Уда́вленник (от русск. удавить, удавиться, тот, кто удавился) — самоубийца, покончивший с собой через повешение; между тем, в XIX веке удавленник превратился в жаргонное слово, не имевшее никакого отношения к самоубийству. Появившееся в офицерском арго после войны 1812 года и быстро проникшее в разговорный, а затем и литературный язык, это слово употреблялось преимущественно как персональное прозвище или сжатая характеристика распространённого в те времена офицерского типажа. Чтобы казаться лихими и бесстрашными офицерами, «удавленники» сильно перетягивали ворот и поясной ремень, выпячивали грудь и говорили сдавленными хриплыми голосами (хрипуны).

Полковник Скалозуб

Самым известным литературным артефактом этого слова стала поэтическая строка из комедии в стихах Александра Грибоедова «Горе от ума»: «хрипун, удавленник, фагот...», характеризующая полковника Скалозуба. Кроме того, эта фраза стала сжатой характеристикой тембра музыкального инструмента — фагота.

Удавленник в коротких цитатах

править
  •  

Там удавленник зарыт.
Только полночь ― он проснётся
И проезжих сторожит.[1]

  Афанасий Фет, «Удавленник», 1840
  •  

Ещё одно мгновение, и он удавился бы в этой петле, из которой слабой девушке не по силам было бы его вынуть, а пока она успела бы позвать на помощь людей — удавленник успел бы умереть… Надо было помешать этому немедленно.[2]:103

  Николай Лесков, «Прекрасная Аза», 1888
  •  

— Пой, — кричит профессор. — Глубже звук, ниже, ниже. На диафрагм.
Кровь бросается мне в голову. Я чувствую, как краснею, потом синею, глаза у меня выкатываются наружу, и наконец я хриплю, как удавленник.[3]:169

  Александр Куприн, «О том, как профессор Леопарди ставил мне голос», 1894
  •  

...за десять лет это был всего второй случай, что человек вздумал повеситься. Утопленников было достаточно, бабы отравляли мужей, один солдат зарезался, а удавленники составляли большую редкость.[4]

  Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Не укажешь...», 1894
  •  

Удавленник был бледен, но спокоен. Он был в одной рубахе, пестрядинных портах и босой,— такой упрощенный костюм совсем не вязался с трагическим положением...[4]

  Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Не укажешь...», 1894
  •  

Как говорил Сервантес — «хрипун, удавленник, фагот»...[5]

  Александр Куприн, «Грань столетия» (Драматическая трилогия (нет, даже больше!) в… действиях и… картинах), 1900
  •  

...предполагали, что под домом зарыт был когда-то неотпетый покойник, или удавленник, и что плотники знали про то и намеренно надвинули к тому месту первые венцы, когда ставили сруб.[6]

  Сергей Максимов, «Нечистая, неведомая и крестная сила», 1903
  •  

...таинственных талисманов, завернутых в грязные тряпицы, вроде комка глины, добытой в полночь с могилы удавленника, помогающего, как известно, добыче кладов.[6]

  Сергей Максимов, «Нечистая, неведомая и крестная сила», 1903
  •  

...аллеи деревьев, где на каждом обнажённом столбообразном стволе висит удавленник...[7]

  Константин Бальмонт, «Поэзия ужаса», 1904
  •  

Мещанин невозможен без морали, как удавленник без петли.

  Максим Горький, «Письмо в редакцию», 1905
  •  

Был я стянут мрачными мыслями,
словно удавленник.[8]

  Елена Гуро, «Говорил испуганный человек...» (из сборника «Шарманка»), 1913
  •  

Зеленоватый, лёгкий и большой,
Удавленник качается на ветке...[9]

  Владимир Нарбут, «Зеленоватый, лёгкий и большой...» (из сборника «Александра Павловна»), 1916
  •  

Хрипун хрипит,
Фагот орёт,
Ну а удавленник..., удавленник...,
Удавленник — поэт..., пардон, поёт...[10]

  Михаил Савояров, «К чёрту, куплеты» (из сборника «Кризы и репризы»), 1917
  •  

Теперь она его видела опять…
Этого удавленника…
Удавленник… И он был здесь, около. И около него нагая женщина, страшная и вместе гадкая, шептала ему слова любви

  Иоасаф Любич-Кошуров, «Дерево удавленников» (Роман-малютка), 1918
  •  

Кино называли Великим Немым. Гораздо вернее назвать граммофон «великим удавленником».[11]:323

  Юрий Тынянов, «Кино — слово — музыка», 1924
  •  

Граммофон, признаться, был дрянный — хрипун и удавленник. Но где ж другой возьмёшь.[12]

  Саша Чёрный, «Диспут», 1925
  •  

Бывало, вот Ермолова на сцене. Не в духе. <...>
— Ваша Ермолова — «хрипун, удавленник, фагот»! — язвит критик...[13]

  Александр Амфитеатров, «Мария Николаевна Ермолова», 1928
  •  

Большое впечатление произвела картина: у забора, на сучке дерева висел удавленник, на земле разорванное письмо и трубка, из которой ещё шёл дым; картина почему-то называлась «Из-за неё».[14]

  Константин Коровин, «Былая Москва», 1934
  •  

...чучело у меня, человеком одето вроде: рубаха, рожа — маска, волосы, картуз. Повесил его на двери у конюшни на веревку. Вроде как удавленник.[14]

  Константин Коровин, «Осенней порой», 1934
  •  

...присматриваясь, видит у березы длинную висячую фигуру удавленника… Голова опущена, длинные волосы, бледное лицо, женская рубашка, черные башмаки, висит на веревке, у березы…[14]

  Константин Коровин, «Святки», 1937
  •  

...ясно, что слова хрипун, удавленник, фагот употреблены здесь не в своем прямом значении. Они тут выступают как иронические обозначения типических черт представителя внешне вымуштрованного, столичного, привилегированного офицерства царской России начала XIX века.[15]

  Виктор Виноградов, «История слов», 1951
  •  

В этом контексте смысл слова удавленник, примыкающего к образу хрипуна, раскрывается отчасти таким описанием офицеров той же эпохи в повести И. С. Тургенева «Три портрета»: «Военные шею затянули туго-натуго... хрипят, глаза таращат, да и как не хрипеть?»[15]

  Виктор Виноградов, «История слов», 1951
  •  

За этот голос один недруг академика, тоже академик, сказал о нём: «хрипун, удавленник, фагот». И это был действительно тот носоглоточный деревянный голос, который бывает слышен иногда в симфоническом оркестре.[16]

  Владимир Дудинцев, «Белые одежды», 1987
  •  

Самое удивительное было в том, что Коля лежал успокоенный, без гримасы на лице и без языка, который непременно вываливается у удавленников.[17]

  Виктор Астафьев, «Затеси», 1999
  •  

«Хрипун, удавленник, фагот» в комедии «Горе от ума» (некоторые русские офицеры после победы в войне с Наполеоном принялись мужественно хрипеть, и мизантропа Грибоедова это веселило)...[18]

  Игорь Клех, «Шкура литературы» («Возвращение Маяковского»), 2016
  •  

«Хрипун, удавленник, фагот» <...>, «агитатор, горлан, главарь» (как сам себя характеризовал Маяковский), сдавленное горло и резкая интонация Высоцкого <...> — всё это родственные явления внутри одной традиции, исчезающей и возвращающейся.[18]

  Игорь Клех, «Шкура литературы» («Возвращение Маяковского»), 2016
  •  

— Ну уж нет! Трепач-провокатор! — Зина выкрикнула. — Хрипун! Удавленник! Фагот![19]

  Валерий Бочков, «Брат мой Каин», 2017
  •  

Чацкий называет его — «Хрипун, удавленник, фагот», и это означает, что Скалозуб по тогдашней моде «перетянут» ремнями, чтобы грудь выдавливалась колесом. Но это щегольство лишь прикрывает его умственное ничтожество и душевную пустоту.[20]

  Александр Архангельский, «Литературный навигатор. Персонажи русской классики», 2023

Удавленник в документальной литературе и публицистике

править
  •  

Сказывали знающие люди о причинах этого происшествия, но разное: одни говорили, что-либо на стоянке, либо под матицу, плотники подложили свиной щетины, отчего и завелись в доме черти. Другие предполагали, что под домом зарыт был когда-то неотпетый покойник, или удавленник, и что плотники знали про то и намеренно надвинули к тому месту первые венцы, когда ставили сруб.[6]

  Сергей Максимов, «Нечистая, неведомая и крестная сила», 1903
  •  

Около этого помешанного образовалась целая толпа плутоватых пособников из мещан и отставных солдат, являвшихся с предложениями заговоров и записей, таинственных талисманов, завернутых в грязные тряпицы, вроде комка глины, добытой в полночь с могилы удавленника, помогающего, как известно, добыче кладов.[6]

  Сергей Максимов, «Нечистая, неведомая и крестная сила», 1903
  •  

Можно подумать, что весь земной шар находится под властью колдуний и демонов. Они кишат везде, они пируют, они всюду и отовсюду. Земля — их царство. И только ли земля? Голый колдун, окруженный ведьмами, и препоясанный обычным ведовским поясом, на котором, как связка ключей, висят удавленные младенцы, показывает на предутреннее звездное небо и успокоительно говорит, что с рассветом они уйдут. <...>
Эта резня, эти стычки испанских крестьян с чужеземцами, женщины, нападающие на солдат, мертвецы, с которых живые обдирают одежду, аллеи деревьев, где на каждом обнажённом столбообразном стволе висит удавленник, изуродованные трупы, посаженные на кол...[7]

  Константин Бальмонт, «Поэзия ужаса», 1904
  •  

...авторам писем должно быть известно, что во всех странах мещане — люди единственно праведные и что именно они всюду являются наиболее строгими жрецами морали. Мещанин невозможен без морали, как удавленник без петли. Естественно, что они должны были показать мне чистоту своих душ в полной парадной форме.

  Максим Горький, «Письмо в редакцию», 1905
  •  

Кино называли Великим Немым. Гораздо вернее назвать граммофон «великим удавленником».
Кино — не немой. Нема пантомима, с которой кино ничего общего не имеет.
Кино даёт речь, но речь абстрагированную, разложенную на составные элементы.
Перед вами лицо говорящего актёра — его губы движутся, его речевая мимика напряжена. Вы не различаете слов (и это хороню — вы не должны их различать), — но вам дан какой-то элемент речи.[11]:323

  Юрий Тынянов, «Кино — слово — музыка», 1924
  •  

Бывало, вот Ермолова на сцене. Не в духе. Роль в пьесе не по ней и ей не нравится. Она бормочет, а не говорит. Двигается с теми неловкими, угловатыми движениями, с теми угрюмыми взглядами исподлобья, за которые ее в школе звали «волчонком»; вполне отделаться от них ей удалось лишь на седьмом — десятом годах карьеры. В зале уныние и зевки, кашель. В антрактах — сконфуженные «ермоловцы» с старым энтузиастом еще мочаловского театра С. А. Юрьевым во главе терпят поругание от поклонников «тонкой французской игры» вообще, Г. Н. Федотовой в особенности.
— Ваша Ермолова — «хрипун, удавленник, фагот»! — язвит критик «Московских ведомостей» К. Н. Цветков.[13]

  Александр Амфитеатров, «Мария Николаевна Ермолова», 1928
  •  

Полковник Скалозуб <одна из ролей Мочалова> — персонаж комедии Грибоедова «Горе от ума», один из типичнейших представителей «фамусовской» Москвы, невежественный офицер — «хрипун, удавленник, фагот, созвездие манёвров и мазурки», как характеризует его Чацкий. Скалозуб произносит знаменитую фразу о фельдфебеле, который заменит Вольтера: «А пикнете, так мигом успокоит».

  Юрий Васильевич Соболев, «Павел Мочалов», 1937
  •  

Для социальной характеристики полковника Скалозуба в речи Чацкого Грибоедов использовал слова хрипун, удавленник, фагот в классово-диалектном, армейско-офицерском жаргонном смысле. <...>
Непосредственно ясно, что слова хрипун, удавленник, фагот употреблены здесь не в своём прямом значении. Они тут выступают как иронические обозначения типических черт представителя внешне вымуштрованного, столичного, привилегированного офицерства царской России начала XIX века.[15]

  Виктор Виноградов, «История слов», 1951
  •  

Ср. у Ф. Булгарина в «Приключениях квартального надзирателя»: «В армии называли хрипунами тех из молодых офицеров, которые говорили между собой по-французски, любили общество и щегольство. Это почти то же, что фанфароны».
Таким образом, Грибоедов пользуется армейским, военно-жаргонным осмыслением слова хрипун.
В этом контексте смысл слова удавленник, примыкающего к образу хрипуна, раскрывается отчасти таким описанием офицеров той же эпохи в повести И. С. Тургенева «Три портрета»: «Военные шею затянули туго-натуго... хрипят, глаза таращат, да и как не хрипеть?»[15]

  Виктор Виноградов, «История слов», 1951
  •  

Ср. у А. Вельтмана в «Приключениях, почерпнутых из моря житейского» описание щегольски одетого, богатого офицера николаевского времени: «Воротник, как петля, задушил его, так что глаза выкатились; мундир перетянут в рюмочку» (см. Пыляев М. И. Замечательные чудаки и оригиналы. СПб., 1898, с. 37; см. его же: Старое житье. СПб., 1892; Вяземский П. Старая записная книжка. 1929, с. 110).
И слово удавленник употреблено Грибоедовым тоже в жаргонно-офицерском смысле.[15]

  Виктор Виноградов, «История слов», 1951
  •  

Затем Маяковский начал пробовать голос — и грубый голос его поэзии также поразил всех новизной звучания. Нечто такое периодически случается в круговороте жизни и искусства. «Хрипун, удавленник, фагот» в комедии «Горе от ума» (некоторые русские офицеры после победы в войне с Наполеоном принялись мужественно хрипеть, и мизантропа Грибоедова это веселило), «агитатор, горлан, главарь» (как сам себя характеризовал Маяковский), сдавленное горло и резкая интонация Высоцкого и его подражателей — все это родственные явления внутри одной традиции, исчезающей и возвращающейся.[18]

  Игорь Клех, «Шкура литературы» («Возвращение Маяковского»), 2016
  •  

Скалозуб, вопреки часто встречающейся ошибке школьников и режиссёров, молод. Его отличает своеобразное армейское «щегольство». Чацкий называет его — «Хрипун, удавленник, фагот», и это означает, что Скалозуб по тогдашней моде «перетянут» ремнями, чтобы грудь выдавливалась колесом. Но это щегольство лишь прикрывает его умственное ничтожество и душевную пустоту.[20]

  Александр Архангельский, «Литературный навигатор. Персонажи русской классики», 2023

Удавленник в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

править
  •  

Приходит служитель. Понимаете, этакая суровая, небритая фигура, вроде сторожа из анатомического театра, на лице мрак и отчаянная решимость. Меня обвивают вокруг талии полотенцем, профессор берется за один конец, служитель за другой, оба упираются ногами мне в бедра и тянут каждый в свою сторону.
— Пой, — кричит профессор. — Глубже звук, ниже, ниже. На диафрагм.
Кровь бросается мне в голову. Я чувствую, как краснею, потом синею, глаза у меня выкатываются наружу, и наконец я хриплю, как удавленник.
— О-о! Я так и знал. Тенор ди-грациа. Теперь попробуем свободный звук. Высунь ваш язык.[3]:169

  Александр Куприн, «О том, как профессор Леопарди ставил мне голос», 1894
  •  

В Замоскваречье все знали Осипа Григорьевича. Писал он портреты и картины с сюжетом. Сюжеты были особенные, трогательные, и лица в картинах были с выражением... <...> очень толстый дьякон просто один сидит у окошка и пьет водку: картина называлась — «Не дело». Большое впечатление произвела картина: у забора, на сучке дерева висел удавленник, на земле разорванное письмо и трубка, из которой ещё шёл дым; картина почему-то называлась «Из-за неё».[14]

  Константин Коровин, «Былая Москва», 1934
  •  

Меня встретила пожилая пьяненькая тётка с бельмом на глазу — такие, на мой взгляд, особы и должны здесь хозяйничать. Тётка открыла было рот, но я сунул ей пятёрку, и она запричитала:
— Вы к Коленьке, к Рубцову? Вот он, вот он, ангелочек наш, соловеюшко вологодский. — Приоткрыла простыню на крайнем топчане.
Я попросил прибавить свету.
Самое удивительное было в том, что Коля лежал успокоенный, без гримасы на лице и без языка, который непременно вываливается у удавленников. Едва я не вскрикнул, заметив вместо гримасы привычную, хитроватую иль даже довольнёхонькую улыбку в левом углу рта, словно бы Коля говорил ею: «Ну, оставайтесь, живите. А я отмаялся». Горло Коли было исхватано — выступили уже синие следы от ногтей, тонкая шея поэта истерзана, даже под подбородком ссадины, одно ухо надорвано.[17]

  Виктор Астафьев, «Затеси», 1999

Удавленник в беллетристике и художественной литературе

править
  •  

...когда египтянка подошла ближе, то она увидала, что этот незнакомец не срывал плоды, а делал что-то совсем другое: он закреплял для чего-то шнур к суку старого дерева. Это показалось Азе непонятно, и она притаилась, чтобы видеть, что будет дальше, а незнакомец сделал из шнура петлю и вложил в неё свою голову… Ещё одно мгновение, и он удавился бы в этой петле, из которой слабой девушке не по силам было бы его вынуть, а пока она успела бы позвать на помощь людей — удавленник успел бы умереть… Надо было помешать этому немедленно.
Египтянка закричала: «Остановись!» и, бросясь к самоубийце, схватилась руками за петлю верёвки.[2]:103

  Николай Лесков, «Прекрасная Аза», 1888
  •  

Это недоверие оказалось преждевременным, потому что прибежал запыхавшийся сотский и подтвердил рассказ девочки. Впечатление получилось ошеломляющее. В Вершинине за десять лет это был всего второй случай, что человек вздумал повеситься. Утопленников было достаточно, бабы отравляли мужей, один солдат зарезался, а удавленники составляли большую редкость. Да и печник Максим — человек пожилой, непьющий, справный. Еще недавно он в церкви печь перекладывал.
— Что же мы будем делать?..— спрашивал всполошившийся старшина.— Ах, разбойник!.. Время-то какое выбрал: страда на носу, а он веситься…
— А если ему нравится? — пошутил Костя.
— Вот я ему покажу…— ругался старшина.— Пойдем, Вахромей. Живого, сотский, вынули из петли?
— Как есть живой… ругается… Ребята доглядели, Силантий Парфеныч, а то бы удавился вконец.
— Ах, разбойник! Ах, душегуб!..[4]

  Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Не укажешь...», 1894
  •  

Писарь Костя тоже смотрел на Максима, напрасно стараясь увидать в нём что-нибудь такое, что говорило бы об удавленнике, о человеке, который мог повеситься,— смотрел и ничего не находил. Человек, как все другие люди, Максим всегда был молчальником, молчал и теперь.[4]

  Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Не укажешь...», 1894
  •  

— Тебе-то все равно, а мы бы не расхлебались с начальством… Одних харчей сколько бы сошло за тебя, разбойника: и станового корми, и дохтура, и следователя… Это как, по-твоему?.. Да ещё хорони тебя… Может, и попу пришлось бы платить, и за гроб, и за могилу, да еще поп-то отпевать бы не стал. Кабы ты своей смертью помер, так и похоронили бы тебя честь-честью свои домашние, а тут нам же пришлось бы с тобой возиться…
Эти хозяйственные соображения подняли в старшине всю злость, и он даже замахнулся на неудачного удавленника.[4]

  Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Не укажешь...», 1894
  •  

Хлопоты с Максимом заняли как раз все время до самого обеда, чем особенно был доволен староста Вахромей, скучавший без дела до тошноты. Неудачник-удавленник был посажен в холодную, а начальство отправилось по домам обедать.[4]

  Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Не укажешь...», 1894
  •  

Сторож Ипат торжественно ввел Максима. Удавленник был бледен, но спокоен. Он был в одной рубахе, пестрядинных портах и босой,— такой упрощенный костюм совсем не вязался с трагическим положением Максима. Он несколько раз переступил с ноги на ногу, потом почесал одну ногу другой и посмотрел на вершининский ареопаг. Что происходило в душе этого человека? Что довело его до мысли о самоубийстве? Ведь было же что-то, что заставило его лезть в петлю, и это все чувствовали, рассматривая Максима с озлобленным любопытством. Наложить на себя руки — страшный грех, а Максим не побоялся. Писарь Костя громко прочитал протокол осмотра места действия, а затем Максиму была предъявлена «вышеизложенная верёвка».
— Эта, што ли? — сурово спросил Вахромей.
Максим взял веревку, подержал ее в руках, обвел присутствующих удивленным взглядом и конвульсивно улыбнулся.[4]

  Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Не укажешь...», 1894
  •  

Ахов — толстый, а, следовательно, добрый человек. Как говорил Сервантес — «хрипун, удавленник, фагот», кумир городских исполнительных приставов, а поэтому и торговок.[5]

  Александр Куприн, «Грань столетия» (Драматическая трилогия (нет, даже больше!) в… действиях и… картинах), 1900
  •  

Новый ужас пахнул холодом на душу Иволге.
Она узнала это лицо с зачесанными вверх волнистыми, будто дымящимися волосами.
С год тому назад в чьем-то парке за городом повесился молодой человек.
С подругами она ходила его смотреть… Теперь она его видела опять…
Этого удавленника…
Удавленник… И он был здесь, около. И около него нагая женщина, страшная и вместе гадкая, шептала ему слова любви…

  Иоасаф Любич-Кошуров, «Дерево удавленников» (Роман-малютка), 1918
  •  

Она знала теперь, как ей выбраться отсюда…
Именно сюда, в этот парк, год тому назад бегала она с подругами смотреть удавленника.
Именно сюда!
Она узнала и дерево и скамейку.
И этот забор, утыканный вверху гвоздями.
В заборе была лазейка: две доски свободно раздвигались и можно было пройти, как в калитку.
Может, теперь эти доски забили гвоздями?
Она остановилась. Тогда же — когда она в прошлом году была здесь, в парк через ту же лазейку приходили и еще люди и кто-то сказал, что следует забить лазейку и спалить опаленное молнией дерево, потому что это уже пятый удавленник.
Теперь был и шестой…
Проник ли сюда этот несчастный человек через лазейку, или иным каким-нибудь путём?..

  Иоасаф Любич-Кошуров, «Дерево удавленников» (Роман-малютка), 1918
  •  

Сначала, как всегда, граммофон завели: кэк-уок, да прочее, что повеселее, сестрица подсунула, чтобы осеннюю госпитальную скуку развеять. Граммофон, признаться, был дрянный — хрипун и удавленник. Но где ж другой возьмёшь.[12]

  Саша Чёрный, «Диспут», 1925
  •  

Он всё папиросы набивал. Сядет с гильзами и штрикает, как машина. Загонял потом их тут же промеж своих, кто прокурится. Он себе штрикает, а мы вроде не замечаем. Начали разговор.
Сенька со всей, видать, силой собрал губы в трубку и не своим голосом, как удавленник:
— Красным крестом метил.
Ходу нам до дому месяц, и за месяц мы всех 27 человек разметили на все наши 27 марок и всех записали.[21]

  Борис Житков, «Вата», 1929
  •  

Через полчаса. На крыльцо выходит староста, за ним — жена самоубийцы, она обнимает его, целует; он, ласково улыбаясь, гладит её голову, щёку, она быстро сбегает с крыльца, идёт налево, видит удавленника, — испугалась, бежит снова к старосте; он — встречу ей, отталкивает женщину, стоит, окаменев, не в силах оторвать глаз от самоубийцы. В первую минуту женщина может не узнать мужа, затем — узнаёт, вскрикнула, пятится, воровато оглядываясь, бежит прочь. Староста — прирос к земле, его голова опущена, руки повисли вдоль тела, так же как у самоубийцы.

  Максим Горький, «По пути на дно» (пьеса), 1930
  •  

Рассвет. Перед двором старосты — народ, мужики, бабы; смотрят на удавленника, на старосту; он стоит у крыльца; указывают на него глазами друг другу. К нему подходит один из мужиков-депутатов, говорит:
— Что, — погубил человека?

  Максим Горький, «По пути на дно» (пьеса), 1930
  •  

В улицу въезжает коляска, запряжённая парой лошадей; в коляске — юнкер, дама, они встали, смотрят на удавленника, на толпу; юнкер смотрит так, как будто ищет и ждёт: когда и кому надо аплодировать? Бабы ведут под руки жену самоубийцы, она бьётся в их руках, боясь взглянуть на труп. Один из мужиков рассказывает юнкеру о происшествии; юнкер говорит даме своей:
— Оказывается, это — драма.

  Максим Горький, «По пути на дно» (пьеса), 1930
  •  

Сам не сплю. Значит, чучело у меня, человеком одето вроде: рубаха, рожа — маска, волосы, картуз. Повесил его на двери у конюшни на веревку. Вроде как удавленник. Собаку в дом взял, а сам на чердак залез с ружьём. Гляжу: ночью лезут сзади через забор во двор, значит. Крадутся… В руках дубьё… Увидали: висит удавленник. Остановились. А у меня веревочка в чучеле. Я дёрнул. Он рукой махнул. Вот они бежать, на забор… Я раз из ружья, другой. Холостым. Вот они бежать!..[14]

  Константин Коровин, «Осенней порой», 1934
  •  

Раздевшись в передней, Ольга Александровна пошла в спальню, а Василий Сергеевич пошел в столовую выпить водицы. Из окна столовой он увидел: у забора, перед окном, где сад, висит на березе что-то белое, длинное. Кривые березы. Белеет… Он, присматриваясь, видит у березы длинную висячую фигуру удавленника… Голова опущена, длинные волосы, бледное лицо, женская рубашка, черные башмаки, висит на веревке, у березы…
Он выбежал в спальню к жене. Она ложилась спать.
— Ольга! — сказал он в волнении. — У окна столовой на березе висит; кто-то повесился.[22]

  Константин Коровин, «Святки», 1937
  •  

...увидав испуганного архитектора, увел его в свой кабинет, предложил ему сесть к столу и, подав ему стакан воды, сел напротив и строго, серьезно глядев на Василия Сергеевича, когда тот ему рассказывал про удавленницу, холодно ему сказал, будучи с ним на «ты»:
— Послушай, вот что. Я вижу все. Понимаю. Сознавайся, это — половина вины.[14]

  Константин Коровин, «Святки», 1937
  •  

Четыре дня назад утром он пил свой холостяцкий чай в своей холостяцкой московской комнате, полутёмной от близости другого дома, когда сосед по многокомнатной коммунальной квартире позвал его к телефону.
— Сынок? — это был хриплый носовой тенор Кассиана Дамиановича Рядно. За этот голос один недруг академика, тоже академик, сказал о нём: «хрипун, удавленник, фагот». И это был действительно тот носоглоточный деревянный голос, который бывает слышен иногда в симфоническом оркестре.[16]

  Владимир Дудинцев, «Белые одежды», 1987
  •  

Зина рывком обернулась.
— Хорош трепаться! Самого-то не тошнит?
— Нет. Совсем не тошнит. — Бархотенко бессовестно ухмыльнулся улыбкой конокрада. — Кстати, почему бы самой не послушать? Может, пробелы в образовании удалось бы восполнить.
— Ну уж нет! Трепач-провокатор! — Зина выкрикнула. – Хрипун! Удавленник! Фагот!
— О!
Автобус въехал на Дворцовую площадь.[19]

  Валерий Бочков, «Брат мой Каин», 2017

Удавленник в стихах

править
 
Чучело удавленника
  •  

Вот уж месяц вполовину
Показался, ― не поздай;
Только слушай: ты долину
За кладби́щем объезжай!
Речь давно об ней ведётся:
Там удавленник зарыт.
Только полночь ― он проснется
И проезжих сторожит.
Как огни, у исполина
Светят страшные глаза;
На макушке, как щетина,
Поднялися волоса;
С шеей, петлею обвитой,
Как котел он посинел,
Зубы кровию облиты,
И язык окостенел.
Самому мне с ним возиться
Довелось лет пять назад;
И теперь ― когда, случится,
Вспомнишь ночью ― и не рад![1]

  Афанасий Фет, «Удавленник», 1840
  •  

Кто наконец ей мил? Молчалин? Скалозуб?
Молчалин прежде был так глуп!..
Жалчайшее созданье!
Уж разве поумнел?.. А тот —
Хрипун, удавленник, фагот,
Созвездие манёвров и мазурки![23]

  Александр Грибоедов, «Горе от ума», 1824
  •  

Раз я сидел один в пустой комнате,
шептал мрачно маятник.
Был я стянут мрачными мыслями,
словно удавленник.[8]

  Елена Гуро, «Говорил испуганный человек...» (из сборника «Шарманка»), 1913
  •  

А потом над дачей опустелой,
где удавленник висит, на тело
пялится луна...[9]

  Владимир Нарбут, «Гапон», 1915
  •  

Зеленоватый, лёгкий и большой,
Удавленник качается на ветке
С дуплом, оглохшим ухом.
А вверху ―
Такой же мутный, мертвый полумесяц.[9]

  Владимир Нарбут, «Зеленоватый, лёгкий и большой...» (из сборника «Александра Павловна»), 1916
  •  

Который день, который год,
Который век — уже не в счёт,
Царит повсюду идиот,
Хрипун хрипит,
Фагот орёт,
Ну а удавленник..., удавленник...,
Удавленник — поэт..., пардон, поёт...[10]

  Михаил Савояров, «К чёрту, куплеты» (из сборника «Кризы и репризы»), 1917

Источники

править
  1. 1 2 А. А. Фет. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Третье издание. — Л.: Советский писатель, 1986 г.
  2. 1 2 Лесков Н. С. Собрание сочинений в 12 томах, Том 10, с. 102—113. — Москва, «Правда», 1989 г.
  3. 1 2 А. И. Куприн. Собрание сочинений в 9 томах. — М.: Художественная литература, 1970. — Том 1.
  4. 1 2 3 4 5 6 7 Д. Н. Мамин-Сибиряк. Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сибирские рассказы. Рассказы, повести 1893-1897. Золотопромышленники. — Свердловск: Свердловское Областное Государственное Издательство, 1949 г.
  5. 1 2 А. И. Куприн. Пёстрая книга. Несобранное и забытое. — Пенза: 2015 г.
  6. 1 2 3 4 С. В. Максимов. «Нечистая, неведомая и крестная сила». — Санкт-Петербург: ТОО «Полисет», 1994 г.
  7. 1 2 Бальмонт К. Горные вершины. — М.: Книгоиздательство «Гриф», 1904 г. — стр.1—10
  8. 1 2 Е. Гуро. Небесные верблюжата: Избранное. — СПб.: Лимбус Пресс, 2002 г.
  9. 1 2 3 В. И. Нарбут. Стихотворения. М.: Современник, 1990 г.
  10. 1 2 М. Н. Савояров, Ю. Ханон. «Избранное Из бранного» (лучшее из худшего). — СПб.: Центр Средней Музыки, 2017 г. — «К чёрту, куплеты» (1917) из сборника «Кризы и репризы»
  11. 1 2 Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. — М., 1977 г. — «Кино — слово — музыка», С. 320-322
  12. 1 2 Саша Чёрный. Собрание сочинений в пяти томах. Москва, «Эллис-Лак», 2007 г.
  13. 1 2 Амфитеатров А. В. «Старое в новом». — «Возрождение», № 1042, 9 апреля 1928 г.
  14. 1 2 3 4 5 6 К. А. Коровин. «То было давно… там… в России…»: Воспоминания, рассказы, письма: В двух книгах. — Книга 1. «Моя жизнь»: Мемуары; Рассказы (1929—1935 гг.) — М.: Русский путь, 2010 г.
  15. 1 2 3 4 5 В. В. Виноградов, История слов : около 1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связанных. — М., Рос. акад. наук. Отд-ние лит. и яз., 1999 г. — 1138 с.
  16. 1 2 Дудинцев В., «Белые одежды» (часть первая). — М.: Советский писатель, 1988 г.
  17. 1 2 Астафьев В.П. Затеси. — Москва: «Новый Мир», №8, 1999 г.
  18. 1 2 3 И. Ю. Клех. Шкура литературы. — М.: РИПОЛ классик, 2016 г. — 368 с.
  19. 1 2 В. Б. Бочков, Брат мой Каин. — М.: Эксмо, 2017 г. — 384 с.
  20. 1 2 Александр Архангельский. Литературный навигатор. Персонажи русской классики. — М.: АСТ, 2024 г.
  21. Б. С. Житков, «Джарылгач» (рассказы и повести). – Ленинград: Издательство «Детская литература», 1980 г.
  22. К. А. Коровин. «То было давно… там… в России…»: Воспоминания, рассказы, письма: В двух книгах. — Кн. 2. Рассказы (1936—1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма. — М.: Русский путь, 2010 г.
  23. А. С. Грибоедов. Сочинения. — М., «Художественная литература», 1988 г.

См. также

править