Михаил Самуэлевич Генделев

(1950-2009) поэт

Михаи́л Самуэ́левич Ге́нделев (1950, Ленинград — 2009, Тель-Авив) — израильский поэт и переводчик. Считается одним из основателей русскоязычной литературы в Израиле.

Михаил Генделев
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе
Новости в Викиновостях

Окончил Ленинградский санитарно-гигиенический институт. Работал спортивным врачом. С 1967 года начал писать стихи, которые не публиковались. В 1977 году эмигрировал в Израиль. Фельдшером принимал участие в Ливанской войне. В 1990-х годах много издавался как журналист. Был первым президентом Иерусалимского литературного клуба.

Цитаты из стихотворений разных лет

править
  •  

На то, что нету, нету в жизни смысла –
отличная есть рифма — «коромысло».[1]

  — из книги «Обстановка в пустыне»,[2] 1993
  •  

Я часто думаю: меня
Не жалко. Жалко Потебня.[1]

  — из книги «Обстановка в пустыне», 1993
  •  

Что Алеша Хвостенко
нами
отпетый всеми
под
пой ладовый
есть ли он
выход
в Поля Елисея
вход
с Малой Садовой
из
врат кофейни иного кайфа путем невинным[3]

  — «На смерть поэта», Москва, август 2004
  •  

Дай я пошлю тебе бабочку божию чушь безделку
с запиской на обороте вручить Хвостенко
мою самую с серебра оттенком
пепельную
с огненною каймою
носи ее
памяти на отвороте светлом
как я о том как ты пел так и сейчас поешь ли
с взглядом в иерусалимскую стенку летом
всего и оставшуюся от дома уже двадцать лет зимою[3]

  — «На смерть поэта», Москва, август 2004
  •  

Топинамбур конечно названье кого
мясом нету и не было есть то есть чей
то есть стих как небрежное знание о
самоименовании званий вещей
то есть
тварь в сочинительном вся падеже
лепит то
чему завязи нет и плода
то есть то чего и не бывает уже
не бывает а как же уже никогда
слава богу не будет уже иногда
и
уже не случилось уже.[4]

  — «Топинамбур груша земляная» (МоскваИерусалим, 24 февраля – 15 марта 2005 г.)
  •  

А
что касаемо жены
сначала и подряд
никто и никогда
с войны
меня не ждал назад...[5]

  — «Берлинская лазурь», Москва, август 2007
  •  

но ведь пришла
со мной лежит
на общей простыне
и
хнычет Поблядушка Жизнь
и руку лижет мне...

  — «Берлинская лазурь», Москва, август 2007
  •  

Помнишь завтра мы с тобою
от чекистов улетали
он сидел спиной к свободе
коридоре в госпитальном
в ожидании наркоза
процедуры
или боли
губы цвета карамели
зубы
хруста канифоли[5]

  — «Госпиталь инвалидов войны лета 1976 года»[6], Иерусалим, июль 2007
  •  

гром гремит
пора обедать
в спецпалате папы вместо
а
меня пришли проведать
мальчик и его невеста
навсегда перед отлетом
испытать чужбины дальной
заключив отца в летальной
хирургии гошпитальной

  — «Госпиталь инвалидов войны лета 1976 года», Иерусалим, июль 2007
  •  

Ну и косы у Береники
у кого таких пепельных кос
Береника не ешь голубики
от нее
Береника
понос[5]

  — «Волосы Береники», Иерусалим, август 2007
  •  

Как
от Первых Дней Творенья
пальмовое пьём вино
так
по мере утоленья
все говённее оно[5]

  — «Пальмовое вино», Казань – Москва, август 2007
  •  

Мы спать пошлем дитя пусть сон его глубок
пускай ему опять
приснится голубок
покуда любим мы друг друга на полу
и
весной
в мой Иерусалим опять вернется Бог
вернее кто-нибудь от имени Его
кося немного вбок
в воздухе огненные оставляя поцелуи.[7]

  — «Семейная фотография на фоне салюта», Иерусалим, август 2006 г.
  •  

солдат соплю утри солдат
не виноват в своей стране
ну а войне прости
солдат
война не виновата.[7]

  — «Одна сигарета с видом на Иерихон», Иерихон – Москва, август 2006 г.
  •  

я так скажу как Магда Геббельс вы здесь посидите
и
сами никуда не уходите
а главное детей не разбудите
пусть куколки их спят во мху до сентября.[7]

  — «Палестинское танго», Яффо – Москва, август-сентябрь 2006 г.
  •  

Как врывались в бараки
как всё на своем пути
и нам швыряли под траки
конфеты армяне и конфети
кумысом трофейный шнапс запивали
Элизиума на полях
и как нам давали сестрички наши
во всех в мире госпиталях
и как я и каждый убил впервые
понял
теперь беги
пусть с вами поют живые
с мертвыми пьют враги.[8]

  — «Ресторан “Эфиопия” девятое мая», 2008

Цитаты из песен

править
  •  

Чей ты сын?
Честь, Отечество — сон.
Пей
За морозную синь,
Пей за степь, за коней,
Пей за глину дорог,
Пей за тех, кто лежит средь неубранной ржи,
Кто у Дона полег,
Почему же ты жив?...

  — «Ностальгия» (музыка Леонида Нирмана), 1975

Михаил Генделев о себе

править
  •  

...Мне недавно пришло в голову, что в ситуации, когда весь мир рассыпается, единственный способ утвердить словесную реальность — это произнести слово — это послать его вдаль и ждать эха, как летучая мышь. Нащупывать мир словами.[9]

  — «Дорога на одного», 1987
  •  

Не оттого ли я так теперь не люблю, когда стучат в дверь... А при свете дня писать решительно не могу. Все катается на мотив «Синий платочек». И филиппики, за кои заслуженно несу титул года «Враг алии номер один. И абсорбции». И переводы стихов Борхеса и Шломо Ибн-Габироля. Что б ни писал, от некролога до одической поэмы, – он же. С опущенных плеч. Положительно не могу творить при беспощадном, все высвечивающем свете дня![10]

  — «Записки из мансарды», 1992
  •  

Мы — не от мира сего.
Мы другой крови — ты и я.
Мы — другой коленкор. Мы воображения полет, вкупе с генеральным героем М. С. Генделевым. И автором, он тоже ни-ког-да, он полёт, и игра прихотливого артиста.
Мы все фуфу. Чистый вымысел чистого разума...[1]

  — из книги «Великое русское путешествие» (Ленинград-Иерусалим-Ленинград), 1993
  •  

Что свидетельство множественности меня? Мы — это: евреи, солдаты, мертвецы, психи, счастливцы, старики, цари, ублюдки, форинбодины, журналисты ве хуле, ве хуле. Мы даже иногда — поэт.

  — из статьи «Вид на крепость в ясную погоду», январь 1994 года
  •  

…Я ни разу не видал вблизи (и вдали) соловья, а ворон и попугай мне всегда были милее (но ведь херувимов я тоже не видал, а описываю с редкой достоверностью, ибо реалист).

  — из статьи «Вид на крепость в ясную погоду», январь 1994 года
  •  

Конечно, поэт — это не совсем чтоб мужчина... Мужчина — это тот, кто зарабатывает деньги, содержит семью, любит автомобили, пиво и шеш-беш и в третьем лице говорит о себе «он», а не «она». А я в третьем лице о себе вообще не очень распространяюсь, а когда обо мне говорят и сплетничают посторонние, сразу же возникает куча неразрешимых вопросов: «бездарность», «большая стерва», «недюжинное дарование», «ординарность», «личность», «явление», «гадина редкая», «бестия чернокудрая» и т.д., и т.п. – это кто? Мальчик или девочка? Куча неразрешимых вопросов.[11]

  — «Я и женщины», 1994
  •  

…Я ничего в жизни трогательнее не знаю реплики «нечего надеть!» Я слышу эту реплику всю свою иногда счастливую жизнь, восхищаюсь ею — в ней слышна некая невыразимая, кроме как в интонации, оптимистическая надежда на вечность человечества. Или – хоть его, человечества, половины.[12]

  — «Сучка с сумочкой», февраль 1995
  •  

Я просто полагаю, что поэзия — это занятие взрослых и твердых людей… А взрослый — это тот, кто ходит на работу — работать, на войну — убивать, в постель — любить, а не играть в то, что работает, убивает и любит.

  — из статьи «Дикси», 6 апреля 1995
  •  

Свою поэзию я сочинял или выламывал из красного воздуха, или доставал, как кролика за ухи из цилиндра, — именно с целью: самому её прочитать. Потому что мне этой (моей) поэзии не хватало. В обиходе. Как свободы, любви, Бога, боли или еды.[13]

  — «Полное собрание сочинений», Послесловие автора, 2009

Цитаты из прозы

править
  •  

Нет! нас не интересует сомнительный сиюминутный успех у черни, не манит, и все! Наши образцы: «Одиссея», «Путешествия Гулливера», «Как реорганизовать Рабкрин» — нетленные образцы наши.
Посему: все, что вы прочтете — наглая ложь. То есть — и тем самым — честная и благородная правда нашей жизни, господа персонажи!
Донельзя нам с коллегами обрыдли экивоки — мол, «ни один из героев никогда не существовал в действительности»... Дудки! В нашей с вами, дамы и господа, действительности, мы очень даже существовали.
Вольно ж вам дуться, персонажи, не случайно сходство с прототипами...[1]

  — «Великое русское путешествие» (Ленинград-Иерусалим-Ленинград), 1993
  •  

Привожу пар экзампль пример: завалящий французик из Годо. Урожденный, безусловно, еврей, но с волюнтарным (перевод иноязычных текстов, толкование выделенных курсивом темных мест и примечания на странице 159), конечно, израильским гражданством, и — поехал в Бордо. Есть о чем писать? О чем читать, глаза утомлять? Нету о чем писать, нету о чем читать, глаза б не глядели.[1]

  — из книги «Великое русское путешествие» (Ленинград-Иерусалим-Ленинград), 1993
  •  

…За 15 лет уж можно и самого тупого натаскать признавать херувимов с первого взгляда. И отдавать им честь. В полете.

  — из статьи «Вид на крепость в ясную погоду», январь 1994 года
  •  

Поэт работает все же не в культуре и не в истории, не на бумаге. Он работает в ничём, в еще менее ничём, чем межзвездный вакуум, чем эмиграция, чем отсутствие читателя. И в этом, даже менее чем идеальном ничьём Ничём из идеального ничего он строит свой неидеальный текст.

  — из послесловия к книге «Неполное собрание сочинений», Москва 20 января 2002 года
  •  

Я настаиваю на безукоризненности своего гастрономического вкуса и пристрастий: хорош бы я был, кабы выдавал рецепты манной каши с кетчупом вместо цыплят «монморанси» или, что почти то же самое, тефтели из холодной рыбы с макаронами и вялым огурцом вместо карпа «а-ля Ротшильд»!… Иное дело – согласование моего вкуса со вкусами общества, которое желает трескать всякую пакость то ли по привычке, то ли по семейной традиции, то ли по недостатку времени, денег и воображения… Тут я бескомпромиссен и на поводу у пожирателей тефтельки не пойду, извините – не могу.[14]

  — «Книга о вкусной и нездоровой пище...», 2006
  •  

Репатрианты, столуясь в Израиле, справедливо жалуются на вкусовую «неполноценность» некоторых местных продуктов: кашерованных мяса и птицы, овощей и фруктов… В участливых разговорах с ними я провел немало времени, пытаясь убедить их перестать трагедировать, а попробовать обратить свое слепо-глухо-внимание на простое, казалось бы, обстоятельство – не «безвкусие» (помидоров, земляники, творога и т. д.), а иновкусие! Что особенно демонстративно проявлено на примере салата, зелени сельдерея, редиса да и картофеля! Розы в Израиле, действительно, в основном не пахнут! Но еще как пахнут базилик и кардамон, тмин, тимьян и заатар (ближневосточная пряная смесь на основе чабреца, майорана, иссопа)! Простое добавление в салатную заправку, скажем, жареного кунжутного семени рождает сладкое жужжание в ноздрях.[14]

  — «Книга о вкусной и нездоровой пище...», 2006
  •  

Привык я на войне сносить и жар, и холод, и к пище всякой там меня привел, соответственно, голод.
Что ж, я нашел вкус в лягушках, устрицах, мидиях и трепангах, авокадо, трюфелях, анчоусах и улитках, карамболях и кашицеподобной йеменской приправе хильбе. И все-таки в своем кулинарном кодексе я настаиваю на вкусовой и технологической, ну скажем так, норме. На приемлемости восхитительного вкуса и рукотворности изготовления самыми примитивными и недорогостоящими средствами и способами: сам я не богат, кухня моя — не чудо техники, а рецепты наподобие савойского пирога (173 ингредиента, из коих один — речные камни, а, кажется, предпоследний — соловьиные языки), конечно, манят, но староват я для таких забегов.[14]

  — «Книга о вкусной и нездоровой пище...», 2006
  •  

Да, я искренне считаю, что современная русская литература больна. ...И как бывший русский литератор, я определил бы эти симптомы как философодефицитную астению писательского сознания, прогрессирующий эстетический паралич с дегенеративными изменениями читательской психики.

  — из статьи «Галочки на белых полях современной русской литературы», 2000-е

Цитаты из эссеистики

править
  •  

Я почему-то думал, что ее спасет талант. Вселенный в ум, организующий быт талант (не родственный даже двоюродно общей одаренности, не говоря об способностях, которые лишь побуждают к включению гений, а не являются его причиной). Ответственный за всё талант — пилот. Спасет, чтобы всё успела написать талантливая наша Анечка, написать все, что положено именно ей — Ане Горенко. Кажется, сие — что талант организует жизнь и упорядочивает судьбу, вся эта добродетельная иллюзия — издержки, шелупонь кружка романтической авиамодели. Эрос, мол, побеждает Танатос, и Дух поэзии обязательно — побеждает Танатос, и культурка, мол, тоже обязательно побеждает танатос по очкам, который танатос от непрерывных поражений ходит как обосранный.
Эта паскуда, Анечки смерть, по-моему, была неграмотна, дрянь, читать не умела по-русски.
Ей, отличному, штучному поэту, досталась смерть из подворотни, смерть пэтэушницы, смерть чмо. Зато, конечно, быстро, качественно. В смысле — однозначно. Как дворнягу переехало.[15]

  — «Японец в кипятке», Иерусалим, апрель 1999
  •  

Большинство ее стихов смерть остановила в новом для меня и теперь уже окончательном жесте. Привыкаю их перечитывать. Неисправимо.
Основным её людским качеством была невыносимость. Себе самой и окружающим. По-моему, окружающих она принимала за неуправляемые и опасные с точки зрения крена и полома кайфаглюки. Кончала с собой она дважды, предупредив меня об этом по телефону. Потом ее жизнь покончила с ней самой. Она мне позвонила минут за сто до смерти, уже обдолбанная. Я был с ней нелюбезен. О чем не жалею. Я не любил Карпу.[15]

  — «Японец в кипятке», Иерусалим, апрель 1999
  •  

Пьяная, она мне посвятила стихотворение, на выбор. Но я забыл какое.
Жила она на кислотной помойке, на пустыре, в широком смысле слова “ад”. Я интересно рассказываю, а Анечка? Богема (через южнорусское “hе”) противопоказана поэтам как среда обитания негигиеничная, опасная и непродуктивная. Настоящей книги не собрала, хотя уже могла. Игла настигла и вошла, когда Анька уже насобачилась парить, как ангел, верней, идея ангела. Но еще лично не привыкла. Как “маленький японец в кипятке”.[15]

  — «Японец в кипятке», Иерусалим, апрель 1999

Цитаты о Михаиле Генделеве

править
  •  

Кстати об Иерусалиме: ты слышал, что у Генделева был инсульт? Как мы стареем. В девяностом году в Ерушалаиме, на дне рождения Вайскопфа, мы с Генделевым нажрались в хлам и закончили ночь в пять часов в последнем открытом баре, довесив на русскую водку, мексиканскую текилу и израильское вино полдюжины пива «Маккаби». Перед рассветом в закоулках арабского квартала мы были обнаружены патрульным джипом и подброшены в центр.
— С ума сошли так пить? — спросил дружелюбный головорез по-русски с грузинским акцентом. — Ножа захотелось? Недавно приехали? Откуда? Я из Тбилиси.
— Гамарджоба! — ответил Генделев. — Нож — не проблема. — И стал рассказывать, как на операции он, анестезиолог, давая общий наркоз, снотворное дал, а обездвиживающее забыл — и вдруг посреди операции, брюшная полость открыта, больная села на столе. Бригада офонарела от ужаса, хирурга пришлось буквально откачивать. Генделева выгнали из госпиталя, и больше он врачом работать не стал.
Он гениальный поэт. В доказательство и желая сделать приятное, мы спели патрулю старую балладу: «Корчит тело России от ударов тяжелых подков, непутевы мессии офицерских полков, и похмельем измучен, от вина и жары сатанел, пел о тройке поручик у воды Дарданелл: чей ты сын? твоя память — лишь сон; пей! за багрянец осин петергофских аллей, за рассвет, за Неву...» Сентиментальное было путешествие. Эту песню он написал к фильму «Бег» в семидесятом году, когда мы познакомились в ленинградском клубе песни. Музыку сочинил Ленька Нирман. Ленька давно в Тулузе...[16]

  Михаил Веллер, «Ножик Серёжи Довлатова», 1997
  •  

— Как-то мне рассказывали, что вы то ли ругали известного поэта Генделева, то ли хвалили его кулинарные рецепты. Правда ли?
— Наполовину. Я говорил, что уважаю профессионализм, поэтому политические статьи Генделева не читаю, а читаю его «чистые тарелки». Даже сделал пару соусов по его рецептам.[17]

  Александр Бовин, «Пять лет среди евреев и мидовцев», 1999
  •  

Обращает на себя внимание, что некоторые поэты, ощущая узость русскоязычной среды обитания только в печатном слове, начали писать песни. Михаил Генделев, например, который ещё в родном Питере написал превосходную песню «Ностальгия», теперь, уже вполне став израильским классиком, снова начал писать песни, и в последнюю нашу встречу в 97-м году показал мне целый цикл.[18]

  Александр Городницкий, «И жить ещё надежде», 2001
  •  

...Не знаю, почему я был так уверен, что Миша из этой истории выкарабкается. Наверно, потому что плохо представлял себе свою жизнь без него. Мы очень дружили и виделись постоянно — как не расставались. За несколько дней до беды позвонил Веллер и сказал, что Мише стало лучше, и я уже совсем успокоился. Никогда ещё не испытывал такую растерянность от ухода близкого человека — как-то в этот раз особенно неправильно. Звонит телефон, а я слышу его голос: «Привет, дорогой мой...»

  Андрей Макаревич, 2009

Цитаты о Михаиле Генделеве в стихах

править
  •  

Вы, Генделев, ёбнулись!
Какой «топинамбур»?!
Вы с ума сошли! [4]
Анна Карпа
«Топинамбур груша земляная» (эпиграф), 1998

Источники

править
  1. 1 2 3 4 5 Михаил Генделев. Великое русское путешествие: В 3 т. Послесл. М. Вайскопфа. Том 1: Ленинград-Иерусалим-Ленинград, 1987-1988 г. — Москва: Текст, 1993 г. — 165 с.
  2. «Обстановка в пустыне» — незаконченный проект книги коротких стихов (двустиший).
  3. 1 2 Михаил Генделев. На смерть поэта. — М.: Новое Литературное Обозрение, номер 2, 2005 г.
  4. 1 2 Михаил Генделев, «Топинамбур груша земляная» (Москва – Иерусалим, 24 февраля – 15 марта 2005 г.)
  5. 1 2 3 4 Михаил Генделев. Новые стихи. — М.: Октябрь, номер 1, 2008 г.
  6. Госпиталь инвалидов войны находится в Ленинграде. Там Михаил Генделев недолгое время проработал, пока его не выгнали.
  7. 1 2 3 Михаил Генделев. Из цикла «Компания». — М.: Новое Литературное Обозрение, номер 2, 2007 г.
  8. Михаил Генделев. Стихи. — М.: Звезда, номер 4, 2008 г.
  9. Михаил Генделев. «Дорога на одного». Из интервью с Н. Гутиной. — Тель-Авив: «22», № 56, октябрь-ноябрь 1987 г. — с.21
  10. Михаил Генделев. Записки из мансарды. — Тель-Авив: Калейдоскоп, 27 марта 1992 г. — с.21
  11. Михаил Генделев. Мемуары бывшего бабника. — Тель-Авив: Окна, 7 апреля 1994 г. — с.18
  12. Михаил Генделев. Сучка с сумочкой. — Тель-Авив: Окна, 2-8 февраля 1992 г. — с.5
  13. Михаил Генделев. «Полное собрание сочинений». — Иерусалим, Тель-Авив: Персональный сайт М. Генделева, 2009 г.
  14. 1 2 3 Михаил Генделев. Книга о вкусной и нездоровой пище или еда русских в Израиле. — Москва: Время, 2007 г. — 464 с.
  15. 1 2 3 Михаил Генделев. Японец в кипятке (подгот. текста, публ. и коммент. Е. Сошкина). — М.: Новое Литературное Обозрение, номер 4, 2009 г.
  16. Михаил Веллер. «А вот те шиш!» — М.: Вагриус, 1997 г.
  17. Александр Бовин, «Пять лет среди евреев и мидовцев, или Израиль из окна российского посольства» (из дневника). — Москва: Захаров, 2000 г.
  18. А. М. Городницкий. «И жить еще надежде». — М.: Вагриус, 2001 г.

Ссылки

править