Ян Сатуновский

Ян Сатуно́вский (полное имя — Яков Абра́мович Сатуно́вский; 1913—1982) — русский поэт и прозаик, участник Великой Отечественной войны. Стихи писал с юных лет. В начале 1930-х годов учился в Москве, в техникуме, в это время сблизился с поэтами-конструктивистами, затем вернулся в Днепропетровск, где в 1938 году закончил университет по специальности физическая химия.

Ян Сатуновский

Ян Сатуновский (1960-е)

Статья в Википедии

Прошёл всю войну, был ранен. После демобилизации поселился в городе Электросталь Московской области. Работал инженером-химиком. В конце 1950-х годов знакомится с представителями лианозовской школы (Холиным, Сапгиром, Кропивницким). В СССР публиковались только детские стихи. С середины 1970-х годов печатался на Западе. В 1974 году сам напечатал своё «Избранное» в трёх томах (тиражом в 7 экземпляров).

Цитаты из стихотворений разных лет

	У часового я спросил: скажите, можно ходить по плотине? – Идить! – ответил часовой и сплюнул за перила.
	— «У часового я спросил...», сентябрь 1938, Запорожье

	А сколько горя есть на свете! ― От скарлатины умирают дети. Старуха моет унитаз. Войну зовет противогаз. ВОЙНУ ЗОВЕТ ПРОТИВОГАЗ.
	— «Ты стал сатира и умора...», 1939

	Вчера, опаздывая на работу, я встретил женщину, ползавшую по льду́, и поднял ее, а потом подумал: – Ду- рак, а вдруг она враг народа?
	— «Вчера, опаздывая на работу...», 1939, Днепропетровск

	О чём мы думали? «Об жизни; и ещё об кой об чём: о пушке на лесной опушке; о воске детских щёк; об оспе, и о кори; о судорожном отпоре их мам, которых я смогу насиловать, обутый в сапоги».
	— «О чём мы думали...», 1940

	Один сказал: – Не больше и не меньше, как начался раздел Польши. Второй страстно захохотал, а третий головою помотал. Четвертый, за, за, заикаясь, преподнес: – Раздел. Красотку. И в постель унес. Так мы учились говорить о смерти.
	— «Один сказал...», 1940 (в армии)

	Как я их всех люблю (и их всех убьют). Всех – командиров рот «Ро-та, вперед, за Ро-о...» (одеревенеет рот). <...> Все мы смертники. Всем артподготовка в 6, смерть в 7.
	— «Как я их всех люблю...», 1942

	Прощай же, город Штрелен, где я «стоял» и «был обстрелян», где я двое суток протосковал, а на третьи землячку отыскал, прощай, привал! Дивизия снялась, связисты сматывают связь.
	— «Начало я проспал...», 1944

	В парк захожу – сколько раз мы бывали с тобой на Днепре! Еду на Че́челевку, и вижу – в толпе обреченных евреев об руку с Люськой ты, русский! – идёшь на расстрел, Сашка Попов...
	— «Сашка Попов, перед самой войной окончивший...», 1946, Днепропетровск

	О, как ты сдерживаешься, чтобы не закричать, не взвыть, не выдать себя – ничем – посреди топота спешащих жить, – поскальзывающихся, встающих, оскаливающихся, жующих, сталкивающихся – лоб в лоб – толп, толп!
	— «О, как ты сдерживаешься...», 1946

Слушай сказку, детка. Сказка опыт жизни обобщает и обогащает. Посадил дед репку. Выросла – большая-пребольшая. Дальше слушай. Посадили дедку за репку. Посадили бабку за дедку. Посадили папку за бабкой. Посадили мамку за папкой. Посадили Софью Сергеевну. Посадили Александру Матвеевну. Посадили Павла Васильевича. Посадили Всеволод Эмильевича. Посадили Исаак Эммануиловича. Тянут-потянут. Когда уже они перестанут?

— «Слушай сказку, детка...», 1951

	Мой народ славянский — русский. Мой народ смоленский, курский, тульский, пензенский, великолуцкий. Руки скрутят за спину, повалят навзничь, поллитровкой голову провалят — ничего другого я не жду от своего народа
	— «Мой народ славянский...», 11 ноя 1963

	В воздухе есть ядовитая соль ― хлористый натрий. Бог ли ее сотворил, или чисто случайно соль появилась на свет ― никто не знает. Может быть, Сталин знал. Ведь не зря, говорят, у Берии были компрометирующие материалы на Карла Маркса.
	— «Пришёл рыбак...», 1966

	Во имя Отца и Сына и Святого Духа оживела летошняя муха, не летает еще, только ползает полозом по газетным по́лосам, по колхозам, по соцсоревнованию, по всемирному сосуществованию.
	— «Вчера я опять написал животрепещущий стих...», 7 апреля 1966

	Хочу ли я посмертной славы? Ха, а какой же мне ещё хотеть! Люблю ли я доступные забавы? Скорее нет, но может быть, навряд. Брожу ли я вдоль улиц шумных? Брожу, почему не побродить? Сижу ль меж юношей безумных? Сижу, но предпочитаю не сидеть.
	— «Хочу ли я посмертной славы...», 20 июля 1967

	Ёлки-палки, считалки-заменки, кто последний за манкой-перловкой? ― За манкой-перловкой отсель недалече, ты первый, я первый до белого корня…
	— «Ёлки-палки», 20 ноября 1969

	…а, помнится, вроде ― школьница, в тени, на исходе дня, за светлой стеной дождя, ― ты, мёртвый, лежишь под Ногинском, душа же твоя, невидимка, на облаке, босиком, играет себе в бадминтон…
	— «...а, помнится...», 1974

	…вспомнились полевые васильковые Пресвятые Девы Богородицы на Нижегородской у Холина…
	— «вспомнились...», 28 апреля 1974, Ялта

	Опять понедельник, опять воскресенье, как быстро уходит последнее время.
	— «Опять понедельник...», 4 ноября 1974

	Да, сны доказывают, что я жил среди людей.
	— 22 мая 1975

	Перепутались в голове собрания сочинений Достоевского и царь с картины, где он сына убил.
	— 20 января 1976

	Умом, понятно, не обнять. И без бутылки не понять. И это есть... и это ваш... это наш последний...
	— 19 ноября 1977

	Я не член ничего. И ни, даже, Литфонда. Мне не мягко, не твёрдо, и ни холодно, ни тепло.
	— 24 декабря 1977

	В апреле прилетают жаворонки, взгляну на небо голубое, по утрам бывают заморозки, глаза и зубы обезболю. Может быть, я еще в лес похожу, на ежей погляжу, может быть, я еще двадцать, ну, тридцать стишков напишу, чувствую: в жизни моей перелом наступил, хрустнуло; на меня костолом наступил.
	— 8 апреля 1978

	Господи, ад и рай! Господи, я твой раб! Разные на земле цветы, в марте мимоза это ты. Господи, не погуби, смилуйся! Господи, погоди...
	— 25 мар 1980

	Отвоевался, отвоевал, помер Иван, пролетарий всех стран.
	— 27 сент 1980

Цитаты о Яне Сатуновском

Он писал удивительные стихи, которые на первый взгляд и на стихи-то не были похожи. Меткое замечание, страстное переживание, парадокс, афоризм, иногда это напоминало дневник. В сущности, это и был дневник поэта, который вдруг высвечивал из —хаоса повседневности, из скуки обыденности нечто — образ, волнение, сарказм — это запоминалось сразу. Как будто и не было кропотливой работы над каждым словом, интонацией, и еще — души, а просто так сказалось — иначе и сказаться не могло. Здесь почти нет четверостиший, так называемых «кирпичей» с их обязательной рифмовкой. Рифмы капризны и не сразу обнаруживаются. Слова, в обыденной речи далекие друг от друга, благодаря напряженному ритму, интонации, движению стиха и, главное, смыслу, становятся рифмами, как например: «голуби... сволочи...» Не правда ли, забавно?

— Генрих Сапгир, «Поэт Ян Сатуновский», 1991

Всеволод Некрасов так писал о художественном методе Сатуновского: «Ловится самый миг осознания, возникания речи, сама его природа; и живей, подлинней такого дикого клочка просто ничего не бывает — он сразу сам себе стих... Оказывается, тут дверь. Открылась — и вот оно, что я говорю на самом деле... Не знаю, кто еще так умеет ловить себя на поэзии...» Да, действительно, «ловить себя на поэзии» — к этому Сатуновский и стремился. Не случайно он оказался в лианозовской группе поэтов и художников. Там тоже учились не «писать стихи», не создавать литературу, а ловить, ухватывать поэзию прямо из воздуха эпохи, из окружающей «дикой», живой, нелитературной речи... В поэзии Сатуновского можно найти многое: и концептуализм, и соц-арт, и лирику — гражданскую, любовную, пейзажную... Но главный пафос его поэзии — сама речь... Лирический жанр Сатуновского точно определил поэт Геннадий Айги: «острые, как перец, стихотворения-реплики». Реплики негодующие, обличающие, протестующие, обращенные к неназываемому, но всегда узнаваемому оппоненту, или реплики — размышления, наблюдения, обращения к самому себе. Всегда ироничные, но и лиричные, развернутые, а чаще короткие, иногда состоящие из одной строки или даже из пары слов...

— Владислав Кулаков, «Лианозово (История одной поэтической группы)», 1991

	Проза Холина выросла из его стихов. Это был плавный переход, абсолютно органичный для автора. Во второй половине 60-х лианозовская эпоха классического конкретизма завершилась. Все — и Сапгир, и Сатуновский, и Некрасов — ищут и находят для своей поэзии новые выразительные средства, ставят перед собой новые художественные задачи.
	— Владислав Кулаков, «О прозе Игоря Холина», 1998

	Литературный однолюб – первый период его <Игоря Холина> поэтической биографии справедливо назвать “барачным”. Несколько лет жизни отданы единственной теме. Он не был “первооткрывателем”, – барак ввели в литературу Е. Кропивницкий и Я. Сатуновский.
	— Евгений Лобков, «Страшный мир» Игоря Холина, 2004

Поэты «лианозовской школы» — Евгений Кропивницкий, Ян Сатуновский, Всеволод Некрасов и другие — сделали в русской литературе очень важное открытие. Они показали, что стихи не обязаны быть выражением высоких, «привилегированных» переживаний и мыслей. Не меньшее — а скорее всего, и большее — значение для современного человека имеет выявление скрытого, незамеченного смысла вроде бы обычных состояний, которые знакомы — но не казались достойными описания. Поэт Наталия Санникова наследует этой линии в развитии русской литературы. Но она и преобразовала «лианозовскую» традицию.

— Илья Кукулин, «...Но всех их я попробую спасти», 2015

Ссылки

• Ян Сатуновский в «Неофициальной поэзии»
• Ян Сатуновский в «Вавилоне»
• В антологии новейшей русской поэзии «У голубой лагуны»