Юнна Петровна Мориц

российская поэтесса

Ю́нна Петро́вна Мо́риц (р. 1937) — русская поэтесса.

Юнна Петровна Мориц
Статья в Википедии
Произведения в Викитеке
Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

править
  •  

Ёжик резиновый
Шел и насвистывал
Дырочкой в правом боку.

  — «Резиновый ежик»
  •  

И увидят все вокруг,
Что живёт на свете
Голубой красивый жук,
Голубой счастливый жук
И счастливый Петя.

  — "Счастливый жук"
  •  

Это, это же чудесно,
Что у всех, у всех детей
И у всех, у всех людей
На лице живут глаза

  — "Это очень интересно"
  •  

Я другой такой страны не знаю, где так злокачественно возненавидели патриотизм, как в России. (2012) — http://www.rg.ru/2012/09/03/morits-site.html

  •  

Диктатура либералов, тирания либералов,
Озверели комиссары либеральных идеалов...
Что-то в зверстве либералов есть от лагерных амбалов,
Крокодилов креативных, эффективных в той среде.

  — стихотворение "Вид сверху" из цикла "Не для печати"
  •  

Яд исцеляет только при свете разума. — http://www.morits.ru/cntnt/proz/rasskazy/kastryulka/svet_razum.html

  •  

...Напомнит что душа —
...Не мера, а избыток,
...И что талант — не смесь
...Всего, что любят люди,
...А худшее, что есть,
...И лучшее, что будет...

  •  

У меня — другая Украина,
Вам такая — даром не нужна!
У меня — другая Украина,
И Россия в этом не повинна…

  — «Другая Украина»[1]

Цитаты о Юнне Мориц

править
  •  

Рассказывают, что на каком-то собрании, перед отъездом за границу, Евтушенко возмущался:
― Меня будут спрашивать о деле Буковского. Снова мне отдуваться? Снова говно хлебать?! Юнна Мориц посоветовала из зала:
― Раз в жизни объяви голодовку
Юнна Мориц в Грузии. Заказывает стакан вина. Там плавают мухи. Юнна жалуется торговцу-грузину. Грузин восклицает:
― Где мухи ― там жизнь![2]

  Сергей Довлатов, «Записные книжки», 1990
  •  

Как в технике сграффито, образы поэмы обведены черной каймою. Жил мальчик В простой крестьянской семье. Желтоволосый С голубыми глазами, ― эта непритязательная строчка загорается бирюзой и золотым кадмием на черном фоне («черный, черный, черный»), как горят на черном чистые цвета мастеров Палеха и Мстеры. Черный лаковый цилиндр ставит точку в конце, черную дыру небытия. Ю. Мориц ― певец нравственный и благородный. Пускай иные стихотворцы пытаются восполнить слабости своей поэзии окололитературной шумихой, комплексуя, разражаясь статьями, ― Ю. Мориц честна, сила ее в стихе, стихи ее говорят сами за себя. Она остается своей, дворовой, из нашего двора, верной подругой. На нее всегда можно положиться в нынешней зыбкой актёрской тусовке. Мы не часто сейчас встречаемся с ней, но я в нее верю, она не подведет. Читает Юнна Мориц как подлинный поэт ― не заискивая перед аудиторией, без эстрадной жестикуляции ― читает как пишет. Она владеет ритмом, вернее, ритм ею. Поэтому так и внимает ей аудитория, читая над головами, что диктуют ей «сестра-ирония и лирика-сестрица». Духовная сила, вернее, духовная биология ― духовность, спрессована до материальности в ее ритмах. Это захлебывающаяся сила жизни, чувственная молодая страсть, огненное заклятье.[3]

  Андрей Вознесенский, «На виртуальном ветру», 1998
  •  

В 1954 году я был в одном московском доме, среди студенческой компании. За бутылками сидра и кабачковой икрой мы читали свои стихи и спорили. И вдруг одна восемнадцатилетняя студентка голосом шестидесятилетней чревовещательницы сказала:
Революция сдохла, и труп ее смердит. (Это была Юнна Мориц)… ― Е.Е., 1998) И тогда поднялась другая восемнадцатилетняя девушка с круглым детским лицом, толстой рыжей косой и, сверкая раскосыми татарскими глазами, крикнула:
― Как тебе не стыдно! Революция не умерла. Революция больна. Революции надо помочь. Эту девушку звали Белла Ахмадулина. Она вскоре стала моей женой.[4]

  Евгений Евтушенко, «Волчий паспорт», 1999
  •  

Но я о другой, ещё более забавной, так сказать, жизненной коллизии: мне просто безумно любопытно, как сейчас «известный музыкант» (и, действительно, не худший в своё время бард) Сергей Никитин относится к человеку, без песен на стихи которого они с женой так бы и остались «известными» в рамках исключительно какого-нибудь КСП города Мухосранска.
Если конкретно, к последнему из оставшихся в живых великих русских поэтов уходящей советской эпохи — Юнне Петровне Мориц. <...>
Потому как она, с одной стороны, с точки зрения той нынешней «либеральной интеллигенции», мировоззрение которой разделяют барды Никитины, куда более «нерукопожатна» даже по сравнению с несчастным Юрием Башметом, а с другой…
...А с другой – «Когда мы были молодые», «Апрель над кровлями витал, накрапывало сверху», «На этом береге туманном». Да даже «Пони бегают по кругу» и «Большой секрет для маленькой, для маленькой такой компании» — это, ребят, всё не Никитины.
Это — она.
Маленькая, седая, совершенно железная и, слава Богу, до сих пор живая женщина, имеющая наглость писать гениальные стихи, на фоне которых всеразличные включаемые чиновниками от министерства просвещения в школьную программу «современные литературные классики» выглядят, извините меня, совершенными литературными пигмеями. И иметь при этом совершенно не подобающее «либеральной интеллигенции» мировоззрение, которое было невозможно сломать и в годы Советской власти, и, тем более, сейчас.[5]

  Дмитрий Лекух, «Великий поэт, замолчанный заживо», 2013

Примечания

править
  1. Юнна Мориц: Так думаю и так я говорю. Комсомольская правда (16 июля 2014). Проверено 28 июля 2024.
  2. Сергей Довлатов, Собрание сочинений в 4-х томах. Том 4. — СПб.: «Азбука», 1999 г.
  3. Андрей Вознесенский. «На виртуальном ветру». — М.: Вагриус, 1998 г.
  4. Евгений Евтушенко, «Волчий паспорт». — Москва: Вагриус, 1999 г.
  5. Дмитрий Лекух, «Великий поэт, замолчанный заживо». О нерукопожатной Мориц, написавшей песни рукопожатного Никитина. — М.: «Однако» от 23 января 2013 г.