Сын отечества

«Сын отечества» — русский журнал, основанный Николаем Гречем и выходивший в Санкт-Петербурге в 1812—1861 годах (с перерывами). Далее до 1901 года выходила одноимённая газета. В 1829—1841 годах был объединён с «Северным Архивом» в «Сын Отечества и Северный Архив».

Цитаты о журнале

	Сын Отечества и Северный Архив, по соединении своём в состав одного журнала, сделался полнее, разнообразнее <…>. В отношении к чистоте русского языка и правильности слога, Сын О. и Север. А. имеет неоспоримое преимущество пред всеми другими журналами, издаваемыми в обеих столицах.
	— Орест Сомов, «Обозрение российской словесности за первую половину 1829 года», декабрь

Я окончательно сложил с себя звание редактора «Сына отечества» и напечатал моё отречение в журналах. Я был вынужден к этой решительной мере непоследовательностью Смирдина и своекорыстием Сенковского. Нынешний год я имел дело с последним, ибо он купил у Смирдина право издания. Так по крайней мере было объявлено мне. Вдруг, в половине года, Сенковский отказывается от журнала и снова передаёт его Смирдину, который никому не может платить. Видя, что таким образом мне навязывается исключительная ответственность за все неблагопристойности, чтоб не сказать больше, совершаемые «Сыном отечества», я принужден был, ради чести моего имени, наконец бросить это негодное и потерянное дело. Смирдин хотел передать редакцию Краевскому. Но я воспротивился этому: соединить в одних руках несколько журналов значит допустить пагубную монополию в нашей литературе и предать её на произвол одной партии.

— Александр Никитенко, дневник, 15 сентября 1841

… вероятно, ещё немногие примечают в Еврове, что с 1855 годом кончилась древняя история и с 1856 года, с великой эпохи великой войны и великого мира, началась история настоящая, новейшая история, которой примера не было в человечестве… <…> эти два года показали ей, что́ такое для судеб человечества составляют паровые и электрические сообщения, особенно электрические. <…> и «Сын Отечества» — поздравляю почтенного сынка! — торжественно открывает светлую эру её радикальным понижением цены на ум. Внучата отечества будут с гордостью рассказывать об этом подвиге незабвенного их пареньки, который умирал, умирал сколько уже раз умирал… три или четыре раза, я думаю… и умереть не может: встал вдруг с одра здоровее, чем когда-либо…

— Осип Сенковский, I «Листок Барона Брамбеуса», 8 июля 1856

	В Москве молодёжь с жадностью читала «Телеграф», в Петербурге вместо «Телеграфа» были «Сын отечества» и «Отечественные записки» <…>. Было время, когда и «Сын отечества» имел в себе живую струю, но это время кончилось задолго до 1829 года, и «Сын отечества» был пуст и бездушен.
	— Николай Чернышевский, «Сочинения и письма Гоголя», июль 1857

Он написал в течение полугода 1856 двадцать один [«Листок Барона Брамбеуса»] и получил <…> 1050 рублей. Для журнала, только что начавшегося, <…> издержка на фельетоны Сенковского была жертва и жертва значительная, почти непосильная, но она окупилась и не погубила издателя, а напротив, обратив на «Сына Отечества» общее внимание, занимала общество, порождала толки, споры, вражду, <…> но для успеха газеты это именно и нужно. <…> После 1857 года каждый год «Сына Отечества» кажется слабее. <…> Для «Сына Отечества» было большой потерей отсутствие «Листков» Сенковского <…>. Смерть похитила человека <…>. Оставалось вместо его «Листков» печатать с № 12 [1858 г.] «Петербургские общественные листки» (фельетоны) М. 3. (М. А. Загуляева), которые вертелись около обыденных явлений петербургской жизни с лёгким и дешёвым освещением лишь некоторых фактов.

— Альберт Старчевский, Воспоминания старого литератора, 1892

1830-е

	… похороны некоторого отжившего свой век журнала, который ныне существует 18 лет, но несколько уже лет чахнет и сохнет и, вероятно, скоро скончается…
	— вероятно, Александр Муханов, «Некоторые замечания о критических статьях в «Сыне отечества», в «Северной пчеле» и «Московском телеграфе», май 1830

… [в] статьях, помещавшихся под вывеской Альдебарана, были, по собственному признанию издателей, пародии на сочинения писателей русских <…> знаменитых. Без помянутого признания, никто из русских писателей и читателей не догадался бы даже, что это пародии: все принимали их за дурные подражания, написанные в простоте сердца; словом, из числа тех, коих сотни являются у нас ежегодно и в журналах, и особыми книжонками.

— Орест Сомов, «Обозрение российской словесности за вторую половину 1829 и первую 1830 года», декабрь 1830

	Из плохих литературных журналов петербургских бесспорно лучший есть «Сын отечества и Северный архив». <…> [Почти] всё не превышает посредственности, даже язык у него теперь весьма нечист.
	— Михаил Максимович, «Обозрение русской словесности 1830 года», 5 января 1831

	Издатели «Пчелы» и «Сына отечества» издают свою газету и журнал для публики, а не для удовлетворения своих страстишек и, будучи уверены, что бессильная злоба и пошлая брань не может повредить им в мнении людей благонамеренных, беспристрастных и умных, не намерены обращать ни малейшего внимания на <…> литературные хлопушки и трещотки.
	— Николай Греч, «„Денница“, альманах на 1831 год, изданный М. Максимовичем», май 1831

Вчера <Пушкин> был у меня и сделал следующее предложение. <…> Сына Отечества передаю я (или мы с тобою) ему, то есть: он будет главный издатель, а я редактор. Так как первоначальная цель С. О. 1812 года изменилась, то Пушкин полагает превратить оный в Revue и постараться поставить на ногу, достойную России и Европы. <…> Сим средством мы избавимся жестокой rivalité. И еженедельная Revue отнюдь не повредит ежедневной Пчеле. Сын Отечества давно уже не соответствует своему заглавию. К Пчеле прибавить подписчиков трудно, ибо едва ли есть 3000 грамотных людей в России, но к 800 экз. Сына Отечества — можно. Вступая в сотоварищество с Пушкиным, я устраню все гадости, какие могли бы наделать Воейков, Сомов и проч.

— Николай Греч, письмо Фаддею Булгарину 3 сентября 1832

О нём никто не говорил, на него никто не ссылался, несмотря на то что он выходил исправно еженедельно и что печатал такую огромную программу на своей обвёртке, какую вряд ли где можно было встретить. В Сыне отечества (говорила программа) будет археология, медицина, правоведение, <…> этнография, историческая галерея и прочее. Иной ахнет, прочитавши такую ужасную программу, и подумает, что это огромнейшее энциклопедическое издание, когда-либо существовавшее на свете. Ничуть не бывало: выходила худенькая, тоненькая книжечка в три листа, начинавшаяся статьёю о каких-нибудь болезнях, которой не читали даже медики. Критическая статья, а тем ещё более живая и современная, не была в нём постоянною. Новости политические были те же сухие факты, взятые из Северной пчелы, следственно, уже всем известные. Помещаемые какие-то оригинальные повести были довольно странны, чрезвычайно коротенькие и совершенно бесцветны. Если попадалось что-нибудь достойное замечания, то оно оставалось незаметным. Имена редакторов гг. Булгарина и Греча стояли только на заглавном листке; но с их стороны решительно не было видно никакого участия. Однако ж журнал существовал, стало быть, читатели и подписчики были. Эти читатели и подписчики были почтенные и пожилые люди, живущие в провинциях, которым что-нибудь почитать так же необходимо, как заснуть часик после обеда или выбриться два раза в неделю.

— Николай Гоголь, «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году», март 1836

	Если «Северная пчела» и «Сын отечества» ошибаются в своих мнениях, то ошибаются добросовестно. Таков неизменный дух редакции этих журналов!
	— Фаддей Булгарин, «Мнение о литературном журнале «Современник», издаваемом Александром Сергеевичем Пушкиным, на 1836 год», июнь 1836

Виссарион Белинский

Он уже существует давно: был единичным, двойственным и, наконец, сделался тройственным, и всегда отличался от своей собратий какого-то рода особенною безличностию. <…> журнал <…> составил себе новую эстетику, вследствие которой то творение было высоко и изящно, которое печаталось во множестве экземпляров и хорошо раскупалось, новую политику, вследствие коей писатель ныне был выше Байрона, а завтра претерпевал chute complète. <…> Словом, этот журнал был единственным и беспримерным явлением в нашей литературе.

— «Литературные мечтания», декабрь 1834

… я ничего не могу о нём сказать, потому что не только не читал, даже не видал его, как ни старался об этом. «Сын отечества» у нас в Москве считается каким-то призраком-невидимкою, о существовании которого все знают, но которого никто не видит. «Сын отечества» сам заметил, сам сознал эту странность и сомнительность своего существования и вздумал нынешний год возродиться, т. е. переменить цвет своей обложки и блеснуть критикою — да, критикою!.. Этой диковинки я кое-как добился. <…> её написал г. ВВВ., автор очень плохих повестей, <…> рецензент «Северной пчелы» и, наконец, отставной сотрудник «Библиотеки»… <…> есть вещи, которые стоит только назвать по имени, чтоб дать о них настоящее понятие!..

— «Ничто о ничём, или Отчёт г. издателю «Телескопа» за последнее полугодие (1835) русской литературы», март 1836

	Приятно думать, что теперь наши журналы издаются если не с мыслию, то с смыслом, определённым и ясным. <…> «Северная пчела» и «Сын отечества» одни чужды всякой мысли и даже всякого смысла; но и у них есть цель, определённая и постоянная, это — подписчики…
	— «О критике и литературных мнениях «Московского наблюдателя», апрель 1836

	… издание «Сына отечества», некогда лучшего журнала в России, патриотического и разнообразного, долгое время доставляло публике умное, питательное и приятное чтение;..
	— Осип Сенковский, рецензия на «Сочинения Николая Греча», апрель 1838

• см. первую треть статьи «Русские журналы», март 1839

Между современными русскими журналами один <…> отличается удивительною пустотою, сухостию и безжизненностию своих «литературных очерков», которые он смело выдаёт за «критики» — вероятно, для того, чтоб отделаться от составления статей по отделу «Критики», требующих и сведений, и труда, которые могут считаться делом ненужным для «очерков». Все эти «очерки» поются на один и тот же лад и отличаются элегическою унылостию разочарованных юношей двадцатых годов настоящего столетия, — юношей, уж очень состарившихся для 1840 года. В них на один и тот же тон распевается одна и та же мысль, — что теперь всё не так, как было, и в современной литературе видна одна посредственность. Сначала мы от чистого сердца смеялись над этими прозаическими элегиями разочарованного самолюбия, но теперь видим, что унылый старичок не совсем неправ. В самом деле, что представляет, например, современная журналистика? <…> «Сын отечества» пока ещё держится только своими ежегодными переодеваниями из одной обёртки в другую да тем, что или сожмется в двенадцать, или разлетится на двадцать четыре книжки. Этим он думает выиграть в аккуратности выхода, но — увы! — когда у добрых людей настает январь нового года, у него всё тянется ещё хвост старого, и прошлогодний журнал остаётся без хвоста! <…> О внутреннем улучшении он уже не хлопочет: сам видит, что и стар стал и немощен. И в молодые-то свои годы он был не из бойких, а теперь уж и добрые люди на нём не взыскивают и терпят старика, к которому привыкли в продолжение почти тридцати лет. Старики и читают старика: им любо, когда он с старческою ворчливостию побранивает всё новое да похваливает доброе старое время.

— «Репертуар русского театра. Третья книжка», апрель 1840

	«Сын отечества» во всеобщем презрении и позоре;..
	— письмо В. П. Боткину 16—21 апреля 1840

	Неужели «Сын отечества» измеряет таланты количеством, а не качеством, дюжинами, аршинами и саженями, а не эстетическим чувством, не критикою разума?
	— «Журналистика», май 1840

Странное дело! мы всеми силами старались следить за «Сыном отечества»: получим, бывало, отсталую книжку — тотчас же читать — и ничего не прочтём… Публика, в отношении к «Сыну отечества», была заодно с нами, с тою только разницею, что даже и не разрезывала его… А кажется, чего в нём нет — и политика, и сокращённые романы, и экстракты из повестей, а в смеси всегда бездна остроумия — ничто не помогло! С будущего года «Сын отечества» снова возрождается, юнеет… Бедный старец! найдёт ли он наконец для своих иссохших, желтеющих костей мёртвую и живую воду — не знаем; но обыкновенной, пресной воды в нём много… Не далее, как перед началом прошлого года, грозная афиша возвестила, что Барон Брамбеус, по врождённому ему великодушию, не помня зла, решается протянуть свою высокородную руку падшему врагу, чтоб поднять его. И действительно, барон руку-то протянул, но врага-то не поднял — у старика, видно, отнялись ноги, или, может быть, у барона ослабли руки?..

— «Русская литература в 1841 году», декабрь

	… «Сын отечества» и «Северный архив» долго играли, во взаимных объятиях, роль двуутробки;..
	— «Репертуар русского и Пантеон всех европейских театров на 1842 год», февраль 1842

	… давно уже прославился своим злополучием на пути к совершенствованию. Он несколько раз менялся в формате и плане издания, несколько раз чаял движения живой воды то от той, то от другой редакции, к которым беспрестанно переходил; но истощение жизненных сил в нём было так велико, что все попытки на продолжение его жизни остались совершенно безуспешными.
	— «Русская литература в 1844 году», декабрь

Нельзя сказать, чтобы устарелые и отсталые мнения не искали средств к поддержанию и продолжению своего существования через журналы: но, к их несчастию, новое сильнее их, и ни один журнал с отсталым образом мыслей не может у нас долго держаться. Тем не менее попытки на издание таких журналов ещё не прекратились: иной журнал в таком роде скончается в одном году на пятой или шестой книжке и словно в воду канет, а в следующем году опять силится воскреснуть или под старою редакциею, думая, что всё дело в выставке нового года на обёртке, или переходит под новую редакцию, думая, что всё дело не в новом направлении, а в новом имени редактора. И год от году, от постоянных неудач, делается беспокойнее, азартнее и ожесточённее старый орган старых мнений! И что же! чем громче он кричит и вопит, тем менее его замечают, и если бы только он и подобные ему надрывались от усилий отодвинуть новые поколения за полвека назад, — никто бы и не знал об этих геройских, но бесплодных подвигах, и не стоило бы говорить о них. Но к утешению (увы! единственному и последнему) этих Эпименидов, которые, проспавши пятьдесят лет, хотят давать законы поколениям, народившимся во время их сна, — к утешению этих Эпименидов, фанатизм старины и отсталости нашёл свой орган в газете, у которой большой круг читателей. Эта газета давно уже с ожесточением преследует всякий литературный успех, совершившийся вне её влияния…

— «Современные заметки», апрель 1847