Архитектоника
Архитекто́ника (от др.-греч. ἀρχιτεκτονική — строительное искусство) — построение художественного произведения. Это слово является однокоренным со словами: архитектор (по-древнерусски это слово вообще звучало как архитектонъ, главный строитель)[1] и архитектура (основа строения).
Архитектоника | |
Статья в Википедии |
Наряду с термином архитектоника часто употребляется и близкая к нему «композиция», причём, в применении не только к произведению в целом, но и к отдельным его элементам: композиция образа, сюжета, строфы и т. п.
Близкородственным, хотя и более узким понятием в применении к искусству является также термин тектоника.
Коротко об архитектонике
правитьКоллективная душа русского народа, раздробленная Толстым в сумме его борющихся и страдающих героев, не сложилась в «Войне и мире». Нет здесь естественной точки архитектонического единства и в этом смысле нет композиции... | |
— Андрей Белый, «Лев Толстой и культура», 1912 |
Из всех последующих употреблений слова «архитектоника» в переносном значении здесь следует особо выделить значение: структура целесообразно построенного целого... | |
— Михаил Бахтин, «К философии поступка», 1921 |
Кант понимает под архитектоникой искусство построения системы всех человеческих знаний... | |
— Михаил Бахтин, «К философии поступка», 1921 |
Нельзя подменять ценностную архитектонику системой логических отношений (субординация) ценностей...[2] | |
— Михаил Бахтин, «К философии поступка», 1921 |
...ценностным центром событийной архитектоники эстетического видения является человек не как содержательное себе тождественное нечто, а как любовно утвержденная конкретная действительность.[2] | |
— Михаил Бахтин, «К философии поступка», 1921 |
— Михаил Бахтин, «К философии поступка», 1921 |
...я делаю открытие для себя, что есть мускульные представления, а есть и безмускульные; влияние телесных движений на архитектонику фразы...[3] | |
— Андрей Белый, «Начало века», 1930 |
— Арон Гуревич, «Категории средневековой культуры», 1972 |
...архитектоника расследования, его логический каркас выглядят безупречно. Можешь стоять на своем. К советам прислушивайся, но давить на себя не позволяй.[5] | |
— Еремей Парнов, «Третий глаз Шивы», 1990 |
Латинский язык, заимствовав слово архитектоника, вживил в греческий корень свой суффикс <слово>, который одновременно обозначает и процесс, и результат процесса.[6] | |
— Юрий Панасенко, Александр Шамаро, «Нартекс», 1992 |
...мы присутствуем при рождении классического Пастернака, который, не утратив того положительного, что он приобрел во время своих футуристических исканий, пришел к <...> классической стройности архитектоники.[7] | |
— Николай Любимов, «Неувядаемый цвет», 1992 |
«Да, когда я увидел бригаду Павловой на работе». Вот вам, товарищи, архитектоника!..[8] | |
— Андрей Лазарчук, Михаил Успенский, «Посмотри в глаза чудовищ», 1996 |
Я понимаю, что изменением пропорций ролей я нарушил архитектонику пьесы, как бы откорректировал замысел Островского. Но это было естественно при переводе с театрального языка на кинематографический...[9] | |
— Эльдар Рязанов, «Подведённые итоги», 1998 |
Строгая архитектоника никогда не импонировала русским зодчим, они предпочитали свободные, живописные решения, им нравились смелые, порой асимметричные группировки деталей...[10] | |
— Светлана Еремеева. Лекции по истории искусства, 1999 |
Стройная система ценностей и смыслов, оппозиций и отождествлений, ясный порядок Космоса ― все это выглядит некой архитектурой мысли, которая, казалось бы, прямо диктует появление архитектуры реальной. Это классически ясная архитектоника, архитектура без архитектуры...[11] | |
— Григорий Ревзин, «Очерки по философии архитектурной формы», 2002 |
— Михаил Эпштейн, «Поэтика близости», 2003 |
В философии
правитьАрхитектоника — строительное искусство, архитектура; знание принципов и методов сооружения зданий. От arcitecton: главный, руководящий строитель; руководитель строительных работ. Сравнить аналогию между зодчим (architecton) и тем, кто правит государством у Платона в диалоге «Политик». Из всех последующих употреблений слова «архитектоника» в переносном значении здесь следует особо выделить значение: структура целесообразно построенного целого, причём, подразумевается что такое целое возникло в результате целенаправленной деятельности строителя. Кант понимает под архитектоникой искусство построения системы всех человеческих знаний («Критика чистого разума» В860 - «Архитектоника чистого разума»);[13] структура системы, как целесообразно построенного целого, в понимании по аналогии с живым организмом, а место «строителя» занимает человеческий разум, который по своей природе архитектоничен...[14] | |
— Михаил Бахтин, «К философии поступка», 1921 |
Нельзя подменять ценностную архитектонику системой логических отношений (субординация) ценностей, истолковывая различия в интонации следующим систематическим образом (в суждении: он ― плох): в первом случае высшей ценностью является человек, а подчиненной ― добро, а во втором обратно. Таких отношений между отвлеченно-идеальным понятием и действительным конкретным предметом не может быть, отвлечься же в человеке от его конкретной действительности, оставив смысловой остов (homo sapiens), тоже нельзя. Итак, ценностным центром событийной архитектоники эстетического видения является человек не как содержательное себе тождественное нечто, а как любовно утвержденная конкретная действительность. При этом эстетическое видение отнюдь не отвлекается от возможных точек зрения ценностей, не стирает границу между добром ― злом, красотой ― безобразием, истиной ― ложью; все эти различения знает и находит эстетическое видение внутри созерцаемого мира, но все эти различения не выносятся над ним как последние критерии, принцип рассмотрения и оформления видимого, они остаются внутри него как моменты архитектоники и все равно объемлются всеприемлющим любовным утверждением человека.[2] | |
— Михаил Бахтин, «К философии поступка», 1921 |
Герой находится в точке настоящего единственного времени своей жизни, события разлуки и смерти любимой расположены в его единственном прошлом (переведены в план воспоминания) и через настоящее нуждаются в заполненном будущем, хотят событийной вечности, это уплотняет и делает значимыми все временные границы и отношения ― причастное переживание времени события. Вся эта конкретная архитектоника в ее целом дана эстетическому субъекту (художнику-созерцателю), внеположному ей. Для него герой и весь конкретный событийный контекст его соотнесены с ценностью человека и человеческого, поскольку он ― эстетический субъект, утверждение причастен единственному бытию, где ценностным моментом является человек и все человеческое. Для него оживает и ритм как ценностно-напряженное течение жизни смертного человека. Вся эта архитектоника и в своей содержательности, и в своих формальных моментах жива для эстетического субъекта лишь постольку, поскольку им действительно утверждена ценность всего человеческого. | |
— Михаил Бахтин, «К философии поступка», 1921 |
Высший архитектонический принцип действительного мира поступка есть конкретное, архитектонически-значимое противопоставление я и другого. Два принципиально различных, но соотнесенных между собой ценностных центра знает жизнь: себя и другого, и вокруг этих центров распределяются и размещаются все конкретные моменты бытия. Один и тот же содержательно-тожественный предмет момент бытия, соотнесенный со мной или соотнесенный с другим, ценностно по-разному выглядит, и весь содержательно-единый мир, соотнесенный со мной или с другим, проникнут совершенно иным эмоционально-волевым тоном, по-разному ценностно значим в своем самом живом самом существенном смысле. Этим не нарушается смыслов единство мира, но возводится до степени событийной единственности.[2] | |
— Михаил Бахтин, «К философии поступка», 1921 |
Нужно коренным образом перестроить всю архитектонику мира мечты, введя в него совершенно новый момент, чтобы оживить и приобщить воззрительному целому свой внешний образ. Этот новый момент, перестрояющий архитектонику,[15] ― эмоционально-волевая утвержденность моего образа из другого и для другого человека, ибо изнутри меня самого есть лишь мое внутреннее самоутверждение, которое я не могу проецировать на мою оторванную от внутреннего самоощущения внешнюю выраженность, почему она и противостоит мне в ценностной пустоте, неутвержденности.[2] | |
— Михаил Бахтин, «К философии поступка», 1921 |
В психологии
правитьЧтобы дать предварительное понятие о возможности таков конкретной ценностной архитектоники, мы дадим здесь анализ мира эстетического видения мира искусства, который своей конкретностью и проникнутостью эмоционально-волевым тоном из всех культурно-отвлеченных (?) миров (в их изоляции) ближе к единому и единственному миру поступка. Он и поможет нам подойти к пониманию архитектонического строения действительного мира-события. Единство мира эстетического видения не есть смысловое-систематическое, но конкретно-архитектоническое единство, oн расположен вокруг конкретного ценностного центра, который к мыслится, и видится, и любится. Этим центром является человек, все в этом мире приобретает значение, смысл и ценность лишь в соотнесении с человеком, как человеческое. Все возможное бытие и весь возможный смысл располагаются вокруг человека как центра и единственной ценности; все и здесь эстетическое видение не знает границ должно быть соотнесено с человеком, стать человеческим.[2] | |
— Михаил Бахтин, «К философии поступка», 1921 |
Затем, приблизительно с 2,5 лет, начинает появляться форма придаточного предложения ― гипотаксис. Это значит, что в речи ребенка устанавливаются отношения подчинения (между придаточным предложением и главным) и соподчинения (между различными придаточными предложениями). Архитектоника речи усложняется. В ее структуре начинает преодолеваться первоначальное синкретическое, еще не расчлененное единство и внешнее рядоположение.[16] | |
— Сергей Рубинштейн, «Основы общей психологии» (учебник, часть третья), 1940 |
В истории и культуре
правитьДумаю, что в формировании идей О. М. огромную роль играл личный опыт, опыт художника, столь же сильно определяющий миропонимание, как и мистический опыт. Поэтому в социальной жизни он тоже искал гармонии и соответствия частей в их подчинении целому. Недаром он понимал культуру как идею, дающую строй и архитектонику историческому процессу… Он говорил об архитектуре личности и об архитектуре социально-правовых и экономических форм. Девятнадцатый век отталкивал его бедностью, даже убожеством социальной архитектуры, и где-то он говорил об этом в статьях.[17] | |
— Надежда Мандельштам, Воспоминания (часть вторая), 1970 |
В религии и теологии
правитьДогматика получает от религии сырую массу догматов, которую ей предстоит насколько возможно ассимилировать, классифицировать, систематизировать. Стремление разума к единству, его «архитектонический» стиль, «схоластические» наклонности (ведь схоластика есть в известном смысле добродетель разума, его добросовестность, ― разум и должен быть схоластичен) ведут к тому, что этой догматической массе придается та или иная, большей частью внешняя, из потребностей педагогических возникающая система: таким образом получается то, что представляют собой «догматические богословия», «системы догматики», «summae theologiae». Однако если именно таково отношение догматики к мифике, то возможно спросить себя, какую же цену имеет такая рассудочная инвентаризация сверхрассудочных откровений? Нужны ли вообще догматика и догматы? Не есть ли догматизирование скорее болезнь религии, ржавчина, на ней образующаяся, и не нужно ли объявить во имя религии войну догмату?[18] | |
— Сергей Булгаков, «Свет невечерний», 1916 |
В архитектуре
правитьАрхитектоника формы мечети Султана Гассана ― типично каирская; купол, подъятый в пространство стены расставляет в пространство свою вышину; и он, помнится, гладкий (иные рябеют рельефом, как струпьями); стены мечети прочерчены рядом полос, как и всюду в Каире, где розовый цвет полосы чередуется с красным, коричневым, серым и желтым (продольные полосы ― здесь, поперечные ― там); округлением двух минаретов неравных размеров протянуты стены мечети Султана Гассана; и так округлением двух минаретов неравных размеров протянуты стены каирских мечетей; пускай восхищаются ими, как наш Елисеев; по-моему: нет ничего тяжелей рококо этих стен; а в Стамбуле стреляются равными пиками справа и слева мечети. Мечеть Магомета Али также точно стреляется в небо тончайшими пиками: справа и слева от эллипсовидного купола; и в ней ― переход от мечетей Стамбула к мечетям Каира.[19] | |
— Андрей Белый, «Африканский дневник», 1922 |
По обе стороны рассмотренных ворот, примыкая к ним, расположены двухэтажные идентичные по замыслу корпуса. Несмотря на то, что они всегда принимаются за «остатки Николаевского дворца», принадлежность обоих к XVII в. не подлежит никакому сомнению. Следует только взглянуть на заднюю сторону левого строения, чтобы увидать хорошо сохранившуюся декорацию фасада XVII столетия, ― окна с фронтонными наличниками, две двери пилястры и карнизы. На этой же стороне видны остатки, примыкавшей непосредственно к постройке, стены. Фасад к Вознесению был, повидимому, сильно «пройден» впоследствии, но это не лишило его наличия архитектонического чувства и даже строгой декорации.[20] | |
— Владимир Згура, «Коломенское. Очерк художественной истории и памятников», 1928 |
Подобно тому как в детали готического собора находила выражение архитектоника всего грандиозного сооружения, подобно тому как в отдельной главе богословского трактата может быть прослежен конструктивный принцип всей «Теологической суммы», подобно тому как в индивидуальном событии земной истории видели символ событий священной истории, то есть во временном ощущали вечное, ― так и человек оказывался единством всех тех элементов, из которых построен мир, и конечной целью мироздания.[4] | |
— Арон Гуревич, «Категории средневековой культуры», 1972 |
Так, у Геродота (V в. до н. э. ) встречается выражение «зодчий моста», у Плутарха (I ― 11 вв. н.э. ) «зодчий дома», у Платона «зодчий рабочих» (ясно, что этот зодчий не создает рабочих, а руководит ими). Прилагательное «архитектонике» (в современном русском произношении архитектоника) прилагалось к тому же имени существительному, что и большой коллектив знакомых читателю терминов, таких, как, например, физика (фюсике), математика (математике), риторика (реторике), то есть ж существительному техне (<слово>), означавшему одновременно знание и умение, науку и искусство. Ввиду частоты употребления терминов существительное «техне» для экономии сил опускалось, и прилагательные превращались в существительные. Латинский язык, заимствовав слово архитектоника, вживил в греческий корень свой суффикс <слово>, который одновременно обозначает и процесс, и результат процесса. Поэтому термин «архитектура» и обозначает весь процесс строительства от момента зарождения строительной идеи и воплощения ее в проекте до результата этого проекта ― самого здания и вообще всей их совокупности.[6] | |
— Юрий Панасенко, Александр Шамаро, «Нартекс», 1992 |
Собор создан Алевизом в полном соответствии с художественными представлениями мастера позднего итальянского кватроченто, но одновременно ― в такой редакции собор никогда не мог бы появиться и в Италии, и в Венеции, но только в России. И не случайно в Москве работали мастера из Северной Италии. Строгая архитектоника никогда не импонировала русским зодчим, они предпочитали свободные, живописные решения, им нравились смелые, порой асимметричные группировки деталей, яркие красочные пятна. Искусство Бруннелески и Альберти имело мало шансов понравиться здесь.[10] | |
— Светлана Еремеева. Лекции по истории искусства, 1999 |
Собственно единственной такой моделью и является «мифологическая культура». Аналогия между нею и архитектурой уже рассматривалась нами. Стройная система ценностей и смыслов, оппозиций и отождествлений, ясный порядок Космоса ― все это выглядит некой архитектурой мысли, которая, казалось бы, прямо диктует появление архитектуры реальной. Это классически ясная архитектоника, архитектура без архитектуры, и в этом «без» ― суть анализируемого парадокса.[11] | |
— Григорий Ревзин, «Очерки по философии архитектурной формы», 2002 |
В критике и литературоведении
правитьКоллективная душа русского народа, раздробленная Толстым в сумме его борющихся и страдающих героев, не сложилась в «Войне и мире». Нет здесь естественной точки архитектонического единства и в этом смысле нет композиции: есть как бы несколько намеченных точек, символизирующих все здание: Платон Каратаев, Кутузов, частью Пьер Безухов. Все многообразные ручьи толстовского творчества текут в «Войне и мире» к одному пункту: все здесь ― одно к одному; и вы ждете пересечения многообразия средств в единой конечной цели. И вдруг конечная цель самочинно врывается в гениальный роман в виде нарочитой статьи о войне. А ручьи-средства, души героев, неожиданно от вас скрываются, ибо вас не удовлетворяют Наташа, Пьер и Николай Ростов, изображенные в заключительном аккорде романа. | |
— Андрей Белый, «Лев Толстой и культура», 1912 |
Вопрос о приемах построения художественных произведений — один из основных в поэтике. Его решение зависит от изучения двух сторон в организации художественного материала: 1) способов использования синтаксических схем разговорного или литературно-книжного языка в поэтическом творчестве того или иного художника слова и способов упорядочения, оформления их под влиянием компонующих факторов поэтического языка: эвфонического, ритмического, мелодического и др. ; 2) приемов сцепления или распределения в пределах одного художественного целого крупных композиционных частей, развивающих отдельные мотивы. Первая задача подлежит ведению стилистики, именно той главы ее, которая носит название «композиции», вторую стремится всесторонне рассмотреть самостоятельная часть поэтики — «архитектоника». Так как оба эти отдела науки о поэтическом творчестве не располагают почти никакими подготовительными историко-литературными или лингвистическими разысканиями, посвященными изучению этих вопросов в творчестве отдельных поэтов, то вполне понятно, что и попытка установить какие-нибудь общие принципы «композиции лирических стихотворений» должна быть заранее обречена на неудачу.[21] | |
— Виктор Виноградов, «Композиция лирических стихотворений», 1922 |
И если я выпускаю в свет свою книгу теперь, то потому только, что в данном случае ее внешняя архитектоника отступает на задний план перед жизненностью и актуальностью самой темы.[22] | |
— Сергей Мельгунов, «Красный террор» в России, 1923 |
...я делаю открытие для себя, что есть мускульные представления, а есть и безмускульные; влияние телесных движений на архитектонику фразы ― Америка, мною открытая в юности: в классе полей (разумеется, для себя, а не для других); скульптура поэзии греков слагалась в метаниях диска, копья, в беге, в прыге, в борьбе, ― к этому пришел я поздней.[3] | |
— Андрей Белый, «Начало века», 1930 |
Во что превратилась бы вся наша живопись, если бы в один прекрасный день мы вдруг проснулись со способностью различать сверх семи основных цветов солнечного спектра еще столько же? Самые совершенные холсты утратили бы свою глубину и предстали бы нам графикой. Все живописные каноны пришлось бы создавать заново. Слово, каким его впервые показал Хлебников, не желало подчиняться законам статики и элементарной динамики, не укладывалось в существующие архитектонические схемы и требовало для себя формул высшего порядка.[23] | |
— Бенедикт Лившиц, «Полутораглазый стрелец», 1933 |
Авторский промах тут заключается, конечно, не в том, что писатель, закончив рассказ, вернулся к началу, ― а лишь в том, что он не сумел это скрыть от читателя. Как уже сказано, я старался, читая, забыть, что передо мною ― Толстой. И поскольку дело шло о таких вещах, как архитектоника повести, это мне удавалось.[24] | |
— Владислав Ходасевич, «Казаки», 1939 |
Претензии, предъявляемые Рудаковым к Мандельштаму в этой халтурной работе, относятся и к стихам: «Ося не имеет чувства объема, композиции, и все его удачи в этой области ― случайности. Он и стихи, и все делает «строчками», а они лепятся друг к другу, это не архитектоника. А у меня (от Гумилева или с Гумилевым) главное ― чувство соотнесенности, функциональности вещей». Но Мандельштам объяснил Рудакову, на чем строится архитектоника его стихотворений. Имею в виду разговор 8 июня 1935 г. о стихотворении «Да, я лежу в земле». Но Рудакову, видимо, была органически чужда поэтическая система Мандельштама.[25] | |
— Эмма Герштейн, «Мандельштам в Воронеже» (по письмам С. Б. Рудакова), 1980-е |
Каждый большой художник слова, заплатив дань неуравновешенной молодости, в зрелом возрасте тяготеет к классической ясности и глубине. Так случилось – в той или иной мере – с поздним Сологубом, с поздним Блоком, с Белым – автором «Первого свидания», так случилось с Гумилевым, так случилось, если хотите, и с Маяковским, автором «Во весь голос». И вот сейчас, – заключил Юрий Никандрович, – мы присутствуем при рождении классического Пастернака, который, не утратив того положительного, что он приобрел во время своих футуристических исканий, пришел к классической собранности сознания, к классической чёткости образов и к классической стройности архитектоники.[7] | |
— Николай Любимов, «Неувядаемый цвет», 1992 |
В художественной литературе
править— Еремей Парнов, «Третий глаз Шивы», 1990 |
― …Я спросил у старого чекиста, долгое время работавшего на Соловках: «Скажи, Борисов, ты ― загрубевший человек, ты заведовал многими лагерями, приходилось ли тебе когда-нибудь чувствовать слезы, подступающие к глазам?» Он ответил: «Да, когда я увидел бригаду Павловой на работе». Вот вам, товарищи, архитектоника!..[8] | |
— Андрей Лазарчук, Михаил Успенский, «Посмотри в глаза чудовищ», 1996 |
Мне казалось, в кинематографическом варианте получится более сильно и впечатляюще, если Карандышев сам, а не с чужих слов сможет убедиться в аморальном поведении Кнурова и Вожеватова. Ведь вскоре за этим раздастся его выстрел. Так вот и получилось, что роль Робинзона, несмотря на то, что я пригласил чудесного Георгия Буркова, свелась к маленькому эпизоду. Я понимаю, что изменением пропорций ролей я нарушил архитектонику пьесы, как бы откорректировал замысел Островского. Но это было естественно при переводе с театрального языка на кинематографический, при переложении манеры изложения, свойственной прошлому столетию, на современный стиль рассказа… [9] | |
— Эльдар Рязанов, «Подведённые итоги», 1998 |
В музыке
правитьМоцарт говорил, что музыкальное произведение является ему сразу как целое, которое потом приходится расчленять на последовательные фазы звучания, ― но в конце музыка снова собирается в некий ансамбль, все части которого звучат одновременно, как части архитектурного ансамбля одновременно предстают взору. Так и любовь: приостановка времени в оргазме как бы дает сигнал к переходу всего процесса телесной близости в некий неподвижный ансамбль, архитектонику счастья и вечности.[12] | |
— Михаил Эпштейн, «Поэтика близости», 2003 |
В поэзии
править— Вадим Шершеневич, «Эстрадная архитектоника», 1918 |
Источники
править- ↑ Власов В.Г. Иллюстрированный художественный словарь. — СПб.: Икар, 1993. — С. 25.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 М.М.Бахтин, «К философии поступка». Философия и социология науки и техники. ― М.: 1986 г.
- ↑ 1 2 Андрей Белый. «Начало века». - М.: Художественная литература, 1990 г.
- ↑ 1 2 А. Я. Гуревич, «Категории средневековой культуры». — М.: «Питер», 1972 г.
- ↑ 1 2 Е.И. Парнов, «Третий глаз Шивы». — М.: Детская литература, 1985 г.
- ↑ 1 2 Юрий Панасенко, Александр Шамаро, «Нартекс». — М.: «Наука и религия», № 1, 1992 г.
- ↑ 1 2 Н. М. Любимов, Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 3. — М.: «Языки славянской культуры», 2007 г.
- ↑ 1 2 Андрей Лазарчук, Михаил Успенский, «Посмотри в глаза чудовищ». — М., АСТ, 1997 год.
- ↑ 1 2 Э.Рязанов, Э.Брагинский. «Тихие омуты». ― М.: Вагриус, 1999 г.
- ↑ 1 2 С. А. Еремеева. Лекции по истории искусства. — М.: ИДДК, 1999 г.
- ↑ 1 2 Г. И. Ревзин «Очерки по философии архитектурной формы». — М.: ОГИ, 2002 г.
- ↑ 1 2 Михаил Эпштейн, «Поэтика близости». ― М.: «Звезда», N1, 2003 г.
- ↑ И.Кант. Сочинения в шести томах. — М.: Мысль, 1964 г., том 3, стр.680
- ↑ М. М. Бахтин, Собрание сочинений в семи томах. Том 1. Философская эстетика 1920-х годов. ― М.: «Русские словари», 2003 г.
- ↑ «...новый момент, перестрояющий архитектонику» — это авторский стиль Михаила Бахтина, а не ошибка.
- ↑ С.Л.Рубинштейн, «Основы общей психологии» (учебник). — СПб: «Питер», 2000 г.
- ↑ Н. Я. Мандельштам. Воспоминания, часть 2. ― М.: Согласие, 1999 г.
- ↑ С. Н. Булгаков, «Свет невечерний» ― СПб.: «Азбука»Классика, 2017 г.
- ↑ Андрей Белый. Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв.: Альманах. ― М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1994 г.
- ↑ В. В. Згура. Коломенское. Очерк художественной истории и памятников. — М.: 1928 г.
- ↑ В. В. Виноградов, Поэтика русской литературы: Избранные труды. — М.: Наука, 1977 г.
- ↑ С.П.Мельгунов, «Красный террор» в России (издание второе, дополненное). ― Берлин: 1924 г.
- ↑ Б.К.Лившиц. «Полутороглазый стрелец». — Л.: Советский писатель, 1989 г.
- ↑ Ходасевич В. Ф. «Колеблемый треножник: Избранное» / Под общей редакцией Н.А.Богомолова. Сост. и подгот. текста В.Г. Перельмутера./ Москва, «Советский писатель», 1990 г.
- ↑ Эмма Герштейн. Мемуары. — М.: Захаров, 2002 г.
- ↑ В. Г. Шершеневич Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта (малая серия). — СПб.: Академический проект, 2000 г.