Дмитрий Иванович Писарев

русский публицист и литературный критик, революционный демократ

Дми́трий Ива́нович Пи́сарев (2 [14] октября 1840 — 4 [16] июля 1868) — русский публицист и литературный критик, переводчик, революционный демократ. Считается третьим, после Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова, великим русским критиком-шестидесятником.

Дмитрий Иванович Писарев
Статья в Википедии
Произведения в Викитеке
Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

править
  •  

Дорого русскому сердцу имя Гоголя; Гоголь был первым нашим народным, исключительно русским поэтом; никто лучше его не понимал всех оттенков русской жизни и русского характера, никто так поразительно верно не изображал русского общества; лучшие современные деятели нашей литературы могут быть названы последователями Гоголя; на всех их произведениях лежит печать его влияния, следы которого ещё долго, вероятно, останутся на русской словесности.

  — рецензия на «Николай Яковлевич Прокопович и отношения его к Гоголю» П. В. Гербеля, 1858
  •  

[Реальная] критика разбирает, возможно ли и действительно ли такое лицо; нашедши же, что оно верно действительности, она переходит к своим собственным соображениям о причинах, породивших его, и т. д. <…> Реальная критика относится к произведению художника точно так же, как к явлениям действительной жизни…

  — «Тёмное царство», 1860
  •  

Облагораживают не знания, а любовь и стремление к истине, пробуждающиеся в человеке тогда, когда он начинает приобретать знания.[1]:с.111

  — «Наша университетская наука», июнь 1863
  •  

Пробудившееся стремление анализировать и всматриваться не может быть по вашей воле погружено в сон. <…> Человек боится подойти к тем гипотезам, которые величественнее Казбека и Монблана, а мысль не боится — и подходит, и ощупывает эти гипотезы, и вдруг докладывает, что это всё пустяки. Человек приходит в ужас, но ужас этот оказывается бессильным в борьбе с мыслью; мысль осмеивает и прогоняет ужас, и человеку остаётся только качать головою, стоя на развалинах своего миросозерцания. Наконец… начинается новая умственная жизнь, в которой мысль пользуется неограниченным могуществом и не встречает себе нигде ни отпора, ни сопротивления. В этом царстве мысли живётся светло.[1]:с.59, 111

  — там же
  •  

Везде и всегда цивилизации гибнут оттого, что плоды их растут и зреют для немногих.

  — «Очерки из истории труда», август — сентябрь 1863
  •  

Требовать правды, оставляя нетронутыми все те условия, которые порождают ложь, — значит требовать, чтобы на немощёной улице не было грязи, когда идёт дождь…

  — «Образованная толпа», 1867
  •  

В воспитании всё дело в том, кто воспитатель. — вероятно, неоригинально

  — приписывается минимум с 1946[2]
  •  

Надо же помнить, что не люди существуют для науки и искусства, а что наука и искусство вытекли из естественной потребности человека наслаждаться жизнью и украшать её всевозможными средствами.[1]:с.80

  — «Схоластика XIX века», 3 сентября
  •  

Я не восстаю против полемики, не зажимаю ушей от свиста, не проклинаю свистунов[К 1]; и Ульрих фон Гуттен был свистун, и Вольтер был свистун, и даже Гёте вместе с Шиллером свистнули на всю Германию, издавши совокупными силами свой альманах «Die Xenien»; у нас на Руси свистал часто и резко, стихами и прозою, Пушкин; свистал Брамбеус, которому, вопреки громовой статье г. Дудышкина: «Сенковский — дилетант русской словесности»[4], я не могу отказать ни в уме, ни в огромном таланте. А разве во многих статьях Белинского не прорываются резкие, свистящие звуки? Припомните, господа, ближайших литературных друзей Белинского: <…> вы увидите, что многие из них свистали, да до сих пор свищут тем богатырским посвистом, от которого и у многих звонит в ушах[3] и который без промаха бьёт в цель, несмотря на расстояние.
Оправдывать свистунов — напрасный труд: их оправдало чутьё общества; на их стороне большинство голосов, и каждое нападение из противоположного лагеря обрушивается на голову самих же нападающих, так называемых людей серьёзных, деятелей мысли, кабинетных тружеников, русских Гегелей и Шопенгауэров, профессоров, сунувшихся в журналистику, или литературных промышленников, прикрывающих свою умственную нищету притворным сочувствием к вечным интересам науки.

  — там же
  •  

Для естествоиспытателя нет ничего хуже, как иметь мировоззрение». <…>
Да строители теорий или, что то же, неудавшиеся поэты наделали много вреда; они, например, до такой степени извратили понятия публики, что публика требует от исследования натуралистов — направления.[5]

  — «Процесс жизни. „Физиологические письма“ Карла Фогта», сентябрь
  •  

Слова и иллюзии гибнут — факты остаются.[6]

  — там же
  •  

Человек, действительно уважающий человеческую личность, должен уважать её в своём ребёнке, начиная с той минуты, когда ребенок почувствовал свое "я" и отделил себя от окружающего мира.

  — «Стоячая вода», октябрь
  •  

Общество виновато во всём том, что совершается в его пределах; всякая дрянная личность самим фактом своего существования указывает на какой-нибудь недостаток в общественной организации. — вариант распространённой мысли

  — «Писемский, Тургенев и Гончаров», ноябрь
  •  

… процесс развития и перерождения органических форм разъяснён в значительной степени английским натуралистом Чарльзом Дарвином, издавшим в 1859 году знаменитое сочинение: «On the origin of species» («О происхождении видов»). Этот гениальный мыслитель, обладающий колоссальными знаниями, взглянул на всю жизнь природы таким широким взглядом и так глубоко вдумался во все её разрозненные явления, что он сделал открытие, которое, быть может, не имело себе подобного во всей истории естественных наук. Он открывает не единичный факт, не железку, не жилку, не отправление того или другого нерва — он открывает целый ряд тех законов, которыми управляется и видоизменяется вся органическая жизнь нашей планеты. И рассказывает он их так просто, и доказывает так неопровержимо, и выходит при своих рассуждениях из таких очевидных фактов, что вы, простой человек, профан в естественных науках, удивляетесь постоянно только тому, как это вы сами давным-давно не додумались до тех же самых выводов.
Да, не велика мудрость Америку открыть, однако всё-таки, кроме Колумба, никто не догадался, как это сделать. <…>
Значение идей Дарвина так обширно, что в настоящее время даже невозможно предусмотреть и вычислить те последствия, которые разовьются из них, когда они будут приложены к различным областям научного исследования. Лучшие европейские натуралисты давно поняли их важность…

  — «Прогресс в мире животных и растений»
  •  

… очень немногие люди, и притом только самые замечательные, способны просто и откровенно сказать: «не знаю»…[1]:с.80

  — там же
  •  

Кто молод, кто способен полюбить идею, кто ищет возможность развернуть силы своего свежего ума, тот, сблизившись с умною и развитою личностью, может быть, начнёт новую жизнь, полную обстоятельного труда и неистощимого наслаждения.[1]:с.111

  — «Мотивы русской драмы», март
  •  

Знаменитый английский анатом Ричард Оуэн <…> упорно не желает видеть в мозгу обезьяны одну особенную штучку (аммониевы рога), потому что существование этой штучки у обезьяны кажется ему оскорбительным для человеческого достоинства.

  — там же
  •  

Приохочивать гораздо труднее чем приневоливать.

  — «Промахи незрелой мысли», декабрь
  •  

Разлад разладу рознь. Моя мечта может обгонять естественный ход событий; или же она может хватать совершенно в сторону, туда, куда никакой естественный ход событий никогда не может прийти. В первом случае мечта не приносит никакого вреда; она может даже поддерживать и усиливать энергию трудящегося человека. <…> в подобных мечтах нет ничего такого, что извращало или парализировало бы вашу рабочую силу. Даже совсем напротив. Если бы человек был совершенно лишён способности мечтать таким образом, если бы он не мог изредка забегать вперёд и созерцать воображением своим, в цельной и законченной красоте, то самое творение, которое только что начинает складываться под его руками, — тогда я решительно не могу себе представить, какая побудительная причина заставляла бы человека предпринимать и доводить до конца обширные и утомительные работы в области искусства, науки и практической жизни. <…> Разлад между мечтою и действительностью не приносит никакого вреда, если только мечтающая личность серьёзно верит в свою мечту, внимательно вглядывается в жизнь, сравнивает свои наблюдения с своими воздушными замками и вообще добросовестно работает над осуществлением своей фантазии. Когда есть какое-нибудь соприкосновение между мечтою и жизнью, тогда всё обстоит благополучно.

  — там же
  •  

Я нисколько не обвиняю Пушкина в том, что он не был проникнут теми идеями, которые в его время не существовали или не могли быть ему доступны. Я задам себе и решу только один вопрос: следует ли нам читать Пушкина в настоящую минуту или же мы можем поставить его на полку, подобно тому, как мы уже это сделали с Ломоносовым, Державиным, Карамзиным и Жуковским?

  — «Прогулка по садам российской словесности», март
  •  

Книга «Эстетические отношения искусства к действительности», написанная десять лет тому назад, совершенно устарела не потому, что её автор был в то время не способен написать что-нибудь более долговечное, а именно потому, что автору надо было вначале опровергать филистеров доводами, заимствованными из филистерских арсеналов. Автор видел, что эстетика, порождённая умственною неподвижностью нашего общества, в свою очередь поддерживала эту неподвижность. Чтобы двинуться с места, чтобы сказать обществу разумное слово, чтобы пробудить в расслабленной литературе сознание её высоких и серьёзных гражданских обязанностей, надо было совершенно уничтожить эстетику, надо было отправить её туда, куда отправлены алхимия и астрология. Но чтобы действительно опрокинуть вредную систему старых заблуждений, надо приниматься за дело осторожно и расчётливо. <…> Привлекши к себе таким образом сердце доверчивого читателя, лукавый последователь новой идеи, конечно, займётся своими эстетическими исследованиями так успешно, что разобьёт всю эстетику на мелкие кусочки, потом все эти мелкие кусочки превратит поодиночке в мельчайший порошок и, наконец, развеет этот порошок на все четыре стороны. «Куда ж ты, озорник, девал мою эстетику, которую ты уважаешь?» — спросит огорчённый читатель, наказанный за свою доверчивость. «Улетела твоя эстетика, — ответит писатель, — и давно пора тебе забыть о ней, потому что не мало у тебя всяких других забот». — И вздохнёт читатель и поневоле примется за социальную экономию <…>. Когда читатель будет таким образом обуздан и посажен за работу, тогда, разумеется, эстетические исследования, погубившие эстетику, потеряют всякий современный интерес и останутся только любопытным историческим памятником авторского коварства.

  — «Разрушение эстетики»[6], май
  •  

… только одна фантазия может дать человеческому уму тот первый необходимый толчок, без которого летаргический сон человеческой мысли навсегда остался бы ненарушенным.

  — «Исторические идеи Огюста Конта», лето
  •  

Человек, избегающий слишком явных противоречий самому себе, провозглашается в настоящее время чуть-чуть не гением по уму, и уж во всяком случае героем по характеру. Но это доказывает только, что у современных людей способность размышлять находится почти в совершенном бездействии. Головной мозг считается бесполезнейшею частью человеческого тела. Он растёт и развивается по неизменным законам природы точно так, как растёт и развивается на меже полынь и чернобыльник; на него льют и кидают всякие нечистоты; никто не обращает внимания на то, что ему вредно или полезно, и потому, конечно, он чахнет и искажается, так что здоровый и сильный мозг считается редким исключением и внушает к себе глубочайшее уважение.

  «Мыслящий пролетариат»
  •  

Если мы оглянемся назад на историю науки в последние два-три столетия, то мы увидим с немалым изумлением, что почти каждое великое открытие, почти каждая плодотворная идея встречали себе в учёных корпорациях самое грубое непонимание, самое близорукое презрение и самое недобросовестное преследование. <…> Когда мы видим, таким образом, что величайшие авторитеты умственного мира впадают иногда в самые грубые ошибки, когда мы видим кроме того, что очень многие из этих авторитетов смотрят на свои знания, идеи и исследования как на стадо дойных коров, которые доставляют им молоко и масло, то есть деньги, чины и ордена, и к которым вследствие этого не следует ни под каким видом подпускать посторонних людей, когда мы видим, наконец, что академии, заражённые кумовством, непотизмом и предрассудками, превращаются в замкнутые касты жрецов, — тогда мы начинаем понимать, до какой степени нелепо и непозволительно было бы с нашей стороны ссылаться на авторитеты в тех делах, в которых заинтересовано наше собственное, личное или общественное благосостояние.

  — «Подвиги европейских авторитетов»

Статьи о произведениях

править

О Писареве

править
  •  

В «Русском слове» появился новый пророк в модном направлении —Писарев. Он в прошедшем году кончил курс в нашем университете и теперь поместил <…> статью «Схоластика XIX века и процессы жизни»[К 2]. Прочитав её, признаюсь, я даже раздражился…

  Александр Никитенко, дневник, 14 октября 1861
  •  

… погиб много обещавший юноша <…>.
Писарев с первого взгляда производил впечатление человека честного и умного, которому не только можно, но и должно говорить правду.
<…> безграничная болтливость <…> с лёгкой руки покойного Писарева утвердилась у нас в критическом отделе журналов; <…> статьи <…> превращались в дряблый разговор, в пухлые вариации на избитые темы — вариации, от которых, несмотря на весь их задор, так и отдаёт ученической тетрадью.

  Иван Тургенев, «Воспоминания о Белинском», 1868
  •  

В 60 году <…> мы читали с ним вместе <…> Вашу повесть «Дядюшкин сон» <…>. Ему так понравился этот рассказ своей игривостью, что он хотел из него составить пьесу для театра.[К 3][8][7]

  — Д. И. Писарева (мать Писарева), письмо Ф. М. Достоевскому 7 апреля 1878
  •  

… поучительно вспомнить, в каких неприличных и не терпящих возражений выражениях обрушивался в своё время на бактериологию и самого Пастера кумир молодёжи Писарев. Как верили тогда, что такой, как Писарев, не напишет сплеча какого-нибудь вздора. Такое направление, основанное на доверии к авторитетам, даже унизительно для общества, и едва ли добра желают ему те, кто так или иначе толкает его на этот скользкий путь.[9]

  Еллий Богданов, «Менделизм или теория скрещивания», 1914
  •  

Во второй половине века то, что слышалось в младенческом лепете Белинского, Писарев орал уже во всю глотку.

  Александр Блок, «О назначении поэта», 1921
  •  

Одичание вкуса и мысли, продолжающееся полвека, не могло пройти даром для русской литературы. След мутной волны черни, нахлынувшей с такою силою, чувствуется и поныне. Авторитет Писарева поколеблен, но не пал. Его отношение к Пушкину кажется теперь варварским[К 4]; но и для тех, которые говорят явно против Писарева, наивный ребяческий задор демагогического критика всё ещё сохраняет некоторое обаяние. Грубо утилитарная точка зрения Писарева, в которой чувствуется смелость и раздражение дикаря перед созданиями непонятной ему культуры, теперь анахронизм <…>. Тем не менее, Писарев, как привычное тяготение и склонность ума, всё ещё таится в бессознательной глубине многих современных критических суждений о Пушкине. Писарев, Добролюбов, Чернышевский вошли в плоть и кровь некультурной русской критики: это — грехи её молодости, которые не легко прощаются. Писарев, как представитель русского варварства в литературе, не менее национален, чем Пушкин, как представитель высшего цвета русской культуры.

  Дмитрий Мережковский, «Пушкин», 1896
  •  

Писарев отрицал Пушкина потому, что тот не был социальным и политическим реформатором. Требование было неосновательно, но факт был совершенно верен.

  Владимир Соловьёв, «Судьба Пушкина», 1897
  •  

Пушкин, как известно, лет на тридцать был совершенно забыт, «мёртвая душа», которую вышвырнул из сознания общества преуспевающий Писарев.

  Василий Розанов, «Гений формы (К 100-летию со дня рождения Гоголя)», 1909
  •  

Писаревское течение не увлекло широкого круга читателей и вскоре исчезло. С тех пор имя Писарева не раз произносилось с раздражением, даже со злобой, естественной для ценителей литературы <…>. Писаревское отношение к Пушкину было неумно и безвкусно. Однако ж оно подсказывалось идеями, которые тогда носились в воздухе <…>. Те, на кого опирался Писарев, были людьми небольшого ума и убогого эстетического развития, — но никак не возможно сказать, что это были дурные люди, хулиганы или мракобесы.

  Владислав Ходасевич, «Колеблемый треножник», 1921
  •  

Пушкин выковал язык, на котором говорили поколения <…>. И даже уничтожал его Писарев его же языком.

  Григорий Ландау, «Пушкин как воспитатель», 1924
  •  

Критика отношения к книге, которая так характерна для Сенковского, — у Писарева стала критикой целесообразности её с точки зрения общего мировоззрения. Но это стремление сразу все объяснить и сразу ни с чем не согласиться, эта жажда больших поворотов в литературе, — все черты, с такой силой сказавшиеся в лучших статьях Сенковского и Писарева, говорят о сходстве не только воззрений, но и литературных позиций.[5]

  Вениамин Каверин, «Барон Брамбеус», 1929, 1966
  •  

… мертвецы [у Пушкина] совсем не призрачны, не замогильны, но до мерзости телесны <…>.
Сдаётся, основная причина дикой писаревской неприязни коренилась в иррациональном испуге, который порою внушает Пушкин, как ни один поэт колеблющийся в читательском восприятии — от гиганта первой марки до полного ничтожества.

  Андрей Синявский, «Прогулки с Пушкиным», 1968 [1973]

Ссылки

править

Комментарии

править
  1. Эту ходячую в реакционной печати кличку революционно-демократических писателей пустил в том году Михаил Катков от названия сатирического отдела «Современника» «Свисток». В журналистике 1860-х также нередко «свистеть» означало: «выступать о критикой, осмеянием и отрицанием старого»[3].
  2. Никитенко совместил названия 2 статей.
  3. Едва ли не единственное свидетельство о сочувственном интересе современников к повести[7].
  4. См., например, статьи «Пушкин и Белинский» (1865): «Евгений Онегин» и «Лирика Пушкина».

Примечания

править
  1. 1 2 3 4 5 Е. С. Лихтенштейн (составитель) Слово о науке. Книга вторая. — М.: Знание, 1981. — 272 с. — (817728). — 100 000 экз.
  2. Начальная школа. — Мин. просвещения РСФСР, 1946. — С. 31.
  3. 1 2 Примечания // Писарев Д. И. Сочинения в четырех томах. Т. 1. — М.: ГИХЛ, 1955.
  4. Отечественные записки. — 1859. — № 2.
  5. 1 2 Каверин В. А. Барон Брамбеус. — 2-е изд. — М.: Наука, 1966. — Гл. III, 7.
  6. 1 2 Писарев, Дмитрий Иванович // Большой словарь цитат и крылатых выражений / составитель К. В. Душенко. — М.: Эксмо, 2011.
  7. 1 2 Н. М. Перлина. Примечания // Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений в 30 т. Т. 2. — Л.: Наука, 1972. — С. 515.
  8. Красный архив. — 1924. — Т. V. — С. 249.
  9. Гайсинович А. Е., Музрукова Е. Б. «Учение» О. Б. Лепешинской о «живом веществе» // Репрессированная наука. — Л.: Наука, 1991. — С. 78.