Мой мескалитовый трип

«Мой мескалитовый трип» (англ. My Mescalito Trip) — эссе Виктора Пелевина 2002 года о Карлосе Кастанеде. Опубликовано на английском языке.

Цитаты

	... когда вы живёте в гулаге со дня вашего рождения, чтение книги о гулаге в свободное время выглядит уж слишком патриотически. Вам хочется чего-то иного.
	When you live in a gulag from the day of your birth, reading a book about gulag in your free time feels a bit too patriotic. You want something different.

Самый красивый трюк Кастанеды был основан на популярной вере в существование вымысла и реальности. Эта вера принимает за очевидный факт, что существует качественное различие между двумя видами книг. Если первая излагает удивительную историю, которая никогда не происходила с вымышленным персонажем, то вторая — удивительную историю, которая никогда не произойдёт с вами. Такое различие существует, но это различие не между книгами, а между предустановками читательского сознания. В этом заключается реальная магия, которая делает четыре Евангелия либо унылым образцом древнего постмодернизма, либо правдивой историей, которая разворачивается перед вашими глазами. Текст тут не при чём. Что легенда, а что правда, зависит только от вашей готовности украсить легенду красками жизни. Кастанеда эксплуатирует этот психический феномен, который, между прочим, он описал в своих книгах с непринужденностью и блеском, не доступной никакому другому современному пророку, по крайней мере из деловых кругов. Его работа воспринималась как документ, хотя позже его издатели скромно переместили её в таинственную категорию «Мистика». Но если западный массовый книжный рынок безоговорочно поместил Дона Хуана среди явлений поп-культуры 60-ых и 70-ых, то в Советском Союзе он был тайным знанием для небольшой группы избранных даже десятилетие спустя.

Castaneda's most beautiful trick was based on the popular belief in the existence of fiction and nonfiction. This belief takes it for granted that there is a qualitative difference between two books if the first one tells a success story that never happened to a fictitious character, and the second one tells a success story that will never happen to you. In a way, this difference does exist. But it is not a difference between two books, it is a difference between two settings of the reader's mind. Here lies the real magic that makes the four Gospels either a dull specimen of ancient postmodernism or the Truth that proves itself as it unfolds in front of your eyes. Never mind the text. What matters is the legend, or, to be precise, your willingness to kindle this legend with life. Castaneda capitalized on this psychic phenomenon — which, by the way, he described in his books — with the ease and brilliance no other modern prophet was able to match, at least in business terms. His work was considered nonfiction, though later his publishers unobtrusively moved it to the arcane "Arkana" category. But if the mass-market production of Castaneda's books in the West firmly placed Don Juan among the phenomena of the '60s­'70s pop culture, in the Soviet Union he was a mystery known to the selected few even a decade later.

Самиздатовским воплощением книг Кастанеды были фотокопии машинописного перевода. Это стало причиной того, что доступ к ксероксу мог резко поднять ваше положение в тайной иерархии. Качество ваших кастанедовских листков выдавало вашу близость к таинственному центру оккультного знания, ибо обычно имели хождение копии с копий, копии с копий с копий — и так до бесконечноси. Иногда буквы были настолько бледные, что когда наконец удавалось дочитать страницу, вы чувствовали себя египтологом, сумевшим реконструировать надпись на полуразрушенном обелиске. Переводы были технически правильны, но имели больше примечаний на полях, чем самого текста — это удваивало чувство подлинности. Иногда вам давали книгу «до завтра», и надо было читать ночь напролёт. Иногда вам говорили: «если что случится — я вам этого не давал, ладно?» Это уже была не просто документальная литература, это была контр-реальная литература, где комбинация различных факторов создавала совокупный эффект такой силы, что некоторые читатели видели сны наяву ещё час после того, как они читали об искусстве видеть грёзы. А некоторые были в силах осуществить девиз Дона Хуана: «знание — сила». Было место в Москве, называемое Птичьим рынком — барахолка, где можно было купить зверушку, цветок и многое другое. Однажды, когда мне едва перевалило за двадцать, я забрёл туда в поиске чего-то нужного. Проходя мимо длинного прилавка с растениями, я увидел странный лысый кактус с табличкой «Lophophora Williamsii». Название что-то напоминало. Я вспомнил, где я видел эти слова — в предисловии к книге Кастанеды. Это было латинское название того одушевленного растения, которое Дон Хуан обычно называл «Мескалито». Мескалито был растением и духом одновременно. Следующие несколько недель стали неразрешимой загадкой для кактусоводов Москвы. Казалось, крупный новый игрок ворвался в их небольшой мирок. Он действовал с неслыханным размахом и исчез бесследно после полного истощения московских запасов специфического кактуса, известного главным образом красивыми цветками и полным отсутствием шипов.

The samizdat incarnation of a Castaneda book was a photocopy of the typewritten translation. That was the reason why your access to a Xerox machine could drastically improve your position in the esoteric hierarchy. The quality of your Castaneda sheets showed your proximity to the mysterious center of occult knowledge: There were copies of copies, copies of copies of copies, and thus to eternity. Sometimes the letters were so dim that when you were finally able to finish the page, you felt like an Egyptologist who had managed to understand the inscription on a badly damaged obelisk. The translations were technically correct, but the style was more field notes than literary text — which doubled the feeling of authenticity. Sometimes you were given a book "till tomorrow" and had to read it overnight. Sometimes you would hear, "If you get in trouble, I didn't give it to you, okay?" It wasn't a mere nonfiction anymore, it was a non-nonfiction where a combination of factors created a cumulative effect of such force that some Castaneda readers saw lucid dreams an hour after they had read about the art of dreaming. And some were able to put into practice Don Juan's motto that knowledge is power. There was a place in moscow called Bird Market — a flea market where you could buy pets, plants and many other things. Once, when I was in my early 20s, I went there to look for something I needed. Passing by a long table with plants, I saw a strange bald cactus with a tag that read, Lophophora williamsii. That sounded familiar. I remembered where I had seen these words — in the introduction to a Castaneda book. Then I remembered the meaning. It was the Latin name for a power plant that Don Juan used to call Mescalito. Mescalito was both a plant and a spirit. The next few weeks were a confusing period of time for the cactus collectors of Moscow. It seemed that a big new player entered their tight little universe. He was operating on a scale unheard of in the past, and disappeared without a trace after exhausting the entire Moscow stock of a particular cactus known mostly for its beautiful flower and complete absence of thorns.

К сожалению, Мескалито сказал мне «нет». Это растение требует очень много солнца и особую почву, чтобы произвести мескалин в количестве, достаточном для вызова его благородного духа. Несмотря на то, что число съеденных мной бутонов, вызвало бы у Дона Хуана свист почтительного недоверия, результат был нулевым, или очень близким к тому: род едва ощутимого искажения восприятия, которое было заметно лишь потому, что я страстно жаждал его и выискивал в себе его признаки. Я шел по лесу, смотрел на закат, не чувствуя ничего особенного, кроме скрипа песка на зубах. Однако, мой мескалитовый трип имел один весьма неожиданный побочный эффект. Два дня спустя началась перестройка.

Unfortunately, Mescalito just said no. This plant needs a lot of sun radiation and a special kind of soil to produce the amount of mescaline sufficient to summon his noble spirit. So, despite the fact that the number of buttons I ate would have made Don Juan whistle in respectful disbelief, the result was nil, or very close to it: a kind of perceptual distortion that you might not even notice if you don't expect it to happen, or something that you start to feel only because you wait for it to begin. I walked in the forest, looked at the sunset. There was nothing special apart from the squeaking of sand on my teeth. However, my Mescalito trip had one curious side effect. Two days after it, perestroika began.

Есть концепция, которую я не могу переварить. Это место, где Кастанеда говорит, что знание — синеватый ореол, окружающий эманацию Орла. <…> Но всё же я люблю его. Даже с синеватым ореолом. Он очень похож на тот горбатый монстр-кактус. Он не имеет голографического сертификата, что он подлинный Пейот™, он не может приподнять над землей, и, возможно, не имеет даже права называться кактусом. Но он дарит вам незначительный побочный эффект, который вдруг делает центр краем, а край центром. Со всеми своими фокусами и провалами, он сияет высоко над пёстрой толпой многих «своим особенным голосом» на крутом маршруте от мрака до забвения. Независимо от того, какие ошибки содержат его книги, они обладают очень редким качеством, самым важным в мире, его трудно определить иначе, чем в собственных терминах Кастанеды: они имеют душу.

There's a concept I can't digest. A place where Castaneda says that awareness is a bluish glow that surrounds the Eagle's emanations. <…> Yet I love him even with the bluish glow. He is much like this gibbous monster cactus, which doesn't have a holographic certificate of being the genuine authentic Peyote™, and doesn't really take you high, and perhaps can't even be called a cactus at all. But it gives you a little side effect that suddenly makes the side center and the center side. With all his tricks and failures, he shines high above the blurred crowd of many a "distinctive voice of his/her own" on the steep road from obscurity to oblivion. No matter what faults his books might have, they possess a very rare quality, the most important in the universe, that is hard to define otherwise but in Castaneda's own terms: They have heart.

Перевод

Котовский

Литература

• My Mescalito Trip. Victor Pelevin on Carlos Castaneda // LA Weekly, May 1, 2002.

Ссылки

• Перевод эссе на официальном сайте творчества писателя