Добрый и злой следователь

До́брый и злой сле́дователь (сродни методу кнута и пряника, а также методу поощрения и наказания) — старая технология дознания (нередко пытка), цель которой раскачать психологическую устойчивость подследственного и сломать его сопротивление, добившись признательных показаний, а также любой другой информации, ценной для следствия.

Уильям Блейк, «Добрый и злой ангел» (1795)

Главным механизмом приёма является давление на психику. Последовательность действий относительно проста. Сначала злой следователь должен вызвать у подозреваемого чувство неуверенности и страха, после чего добрый следователь добивается его расположения, втирается в доверие, чтобы склонить к признанию или необходимому сотрудничеству. С точки зрения архетипов поведения добрый следователь эксплуатирует образ любящей матери, в то время как другой демонстрирует силу, строгость и жестокость отца.

Добрый и злой следователь в коротких цитатах

	Майор Ельшин криво усмехается, но продолжает оставаться любезным. По-видимому, его амплуа строго ограничено «пряником» и кнут ему применять не положено.
	— Евгения Гинзбург, «Крутой маршрут» (глава 14 «Кнут и пряник»), 1967

	Мне известен, по книжкам конечно, хорошо известен этот приём: ...один следователь грубый и злой, а другой добрый и вежливый. Подследственный, естественно, психологически тянется к следователю доброму.
	— сериал «Место встречи изменить нельзя» (1 сезон, 4 серия), 1979

	Чуть позже Добрый следователь выступает в защиту подозреваемого. «Не суди его так строго, Фрэнк, он ведь еще ребёнок». Это не такая уж большая поддержка, но по сравнению с тирадами Злого следователя слова Доброго следователя звучат для заключённого как музыка.
	— Роберт Чалдини, «Психология влияния», 1984

	...старая как мир схема «злой следователь – добрый следователь» была использована сегодня с несколько иной целью. Настя не ставила перед собой задачу собирать информацию. Ей сегодня нужно было своими глазами посмотреть на трёх главных подозреваемых, составить представление об их характере и стиле мышления.
	— Александра Маринина, «Шестёрки умирают первыми», 1995

	Ты будешь „добрым“, я буду „злым“, а он будет раздавленным лимоном.
	— диалог из боевика «Крутые стволы», 1997

	― Ты, Серж, не лютуй особенно-то! ― посоветовал Петр. Лысый Серж усмехнулся. И я сразу его вспомнил, хотя десять лет прошло с нашей встречи: Серж как раз был злой следователь, а Петр ― тот добрый.
	— Валерий Попов, «Ужас победы», 2000

	В минувший понедельник парламент и президент сыграли с журналистами в старую игру «добрый следователь — злой следователь».
	— Виктор Шендерович, «Бесплатный СЫР с Виктором Шендеровичем», 2002

	Я понял, что очень хорошо работать в паре! С таким, как вы, профессионалом! давайте я буду играть «злого следователя», а вы — доброго... Хотите, я его прямо сейчас расколю? А? Я из него всю душу вытряхну, вот увидите!
	— Елена Веснина, «Исцеление любовью», 2006

	В течение всего процесса Бузников играл роль “злого” следователя, а Коган – “доброго”. На Бахтерева Бузников кричал, называл его “говно-мальчишкой” (будучи старше его всего на два года), а Коган учтиво беседовал с ним, предлагал чай или кофе.
	— Валерий Шубинский, «Даниил Хармс. Жизнь человека на ветру», 2008

	это в Москве доктор джекил и мистер хайт, а у нас добрый следователь и злой следователь...
	— Андрей Родионов, «Платформа вдали от Москвы, как на море променад», 2008

	Я никогда не играл доброго или злого. Это скучно, и в жизни почти не встречается. Есть такой способ давления на подсудимого, когда один следователь изображает доброго, а другой — злого.
	— Игорь Черневич, «Ты становишься либо палачом, либо жертвой. Проскочить не получится», 2008

	“Добрый следователь” Лазарь Коган вёл с подследственными задушевные философские дискуссии. Но и “злой следователь” Алексей Бузников был не чужд литературных интересов и даже выступал в качестве критика.
	— Валерий Шубинский, «Даниил Хармс. Жизнь человека на ветру», 2008

	Следователь добрый. Нарисован добрый следователь. Злой следователь. Нарисован с затылка злой, но я увидел на лысине у него даже капельки пота, и Фрося за ним стоит с топором. Хочет убить.
	— Юрий Кувалдин, Владимир Мелетин. «Симфония ужаса и радости» (эссе), 2009

	...это стандартная для наших правоохранительных органов игра в доброго и злого следователя. Они закрыли одно дело, но у Олега Воротникова остается другое дело, они продолжают вести дело на Наталью Сокол и других активистов группы «Война». Скоро пройдет еще одна акция «Войны», и они откроют дюжину новых уголовных дел.
	— Алексей Плуцер, «О либеральной возне и радикальных протестах», 2011

	Путин обладает мировоззрением обычного чекиста. Он применяет старую игру в доброго и злого следователей, разработанную ещё при Сталине, которая лишь трансформируется в зависимости от действующих лиц. Раньше роли доброго и злого следователей Путин разыгрывал на пару с Дмитрием Медведевым.
	— Александр Кобринский, «Три года за надпись на заборе», 2013

	Согласно известному сценарию «добрый и злой следователь» распределялись их роли в дознании. Серый человек Щербатов вёл себя аккуратно, вступал в беседы с подозреваемыми; Чухонцев грубил и пугал подследственных, добиваясь быстрого признания.
	— Максим Кантор, «Красный свет», 2013

	Раздобыв пару методичек, он раскалывал подозреваемых, играя то доброго, то злого полицейского...
	— Владимир Ильин, «Шериф», 2014

	Слушайте, а не возьмёте к нему напарником? Мы на па́ру любую проблемку расколем… — Моня хохотнул. — Ну, знаете: добрый следователь, злой следователь…
	— Александр Блинов, «Моня», 2014

Первым моим следователем был <Виктор> Черкесов. Помню, как он орал: «Я, как чекист и коммунист…» Тогда это был молодой и рьяный карьерист, абсолютный циник. <...> В общем, так как мы больше орали друг на друга, меня потом отдали якобы «мягкому» следователю — Владимиру Васильевичу Егорову, он сейчас в Смольном сидит. Ну, там же всегда — злой следователь и добрый следователь, а на самом деле такой же.

— Михаил Мейлах, «Первым моим следователем был Виктор Черкесов», 2016

	«Добрый следователь» стоял и безучастно смотрел в зарешеченное окно. «Злой» был одет в невыразительный серый пиджак. Зато «добрый» был в яркой рубашке, на которой по ядовито-зелёному фону были разбросаны неведомые современной ботанике цветы.
	— Александр Мешков, «Непридуманная история Комсомольской правды», 2017

	Неплохой результат дает и широко освещённый в отечественной и зарубежной литературе метод, когда допрос осуществляет попеременно «злой» и «добрый» следователь, при этом допрашиваемый инстинктивно стремится к доброму и правдиво рассказывает ему все, что знает сам.
	— Лев Бертовский, Криминалистика (учебник), 2018

	«Добрый» же, после «злого» следователя, должен быть подчёркнуто уважительным к собеседнику, внимательно выслушать, искренне интересоваться его жизнью, сопереживать ему, угостить чаем, предложить сигарету...
	— Лев Бертовский, Криминалистика (учебник), 2018

...в фильме «Место встречи изменить нельзя» описана тактика «злого и доброго» следователей: «Мне известен по книжкам этот приём. Один следователь грубый и злой, а другой добрый и вежливый. Подследственный, естественно, тянется к следователю доброму…» Разумеется, этот нехитрый, но действенный приём уж отлично известен и Путину, и Поклонской, тем более что они оба работали в силовых органах. В роли злого следователя в данном случае выступает Поклонская...

— Александр Майсурян, «Мавзолей как неразменный пятак Кремля», 2018

Добрый и злой следователь в профессиональной литературе

6. Приём группового допроса. Два следователя ведут допрос, между ними распределяются роли. Один активно, в наступательном стиле задает вопросы, используя малейшую возможность для изобличения допрашиваемого во лжи (в качестве «злого» следователя). Второй говорит примирительно, как только обостряется очередной конфликт между его коллегой и допрашиваемым, демонстрирует желание его понять, выступая, условно говоря, в роли «доброго» следователя. На психику допрашиваемого начинает действовать известный в социальной психологии феномен группового давления с сопутствующим ему эффектом внушающего воздействия группы. Сложно дать однозначную оценку метода группового допроса: не приведет ли групповой допрос к самооговору. Сомнения небезосновательны, лучше повременить, а может быть, вовсе не использовать данный метод. И наконец, в качестве метода изобличения допрашиваемого лица может быть использована очная ставка с ним, которая предусмотрена законодателем в качестве самостоятельного следственного действия.

— Полицейская психология, Глава II. Психология расследования преступлений, 2016

Неплохой результат дает и широко освещённый в отечественной и зарубежной литературе метод, когда допрос осуществляет попеременно «злой» и «добрый» следователь, при этом допрашиваемый инстинктивно стремится к доброму и правдиво рассказывает ему все, что знает сам. Ещё Аристотель говорил: «Сильнейшее средство убеждения — благородство самого оратора. Обаяние личности — это в сущности обольщение, подкуп слушателей». Применение этого метода возможно и в рамках тактической комбинации (из нескольких последовательных следственных действий — допросов или следственного действия — допроса и оперативно-розыскного мероприятия — опроса), когда расследование осуществляется следственной группой. При этом, безусловно, «злой» следователь должен действовать строго в рамках закона, не допускать противоправного оказания психического и физического воздействия на допрашиваемого. <...> «Добрый» же, после «злого» следователя, должен быть подчёркнуто уважительным к собеседнику, внимательно выслушать, искренне интересоваться его жизнью, сопереживать ему, угостить чаем, предложить сигарету и т. п. В этом случае допрашиваемый, психологически расслабившись, может склониться к мысли о прекращении противодействия и дать правдивые показания.

— Лев Бертовский, Криминалистика (учебник), 2018

Суть метода «Добрый/Злой следователь» такова. Молодого человека, подозреваемого, скажем, в ограблении, но настаивающего на невиновности, приводят в комнату, где его начинают допрашивать два следователя. Один из следователей играет роль Злого либо потому, что эта роль ему подходит, либо просто потому, что сейчас его очередь. Едва подозреваемый успевает переступить порог, Злой следователь начинает ругать «сукиного сына» за ограбление. На протяжении всего допроса он не перестает рычать и ворчать. Он пинает стул, на котором сидит заключенный, чтобы подчеркнуть свои слова. Он смотрит на подозреваемого, как на кучу мусора. Если подозреваемый оспаривает обвинения или отказывается отвечать, Злой следователь начинает злиться. Его ярость усиливается. Он клянется, что сделает все возможное, чтобы подозреваемый получил максимальный срок. Он заявляет, что у него есть друзья в прокуратуре округа, которые, узнав, что подозреваемый не желает сотрудничать с полицией, будут вести процесс особенно жестко. В начале «представления», которое устраивает Злой следователь, его партнер, Добрый следователь, сидит в стороне. Затем Добрый следователь начинает вмешиваться в разговор. Сначала он говорит только со Злым следователем, пытаясь утихомирить его усиливающийся гнев. «Успокойся, Фрэнк, успокойся». Но Злой следователь кричит: «Не успокаивай меня, ты ведь видишь – он лжет мне в лицо! Я ненавижу этих лживых ублюдков!» Чуть позже Добрый следователь выступает в защиту подозреваемого. «Не суди его так строго, Фрэнк, он ведь еще ребёнок». Это не такая уж большая поддержка, но по сравнению с тирадами Злого следователя слова Доброго следователя звучат для заключенного как музыка. Однако Злого следователя убедить не так-то просто. «Ребенок? Он не ребенок. Он дерьмо. Он дерьмо, вот что он такое. И я скажу тебе кое-что еще. Этому дебилу больше восемнадцати, так что я могу упрятать его так далеко за решетку, что без карманного фонаря его и не найдешь»... <...> Когда Злой следователь уходит, настает черед Доброго следователя показать свой артистический талант: «Послушай, парень, я не знаю почему, но моему партнеру ты не нравишься, и он постарается упечь тебя за решетку. Он сможет сделать это, потому что уже сейчас у нас достаточно улик против тебя. И он не шутит, когда говорит, что окружная прокуратура обходится жестко с теми парнями, которые не хотят сотрудничать с полицией. Тебе светит пять лет, парень, пять лет! Но я не хочу, чтобы это с тобой случилось. Так что если ты прямо сейчас, до того, как мой напарник вернется, признаешь, что участвовал в ограблении, я лично займусь твоим делом и замолвлю за тебя словечко в окружной прокуратуре. Если мы оба постараемся, мы сможем скосить срок с пяти лет до двух, может быть, даже до одного года. Окажи услугу нам обоим, Кенни. Только скажи мне, как ты это сделал, а затем давай начнем думать над тем, как тебе выпутаться из всего этого». После этих слов следует признание подозреваемого.

— Роберт Чалдини, Психология влияния, 1984

Добрый и злой следователь в публицистике и документальной прозе

В минувший понедельник парламент и президент сыграли с журналистами в старую игру «добрый следователь — злой следователь». Игра началась две недели назад. Парламент по следам событий на Дубровке принял поправки к Закону о СМИ, уже и в петельку продел буйну журналистскую головушку, и тогда журналистское сообщество с воем побежало к гаранту, и гарант, легким движением пера наложив вето на смертный приговор, заставил нас рыдать у высочайших ботфорт — вполне искренне.

— Виктор Шендерович, «Бесплатный СЫР с Виктором Шендеровичем», 2002

Хармс был допрошен первым, 11 декабря <1931 года>. Всего же его вызывали на допросы пять раз. Последний раз — 13 января. Допросы вели два следователя — Лазарь Коган и Алексей Бузников. Официально следствие вел второй, “Коган ему как бы ассистировал”. В действительности полковник Лазарь Вениаминович Коган, начальник секретно-политического отдела ленинградского ОГПУ, был начальником Бузникова и скорее контролировал его работу. Есть свидетельства, что в 1928–1929 годах Коган участвовал в ведении “дела Русакова” и Хармс уже тогда с ним познакомился. В течение всего процесса Бузников играл роль “злого” следователя, а Коган – “доброго”. На Бахтерева Бузников кричал, называл его “говно-мальчишкой” (будучи старше его всего на два года), а Коган учтиво беседовал с ним, предлагал чай или кофе. Может быть, в работе участвовали и другие чекисты. График В.А. Власов рассказывал В. Глоцеру о каком-то “Сашке”, следователе-весельчаке, которого Хармс во время допросов впечатлил своей оригинальностью и своим остроумием. (А.А. Кобринский предполагает, что это либо Коган, либо Александр Робертович Стромим, тоже следователь ленинградского ОГПУ, который, впрочем, официально в деле Хармса и его друзей не фигурирует и ни в каких других мемуарах не упоминается.) Специфика этого, еще раннесталинского, ОГПУ заключалась в том, что следователи далеко не всегда были похожи на грядущих ежовских дуболомов или бериевских зловещих жизнелюбов. Часто это были интеллектуалы своего рода. “Добрый следователь” Лазарь Коган вел с подследственными задушевные философские дискуссии. Но и “злой следователь” Алексей Бузников был не чужд литературных интересов и даже выступал в качестве критика. Его заметки, публиковавшиеся в “Красной газете”, касались в том числе и детской литературы. Одна из них, напечатанная в 1928 году, содержала нападки на Маршака. Бузников обвинял его в “монархизме”, поскольку в сказочных детских пьесах Самуила Яковлевича, естественно, действовали короли.

— Валерий Шубинский, «Даниил Хармс. Жизнь человека на ветру», 2008

— Решение о закрытии уголовных дел необычно для российской правовой системы. Почему это произошло? — Думаю, что это стандартная для наших правоохранительных органов игра в доброго и злого следователя. Они закрыли одно дело, но у Олега Воротникова остается другое дело, они продолжают вести дело на Наталью Сокол и других активистов группы «Война». Скоро пройдет еще одна акция «Войны», и они откроют дюжину новых уголовных дел. Просто по этому уголовному делу у них не было никаких шансов представить в суд что-либо вменяемое, кроме постов в моем блоге и каких-то художественных текстов. Все активисты группы «Война» молчали, никто никаких показаний не давал, плюс хороший адвокат Дмитрий Динзе, которого мы называем ниндзя, потому что он настоящий боец. Плюс я развернул большую работу в западных СМИ, российское арт-сообщество протестовало, Бэнкси помог. И у следственного комитета пропало желание вести это уголовное дело. Но на этом они не остановятся. И вот доказательство: в четверг в квартиру Леонида Николаева, дело против которого было прекращено, ввалились два сотрудника полиции в штатском, скорее всего сотрудники Центра Э. То есть эта вся игра в добрых следователей продолжается, и конца этому не видно.

— Алексей Плуцер, «О либеральной возне и радикальных протестах», 2011

Путин обладает мировоззрением обычного чекиста. Он применяет старую игру в доброго и злого следователей, разработанную ещё при Сталине, которая лишь трансформируется в зависимости от действующих лиц. Раньше роли доброго и злого следователей Путин разыгрывал на пару с Дмитрием Медведевым. Актёры играли столь убедительно, что некоторые представители демократической интеллигенции (я, прежде всего, имею в виду Мариэтту Чудакову), «купились» на это и даже призывали сплотиться вокруг нашей великой «надежды» – Дмитрия Медведева. Теперь, когда уже вроде бы вопросов, кто такой Медведев, не осталось, функции доброго и злого следователей Путин объединил в одном лице. Поэтому в определённый момент он разводит руками и говорит, что не понимает, за что сельский учитель Илья Фарбер получил такой огромный срок, в то время как эта реальная практика наших судов. И тут же прокуратура бежит подавать протест на явно незаконный приговор. Срок обжалования пропущен, но суд, который ранее ничего не замечал и игнорировал доводы адвокатов Фарбера, его восстанавливает и существенно снижает срок заключения.

— Александр Кобринский, «Три года за надпись на заборе», 2013

Как же это понимать? Да очень просто. Например: в фильме «Место встречи изменить нельзя» описана тактика «злого и доброго» следователей: «Мне известен по книжкам этот приём. Один следователь грубый и злой, а другой добрый и вежливый. Подследственный, естественно, тянется к следователю доброму…» Разумеется, этот нехитрый, но действенный приём уж отлично известен и Путину, и Поклонской, тем более что они оба работали в силовых органах. В роли злого следователя в данном случае выступает Поклонская и иже с ней, из их уст сыпятся суровые предложения: – Закопать Ленина! Снести Мавзолей, чтобы даже бугорка не осталось! Ни одной могилы на Красной площади не оставить! Всё декоммунизировать подчистую!.. Но тут вступает со своей арией «добрый следователь»: – Чем это отличается от мощей святых?.. И противники декоммунизации облегчённо вздыхают, камень падает с их сердца, и они тянутся к «следователю доброму». Но ведь Поклонские – это часть путинской команды, не так ли? Уже не первый раз мы наблюдаем это политическое действие: сначала хором выступают «злые следователи» вроде Жириновского, требующие тотальной декоммунизации, а потом из Кремля доносится успокаивающее: «Повременить!»

— Александр Майсурян, «Мавзолей как неразменный пятак Кремля», 2018

	— Мне кажется, нам удалось напугать украинскую сторону как раз вот несдержанной реакцией в неофициальных кругах. Собственно говоря, здесь сработала простейшая схема – как я себе это представляю, я могу ошибаться — злого и доброго следователя. На фоне очень резкой реакции средств массовой информации была очень сдержанная реакция официальных кругов.
	— Сергей Михеев, «...о разностороннем воздействии на Киев после ареста танкера», 2019

Добрый и злой следователь в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

Снова молчу, стараясь теперь не глядеть не только на майора, но и на бутерброды. Тогда он с кротким вздохом убирает их со стола и кладет на их место несколько листов писчей бумаги и автоматическую ручку. ― Напишите нам всё. Всё, что было, с самого начала. Я пока займусь своими делами, а вы пишите. Как можно подробнее. Оттените главных заправил. Напишите, кто из редакционных и университетских был особенно активен в нападках на линию партии. Да и в среде татарских писателей… Да уж не мне учить вас писать. ― Боюсь, майор, что это не мой жанр. ― Почему же? ― Да вы ведь сами говорили, в каких жанрах я пишу. Публицистика. Переводы. А вот жанр детективного романа ― не мой. Не приходилось. Вряд ли смогу сочинить то, что вам хотелось бы. Майор Ельшин криво усмехается, но продолжает оставаться любезным. По-видимому, его амплуа строго ограничено «пряником» и кнут ему применять не положено. ― Пишите. Посмотрим, что выйдет у вас. ― Что же писать об университетских? Ведь они все уже арестованы, ― пытаюсь я выудить у своего любезного собеседника какие-нибудь сведения. ― Почему же все? Вот, например, профессор Камай. Кто же его арестует? Не за что! Бывший грузчик, татарин, ставший профессором химии. Преданный член партии. ― Да, это, наверно, последний остался профессор из грузчиков. Теперь вы больше профессоров на грузчиков переделываете.

— Евгения Гинзбург, «Крутой маршрут», глава 14 «Кнут и пряник», 1967

— Первым моим следователем был <Виктор> Черкесов. Помню, как он орал: «Я, как чекист и коммунист…» Тогда это был молодой и рьяный карьерист, абсолютный циник. Вот и все, что можно о нем сказать. В общем, так как мы больше орали друг на друга, меня потом отдали якобы «мягкому» следователю — Владимиру Васильевичу Егорову, он сейчас в Смольном сидит. Ну, там же всегда — злой следователь и добрый следователь, а на самом деле такой же. В ответ на его первую фразу — «Ну что, Михаил Борисович, будем доводить до суда?» (у них почему-то всегда плохо с прямым дополнением) — я расхохотался. Потом в надежде установить отношения он предложил при мне позвонить моим родителям — при условии, что я не буду подавать голос. Для меня, конечно, важно было убедиться, что они здоровы, и я услышал в трубке голос моей мамы. А когда, завершив звонок, он заявил: «Вот видите, Михаил Борисович, я ваш раб» — я ему ответил: «Вы раб КПСС». Это слова, которые татуировали на лбу самые отпетые уголовники («беспредел», «отрицаловка»; татуировку сдирали вместе с кожей — они делали новую).

— Михаил Мейлах, «Первым моим следователем был Виктор Черкесов», 2016

Добрый и злой следователь в беллетристике и художественной прозе

Оба они сидели за своими столами и как по команде подняли на нее вопрошающие глаза. – Ну как? Получилось? – спросили они чуть ли не хором. – Будем надеяться. Она не раздеваясь уселась на свободный стул и полезла за сигаретами. – Никогда не думала, что это так трудно. Полдня строила из себя злую тетку Настасью, а все для того, чтобы завтра пришли хорошие мальчики Юрочка и Коленька и весь протокольный отдел кинулся к ним в объятия, утопая в слезах и соплях. Ну и сценарий вы мне подсунули! На самом деле старая как мир схема «злой следователь – добрый следователь» была использована сегодня с несколько иной целью. Настя не ставила перед собой задачу собирать информацию. Ей сегодня нужно было своими глазами посмотреть на трех главных подозреваемых, составить представление об их характере и стиле мышления.

— Александра Маринина, «Шестёрки умирают первыми», 1995

― Ты, Серж, не лютуй особенно-то! ― посоветовал Петр. Лысый Серж усмехнулся. И я сразу его вспомнил, хотя десять лет прошло с нашей встречи: Серж как раз был злой следователь, а Петр ― тот добрый. ― Возьми… может, пригодится. ― Заботливый Петр протянул ему мой «терновый венец». ― Кто же мне даст в наши дни особенно-то лютовать? ― произнес Серж, и усмешка его ох как мне не понравилась. У него небось тоже «имиджмейкеры» уже наготове. ― Поведение в общественном месте… с особым цинизмом… это ещё не расстрел! ― приободрил меня Серж. ― Ну ладно… пошли. Там тебя один старый друг заждался.

— Валерий Попов, «Ужас победы», 2000

― Ты ведь не русский? ― Русский, ― сказал я. ― Недавно стал… Почему ты мне рассказываешь все это? Дёшево выглядит… Злой следователь ― Ибраев. Добрый ― ты… Давай объяснимся по главному пункту. Что значит быть гостем частника Ибраева, я прочувствовал. Взяли, побили и слегка изувечили. А каково оказаться подследственным официального чиновника от безопасности Ибраева? Ты можешь сказать определенно, зачем все эти подходы издалека, какова их главная цель?

— Валериан Скворцов, «Каникулы вне закона», 2001

Марукин заглянул ему в глаза и заговорил преувеличнно бодро: — А знаете что? Я понял, что очень хорошо работать в паре! С таким, как вы, профессионалом! давайте я буду играть «злого следователя», а вы — доброго... Хотите, я его прямо сейчас расколю? А? Я из него всю душу вытряхну, вот увидите! — Насчёт души — не бери на себя слишком много. А допрашивать — пожалуйста. — Значит, разрешите идти? — заторопился Марукин. — Иди. Только... Ответь мне всё-таки на один вопрос. Почему тебя перевели к нам с понижением в звании? — Да ладно... — отвёл глаза Марукин. — Длинная история... Потом расскажу... — И всё-таки. У коллег не должно быть тайн друг от друга, — настаивал следователь. — Это всё злые языки... В общем, подсидели, — невнятно ответил Марукин и вышел из кабинета.

— Елена Веснина, «Исцеление любовью», 2006

Сотрудники следственных органов — Петр Яковлевич Щербатов, майор, и Геннадий Андреевич Чухонцев, капитан, работали в паре. Согласно известному сценарию «добрый и злой следователь» распределялись их роли в дознании. Серый человек Щербатов вел себя аккуратно, вступал в беседы с подозреваемыми; Чухонцев грубил и пугал подследственных, добиваясь быстрого признания. Следователь Чухонцев был убежден в том, что мир устроен несправедливо. Он был молод, завистлив и зол, зарплата у него была копеечной. К тому времени, когда ему надо было выбрать профессию, в России из профессий требовались всего две: менеджер (чтобы получать проценты от проданного) и юрист (чтобы оформлять сделки продаж). Он пошел учиться на юриста, недоучился, стал следователем. Юристы, те оформляли покупки вилл и яхт; следователь искал убийц старухи из коммунальной квартиры. Когда Чухонцев проходил мимо окон ресторанов, он кривился на розовогубых менеджеров и юристов, пожиравших дорогие продукты, и бледные губы Чухонцева выплевывали ругательства. Не могут порядочные люди разбогатеть законным путем, за каждым из них — нераскрытое дело.

— Максим Кантор, «Красный свет», 2013

	Раздобыв пару методичек, он раскалывал подозреваемых, играя то доброго, то злого полицейского, устраивал очные ставки и выбивал-таки украденное во славу закона.
	— Владимир Ильин, «Шериф», 2014

— А Ваш ничего… — тыкнул Моня Ему за спину. — Только сонный какой–то… Справляется? — Помаленьку, — сказал Он. — Вижу, что «помаленьку». Не кормите? — А что, «эти» едят? — Едят, — хмыкнул Моня, — Веру, Надежду, Любовь. Да шучу я, шучу… Слушайте, а не возьмёте к нему напарником? Мы на пару любую проблемку расколем… – Моня хохотнул. — Ну, знаете: добрый следователь, злой следователь… Он пожал плечами... — Тут дело такое… — опять наклонился к Нему Моня. — Долго объяснять… Короче, как перекличка будет, скажите, что я Ваш? По рукам?! — Моня снова протянул грязную ладонь.

— Александр Блинов, «Моня», 2014

1999 год. Пригородый поселок Воронежа. Отделение милиции. — Ты! Ты убил его! — кричал он мне, брызгая слюной. — Я сейчас блять посажу тебя к уголовникам у меня как раз двое сидят они тебя отпиздят отпетушат во все дыры и ты во всём сознаешься ты сука приползёшь ко мне и будешь умолять меня дать тебе бумагу для чистосердечного признания! Это был «злой следователь». Кстати, от него по-прежнему, как и в первую нашу встречу, пахло перегаром. Ни за что не поверю, что за два дня не выветрилось! «Добрый следователь» стоял и безучастно смотрел в зарешеченное окно. «Злой» был одет в невыразительный серый пиджак. Зато «добрый» был в яркой рубашке, на которой по ядовито-зеленому фону были разбросаны неведомые современной ботанике цветы. Такое ощущение, что он пришел на работу сразу после исполнения пасадобля и джайва на районном конкурсе бальных танцев. — Да не убивал я его! — сотый раз повторял я. – Он мой друг...

— Александр Мешков, «Непридуманная история Комсомольской правды», 2017

Добрый и злой следователь в поэзии

	К персям природы припав, упивается Радостью каждая тварь: Добрый и злой неудержно кидается К этой богине в алтарь.
	— Владимир Бенедиктов, «Песнь радости» (из Шиллера), 1857

пропитан воздух ароматом мокрых маленьких цветков, вдруг над платформой на столбах зажглися лампы, не осветили ничего — и так светло, как будто слёзы на глазах, нет, просто капли которые закапал, чтобы сузить зрачки мужчина с голым черепом (ему под сорок), вслед оборачиваются пьяненькие мужички: «недобрый москвич, Москва паршивый город» хеллбой, дурачок, ведь ты попал в рай, и придется тебе нашим обычаям следовать, это в Москве доктор джекил и мистер хайт, а у нас добрый следователь и злой следователь...

— Андрей Родионов, «Платформа вдали от Москвы, как на море променад», 2008

Добрый и злой следователь в киноематографе и массовой культуре

Я желаю услышать рассказ про соучастника убийства — Фокса. Я желаю между вами соревнование устроить. Кто из вас больше и быстрее про кого расскажет. От этого на суде будет зависеть, кто из вас пойдёт соучастником, а кто организатором преступления. Понятно излагаю? Мне известен, по книжкам конечно, хорошо известен этот приём: ...один следователь грубый и злой, а другой добрый и вежливый. Подследственный, естественно, психологически тянется к следователю доброму. Я понимаю, что я наивен, но... Я прошу, очень прошу вас, уйдите. Уйдите, а? А вот с ним мы будем разговаривать. Добро. Ну что, Шарапов у нас сотрудник молодой, настырный. Я не возражаю. Только учтите вот что: спасти свою жизнь можно только чистосердечным признанием и глубоким раскаяньем. И про Фокса рассказать! Пока не поздно...

— «Место встречи изменить нельзя», сериал: 1 сезон, 4 серия, 1979

	— Ну что — как всегда? — Конечно! Ты будешь „добрым“, я буду „злым“, а он будет раздавленным лимоном.
	— диалог из боевика «Крутые стволы», 1997

	— Вам кого интереснее играть — доброго или злого следователя? — Я никогда не играл доброго или злого. Это скучно, и в жизни почти не встречается. Есть такой способ давления на подсудимого, когда один следователь изображает доброго, а другой — злого. Но это уже игра внутри игры, интересная актёрская задача.
	— Игорь Черневич, «Ты становишься либо палачом, либо жертвой. Проскочить не получится», 2008

Головы в фильме Мелетина умные, их можно слушать сколько угодно без перебивок. Но преобладают в фильме рисунки. Элементы анимации — вдруг какая-то деталь начинает двигаться на статичном рисунке. Рисунки иллюстративны. Нары. Нарисованы нары. Она стоит. Нарисована она у нар. Конвоир. Нарисован конвоир. Следователь добрый. Нарисован добрый следователь. Злой следователь. Нарисован с затылка злой, но я увидел на лысине у него даже капельки пота, и Фрося за ним стоит с топором. Хочет убить. Каскад ассоциаций: Родион Романович идет по Гороховой.

— Юрий Кувалдин, «Владимир Мелетин. «Симфония ужаса и радости» (эссе), 2009

См. также

• Кнут и пряник
• Преступление и наказание
• Тюрьма народов
• Палач
• Плеть
• Кнут
• Ольфактроника
• Мотивация
• Пытка
• Дрессировка