Александр Петрович Сумароков
Алекса́ндр Петро́вич Сумаро́ков (1717—1777) — русский поэт, писатель и драматург, один из крупнейших представителей русской литературы XVIII века, создатель репертуара первого русского театра.
Александр Петрович Сумароков | |
Статья в Википедии | |
Произведения в Викитеке | |
Медиафайлы на Викискладе |
Цитаты
правитьВольтер, <…> лучшие его трагедии <…> есть некое сокровище стихотворства. Как «Генрияда», так и трагедии его важностью, сладостью, остротой и великолепием наполнены. Склад его летуч, слова избранны, изъяснения проницательны, а всё то купно показывает в нём великого стихотворца. | |
— примечания к «Двум эпистолам», 1747 |
— «К добру или к худу человек рождается» |
Пропади такое великолепие, в котором нет ясности.[2] | |
— «К несмысленным стихотворцам» |
Восприятие чужих слов, а особливо без необходимости, есть не обогащение, но порча языка. | |
— «О истреблении чужих слов из русского языка» |
Многоречие свойственно человеческому скудоумию. <…> Быстрота разума слов берёт по размеру мыслей, и не имеет в словах ни излишества, ни недостатка.[2] | |
— «Письмо об остроумном слове» |
Поэзия
править- см. «Эпистолу о русском языке» и «Эпистолу о стихотворстве», 1747
Они работают, а вы их труд ядите.[К 1] | |
— «Жуки и Пчёлы», 1752 [1762] |
О приятное приятство! | |
— «Песня», начало 1750-х [1781] |
Хотя ей три часа казались за неделю, | |
— эпиграмма, <1756> |
Беспорочна добродетель, | |
— «Ода о добродетели», 1759 |
Танцовщик! Ты богат. Профессор! Ты убог. | |
— эпиграмма, 1759 |
В пустынях диких обитая, | |
— «Противу злодеев», 1760 |
Среди игры, среди забавы, | |
— «Ода на суету мира», 1763 |
И столько хитро воспеваю, | |
— «Ода вздорная» II, 1766 [1781] |
— «Стихи», после 1769 (?) |
Какое барина различье с мужиком? | |
— «О благородстве», не позднее 1771 |
Когда монарх насилью внемлет, | |
— «Ода цесаревичу Петру Павловичу», 1771 |
Не уповайте на князей: | |
— «Из 145 псалма», 1773 |
— «Стихи Дюку Браганцы», 1774 |
Притчи
правитьАпреля в первое число. | |
— «Апреля первое число» |
— «Болван», 1760 |
Возница пьян, коней стегает, | |
— «Возница пьяный» |
— «Волк и Журавль» |
— «Обезьяна-стихотворец», 1763 |
В Венеции послом шалун какой-то был, | |
— «Посол Осёл» |
О Сумарокове
правитьСударь, Ваше письмо и Ваши сочинения — прекрасное доказательство, что талант и вкус обретаются в любой стране. | |
Monsieur, votre lettre et vos ouvrages sont une grande preuve que le génie et le goût sont de tout pays. | |
— Вольтер, письмо Сумарокову 26 февраля 1769 |
Различных родов стихотворными и прозаическими сочинениями приобрёл он себе великую и бессмертную славу не только от россиян, но и от чужестранных академий и славнейших европейских писателей. И хоть первый он из россиян начал писать трагедии по всем правилам театрального искусства, но столько успел во оных, что заслужил название северного Расина. Его эклоги равняются знающими людьми с виргилиевыми и поднесь ещё остались неподражаемы; а притчи его почитаются сокровищем российского Парнаса; и в сём роде стихотворения далеко превосходит он Федра и де ла Фонтена, славнейших в сём роде. Впрочем, все его сочинения любителями российского стихотворства весьма много почитаются. | |
— Николай Новиков, «Опыт исторического словаря о российских писателях», 1772 |
Если ваше величество призовёт к себе и побеседует раз-другой с вашим посредственным Сумароковым, если вы дадите ему тему для поэмы, вам, быть может, удастся сделать из него настоящего человека. Если же он всё-таки останется прежним, эта милость разбудит какого-нибудь другого одарённого человека… | |
Si Votre Majesté appelle une fois ou deux votre médiocre Soumarokoff, si elle lui donne le sujet de son poème, peut-être en fera-t-elle un homme. S'il reste ce qu'il est, celte faveur éveillera un homme de génie… | |
— Дени Дидро, «О терпимости»,1774 («Философские, исторические и другие записки различного содержания») |
Сумароков ещё сильнее Ломоносова действовал на публику, избрав для себя сферу обширнейшую. Подобно Вольтеру, он хотел блистать во многих родах — и современники называли его нашим Расином, Мольером, Лафонтеном, Буало. Потомство не так думает; но, зная трудность первых опытов и невозможность достигнуть вдруг совершенства, оно с удовольствием находит многие красоты в творениях Сумарокова и не хочет быть строгим критиком его недостатков. Уже фимиам не дымится перед кумиром; но не тронем мраморного подножия; оставим в целости и надпись: Великий Сумароков!.. <…> в трагедиях <…> он старался более описывать чувства, нежели представлять характеры в их эстетической и нравственной истине, <…> называя героев своих именами древних князей русских, не думал соображать свойства, дела и язык их с характером времени. | |
— Николай Карамзин, «Пантеон российских авторов», 1802 |
Сумароков лучше знал русский язык, нежели Ломоносов, и его критики (в грамматическом отношении) основательны. Ломоносов не отвечал или отшучивался. | |
— Александр Пушкин, материалы к «Отрывкам из писем, мыслям и замечаниям», 1827 |
— возможно, Амплий Очкин, «Сочинения Александра Пушкина». Томы IX, X и XI |
Говорить не в шутку о карикатурных притчах Сумарокова смешно и безрассудно: обыкновенно простота его есть плоскость, игривость — шутовство, свободность — пустословие; живопись — местами яркое, но по большей части грубое малярство. | |
— «Известие о жизни и стихотворениях Ивана Ивановича Дмитриева», 1821 |
Что кинуло наш театр на узкую дорогу французской драматургии? Слабые и неудачные сколки Сумарокова с правильных, но бледных подлинников французской Мельпомены. | |
— «О „Кавказском пленнике“, повести соч. А. Пушкина», 1822 |
… трагедии <…> коле[я], проведённ[ая] у нас Сумароковым не с лёгкой, а разве с тяжёлой руки. | |
— «Письмо в Париж», 1825 |
Если и были примеры, что возвышенные литераторы современные враждовали между собою и неприязнью своею утешали тайных ненавистников своих, то примеры, по счастию, довольно редки. <…> Распри Ломоносова с Сумароковым не идут к делу. Сумароков был раздражительное дитя; <…> он в Ломоносове не столько поэта, сколько преобразователя языка ненавидел. Грамматический старовер, он чуждался, страшился новизны, как ереси; а где вмешается раскол, там рассудок и чувство побеждаются предубеждением. | |
— «О духе партий; о литературной аристократии», 1830 |
1830-е
правитьНикто так не умел сердить Сумарокова, как Барков. Сумароков очень уважал Баркова, как учёного и острого критика, и всегда требовал его мнения касательно своих сочинений. Барков, который обыкновенно его не баловал, пришёл однажды к Сумарокову: «Сумароков великий человек, Сумароков первый русский стихотворец!» — сказал он ему. Обрадованный Сумароков велел тотчас подать ему водки, а Баркову только того и хотелось. Он напился пьян. Выходя, сказал он ему: «Александр Петрович, я тебе солгал: первый-то русский стихотворец — я, второй Ломоносов, а ты только что третий». Сумароков чуть его не зарезал. | |
— Александр Пушкин, «Table-talk» |
Аттенция, с которой [публика] приняла Курганова письмовник, ободрила писак на дальнейшие подвиги, и вот <…> трагедия завыла Сумароковым… | |
— Александр Бестужев, «Клятва при Гробе Господнем» Н. Полевого, 1833 |
Вышла стихотворная книжица, зовомая «Вастола, или Желания» <…>. Можно б подумать, <…> что пиима сия есть труд блаженной памяти стиходетеля А. П. Сумарокова, если б оригинал её не принадлежал Виланду, который жил позже трудолюбивого соперника Ломоносова и который писал на немецком диалекте, маловедомом достопочтенному прелагателю Расина и Лафонтена.[7][6] | |
— Николай Надеждин или Виссарион Белинский, <О мнимом сочинении Пушкина: Вастола>[К 3] |
Он писал во всех родах, в стихах и прозе, и думал быть русским Вольтером. Но при рабской подражательности Ломоносова, он не имел ни искры его таланта. Вся его художническая деятельность была не что иное, как жалкая и смешная натяжка. Он не только не был поэт, но даже не имел никакой идеи, никакого понятия об искусстве, и всего лучше опроверг собой странную мысль Бюффона, что будто гений есть терпение в высочайшей степени. А между тем этот жалкий писака пользовался такою народностию! Наши словесники не знают, как и благодарить его за то, что он был отцом российского театра. Почему ж они отказывают в благодарности Тредьяковскому за то, что он был отцом российской эпопеи! Право, одно от другого не далеко ушло. Мы не должны слишком нападать на Сумарокова за то, что он был хвастун: он обманывался в себе так же, как обманывались в нём его современники; на безрыбье и рак рыба, следовательно, это извинительно, тем более что он был не художник. | |
— «Литературные мечтания», ноябрь 1834 |
Литература наша началась веком схоластицизма, потому что направление её великого основателя было не столько художественное, сколько учёное <…>. Сильный авторитет его бездарных последователей, из коих главнейшими были Сумароков и Херасков, поддержал и продолжил это направление. Не имея ни искры гения Ломоносова, эти люди пользовались не меньшим и ещё чуть ли не бо̀льшим, чем он, авторитетом и сообщили юной литературе характер тяжёло-педантический. | |
— «О русской повести и повестях г. Гоголя («Арабески» и «Миргород»)», сентябрь 1835 |
Плодовитая и досужая бездарность Сумарокова наводнила современную ему литературу уродливыми «притчами». | |
— «Басни Ивана Крылова. <…> Сороковая тысяча», 14 мая 1840 |
Я согласен, что он принёс своего рода пользу и сделал частицу добра для общества; но не хочу кланяться грязному помелу, которым вымели улицу. Помело всегда помело, хотя оно и полезная вещь. <…> Сумароков нападал на невежество — и сам не больше других знал <…>. Главная причина негодования Сумарокова на общественное невежество состояла в том, что оно мешало обществу понимать его пресловутые трагедии; а подьячих преследовал он сколько потому, что имел до них дела, столько и для острого словца. <…> в сочинениях его не заметно ни малейших следов лучшего идеала общественности. <…> | |
— «Русская литература в 1841 году», декабрь |
О поэзии тогда думали иначе, нежели думают теперь, и, при страсти к писанию и раздражительном самолюбии, трудно было не сделаться великим гением. | |
— «Сочинения Александра Пушкина», статья первая, май 1843 |
Сумароков теперь забыт, не знать его невозможно; таланта поэзии в нём не было и признака; но всё же он человек способный, и ему литература наша обязана многим. Сделать то, что сделал он, было не совсем легко, а потому, кроме его, и не нашлось никого, кто взялся бы за его дело. Сумароковых у нас было много, и нельзя сказать, чтоб их не было и теперь. Разница та, что теперешние Сумароковы уже обязаны иметь не одну способность, но купно и что-то вроде дарования, для того, чтоб успеть хотя ненадолго в какой-нибудь ещё неизвестной отрасли литературы. | |
— «„Воспоминания Фаддея Булгарина“. Две части», апрель 1846 [1862] |
… до Пушкина всё движение русской литературы заключалось в стремлении, хотя и бессознательном, освободиться от влияния Ломоносова и сблизиться с жизнию, с действительностию, следовательно, сделаться самобытною, национальною, русскою. Если в произведениях Хераскова и Петрова, так незаслуженно превознесённых современниками, нельзя увидеть ни малейшего прогресса в этом отношении, — зато прогресс есть уже в Сумарокове, писателе без гения, без вкуса, почти без таланта, но на которого современники смотрели, как на соперника Ломоносова. Попытки Сумарокова, хотя и неудачные, <…> показывают какое-то стремление на сближение литературы с жизнию. И в этом отношении сочинения Сумарокова, лишённые всякого художественного или литературного интереса, заслуживают изучения, так же как имя его, сперва не по достоинству превозносимое, а потом столько же несправедливо унижаемое, заслуживает уважения в потомстве. | |
— «Взгляд на русскую литературу 1846 года», декабрь |
Сумароков был не в меру превознесен своими современниками и не в меру унижаем нашим временем. Мы находим, что как ни сильно ошибались современники Сумарокова в его гениальности, <…> но они были к нему справедливее, нежели потомство. <…> В то время талант делал человека известным императрице и вёл его к чинам и орденам, и Сумароков <…> не за что иное очутился действительным статским советником и кавалером, как за свой талант. В то время, как и в наше, не мало бы нашлось охотников до чинов и почестей, которые не пожалели бы трудов, бумаги и чернил, чтобы возвыситься через литературу. Однако ж успели в этом немногие, именно те только, за которыми общее мнение утвердило громкое имя гения или великого таланта. Сумароков больше других был любимцем публики своего времени; поэтические произведения Ломоносова больше уважали, а Сумарокова — больше любили. Это понятно: он больше Ломоносова был беллетрист, его сочинения были легче, доступнее для понятия большинства, больше имели отношения к жизни. Он писал не одни трагедии, но и комедии, плохие, конечно, но лучше которых тогда не было. <…> Его «Димитрий Самозванец» давался на наших губернских театрах и привлекал в них многочисленную публику ещё в двадцатых годах настоящего столетия. Сумароков имел огромное влияние на распространение на Руси любви к чтению, к театру, следовательно, образованности. <…> Когда наступила в русской литературе эпоха критики и поверки старых авторитетов, Сумарокова втоптали в грязь, но несправедливо, потому что руководствовались одною эстетическою точкою зрения и вовсе упустили из виду историческую. Мы уверены, что не далеко то время, когда презрение с имени Сумарокова будет снято. Сумароков уронил себя в потомстве больше всего своим характером, раздражительным, мелочно самолюбивым, нагло хвастливым. <…> | |
— «Два Ивана, два Степаныча, два Костылькова. Роман Н. Кукольника», февраль 1847 |
Статьи о произведениях
правитьКомментарии
править- ↑ Строка выбрана Н. И. Новиковым эпиграфом к сатирическому журналу «Трутень» (1769)[3].
- ↑ В русской литературе это выражение Сумароков использовал едва ли не первым[3].
- ↑ Заметка вызвала отповедь А. Ф. Воейкова[8].
- ↑ После статьи А. Ф. Мерзлякова «Рассуждении о российской словесности в нынешнем её состоянии».
Примечания
править- ↑ История русской критики. Т. 1. — Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1958. — С. 72.
- ↑ 1 2 Ода как ораторский жанр // Юрий Тынянов. Архаисты и новаторы. — Петроград: Прибой, 1929.
- ↑ 1 2 Сумароков, Александр Петрович // Цитаты из русской литературы / составитель К. В. Душенко. — М.: Эксмо, 2005.
- ↑ Русская эпиграмма / составление, предисловие и примечания В. Васильева. — М.: Художественная литература, 1990. — Серия «Классики и современники». — С. 303, 362.
- ↑ Подпись: …..ъ …..ъ // Санкт-Петербургские ведомости. — 1841. — № 259 (13 ноября).
- ↑ 1 2 Пушкин в прижизненной критике, 1834—1837. — СПб.: Государственный Пушкинский театральный центр, 2008. — С. 106, 328, 426, 556. — 2000 экз.
- ↑ Без подписи // Молва. — 1836. — Ч. 11. — № 1 (вышел 2-5 февраля). — С. 6-7.
- ↑ А. Кораблинский // Литературные прибавления к «Русскому инвалиду». — 1836. — № 45, 3 июня. — С. 359.
Ссылки
править- Собрание сочинений на Lib.Ru/Классика
- Отдел о Сумарокове на сайте niv.ru (Наука. Искусство. Величие)