Цитаты о Сергее Есенине

Серге́й Алекса́ндрович Есе́нин (1895 — 1925) — русский поэт, прозаик и публицист, известный как виднейший представитель новокрестьянской поэзии и лирики, а в последние годы жизни — один из главных поэтов имажинизма. Яркий персонаж, склонный к эпатажу, а также щёголь и ловелас, ещё при жизни Сергей Есенин стал одним из самых знаменитых поэтов своего времени. Два года совместной жизни с Айседорой Дункан, масса скандалов, драк и пьяных дебошей сделали его имя легендой. Отдельную главу в шумной известности составили его личные конфликты с представителями новой советской власти и загадка его смерти (самоубийства или убийства) в гостинице «Англетер».

Сергей Есенин, 1923 год

В эту статью следует добавлять цитаты других авторов о жизни, личности Сергея Есенина и его творчестве.

Цитаты в прозе

	Крестьянин Рязанской губ... 19 лет. Стихи свежие, чистые, голосистые, многословные. Язык. Приходил ко мне 9 марта 1915. — Блок в дневнике о первой встрече с Есениным.
	— Александр Блок

Есенин, обращаясь к старикам родителям, не без хвастовства говорит, что он, прежде шлепавший босиком по лужам, теперь щеголяет в цилиндре и лакированных башмаках. Правда, цилиндра я никогда не видал, хоть и верю, что это не образ «имажиниста», но реальность. Зато лакированные башмаки наблюдал воочию, также пестрый галстук и модный пиджак. Все это украшает светлого, хорошенького паренька, говорящего нараспев, рязанского Леля, Ивана-счастливца наших сказок. За сим следует неизбежное, ― то есть Шершеневич, чью ставку, «имажинизм», должен выручить талантливый, ох, какой талантливый, подпасок; диспуты, литературное озорство, словом, цилиндр, хотя бы и предполагаемый, растет и пожирает милую курчавую головку. Но, да позволено будет портретисту, пренебрегая живописью костюма, цилиндром, «имажинизмом» и хроникой московских скандалов, заняться лицом поэта. Сразу от скотоводства небесного мы переходим к земному, к быту трогательному и унылому, к хулиганству озорника на околице деревушки, к любви животной, простой, в простоте мудрой. Ах, как хорошо после Абиссинии или Версаля попасть прямо в Рязанскую. Есенин гордо, но и горестно называет себя «последним поэтом деревни». Его стихи ― проклятье «железному гостю», городу. Тщетно бедный дуралей жеребенок хочет обогнать паровоз. Последняя схватка и ясен конец.

— Илья Эренбург, «Портреты современных поэтов», 1922

	...Стихи его ударяли по сердцам лихостью отчаяния, бились безысходной нежностью и безудержной решимостью защищать кулаками и кровью свое право на печаль, песню и гибель. — Популярная в настоящее время фраза. В оригинале: впечатления от одного из последних выступлений Есенина в Петербурге в 1924 г.
	— В. С. Чернявский «Три эпохи встреч»

Есенина я знал давно — лет десять, двенадцать. <...> Потом стали мне попадаться есенинские строки и стихи, которые не могли не нравиться, вроде: Милый, милый, смешной дуралей... и т. д. Небо — колокол, месяц — язык... и др. Есенин выбирался из идеализированной деревенщины, но выбирался, конечно, с провалами, и рядом с Мать моя родина, Я большевик... появлялась апология «коровы». Вместо «памятника Марксу» требовался коровий памятник. Не молоконосной корове а-ля Сосновский, а корове-символу, корове, упершейся рогами в паровоз. Мы ругались с Есениным часто, кроя его, главным образом, за разросшийся вокруг него имажинизм. Потом Есенин уехал в Америку и еще куда-то и вернулся с ясной тягой к новому. К сожалению, в этот период с ним чаще приходилось встречаться в милицейской хронике, чем в поэзии. Он быстро и верно выбивался из списка здоровых (я говорю о минимуме, который от поэта требуется) работников поэзии. В эту пору я встречался с Есениным несколько раз, встречи были элегические, без малейших раздоров. <...> Последняя встреча с ним произвела на меня тяжелое и большое впечатление. Я встретил у кассы Госиздата ринувшегося ко мне человека с опухшим лицом, со свороченным галстуком, с шапкой, случайно держащейся, уцепившись за русую прядь. От него и двух его темных (для меня, во всяком случае) спутников несло спиртным перегаром. Я буквально с трудом узнал Есенина. С трудом увильнул от немедленного требования пить, подкрепляемого помахиванием густыми червонцами. Я весь день возвращался к его тяжелому виду и вечером, разумеется, долго говорил (к сожалению, у всех и всегда такое дело этим ограничивается) с товарищами, что надо как-то за Есенина взяться. Те и я ругали «среду» и разошлись с убеждением, что за Есениным смотрят его друзья — есенинцы. Оказалось не так. Конец Есенина огорчил, огорчил обыкновенно, по-человечески. Но сразу этот конец показался совершенно естественным и логичным. Я узнал об этом ночью, огорчение, должно быть, так бы и осталось огорчением, должно быть, и подрассеялось бы к утру, но утром газеты принесли предсмертные строки: В этой жизни умирать не ново, Но и жить, конечно, не новей. После этих строк смерть Есенина стала литературным фактом. — По поводу стихотворения «Сергею Есенину» (1925)

— Владимир Маяковский «Как делать стихи?» (1926)

Хорошо помню Есенина в пору его увлечения имажинизмом. Имажинизм в то время расцветал тепличным, но довольно пышным цветком. Десятки поэтов и поэтесс были увлечены этим модным направлением. Есенин с видом молодого пророка горячо и вдохновенно доказывал мне незыблемость и вечность теоретических основ имажинизма. ― Ты понимаешь, какая великая вещь и-мажи-низм! Слова стерлись, как старые монеты, они потеряли свою первородную поэтическую силу. Создавать новые слова мы не можем. Словотворчество и заумный язык ― это чепуха. Но мы нашли способ оживить мертвые слова, заключая их в яркие поэтические образы. Это создали мы, имажинисты.

— Владимир Кириллов, «Встречи с Есениным», 1926

Но в то же самое время, когда он оформил свои идеи, он создал движение, которое для него сыграло большую роль. Это движение известно под именем имажинизма. В страстной статье в «Красной газете» Борис Лавренев обрушился на тогдашнюю компанию Есенина, на имажинистов, называя их «дегенератами», а Есенина «казненным» ими. Это не совсем верная концепция, и даже совсем неверная. Конечно, и тогдашний (и позднейший) быт Есенина сыграл свою роль в его преждевременной гибели. Близоруко видеть в имажинизме и имажинистах только губительный быт. Имажинизм сыграл гораздо более крупную роль в развитии Есенина. Имажинизм был для Есенина своеобразным университетом, который он сам себе строил. Он терпеть не мог, когда его называли пастушком, Лелем, когда делали из него исключительно крестьянского поэта. Отлично помню его бешенство, с которым он говорил мне в 1921 году о подобной трактовке его. Он хотел быть европейцем. Словом, его талант не умещался в пределах песенки деревенского пастушка. Он уже тогда сознательно шел на то, чтобы быть первым российским поэтом. И вот в имажинизме он как раз и нашел противоядие против деревни, против пастушества, против уменьшающих личность поэта сторон деревенской жизни. В имажинизме же была для Есенина еще одна сторона, не менее важная: бытовая. Клеймом глупости клеймят себя все, кто видит здесь только кафе, разгул и озорство. Быт имажинизма нужен был Есенину больше, чем желтая кофта молодому Маяковскому. Это был выход из его пастушества, из мужичка, из поддевки с гармошкой. Это была его революция, его освобождение. Здесь была своеобразная уайльдовщина.

— Сергей Городецкий, «О Сергее Есенине», 1926

Хорошо помню Есенина в пору его увлечения имажинизмом. Имажинизм в то время расцветал тепличным, но довольно пышным цветком. Десятки поэтов и поэтесс были увлечены этим модным направлением. Есенин с видом молодого пророка горячо и вдохновенно доказывал мне незыблемость и вечность теоретических основ имажинизма. ― Ты понимаешь, какая великая вещь и-мажи-низм! Слова стерлись, как старые монеты, они потеряли свою первородную поэтическую силу. Создавать новые слова мы не можем. Словотворчество и заумный язык ― это чепуха. Но мы нашли способ оживить мертвые слова, заключая их в яркие поэтические образы. Это создали мы, имажинисты.

— Владимир Кириллов, «Встречи с Есениным», 1926

Летний день. Нас четверо. Идём к одному видному советскому работнику. Хлопотать о деле. Жарко. Есенин не пропускает ни одного киоска с водами. У каждого киоска он предлагает нам выпить кваса. Я нападаю на него: ― У тебя, Сергей, столько раз повторяется слово «знаменитый», что в собрании сочинений оно будет на каждой странице. У Игоря Северянина лучше: тот раза два или три написал, что он гений, и перестал. А знаешь, у кого ты заимствовал слово «знаменитый»? Ты заимствовал его, конечно бессознательно, из учебника церковной истории протоиерея Смирнова. Протоиерей Смирнов любит это словечко! Дальше я привожу из Есенина целый ворох церковнославянских слов. Он долго молчит. Наконец не выдерживает, начинает защищаться. В ожидании приема у советского работника продолжаем прерванный разговор. ― Раньше я всё о мирах пел, ― заметил Есенин, ― все у меня было в мировом масштабе. Теперь я пою и буду петь о мелочах.

— Иван Грузинов, «С.Есенин разговаривает о литературе и искусстве», 1926

Лето. Пивная близ памятника Гоголю. Есенин, обращаясь к начинающему поэту, рассказывает, как Александр Блок учил его писать лирические стихи: ― Иногда важно, чтобы молодому поэту более опытный поэт показал, как нужно писать стихи. Вот меня, например, учил писать лирические стихи Блок, когда я с ним познакомился в Петербурге и читал ему свои ранние стихи. Лирическое стихотворение не должно быть чересчур длинным, говорил мне Блок. Идеальная мера лирического стихотворения двадцать строк. Если стихотворение начинающего поэта будет очень длинным, длиннее двадцати строк, оно, безусловно, потеряет лирическую напряженность, оно станет бледным и водянистым. Учись быть кратким! В стихотворении, имеющем от трех до пяти четверостиший, можно все сказать, что чувствуешь, можно выразить определенную настроенность, можно развить ту или иную мысль. Это на первых порах. Потом, через год, через два, когда окрепнешь, когда научишься писать стихотворения в двадцать строк, ― тогда уже можешь испытать свои силы, можешь начинать писать более длинные лирические вещи. Помни: идеальная мера лирического стихотворения ― двадцать строк.

— Иван Грузинов, «С.Есенин разговаривает о литературе и искусстве», 1926

Затем <Есенин> неожиданно для всех нас стал просить разрешения устроить похороны одного из поэтов. Похороны одного из нас. Похороны его, Есенина. Можно? Ему ответили, что нельзя, что нужно удостоверение от врача в том, что данный человек действительно умер. Есенин не унимался: а если в гроб положить корову или куклу и со всеми знаками похоронных почестей, приличествующих умершему поэту, пронесут гроб по улицам Москвы? Можно? Ему ответили, что и этого нельзя сделать: нужно иметь надлежащее разрешение на устройство подобной процессии. Есенин возразил: ― Ведь устраивают же крестные ходы? Снова разъясняют: на устройство крестного хода полагается иметь разрешение.

— Иван Грузинов, «С.Есенин разговаривает о литературе и искусстве», 1926

	... Есенин на другой день после смерти догнал славу.
	— Анатолий Мариенгоф, «Роман без вранья» (15), 1927

Ребёнок (и животное) не знает, что такое смерть. Он может видеть в этом ― исчезновение, уход, отсутствие. Но сущность смерти ему еще не ясна. Это понятие входит вместе с развитием ума. В низших этажах психики смерть, видимо, не рассматривается как акт наиболее страшный (вернее «опасный») из всех актов человеческого состояния. В 1926 году, когда катастрофа была для меня слишком близкой, когда противоречия и конфликты ужаснули меня и я не находил выхода, я увидел странный сон. Я увидел, что в мою комнату входит Есенин, который недавно умер, повесился. Он входит в комнату, потирая руки, счастливый, довольный, веселый, с румянцем на щеках. Я в жизни никогда его таким не видел. Улыбаясь, он присаживается на кровать, на которой я лежу. Наклоняется ко мне, чтобы что-то сказать. Содрогаясь, я проснулся. Подумал: «Он явился за мной. Всё кончено. Я, вероятно, умру».

— Михаил Зощенко, «Перед восходом солнца»», 1943 г.

	Образование у нашего отца было только сельское, трехклассное, читал он в основном газеты, книги же читал редко. В творчестве Сергея отцу было не все понятно, особенно стихи периода имажинизма и маленькие поэмы революционных лет. Однажды в разговоре с Сергеем он задал ему вопрос: «Кому нужны твои стихи? Кто их понимает?» Улыбнувшись, Сергей ответил: «Э, папаша, меня поймут через сто лет».
	— Александра Есенина (сестра), «Родное и близкое, 1979

	Как близка, заметьте, интонация Пушкина лирике Сергея Есенина! Как органично реализуются в поэтике Есенина…
	— Сергей Довлатов, «Заповедник», 1983

Под конец жизни, в 50-е годы, пережив резко отрицательную общественную реакцию, которую вызвал «Роман без вранья», A. Б. Мариенгоф написал новые воспоминания, которые появились посмертно. Хотя в них он пытался иронически судить об имажинизме, говорил, что «славой» они «пышно называли свою скандальную известность», но все равно, как и прежде, стремился подменить идейный конфликт Есенина с группой имажинистов житейским. Здесь А.Б.Мариенгоф постарался отделить не только Есенина, но и себя от имажинистских манифестов. «Декларация, ― писал он о первом манифесте, опубликованном в январе 1919 года, ― не слишком устроила меня и Есенина. Но мы подписали ее. Почему? Вероятно, по легкомыслию молодости». Впрочем, на склоне лет и другие имажинисты поспешили отделить себя от имажинизма. Рюрик Ивнев писал, что он и Есенин в этом объединении «были скорее постояльцами, чем хозяевами, хотя официально считались таковыми», и утверждал, что теорией имажинизма занимались именно А.Б.Мариенгоф и B.Г.Шершеневич. Вторит ему и М.Д.Ройзман: «Декларация была подписана Есениным, но на первых же заседаниях «Ордена», он, выступая, начал осуждать эти положения (речь идет о наиболее крайних положениях, содержащихся в первой «Декларации». ― А.К.), а мы ― правое крыло ― стали его поддерживать…» В результате получилось, что имажинизм остался без имажинистов.

— А. А. Козловский, «Быль и легенды жизни Есенина», 1986

Варлам Шаламов

• см. также «Сергей Есенин и воровской мир», 1959

	Самоубийство Есенина наполнило новым смыслом, живой кровью многие, многие строки его стихов. То, что казалось позой, на поверку оказалось трагедией. Плохая «отделка» многих стихов отступала в сторону перед живой правдой, живой кровью.
	— «Двадцатые годы», 1962

У Есенина было необычайно чистое поэтическое горло, лирический голос удивительной чистоты. Трудно сказать, кого из русских поэтов можно поставить рядом с Есениным по непосредственности, безыскусственности, искренности, правдивости лирического тона. Песенность была даром Есенина. Его стихотворные строфы всегда делятся на отдельные строки по смыслу, как в песне — то самое качество, от которого уходила Цветаева. У Есенина было два учителя: Блок и Клюев, все остальные влияния были легко преодолены. <…> Пейзажные образы Есенина — это не очеловеченная природа, а просто поэтические сравнения без символики.

— ответ на анкету о С. Есенине, 1965

	Есенин и Достоевский, общая судьба русских поэтов. Есенин — поэт. Достоевский — поэт. Трагедия Есенина подобна трагедии, изображённой Достоевским. — далее в таблицах сопоставляет общие черты
	— записные книжки, 1970

	… «Анна Снегина» и «Русь советская» — тут ещё найден какой-то удовлетворительный компромисс за счёт художественности, разумеется, при всей их многословности, антиесенинском стиле по существу — у Есенина нет сюжетных описательных стихов. Есенин — это концентрация художественной энергии в небольшом количестве строк — в том его сила и признак.
	— «Александр Константинович Воронский», 1970-е

	Есенин был высококвалифицированейшим, образованным профессионалом, выступающим во всеоружии современной поэтической техники, сам один из её создателей в период его подъёма — времён «Москвы кабацкой».
	— «Есенин», 1970-е

Поэтические цитаты

	Он поведал про сумерки карие, Про стога, про отжиночный сноп; Зашипели газеты: «Татария! И Есенин ― поэт-юдофоб!»
	— Николай Клюев, «Оттого в глазах моих просинь...» (Поэту Сергею Есенину), 1916

	Проплясал, проплакал дождь весенний, Замерла гроза. Скучно мне с тобой, Сергей Есенин, Подымать глаза...
	— Сергей Есенин, «Проплясал, проплакал дождь весенний...», 1917

	Не устрашуся гибели, Ни копий, ни стрел дождей, ― Так говорит по Библии Пророк Есенин Сергей. Время мое приспело, Не страшен мне лязг кнута. Тело, Христово тело, Выплевываю изо рта. Не хочу восприять спасения Через муки его и крест: Я иное постиг учение Прободающих вечность звезд.
	— Сергей Есенин, «Инония» (Пророку Иеремии), 1918

	Москвы колымага, В ней два имаго. Голгофа Мариенгофа. Город Распорот. Воскресение Есенина. Господи, отелись В шубе из лис!
	— Велимир Хлебников, «Москвы колымага», 1920

	Зачем же знать кокотке и лакею, Что тот худой высокий иностранец И днём и ночью в фрачной паре (Он говорит на ломаном английском языке И вечно греется Абсентом и сигарой) Зачем же знать лакею, наконец. Что этот гость: Великий русский стихотворец...
	— Анатолий Мариенгоф, «Разочарование» (Есенину), 1921

	Опять вино И нескончаемая лента Немеркнущих стихов. Есенин с навыком степного пастуха Пасёт столетья звонкой хворостиной...
	— Анатолий Мариенгоф, «Разочарование» (Есенину), 1921

	Я советский наглый «рыжий» С красной пробкой в голове. Пил в Берлине, пил в Париже, А теперь блюю в Москве. — эпиграф: «И возвратятся псы на блевотину свою»]
	— Саша Чёрный, «Автобиография т. Есенина», 1924

Об отдельных стихах

Совершенство художественной ткани «Письма матери» очень велико. B одной и той же строфе встречаются различные звуковые узоры, гармонирующие между собой и подчиненные единой эмоциональной цели. Эмоциональная энергия зависит от беспрерывного нагнетания повелительного наклонения различных глаголов. Все эти много­численные «не» являются надежным звуковым повтором, механически обеспечивающим поэту внимание слушателей. <…> ещё одна звуковая особенность. B каждой строке этого длинного стихотворения присутствует шипя­щая буква.

— Варлам Шаламов, «Есенин», 1970-е

См. также

• Имажинизм
• Анна Ахматова
• Осип Мандельштам
• Георгий Иванов
• Зинаида Гиппиус