Рукописи не горят
«Рукописи не горят» — крылатое выражение, означающее, что настоящее произведение искусства нетленно, его нельзя уничтожить и запретить, оно рано или поздно будет принято и оценено публикой. Часто употребляется в форме с восклицательным знаком: «Рукописи не горят!» — Афоризм представляет собой точную цитату из прямой речи Воланда, одного из главных персонажей романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» (1928—1940), который при его жизни не был завершён и не публиковался.
Именно этим обстоятельство и объясняется, что фраза «Рукописи не горят» входит в культурной оборот и становится модной только спустя тридцать лет после написания романа.
Первоисточник
правитьДайте-ка посмотреть, — Воланд протянул руку ладонью кверху. | |
| — Михаил Булгаков, «Мастер и Маргарита» (часть I, глава 24), 1930-е |
...в афоризмах и коротких цитатах
править| — Виталий Рубин, из дневников, 19 ноября 1970 |
| — Александр Галич, «Отравленный ветер гудит и дурит...», 1972 |
— Кто это сказал, что рукописи не горят? — отдуваясь, проговорил Денни. Он уселся за стол и закурил сигарету. — Прекрасно горят, по-моему… | |
| — Аркадий и Борис Стругацкие. «Град обреченный». 1972 |
| — Евгения Гинзбург, «Крутой маршрут» (Часть 2), 1977 |
| — Леонид Баткин, 1981 |
Это ж надо же, до чего нас убедили, будто рукописи не горят! Горят они, да еще как горят, прямо-таки синим пламенем! Гадать страшно, сколько их, наверное, сгинуло, не объявившись… | |
| — Аркадий и Борис Стругацкие. «Хромая судьба», 1982 |
| — Анатолий Ким, «Белка», 1984 |
| — Мераб Мамардашвили, «Введение в философию», 1986 |
— Рукописи не горят! — ехидно напомнил мне чёрт высказывание одного предварительного писателя. | |
| — Владимир Войнович, «Москва 2042», 1986 |
В этом заключён ещё один урок: ничего или почти ничего не уничтожается. Если говорят, что рукописи не горят, то с ещё большим основанием можно сказать, что и история не уничтожается.[9] | |
| — Александр Смородинский, «Уроки современной физики», 1987 |
| — Владимир Личутин, «Любостай», 1987 |
Когда сам Дьявол заверял отчаявшегося писателя, что рукописи не горят, он имел в виду, безусловно, стихи или прозу. Что же касается публицистики, отклонённых в своё время журнальных статей, то об их дальнейшей судьбе у нас нет столь авторитетных свидетельств.[11] | |
| — Леонид Невлер, «Правила для исключений», 1988 |
Пропуском на борт служили рукописи фантастических рассказов и повестей, а также отсутствие членской книжки Союза писателей. При входе произведения изымались и, в опровержение известной пословицы (рукописи якобы не горят), оперативно перерабатывались в топливо, необходимое для продолжения полёта.[12] | |
| — Михаил Пухов, «Фантастика на хозрасчёте», 1989 |
Рукописи, конечно, не горят, но восстанавливать их ох как трудно.[13] | |
| — Александра Маринина, Александр Горкин, «Шестикрылый серафим», 1991 |
| — Михаил Козаков, «Актёрская книга», 1995 |
— ...пишите и почаще вспоминайте изречение: «Рукописи не горят». | |
| — Михаил Козаков, «Актёрская книга», 1995 |
| — Эльдар Рязанов, «Подведённые итоги», 1998 |
| — Менахем Яглом, «Сожжённая книга», май 1999 |
| — Владислав Быков, Ольга Деркач, «Книга века», 2000 |
| — Семён Ваксман, «Я стол накрыл на шестерых», 2002 |
| — Алексей Цветков, «После прочтения уничтожить», 2009 |
Рукописи горят! Эта истина сродни математической.[20] | |
| — Александр Голяндин (Волков), «Звездный компьютер» с морского дна, 2010 |
...рукописи не горят, рукописи не горят..., <...> только Всесильный может позволить себе такую фразу, — а им, которые ничего не могут, кроме слов, лучше бы помалкивать.[21] | |
| — Юр.Ханон, «Избрание из брани», 2017 |
| — Юр.Ханон, «Избрание из брани», 2017 |
...в научной и научно-популярной литературе
править...понятие редуцированной диатезы имеет достаточно широкое применение и за пределами конструкций с отпредикатными именами <...>. Как доказал Булгаков, рукописи не горят [переходный глагол доказать имеет здесь редуцированную диатезу: единственное возможное для него дополнение — местоимение это, входящее в кореферентную связь с предикацией главного предложения].[22] | |
| — Елена Падучева, «О производных диатезах отпредикатных имен в русском языке», 1977 |
По определению, если берешь книжку в руки, то каким бы роковым именем ни назывался автор, Платон или кто-то еще — существует презумпция, касающаяся ума философа. И поэтому, очевидно, не случайно сито истории устроено так, что многое оно отсеивает, но всё, что должно было остаться, — остаётся. Всё забытое должно быть забыто, а всё, что достойно памяти — помнится. Ничего не пропадает в этом смысле слова. Хотя рукописи, конечно, горят, это ясно. Но — это уже совсем другое.[7] | |
| — Мераб Мамардашвили, «Введение в философию», 1986 |
И, самое главное, в наше время у Вселенной появилась история: мы стали узнавать, как все это живет, эволюционирует. Двигаясь по лучу зрения в глубь неба, мы видим все более ранние стадии развития Вселенной и в идеале сможем прочесть ее историю по тому, что мы наблюдаем на разных расстояниях от нас. | |
| — Александр Смородинский, «Уроки современной физики», 1987 |
...в публицистике и документальной прозе
правитьВ этот дом пришла нежданная радость. Сотрудник Института истории Академии наук СССР В. Д. Есаков открыл уцелевшую часть архива Николая Ивановича Вавилова, а в ней — переписку Вавилова с Жуковским, и долголетнюю — с двадцать второго по самый тридцать девятый год! Те письма Пётр Михайлович считал давно погибшими, но воистину — «рукописи не горят».[23] | |
| — Юрий Черниченко, «Яровой клин», 1974 |
Когда сам Дьявол заверял отчаявшегося писателя, что рукописи не горят, он имел в виду, безусловно, стихи или прозу. Что же касается публицистики, отклонённых в своё время журнальных статей, то об их дальнейшей судьбе у нас нет столь авторитетных свидетельств. Вынужденные лежать в темноте ящика, большинство из них испускает, конечно же, дух очень скоро, но бывают случаи, когда, беря в руки старую рукопись, видишь, что она, как ни странно, жива и даже проявляет какое-то своеволие.[11] | |
| — Леонид Невлер, «Правила для исключений», 1988 |
Во время кратких стоянок к нему, как магнитом, тянулись со всего Союза люди, наделенные даром заглядывать в будущее. Они-то в первую очередь интересовали экипаж корабля, нуждавшийся, очевидно, в решительном пополнении. Пропуском на борт служили рукописи фантастических рассказов и повестей, а также отсутствие членской книжки Союза писателей. При входе произведения изымались и, в опровержение известной пословицы (рукописи якобы не горят), оперативно перерабатывались в топливо, необходимое для продолжения полета. Как ни странно, никого из вновь завербованных такое обращение с их творениями не печалило... А корабль летел дальше.[12] | |
| — Михаил Пухов, «Фантастика на хозрасчёте», 1989 |
Слова «рукописи не горят» стали столь привычными для европейского, и особенно русского сознания, что не вызывают уже никаких сомнений: рукописи — не горят. Метафора не обязана соответствовать здравому смыслу и повседневному опыту, которые подсказывают нам, что рукописи не горят, только если их не сжигают. Во всех прочих случаях рукописи благополучно сгорают, не оставляя никаких следов. Их сжигают как авторы, так и читатели, нередко — вместе с автором, не пожелавшим или не успевшим вовремя сделать это собственноручно, сжигают целые библиотеки и отпечатанные тиражи. Относительно недавно высочайшего профессионализма в этом деле достигли советская и германская спецслужбы, научившись сжигать рукописи не только после их написания, но даже до того.[16] | |
| — Менахем Яглом, «Сожжённая книга», май 1999 |
Итак, не горит — что́? Все рукописи или только некоторые, особо ценные, только рукописи или книги вообще? Как — не горят? И не всё ли равно — сжечь, соскоблить, разбить, уничтожить книгу физически или просто изъять ее из обращения и сделать недоступной как для автора, так и для читателя? | |
| — Менахем Яглом, «Сожжённая книга», май 1999 |
Акт сожжения всегда выражает несогласие с данной книгой, по тем или иным причинам не достойной мира, или несогласие с этим миром, недостойным книги. На первый взгляд, чтобы выразить неприятие книги, достаточно от неё отказаться, но тогда она прекратит своё существование только для данного читателя, и её сможет прочесть другой. Обладая властью, можно воспретить её изучение, но всякий запрет когда-нибудь будет нарушен. Лишь уничтожив её, можно предотвратить самую возможность прочтения. Здесь нет никакого преступления — книга, прочтению не подлежащая, не может считаться таковой, это просто предмет, ни для чего не предназначенный, а потому бесполезный. Если же вещь, не предназначенная для чтения, будет прочтена, то она принесет лишь вред, подобно любой другой, неправильно используемой вещи. Таким образом, вещь эта не просто бесполезна, но и вредна, и, значит, должна быть уничтожена.[16] | |
| — Менахем Яглом, «Сожжённая книга», май 1999 |
| — Менахем Яглом, «Сожжённая книга», май 1999 |
В марте 1930 года Михаил Булгаков собственными руками бросил в печку черновик романа о дьяволе. Но книга — и сожжённая — не отпускает: к 1937 году есть уже и новая редакция романа, и название: «Мастер и Маргарита». Работа над книгой остановилась в 1940 году, примерно за месяц до смерти писателя. А в 1967-м в правоте слов Воланда: «Рукописи не горят» убедились все читатели журнала «Москва», в первом номере которого была закончена публикация великой книги.[17] | |
| — Владислав Быков, Ольга Деркач, «Книга века», 2000 |
Когда сообщаешь автору: «Да, я читал ваш роман, он не к нам», повисает тишина, равная самому большому кругу на воде от брошенного туда камня. Эти трагические паузы насыщают мой садистский инстинкт. Ну и, конечно, «рукописи не горят» — отвечает редактор изождавшемуся автору, если хочет его добить.[19] | |
| — Алексей Цветков, «После прочтения уничтожить», 2009 |
Вот уже столетие ученые разгадывали тайну антикитирского механизма. За это время безликие фрагменты какой-то конструкции превратились в их чертежах и моделях в удивительную машину, способную и провидеть ход далеких планет, и знать меру числам. Однако авторов даже лучших гипотез не покидало легкое разочарование, ведь, как ни блистательны их догадки, вряд ли когда-нибудь удастся узнать точное назначение этого прибора. История, похоже, поглотила все «инструкции» к нему. Рукописи горят! Эта истина сродни математической. Ясно только одно, и несколько надписей тому порукой: с помощью этого механизма можно было вычислять положения небесных тел. Но для чего это было нужно? Кому?[20] | |
| — Александр Голяндин (Волков), «Звездный компьютер» с морского дна, 2010 |
...рукописи не горят, рукописи не горят..., вот уже битых полвека эти попугаи, <...> не приходя в сознание, повторяют друг за другом одну и ту же бессмысленную мантру — поверх собственного равнодушия и подлости. Забывая одну мелочь. Сущую мелочь, после всего. — Только он один, только Всесильный может позволить себе такую фразу, — а им, которые ничего не могут, кроме слов, лучше бы помалкивать.[21] | |
| — Юр.Ханон, «Избрание из брани», 2017 |
Не заблуждайтесь попусту: как оказалось, рукописи всё-таки горят... И правда: почему бы им не гореть? — им, сделанным из бумаги, как говорят. Да, рукописи горят, прекрасно горят. Сотни раз я видел это своими собственными глазами. На самом деле не горит только — влажное дерьмо.[21] | |
| — Юр.Ханон, «Избрание из брани», 2017 |
...в мемуарах и дневниковой прозе
правитьВчера был на докладе Аверинцева. Замечательно он говорил, особенно в конце о молчащих культурах. Он сказал, что есть культуры, суть которых не в слове, например, египетская. Но как греки и после принятия христианства не могли забыть, что у них были Платон и Аристотель, так и евреи не могли забыть, что у них была Библия. И здесь вступал в силу закон, сформулированный Булгаковым: «Рукописи не горят».[2] | |
| — Виталий Рубин, из дневников, май 1970 |
Так или иначе, книга вступила в новую фазу своего бытия: из догуттенберговской, самиздатовской, родной отечественной контрабанды она превратилась в нарядное детище разноязычных издательств, перекочевала в мир роскошной глянцевой бумаги, золотых обрезов, ярких суперобложек. Полное отчуждение произведения от его автора! Книга стала чем-то вроде взрослой дочери, безоглядно пустившейся «по заграницам», начисто забыв о брошенной на родине старушке матери. Но что же будет с остальной, неопубликованной частью книги? Неужели ей суждено остаться не книгой, а тетрадкой? И на что тогда надеяться? На то, что «рукописи не горят»? Как бы там ни случилось, а я считала своим долгом дописать все до конца.[4] | |
| — Евгения Гинзбург, «Крутой маршрут» (Часть 2), 1977 |
| — Марк Харитонов, Стенография конца века. Из дневниковых записей, 1981 |
7 июля. Карл-Хайнц — прелестный, умный человек, работает с нами уже пять лет: | |
| — Лев Копелев, Раиса Орлова, «Копелев Л., Орлова Р. Мы жили в Кёльне», 1987 |
| — Михаил Козаков, «Актёрская книга», 1995 |
— ...я, русский писатель Виктор Некрасов, здесь, на Монмартре, беру с вас честное слово, что вы однажды сядете-таки за письменный стол и изложите на бумаге ваши незрелые наблюдения хотя бы печатными буквами. А орфографию вам исправит ваша жена Регина. Она у вас с высшим образованием. Может получиться прелюбопытная вещица, батенька... | |
| — Михаил Козаков, «Актёрская книга», 1995 |
Дозволительно спросить, почему автор свою книгу именует (авто)монографией? Отвечу, чуть повторяясь, – главным предметом описания здесь является не моя личная биография, но биографии и судьбы моих произведений, и шире – всего творческого наследия (оставленного, как тешит себя всякий автор, в назидание потомкам и обязательно на волшебной бумаге – помните: рукописи не горят?)[25] | |
| — Виктор Екимовский, «Автомонография», 1997 |
Кинопробы по этой картине были в фильмотеке в целости и сохранности, но проба Евтушенко исчезла. Только она одна. Я просмотрел все ролики на экране — безрезультатно. В журналах, регистрирующих поступления кинопроб и то, что уходит на смыв (а через несколько лет все кинопробы смывают), никаких сведений не было. Я стал сомневаться, а может, всё это мне вообще померещилось. Может, я и не снимал пробу с Евтушенко. А М. Булгаков ещё утверждал, что «рукописи не горят». Еще как горят. Не оставляя даже пепла...[15] | |
| — Эльдар Рязанов, «Подведённые итоги», 1998 |
Аня <Горенко> жила по законам литературы и подчиняла им всякого, с кем ее сталкивала жизнь. Она походила на гениального персонажа, удравшего из горящей рукописи.[26] | |
| — Евгений Сошкин, «Семивороне и белоснежке», апрель 1999 |
...в художественной прозе и беллетристике
правитьПлащ был положен у камина, и все принялись кидать письма в огонь. В камине сразу загудело. Изя запустил здоровую руку в недра этой кучи разноцветной исписанной бумаги, извлек какое-то письмо и, заранее осклабляясь, принялся жадно читать. | |
| — Аркадий и Борис Стругацкие. «Град обреченный». 1972 |
Мне кажется, Вы не совсем правы в оценке второй части Булгакова — её очень порезали, говорят, но не в этом дело — мысль-то ведь ясна: всего два человека в этом мире, да и то им тут не место. Да ещё мысль «рукописи не горят». Оказавшаяся по отношению к его наследству даже пророческой. Но об этом как-нибудь потом.[27] | |
| — Виктор Астафьев, «Зрячий посох» (повесть), 1982 |
Было всего половина седьмого, но все равно я не мог бы теперь ни спать, ни даже просто лежать. Меня прямо-таки трясло от нервного возбуждения, от желания что-нибудь немедленно сделать или хотя бы решить. Это ж надо же, до чего нас убедили, будто рукописи не горят! Горят они, да еще как горят, прямо-таки синим пламенем! Гадать страшно, сколько их, наверное, сгинуло, не объявившись… Не хочу я для своего творения такой судьбы. И узнать о такой судьбе не хотелось бы, если она такая… | |
| — Аркадий и Борис Стругацкие. «Хромая судьба», 1982 |
Жизнь прошла без вас, и я решил было исповедаться перед вами и сделать это на бумаге, которую можно прятать и бесконечно перепрятывать, а то и сжечь в печке или на костре, что и сделал я однажды, разведя костер за домом, у мусорных баков. Это неправда, что рукописи не горят! Ещё как горят... Не боится огня лишь сила, порождающая рукописи.[6] | |
| — Анатолий Ким, «Белка», 1984 |
— ...Не только вычеркнуть, а вырезать, выдрать, сжечь к чёртовой матери. Дайте мне эту проклятую книгу, и я ее немедленно сожгу или аннигилирую всю целиком. | |
| — Владимир Войнович, «Москва 2042», 1986 |
Бурнашов соскочил с кресла, пробежал к столу, облокотился, тупо озирая исписанные листы с крупным развалистым почерком. Даже буквы враждуют в каждом слове, вдруг увиделось Бурнашову ясно. Даже меж ними нет согласья. Он взвесил пачку: иль подсохла она за годы прозябания на столе, но только показалась необычно легкой, невзрачной, лишенной всякого смысла. Говорят, рукописи, мол, не горят.[10] | |
| — Владимир Личутин, «Любостай», 1987 |
«Это ложь ничего не сотворивших утешителей, — возразил Бурнашов. — Они даже мыльных пузырей не надувают, а только следят за их полётом — и изрекают. Они любят изрекать и своими поучениями диктовать вкусы. И хорошо живут на этом, потому что лишены сомнений и страданий. Единственное их страдание — это зависть. Из зависти они изобрели обман: рукописи не горят… Враньё чистой воды. В природе все горит, и легче всего горят разумные мысли. И потому совершается меж людьми столько безрассудства». | |
| — Владимир Личутин, «Любостай», 1987 |
Бурнашова порою словно бы холодной водой окатывало, и он с ужасом вспоминал самосожжение. Ведь не рукопись горела, а сам он корчился, извивался от боли. Бурнашов морщился, крутил головою, как после тяжкого похмелья. Если попытаться восстановить роман, вспомню ли? Слово за слово… Это лишь кажется, что голова — это лагун без затычки. Если что есть в голове — не вытечет. Другое дело: не отсек ли я себе голову?[10] | |
| — Владимир Личутин, «Любостай», 1987 |
В общем, было чем заняться. Ну, а кроме того, диссертацию-то у него украли вместе со всеми документами и вещами. Банальная квартирная кража, каких тысячи. Рукописи, конечно, не горят, но восстанавливать их ох как трудно. Особенно когда по уши занят работой и другими неприятностями.[13] | |
| — Александра Маринина, Александр Горкин, «Шестикрылый серафим», 1991 |
| — Семён Ваксман, «Я стол накрыл на шестерых», 2002 |
...в стихах
править.jpg)
Отравленный ветер гудит и дурит, | |
| — Александр Галич, «Отравленный ветер гудит и дурит...», 1972 |
| — Юнна Мориц, «Бантик бабочки летает...», 2008 |
| — Дмитрий Углев, «Рукописи не горят?», 2018 |
Источники
править- ↑ Булгаков М. А. Избранная проза. — М.: Худ. лит., 1966 г.
- ↑ 1 2 В. А. Рубин. Дневники. Письма. Кн. 1-2 / Предисл. И. М. Рубиной, науч. ред. Л. Дымарская-Цигельман, обл. А. Резницкого. — Израиль, издательство А.Резницкого, 1988 г. (Библиотека Алия, 124-125)
- ↑ 1 2 Галич А. Сочинения в 2 т. Том 1. — М.: Локид, 1999 г.
- ↑ 1 2 Е.С. Гинзбург. Крутой маршрут. — Москва, «Советский писатель», 1990 г.
- ↑ 1 2 М. С. Харитонов. Стенография конца века. Из дневниковых записей. — М.: Новое литературное обозрение, 2002 г.
- ↑ 1 2 А. А. Ким Белка. Роман-сказка. ― М.: «Советский писатель», 1984 г.
- ↑ 1 2 Мераб Мамардашвили, «Введение в философию. Необходимость себя». — М.: 1996 г.
- ↑ 1 2 Войнович В. «Москва 2042». — М.: «Вся Москва», 1990 г.
- ↑ 1 2 А. Я. Смородинский, Уроки современной физики. — М.: «Знание - сила», № 12, 1987 г.
- ↑ 1 2 3 4 В. В. Личутин. «Любостай». — М.: «Современник», 1990 г.
- ↑ 1 2 Л. Невлер. Правила для исключений. — М.: «Знание ― сила», № 9, 1988 г.
- ↑ 1 2 Михаил Пухов. Фантастика на хозрасчете. — М.: «Техника - молодежи». № 2, 1989 г.
- ↑ 1 2 Александра Маринина, Шестикрылый серафим. Убийца поневоле. — М.: ЭКСМО, 1995 г.
- ↑ 1 2 3 4 Михаил Козаков, «Актерская книга». — М.: «Вагриус», 1998 г.
- ↑ 1 2 Э.Рязанов, Э.Брагинский. «Тихие омуты». ― М.: Вагриус, 1999 г.
- ↑ 1 2 3 4 5 Менахем Яглом. Сожжённая книга. — Иерусалим: Солнечное сплетение, № 6, май-июнь 1999 г.
- ↑ 1 2 Владислав Быков, Ольга Деркач. «Книга века». ― М.: Вагриус, 2001 г.
- ↑ 1 2 С. И. Ваксман. Я стол накрыл на шестерых (главы из романа). — Екатеринбург: «Уральская новь», № 14, 2002 г.
- ↑ 1 2 А. В. Цветков. После прочтения уничтожить. — Санкт-Петербург: «Амфора», 2009 г.
- ↑ 1 2 Александр Голяндин (Волков). «Звездный компьютер» с морского дна. ― М.: «Знание ― сила», № 5, 2010 г.
- ↑ 1 2 3 4 М. Н. Савояров, Ю. Ханон. «Избранное Из бранного» (лучшее из худшего). — СПб.: Центр Средней Музыки, 2017 г.
- ↑ Е.В.Падучева, Статьи разных лет. — М.: Языки славянских культур, 2009 г.
- ↑ Ю. Д. Черниченко. Хлеб: Очерки. Повесть. — М.: Художественная литература, 1988 г.
- ↑ Л. Копелев, Р. Орлова. Мы жили в Москве: 1956-1980. — М.: Книга, 1990 г.
- ↑ Виктор Екимовский. «Автомонография» (глава первая). — второе. — М.: «Музиздат», 2008. — 480 с. — 300 экз. — ISBN 978-5-904082-04-8
- ↑ Каганская М. Памяти Анны. — Иерусалим: Солнечное сплетение. № 6, май-июнь 1999 г.
- ↑ В. Астафьев. «Обертон». М.: Вагриус, 1997 г.
- ↑ Ю. П. Мориц. По закону — привет почтальону! — М.: Время, 2005 г.
- ↑ Дмитрий Углев. Мой Рифмоград. Стихи. — б.м.: Ridero, 2018 г.
