доктор, ни одна ворожея уже и не обещали. А принеся домой и открыв старый футляр, отданный Данилову вдовой Гансовского даром в минуту прощания с великим инструментом, Данилов замер в умилении, готов был опуститься перед ним на колени, но не опустился, а долго и тихо стоял над ним, все глядел на него, как глядел недавно в Париже на Венеру Бурделя. Он и прикоснуться к нему часа два не мог, робел, чуть ли не уверен был в том, что, когда он проведет смычком по струнам, никакого звука не возникнет, а будет тишина ― и она убьет его, бывшего музыканта Данилова. И все же он решился, дерзнул, нервно и как бы судорожно прикоснулся смычком к струнам, чуть ли не дернул их, но звук возник, и тогда Данилов, усмиряя в себе и страх и любовь, стал спокойнее и умелее управлять смычком, и возникли уже не просто звуки, а возникла мелодия. Данилов сыграл и небольшую пьесу Дариуса Мийо, и она вышла, тогда Данилов положил смычок.

— Владимир Орлов, «Альтист Данилов», 1980

― Вы… вы! ― нервно заговорил Валентин Сергеевич. ― Вы только и можете играть в шахматы и на альте. Да и то оттого, что купили за три тысячи хороший инструмент Альбани. С плохим инструментом вас бы из театра-то выгнали!.. А на виоль д’амур хотите играть, да у вас не выходит!.. Данилов улыбнулся. Все-таки вывел Валентина Сергеевича из себя. Но тут же и нахмурился. Какая наглость со стороны Валентина Сергеевича хоть бы и мизинцем касаться запретных для него людских дел! ― Что вы понимаете в виоль д’амур! ― сказал Данилов. ― И не можете вы говорить о том, чего вы не знаете и о чем не имеете права говорить. ― Значит, имею! ― взвизгнул Валентин Сергеевич. Он тут же обернулся, но домовые давно уже забились в углы невеселой нынче залы, давая понять, что они и знать не знают о беседе Данилова и Валентина Сергеевича. ― Вы нервничаете, ― сказал Данилов. ― Так вы получите мат раньше, чем заслуживаете по игре. Он и сам сидел злой. «Стало быть, только из-за хорошего инструмента меня и держат при музыке, думал, и виоль д’амур, стало быть, меня не слушается, ах ты, негодяй!»

— Владимир Орлов, «Альтист Данилов», 1980

― Ну и я не могу, ― сказал Данилов, ― у меня альт, а не скрипка. ― Сможешь, Володенька, ты все сможешь, ты же у меня единственный знакомый музыкант высокого класса, я тебе двадцать рублей лишних дам, ты возьми квинтой выше, а тем-то, которые в зале сидят, им-то ведь все равно, на чем ты станешь играть, на альте, на скрипке или на пожарном брандспойте… ― Все это мне, как музыканту, ― сказал Данилов, ― слушать оскорбительно и противно. Я ухожу сейчас же. ― Нет, нет, я, может, не так что сказал, я ― открытая душа, прости, но ты не уйдешь, неужели тебе, альтисту, слабо́ сыграть то, что написано для какой-то скрипки! И тут Данилов опять увидел Наташу. Наташа вместе с Екатериной Ивановной заглянула в артистическую, наткнулась взглядом на Данилова, смутилась и улыбнулась ему. И Данилов понял, что он выскочил во гневе с альтом в руках не только для того, чтобы разнести в пух и прах Мелехина, да и во всем клубе произвести шум, но и для того, чтобы еще раз увидеть Наташу или хотя бы почувствовать, что она рядом. И еще он понял, что сейчас сыграет на своем альте любую музыку, написанную хоть бы и для скрипки, хоть бы и для тромбона или даже для ударных.

— Владимир Орлов, «Альтист Данилов», 1980

Данилов вышел на сцену с намерением сразу же поправить конструктора: не был он солистом, а был артистом оркестра и вовсе не скрипку нес в руке. Однако что-то удержало его от первого признания, он лишь, поклонившись публике, учтиво сказал: ― Извините, но это не скрипка. Это ― альт. ― Альт? ― удивился Лещов. ― Так если бы мы знали, что альт, мы бы планировали другой источник звука… ― Ничего, ― успокоил его Данилов. Когда он усаживался на высокий стул, обитый рыжей клеенкой, когда раскладывал ноты на пюпитре, он все думал: а вдруг Наташа ушла из зала и он ее никогда больше не увидит? Но нет, он чувствовал, что она здесь, что она откуда-то из черноты зала смотрит сейчас на него, и смотрит не из пустого любопытства, а ожидая от него музыки и волнуясь за него. И Данилов поднял смычок. Теперь он уже ни о чем ином не мог думать, кроме как о том, что сыграть все следует верно, нигде не сфальшивить и не ошибиться. Он был внимателен и точен, недавние его мысли о том, что сыграть эти пьесы удастся легко, без душевных затрат, казались ему самонадеянностью и бахвальством; в третьей пьесе он ошибся, сразу же опустил смычок и, извинившись перед публикой, стал играть снова. Вдруг у него, верно, все пошло легко, родилась музыка, и дальнейшая жизнь этой музыки зависела вовсе не от разлинованных бумаг, что лежали на пюпитре, а от инструмента Данилова и его рук, от того, что было в душе Данилова, от пронзительного и высокого чувства, возникшего в нем сейчас.

— Владимир Орлов, «Альтист Данилов», 1980

Неразлучные Таня Фалькон и Нэлла Аххо и сейчас сидели рядом в углу, но не прикасались друг к другу. Таня смотрела на плиты с остатками античных орнаментов, Нэлла на виноградный калейдоскоп вверху. Альт издавал отрывистые звуки, исполненные страдания. Виолончель и баян вели диалог, то поднимающий вверх, то опускающий вниз. Временами возникало назойливое жужжание, как будто на усадьбу Караванчиевских налетели мухи с бойни или мясокомбината; это был баян.

— Василий Аксёнов, «Таинственная страсть», 2007

Альт в стихах

	Утончаются взвитые скрепы, Струнно высится стонущий альт; Не накатом стократного склепа, Парусиною вздулся асфальт. Этот альт ― только дек поднебесий, Якорями напетая вервь, Только утренних, струнных полесий Колыханно-туманная верфь.
	— Борис Пастернак, «Лирический простор», 1913

	Выползают и копошатся в клубке Черви виолончелей и альтов. Заплеванные флейты отыскивают укромные уголки Для отправленья естественной надобности.
	— Георгий Оболдуев, «Солнце порхает по галерке...» (их цикла «Музыкальное обозрение»), 1929

	Да, скрипка, альт ― и вот уже, богата Звучания глубокой полнотой, Развертывается, парит соната ― Как самолёт, из стали отлитой.
	— Юрий Верховский, «Да, скрипка, альт — и вот уже, богата...» (Виссариону Яковлевичу Шебалину), 1945

	Слышишь, ветер поет блаженный То, что Лермонтов не допел. А за стенкою альт колдует ― Это с нами великий Бах.
	— Анна Ахматова, «Слышишь, ветер поет блаженный...», 11 февраля 1961

	Ох, и будет Амадею Дома влёт. И на целую неделю ― Чёрный лёд. Ни словечка, ни улыбки. Немота. Но зато дуэт для скрипки И альта. Да! Расплачиваться надо На миру За веселье и отраду На пиру, За вино и за ошибки ― Дочиста! Но зато дуэт для скрипки И альта!
	— Давид Самойлов, «Дуэт для скрипки и альта» (1981)

См. также

• Альтист
• Скрипка
• Виола
• Виолончель
• Оркестр
• Контрабас
• Кларнет
• Дирижёр
• Пианола
• Фисгармония