Гонец

Гоне́ц (от русск. гнать отчасти, устаревшее, историческое) — служитель, состоящий для посылок при присутственных местах; человек, личной целью которого было доставить важное известие или выполнить особое поручение, чаще всего имеющее разовый характер, напр. гонец с известием о поражении на Фермопилах. Изредка также гонец мог употребляться в значении: вестник.

Великий посланник (Дюрер, 1495)

Учитывая зачастую личный характер задания, в некоторых случаях гонец мог иметь высокий статус, быть высокопоставленным офицером, знатным человеком или политическим деятелем. Нередко разовые функции гонца мог выполнять также слуга или денщик (офицера). Со временем слово гонец вытеснили из обихода близкие к нему профессии, такие как: посыльный, нарочный, курьер или фельдъегерь. Сегодня это слово имеет чисто литературный, исторический оттенок.

Гонец в коротких цитатах

	Нарочный гонец сегодня же поскачет к сыновьям нашим; завтра они будут здесь, а послезавтра ― ты будешь иметь двух новых сыновей, а мы столько же дочерей.
	— Василий Нарежный, «Два Ивана, или Страсть к тяжбам», 1825

	Шлёт с письмом она гонца, Чтоб обрадовать отца. А ткачиха с поварихой, С сватьей бабой Бабарихой, Извести её хотят, Перенять гонца велят; Сами шлют гонца другого...
	— Александр Пушкин, «Сказка о царе Салтане», 1831

	Гонец, ты не раб, но товарищ и друг, И много, знать, верных у Курбского слуг, Что выдал тебя за бесценок!
	— Алексей Толстой, «Василий Шибанов», 1840-е

	«Ну, что же, назвал ли злодеев гонец?» «Царь, близок ему уж приходит конец, Но слово его всё едино, Он славит свого господина...
	— Алексей Толстой, «Василий Шибанов», 1840-е

	Гонец в дверях — едва переступает порог, он бледен, шатается он, кажется, скоро грохнет на пол… Он ничего не видит — ни царя, ни бояр… — Поддержите… он упадёт…
	— Даниил Лукич Мордовцев, «За чьи грехи?». Эпилог, 1890

	Гонец не договорил. От Симбирска до Москвы он загнал семь лучших коней — не спал и не ел во весь путь… Гонца увели, он потерял сознание…
	— Даниил Лукич Мордовцев, «За чьи грехи?». Эпилог, 1890

	Гонец примчался запыленный, За ним сейчас еще другой, И царь, горящий и влюблённый, С надеждой смотрит пред собой.
	— Николай Гумилёв, «Дева Солнца» (Из сборника «Путь конквистадоров»), 1905

	Через 7 дней внезапно приехал гонец из Петербурга. «Вы должны бежать немедля, — сказал он, — мы имеем основания думать, что власти напали на ваш след». <...> Этот же гонец составил мне мой маршрут и дал адрес того лица, которое должно было провести меня через границу.
	— Георгий Гапон, «История моей жизни», 1905

	И спросил себя гонец: «Хотел бы я знать, что ж такое пишет хан Аббас хану Ибрагиму, что заставляет ночью, в стужу, среди опасностей лететь над пропастями человека?» Остановился гонец, разжёг огонь, сломал твою ханскую печать, разорвал шёлковый шнурок и прочёл письмо.
	— Влас Дорошевич, Сказки и легенды «Хан и мудрец», 1905

	Гонцы скакали далеко впереди королевского поезда и предупреждали каждый город, каждую деревеньку, каждое местечко о том, что едет король.
	— Лидия Чарская, «Волшебный оби», 1912

	Амур откормленный, любви гонец крылатый! Ужели и моих томлений ты вожатый?
	— Наталья Крандиевская-Толстая, «Амур откормленный, любви гонец крылатый...», 1916

	Так поспеши ж, гонец ширококрылый, Сильней стучи в незапертую дверь, Чтоб он услышал голос избавленья От голода и от скорбей земных.
	— Эдуард Багрицкий, «Трактир», 1920

	Гонцам, принесшим дурные вести, рубят головы…
	— Александр Терехов, «Бабаев», 2003

Гонец в публицистике и документальной прозе

«И вот, спустя много дней, царь Апопи послал князю (царю Секененра) Южного Города (Фив) сказать то, что сообщили ему его скрибы и мудрецы. И вот, когда гонец, посланный царем Апопи, достиг князя Южного Города, он был приведен к князю Южного Города. Тогда сказали Они (князь) гонцу царя Апопи: „Что привело тебя в Южный Город, и зачем отправился ты в это путешествие?“ Гонец отвечал ему (князю): „Это царь Апопи послал сказать тебе: некто (т. е. гонец) приходит (к тебе) по поводу озера с гиппопотамами, находящегося в Городе (Фивах), ибо они не дают мне спать, днем и ночью их возня у меня в ушах“. Тогда князь Южного Города горевал (долгое) время, и случилось там, что он не мог ничего сказать гонцу царя Апопи». В сохранившихся отрывках, по-видимому, говорится далее о том, что Секененра послал Апопи дары с обещанием исполнить все его требования; после чего «(гонец царя) Апопи отправился восвояси туда, где был его владыка. Затем князь Южного Города велел собрать своих вельмож, своих великих князей, а также своих офицеров и начальников… и он передал им, зачем царь Апопи присылал к нему. После того они все сразу умолкли на долгое время и не могли сказать ему ни дурного, ни хорошего. Затем царь Апопи послал их…»

— Джеймс Генри Брэстед, «История Египта с древнейших времён до персидского завоевания», 1905

Гонец в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

Через 7 дней внезапно приехал гонец из Петербурга. «Вы должны бежать немедля, — сказал он, — мы имеем основания думать, что власти напали на ваш след». И он в таких мрачных красках обрисовал мне современное положение, что я решил бежать, не ожидая паспорта, который должен был прийти завтра. Правда, всюду в России шло брожение, во всех больших городах происходили стачки, но, за недостатком оружия, все они носили мирный характер. Мне предстояло или бежать, или быть арестованным. Этот же гонец составил мне мой маршрут и дал адрес того лица, которое должно было провести меня через границу. Я должен был ехать до Пскова, а там пересесть на Варшаву, но, доехав до Вильно, должен был возвратиться на Двинск, а оттуда через Ш. ехать к границе. Поезд, с которым я должен был ехать, отходил от соседней станции через несколько часов.

— Георгий Гапон, «История моей жизни», 1905

Когда начался спектакль и на сцене оказался весь английский двор, граф Болинброк и герцогиня Мальборо, курьер Томпсон ― Фивейский с трудом вышел на сцену на негнущихся подагрических ногах, тяжело опираясь на посох. «Ступайте в Сити, передайте письмо миссис Абигайль Черчилль и скажите, чтобы она немедленно явилась во дворец», ― небрежно протянул свиток Плятт ― Болинброк скрюченному курьеру. Но не тут-то было. Но не тут-то было. «А-ась?» ― приложив руку к уху, крикнул ставший вдруг глухим стариком курьер. Встревоженный Плятт громко повторил свое распоряжение. «А-ась?» ― настаивал курьер. Находчивый Болинброк вложил послание курьеру в руку, повторил приказ и слегка подтолкнул его. Стоящая лицом к зрителю Ирина Вульф ― Мальборо закрыла лицо спасительным веером. Но выйти из комнаты курьер не спешил, внезапно выронив письмо из дрожащих рук. Когда он мучительно «пытался» поднять его, ему «отказали» ноги и несчастный гонец растянулся на полу, с грохотом уронив посох. Действие послушно остановилось. Плятт разрывался, собирая послания, поднимая посох и самого гонца, который, кряхтя, ронял их опять. Все повторялось снова и снова, пока, мокрый от сдавленного хохота и напряжения, Ростислав Янович, забрав письмо и палку, не поднял гонца на руки и не вынес его со сцены.

— Фаина Раневская, «Вся жизнь», 1970-е

	У нас были специальные гонцы, которых мы отправили по всей России. Как только они находили товар, который можно экспортировать, то моментально открывали там отделение кооператива «Техника» и начинали работать ― как ни странно, в том числе и на благо этого завода… Уникальность ситуации была в том, что зарабатывать можно было на чем угодно. Около 1200 процентов годовых давала нам одна сделка.
	— Артём Тарасов, «Миллионер», 2004

Гонец в беллетристике и художественной прозе

Если и тебе, пан Харитон, предложение наше не противно, то ударим по рукам и назовем один другого добрыми сватами. Нарочный гонец сегодня же поскачет к сыновьям нашим; завтра они будут здесь, а послезавтра ― ты будешь иметь двух новых сыновей, а мы столько же дочерей. Пан Харитон сидел в великой задумчивости, и на лице его видно было некоторое неудовольствие и досада. Однако ж он скоро оправился и, взглянув на соседов с добросердечием, сказал: ― Истинно жалею, что такое предложение слышу от вас уже поздно и исполнить требование ваше совершенно не в силах.

— Василий Нарежный, «Два Ивана, или Страсть к тяжбам», 1825

На третий день вернулся гонец и рассказал королеве следующее: «Я не мог отыскать ни одного нового имени, но когда я из-за леса вышел на вершину высокой горы, куда разве только лиса да заяц заглядывают, то я там увидел маленькую хижину, а перед нею разведен был огонёк, и около него поскакивал пресмешной человечек, приплясывая на одной ножке и припевая: Сегодня пеку, завтра пиво варю я, А затем и дитя королевы беру я; Хорошо, что не знают — в том я поручусь — Что Хламушкой я от рожденья зовусь».

— Братья Гримм, «Хламушка», 1857

— Как же это сумел ты столько земель и так скоро пробежать? — А вот как, — отвечал гонец — обратился в оленя быстроногого, пробежал раз-другой по царевниной палате, подошёл к Марье-царевне и положил к ней на колени свою голову; она взяла ножницы и вырезала у оленя с головы клок шерсти. Олень обратился в зайца, заяц попрыгал немного по комнате и вскочил к царевне на колени; она вырезала у него клок шерсти. Заяц обратился в маленькую птичку с золотой головкою, птичка полетала немного по комнате и села к царевне на руку; Марья-царевна срезала у ней с головы золотых пёрышков, и всё это — и оленью шерсть, и заячью шерсть, и золотые пёрышки завязала в платок и спрятала к себе. Птичка золотая головка обратилась в гонца.

— Александр Афанасьев, Народные русские сказки; «Скорый гонец», 1863

Гонец, которому так обрадовалась старая няня Аксентьевна, ехал с грамотами из Москвы, из малороссийского приказа, к гетману правобережной Украины, к «Петру Дорофеичу», как величали московские люди Дорошенко, когда были довольны им или хотели его задобрить, и которого тотчас же превращали в «Петрушку» с укоризненным прозвищем «Дорошонок», как только имели повод на него гневаться. Приехавший в Чигирин гонец был не простой москвич, а молодой думный дворянин, «государев холопишко Федька Соковнин», как он сам писал себя, родной брат двух «великих страстотерпиц», боярыни Морозовой и княгини Урусовой. Не одна старая няня обрадовалась Соковнину: «боярыня и пания Олена Митревна Брюховецкова», как называл ее московский гонец, расплакалась от умиления, увидав больше, чем «собачку с родной стороны», человека, который знал ее девушкою и видел, как она в последний раз «своею девичьею красою — русою косою светила», то есть был у нее на свадьбе в числе ближних гостей, мало того — ближних-ближайших: Федор Прокопьевич Соковнин был на этой свадьбе «тысяцким» и на коне, с саблей наголо, стоял, по московскому обычаю, всю брачную ночь у подклети, в то время когда в подклети между новобрачными, гетманом и боярином Иваном Мартыновичем Брюховецким и княжною Оленушкою Долгорукой, «доброе совершалось».

— Даниил Лукич Мордовцев, «Великий раскол». Часть 2, глава IX «Гонец из Москвы», 1880-е

Алексей Михайлович ждет совета от святейшего патриарха, на него вопросительно поглядывает — не вразумит ли его Господь? А святейший патриарх только шепчет, глядя на лик Спасителя: «Услыши ны, Боже, Спасителю наш, упование всех концев земли и сущих в мори далече»… И Он услышал!.. Там, на крыльце, или на дворе, пронесся вдруг ропот не то изумления, не то испуга: — Гонец!.. гонец пригнал!.. с какими вестями?.. И столовая изба вся встрепенулась — точно шум ветра прошел по ней… Глаза у всех уставлены на дверь — ожидание, томление, испуг… «Услыши ны, Боже!..» Гонец в дверях — едва переступает порог, он бледен, шатается он, кажется, скоро грохнет на пол… Он ничего не видит — ни царя, ни бояр… — Поддержите… он упадёт… Бояре его поддерживают… Он силится говорить… — Великий государь!.. воевода князь Юрий… твои государевы рати… вора Стеньку… и его толпища… разбили наголову… Крик радости вырвался из сотни грудей. Все крестились… — Самого вора Стеньку… Воин Ордин-Нащокин… саблею посек в голову… а Воина изрубили… Гонец не договорил. От Симбирска до Москвы он загнал семь лучших коней — не спал и не ел во весь путь… Гонца увели, он потерял сознание… Все оглянулись на старого Ордина-Нащокина, который сидел недалеко от царя: по лицу старика текли слезы — слезы скорби и радости.

— Даниил Лукич Мордовцев, «За чьи грехи?». Эпилог, 1890

— Однажды ты, великий хан, послал гонца к соседнему хану Ибрагиму. Дал ему письмо, как следует перевязав шёлковым шнурком и припечатав своим перстнем. И велел гонцу: «Не останавливаясь, лети к хану Ибрагиму и отдай ему это письмо». Дело было под ночь. Полетел гонец через скалы, через ущелья, по таким тропинкам, по которым и туру проскакать только днём. Ветер горный, ледяной, свистал ему в уши, рвал на нём одежду. И ни на мгновенье ока нельзя было выпустить лука из рук, — вдруг выскочат разбойники. И на каждый куст надо было смотреть в оба: не сидит ли засада. И спросил себя гонец: «Хотел бы я знать, что ж такое пишет хан Аббас хану Ибрагиму, что заставляет ночью, в стужу, среди опасностей лететь над пропастями человека?» Остановился гонец, разжёг огонь, сломал твою ханскую печать, разорвал шёлковый шнурок и прочёл письмо. Что теперь было делать гонцу? К хану Ибрагиму нельзя привезти прочитанного письма без шнурка и без печати. И к тебе вернуться нельзя: как мог сломать печать и открыть письмо. Да ещё вдобавок, — рассмеялся Сефардин, — прочитав письмо, гонец в нём ничего не понял. Потому что писал ты, хан, Ибрагиму о ваших с ним делах, гонцу совсем неизвестных. Дал тебе аллах жизнь нести, — неси. Аллах умнее самых мудрых. Он знает — зачем. А мы, если бы и узнали, может, всё равно не поняли бы. Это дело аллаха.

— Влас Дорошевич, Сказки и легенды «Хан и мудрец», 1905

За ними в золотой карете, окружённый блестящею свитою, ехал король. Он пускался в дальний путь объезжать свою обширную страну и знакомиться с жизнью народа. Гонцы скакали далеко впереди королевского поезда и предупреждали каждый город, каждую деревеньку, каждое местечко о том, что едет король. И куда бы ни приезжал он, всюду его встречали нарядные, весёлые, сытые люди с сияющими радостью лицами, в дорогих платьях и на золотых блюдах подносили драгоценные дары своему королю. ― Но где же голодные мои подданные?

— Лидия Чарская, «Волшебный оби», 1912

Гонец в поэзии

	Вставай, слуга! коня седлай! Чрез рощи и поля Скачи скорее ко дворцу Дункана-короля! Зайди в конюшню там и жди! И если кто войдёт, Спроси: которую Дункан Дочь замуж отдаёт?
	— Генрих Гейне (перевод М.Михайлова), «Гонец», 1820-е (1858)

Наступает срок родин; Сына бог им дал в аршин, И царица над ребёнком Как орлица над орлёнком; Шлёт с письмом она гонца, Чтоб обрадовать отца. А ткачиха с поварихой, С сватьей бабой Бабарихой, Извести её хотят, Перенять гонца велят; Сами шлют гонца другого Вот с чем от слова до слова: «Родила царица в ночь Не то сына, не то дочь; Не мышонка, не лягушку, А неведому зверюшку». Как услышал царь-отец, Что донес ему гонец, В гневе начал он чудесить И гонца хотел повесить; Но, смягчившись на сей раз, Дал гонцу такой приказ: «Ждать царёва возвращенья Для законного решенья». Едет с грамотой гонец, И приехал наконец. А ткачиха с поварихой, С сватьей бабой Бабарихой, Обобрать его велят; Допьяна гонца поят И в суму его пустую Суют грамоту другую — И привёз гонец хмельной В тот же день приказ такой: «Царь велит своим боярам, Времени не тратя даром, И царицу и приплод Тайно бросить в бездну вод».

— Александр Пушкин, «Сказка о царе Салтане», 1831

И молвил так царь: «Да, боярин твой прав, И нет уж мне жизни отрадной, Кровь добрых и сильных ногами поправ, Я пёс недостойный и смрадный! Гонец, ты не раб, но товарищ и друг, И много, знать, верных у Курбского слуг, Что выдал тебя за бесценок! Ступай же с Малютой в застенок!» Пытают и мучат гонца палачи, Друг к другу приходят на смену: «Товарищей Курбского ты уличи, Открой их собачью измену!» И царь вопрошает: «Ну что же гонец? Назвал ли он вора друзей наконец?» «Царь, слово его всё едино: Он славит свого господина!» День меркнет, приходит ночная пора, Скрыпят у застенка ворота, Заплечные входят опять мастера, Опять зачалася работа. «Ну, что же, назвал ли злодеев гонец?» «Царь, близок ему уж приходит конец, Но слово его всё едино, Он славит свого господина...

— Алексей Толстой, «Василий Шибанов», 1840-е

	Однажды солнце догорало И тихо теплились лучи, Как песни вышнего хорала, Как рати ангельской мечи. Гонец примчался запыленный, За ним сейчас еще другой, И царь, горящий и влюбленный, С надеждой смотрит пред собой. Как звуки райского напева, Он ловит быстрые слова, «Она живет, святая дева… О ней уже гремит молва…»
	— Николай Гумилёв, «Дева Солнца» (Из сборника «Путь конквистадоров»), 1905

	Здесь был священный лес. Божественный гонец Ногой крылатою касался сих прогалин. На месте городов ни камней, ни развалин. По склонам бронзовым ползут стада овец.
	— Максимилиан Волошин, «Здесь был священный лес...» (из цикла «Киммерийские сумерки»), 1907

	Амур откормленный, любви гонец крылатый! Ужели и моих томлений ты вожатый? Не верю. Ты, любовь, печальница моя. Пришла незванная. Согрета тайно я Твоей улыбкою и благостной, и строгой.
	— Наталья Крандиевская-Толстая, «Амур откормленный, любви гонец крылатый...», 1916

И уж бежит к земле По лестнице, высокой и скрипучей, Гонец ширококрылый. И к нему Все ближе придвигается земля… Уже он смутно различает крыши, Верхи деревьев, купола соборов, Он видит свет из-за прикрытых ставен. И в уличном сиянье фонарей Вечерний город, смутен и спокоен. По лестнице бежит гонец послушный, Распугивая голубей земных, Заснувших под застрехами собора. И грузный разговор колоколов Гонец впивает слухом непривычным… Все ниже, ниже в царство чердаков, В мир черных лестниц, средь стропил гниющих, Бежит гонец, и в паутине пыльной Легко мелькает ясная одежда И крылья распростертые его… О, как близка голодная обитель, Где изможденный молится певец! Так поспеши ж, гонец ширококрылый, Сильней стучи в незапертую дверь, Чтоб он услышал голос избавленья От голода и от скорбей земных.

— Эдуард Багрицкий, «Трактир», 1920

См. также

• Курьер
• Фельдъегерь
• Посыльный
• Нарочный
• Половой
• Камердинер
• Билетёр
• Швейцар
• Консьерж
• Дворник
• Лакей