Цитаты об Эрнесте Хемингуэе
Здесь представлены приведены цитаты других людей об Эрнесте Хемингуэе (1899—1961) и его творчестве в целом.
Цитаты
правитьВсе мы знаем этих больших, плечистых, угловатых ребят, которые подымают неистовый шум, как только очутятся под чужой крышей. Когда они захлопывают входную дверь, то сидящим в гостиной кажется, что прибой перехлестнул через волнорез и с грохотом обрушился на порог дома. Приветственные вопли не прекращаются до тех пор, пока гость топотом при снимании калош, сокрушением вешалки, бесконечным раскуриванием трубки и грудами раскрошенного при этом табака и рассыпанных спичек не убедит всех с полной очевидностью, что он мужчина очень мужественный и, во всяком случае, очень неуклюжий мужчина.[1] | |
— Дэвид Гарнетт |
Непосредственно отзываясь на обострившиеся социальные антагонизмы 30-х годов, Хемингуэй обретал новую, гражданскую, позицию. Теперь его уже никто бы не назвал писателем «потерянного поколения». <…> И, готовясь к строгой проверке на истинность, которую предстояло пройти его новым убеждениям, Хемингуэй беспощадно обрывал нити, привязывавшие его к недавнему прошлому.[2] | |
— Алексей Зверев |
Проза Хемингуэя, как правило, звучит очень хорошо, когда её читают вслух. В законченном виде письмо его настолько плотно, что каждое слово является неотъемлемой частью, как нота в музыкальном сочинении. | |
Hemingway's writing typically reads well when spoken aloud. When complete, his writing is so tight that every word is integral, like notes in a musical composition. | |
— Шон Хемингуэй[К 1], вступление к «Празднику, который всегда с тобой», 2009 |
1930-е
правитьЭрнест Хемингуэй, так тщательно избегающий штампов в своих произведениях, просто-таки обожает их в обычной своей речи <…>. Вопреки распространённым представлениям он ниже ростом, чем Томас Вулф, и даже в бандаже выглядит ростом всего в шесть футов и пять дюймов. Естественно, что он не очень поворотлив, но хорошо смотрится, когда стреляет из-за дымовой завесы или из укрытия, в котором его не видно[К 2]. С большим удовлетворением сообщаем читателям, что отныне его вещи будут печататься только на почтовых конвертах, выпускаемых в США.[К 3] | |
Ernest Hemingway, while careful to avoid clichés in his work, fairly revels in them in his private life <…>. Contrary to popular opinion he is not as tall as Thomas Wolfe, standing only six feet five in his health belt. He is naturally clumsy with his body, but shooting from a blind or from adequate cover, makes a fine figure of a man. We are happy to announce that his work will appear in future exclusively on United States postage stamps. | |
— Фрэнсис Скотт Фицджеральд, записная книжка (1177), около 1930 |
… перо Эрнеста словно закаляли на огне… | |
… Ernest’s quality of a stick hardened in the fire… | |
— Ф. Скотт Фицджеральд, письмо М. Перкинсу около 1 сентября 1930 |
… свирепый молодой человек, прошедший суровую жизненную школу, вышколенный высокой требовательностью к себе, настоящий художник, для которого жизнь — родная стихия… | |
— Синклер Льюис, «Страх американцев перед литературой», конец 1930 |
Хемингуэй был самым многообещающим человеком в Европе. Впервые я это понял как-то вечером, во время Лозаннской мирной конференции, когда он показал свои депеши с греко-турецкого фронта. Он только что перед тем вернулся с театра войны, где наблюдал исход греческих беженцев из Турции, и его депеша сжато и ярко передавала все детали этого трагического потока голодных, перепуганных, отныне бездомных людей. Я словно сам их видел, читая строки Хемингуэя, и сказал ему это. «Нет, — возразил он, — вы читайте код. Только код. Ну, разве это не замечательный язык?» Он не хвастал, это была правда, и я помню, как позже, много позже, он говорил: «Пришлось отказаться от репортажа. Очень уж меня затягивал язык телеграфа».[3] | |
— Линкольн Стеффенс, «Автобиография», 1931 |
Hemingway's words strike you, each one, as if they were pebbles fetched fresh from a brook. They live and shine, each in its place. So one of his pages has the effect of a brook-bottom into which you look down through the flowing water. | |
— Форд Мэдокс Форд, предисловие к «Прощай, оружие», 1932 |
Гертруда Стайн и Шервуд Андерсон, когда сойдутся вместе, очень веселятся на счёт Хемингуэя. <…> Хемингуэй появился на свет их общими стараниями[К 5] и им обоим это совместное духовное детище внушает отчасти гордость, а отчасти стыд. Был такой эпизод, когда Хемингуэй очень старался втоптать в грязь и самого Шервуда Андерсона и его творчество, и написал ему письмо от лица американской литературы, которую он, Хемингуэй, за компанию с молодым поколением, собирался спасать… | |
Gertrude Stein and Sherwood Anderson are very funny on the subject of Hemingway. <…> Hemingway had been formed by the two of them and they were both a little proud and a little ashamed of the work of their minds. Hemingway had at one moment, when he had repudiated Sherwood Anderson and all his works, written him a letter in the name of american literature which he, Hemingway, in company with his contemporaries was about to save… | |
— Гертруда Стайн, «Автобиография Элис Б. Токлас», 1933 |
- см. Андрей Платонов, начало «Навстречу людям», 1938
Придёт день, когда никто не вспомнит о психоаналитиках, а книги Э. Х. будут читать как замечательные исследования психологии страха. | |
Some day when the psycho-an are forgotten E.H. will be read for his great studies into fear. | |
— Ф. Скотт Фицджеральд, записная книжка]] (1979), 1939 или 1940 |
1940-е
править… кое-кто из критиков <…> утверждал, что подтолкнул Хемингуэя к литературной деятельности я. Допускаю, что они поговаривали также, будто он находится под сильным моим влиянием. | |
— Шервуд Андерсон, «Мемуары» (Sherwood Anderson's Memoirs), [1942] |
Оглядываясь сегодня на книги Хемингуэя, мы ясно видим, в какую ошибку впадают политики, обвиняя его в пренебрежении к общественным проблемам. Ведь всё его творчество представляет из себя критику общества. Он отзывался на каждый удар пульса социальной атмосферы <…> и делал это с несравненной чуткостью.[6] | |
— Эдмунд Уилсон, 1941 |
… он выглядит близким к русским [писателям], разрабатывая те же мотивы вины, искупления и смерти, Хемингуэй — особый нордический Достоевский. | |
… he seems closest to the Russian, playing upon the same themes of guilt, expiation, and death, Hemingway is also a peculiarly Nordic Dostoevsky. | |
— Максвелл Гайсмар, «Эрнест Хемингуэй: Ты всегда можешь вернуться» (Ernest Hemingway: You Could Always Come Back) |
1950-е
править… клеветническая кампания продолжается уже несколько лет под негласным названием «Хемингуэй исписался» <…>. | |
… a whispering campaign of some years’ duration, that ‘Hemingway is finished.’ <…> | |
— Ивлин Во, «Победитель не получает ничего», 1950 |
Несколько лет назад, не помню по какому случаю, Хемингуэй сказал, что писатели, подобно врачам, адвокатам и волкам, должны держаться вместе. Я думаю, что это замечание скорее остроумно, нежели точно и верно, во всяком случае, к Хемингуэю оно не относится; писатели, которым волей-неволей приходится держаться вместе, ибо иначе они погибнут, напоминают волков, которые только в стае — волки, а разгони их, и каждый станет собакой. <…> | |
— Уильям Фолкнер, письмо Х. Брайту 20 июня 1952 |
… твоя проза <…> поражает своей совершенной свежестью, каждое слово на странице стоит отдельно, как будто никто никогда раньше не пользовался простыми словами английского языка. | |
… your prose <…> being absolutely fresh with the words standing out separately on the pages, as if nobody before had ever used the simple words of the English language. | |
— Малкольм Каули, письмо Хемингуэю 3 августа 1952 |
… проза Хемингуэя <…> не стремится выразить невыразимое, прибегая к изобретению новых слов, неожиданных конструкций; напротив, Хемингуэй использует старые, всем привычные слова, но наполняет их новым значением; кажется, что английский язык был ему незнаком, он его изучал и придумал для себя и стремится в своём слоге донести до нас его первозданную свежесть.[9] | |
… Hemingway's prose <…> is no attempt in it to express the inexpressible by inventing new words and turns of phrase; instead Hemingway uses the oldest and shortest words, the simplest constructions, but gives them a new value—as if English were a strange language that he had studied or invented for himself and was trying to write in its original purity.[8] | |
— Малкольм Каули, «Роман Хемингуэя обладает богатой простотой классики» |
1960-е
правитьХудожественная сила Хемингуэя исключительна. <…> | |
— Юрий Олеша, «Ни дня без строчки» (часть 4), 1960 [1965] |
Человек, случайно встретивший Хемингуэя, мог подумать, что он — представитель романтической богемы или образцовый дилетант: пьёт, чудачит, колесит по миру, ловит рыбу в океане, охотится в Африке, знает все тонкости бои быков, неизвестно даже, когда он пишет. А Хемингуэй был работягой; уж на что развалины «Флориды» были неподходящим местом для писательского труда, он каждый день сидел и писал; говорил мне, что нужно работать упорно, не сдаваться…[10][5] | |
— Илья Эренбург, «Люди, годы, жизнь» (книга 4) |
— Иван Кашкин, «Эрнест Хемингуэй», [1963] |
— Стенли Куперман |
… автор книг для мальчиков. <…> у него, по крайней мере, есть собственный голос <…>. В умственном и эмоциональном отношении он безнадёжно незрел… | |
… writer of books for boys. <…> he has at least a voice of his own <…>. In mentality and emotion, [he is] hopelessly juvenile… | |
— Владимир Набоков, интервью Playboy марта 1963 |
… борьба писателя с тем упрямым демоном, имя которому Искусство, и в этой беспримерной борьбе Эрнест Хемингуэй и стал Хемингуэем (теперь олицетворяющим цельный монолит блестящей прозы, который на протяжении сорока лет и вплоть до сегодняшнего дня бесчисленные орды наших писак старались разбить вдребезги и создать из его осколков свои стили, сюжеты, жизнечувствование, философию творчества). | |
… the writer's struggle with that recalcitrant angel called Art; and it was through this specific struggle that Ernest Hemingway became Hemingway (now refined to a total body of transcendent work, after forty years of being endlessly dismembered and resurrected, as it continues to be, in the styles, the themes, the sense of life and literature of countless other writers). | |
— Ральф Эллисон, «Утаённое имя и трудная судьба» (Hidden Name and Complex Fate), 6 января 1964 |
В раннем творчестве Хемингуэя иногда давала себя чувствовать некоторая манерность, навеянная модернистскими влияниями, проводником которых была, в частности, Стайн. Но влечение писателя к простоте формы, к ясности стиля бесспорно. Почти всегда ему было чуждо и враждебно в искусстве всё, что несёт на себе печать авторского произвола, умозрительности, всё, что лишено естественности.[13] | |
— Морис Мендельсон |
… писатель всегда немножко турист, немножко иностранец, литератор и мастер чуть больше, чем нужно. | |
— Варлам Шаламов, «О прозе», 1965 |
Рассматривать поэтику Хемингуэя вне его моральной темы едва ли возможно. Критика и читатели давно уже обнаружили, что его сдержанная, порою сухая манера письма не служит признаком эмоциональной бедности автора, так же, как скупые, «сквозь стиснутые зубы» реплики его персонажей не свидетельствуют о скудости их душевного мира. | |
— Абель Старцев, «Молодой Хемингуэй и потерянное поколение», 1968 |
1970-е
правитьДаже писатель с такой полнотой посвятивший себя искусству повествования, как Хемингуэй, в каждом глаголе проявляет воздействие молчания. Он противопоставляет пустоте мужество, в конечном счёте не выдвигая ничего лучшего, нежели идею, воплощённую в слове «ничто». Кафка идёт дальше Хемингуэя — он отказывается кодифицировать бездну. <…> | |
Even a writer so committed to the craft of fiction as Hemingway still betrays the hold of silence on each verb. He confronts the void with valor, and ends by conveying nothing better than nothingness. Close to the margins of silence, he speaks to us of madness in rigorous measures. Kafka moves beyond Hemingway; he refuses to codify the abyss. <…> | |
— Ихаб Хассан, «Расчленённый Орфей: Навстречу литературе постмодернизма» |
Хемингуэй — великий романист, по-моему, но он так и не написал ни одного великого романа… | |
Hemingway is a great novelist, I think, but he never wrote a great novel… | |
— интервью Энтони Бёрджесса The Paris Review, 1971—1972 |
Психологический склад Хемингуэя таков, что он чаще всего выступает в роли «неблагодарного ученика» по отношению к своим временным учителям и наставникам. Как видно, для утверждения своей творческой индивидуальности ему требовалось каждый раз оттолкнуться от того, что стало для него пройденным этапом и вчерашним днём. — особенно в «Праздник, который всегда с тобой» | |
— Абель Старцев, «Хемингуэй: книги последних лет», 1972 |
Образ одинокого героя загипнотизировал целое поколение <…>. Он льстил искалеченной душе современного человека, утратившего веру в общество, и воплотил мечту о сверхчеловеке <…>. И Хемингуэй попытался воссоздать личность в безличностном мире. Одинокий герой Хемингуэя стремится к утверждению личностного начала, но, поскольку подлинная личность формируется в результате взаимоотношений человека и общества, абсолютный индивидуализм одинокого человека может привести лишь к созданию ещё одной вымышленной личности. Творчество Хемингуэя оказалось запоздалым и опрощённым проявлением эмерсоновского инфантильного видения бесконечности и всемогущества личности — «возвышенного эгоцентризма». Хемингуэй явился своего рода выкидышем трансцендентализма. | |
— Роберт Пенн Уоррен, «Вестники бедствий: Писатели и американская мечта», 1974 |
Хемингуэй, справедливо отмечает М. Каули, «всегда был бо́льшим интеллектуалом, нежели притворялся». Это же относится и к его героям. В качестве боксёров, солдат, шкиперов они не профессионалы, а, так сказать, дилетанты; «кодекс» для них не стал сущностью, даже прочной видимостью, но так и остался ролью, оболочкой, призванной что-то скрыть, защитить раненую, кровоточащую, мучительно саднящую душу. <…> | |
— Дмитрий Затонский, «Эрнест Хемингуэй» |
… Хемингуэй поставил себе целью дорасти до Джейка Барнса и втиснул себя в рамки этого персонажа, воплощавшего дух времени, — что и хорошо и плохо, потому что это принесло Хемингуэю колоссальную славу, но в конце концов и погубило его. <…> | |
… Hemingway set out thereafter to grow into Jake Barnes and locked himself, for better and worse, for enormous lame and eventual destruction, into that character who embodied the spirit of an age. <…> | |
— Норман Мейлер, «Гений», 1976 |
О биографии и характере
править… он травмирован тем, как с ним обращались издатели и журнальные редакторы… | |
… he’s discouraged about the previous reception of his work by publishers and magazine editors… | |
— Ф. Скотт Фицджеральд, письмо М. Перкинсу около 25 июня 1926 |
Безусловно, общеизвестно, что Хемингуэю не хватает уверенности в том, что он настоящий мужчина. <…> Какое-то обстоятельство, по-видимому, принуждает Хемингуэя постоянно демонстрировать доказательства истинной мужественности. Это должно быть очевидно не только по размаху широких плеч и одежде, которую он надевает, но и по размашистому стилю его прозы и эмоциям, которым он позволяет выйти на поверхность. Эта черта его характера <…> породила настоящую новую литературную школу — литературного стиля, если так можно сказать, фальшивых волос на груди…[18] | |
It is of course a commonplace that Hemingway lacks the serene confidence that he is a full-sized man. <…> Some circumstance seems to have laid upon Hemingway a continual sense of the obligation to put forth evidences of red-blooded masculinity. It must be made obvious not only in the swing of the big shoulders and the clothes he puts on, but in the stride of his prose style and the emotions he permits to come to the surface there. This trait of his character <…> begotten a veritable school of fiction writers—a literary style of wearing false hair on the chest…[17] | |
— Макс Истмен, «Бык после полудня» (Bull in the Afternoon), 7 июня 1933[К 6] |
Лучшие его книги безупречны, так что им не грозят никакие наскоки, но он теперь совсем потерял голову и, чем дальше, там больше напоминает перепившего пунша и ко всем пристающего задиру, каких изображают в кино. | |
No one could ever hurt him in his first books but he has completely lost his head and the duller he gets about it, the more he is like a punch-drunk pug fighting himself in the movies. | |
— Ф. Скотт Фицджеральд, письмо М. Перкинсу 19 сентября 1936 |
The only real holdout against Hollywood is Ernest. O’Neill, etc., are so damn rich that they don’t count. | |
— Ф. Скотт Фицджеральд, письмо К. Форду начала июля 1937 |
В самые трудные часы боя он всегда впереди, среди своих соотечественников, американцев, и его весёлая беспечность и уверенность оказывают не только на американцев, но на всех интербригадовцев то моральное воздействие, которое исходит от хорошего политкомиссара. Он служит примером для всех, — большой писатель с мировой славой, прямодушный, прекрасный товарищ, скромный, ни намека на фальшивый тон, на фальшивую позу в его неутомимой готовности помочь.[3] | |
— Альфред Канторович, 1937 |
Эрнест вышел непосредственно из викторианской эпохи 90-х годов на Среднем Западе.[18] <…> | |
Ernest came straight out of the Midwestern Victorian era of the nineties. <…> | |
— Лестер Хемингуэй, «Мой брат, Эрнест Хемингуэй» (My Brother, Ernest Hemingway), 1961 |
Работоспособность Эрнеста катастрофически падала. <…> Помимо утраты способности писать, Эрнест был чрезвычайно удручён потерей Финки. И хотя Мэри предлагала купить дом в Париже или Венеции, иди новую яхту, на которой можно было бы отправиться в длительное морское путешествие, ничто не давало Эрнесту уйти от состояния незащищенности, из которого, похоже, проистекали постоянная депрессия и галлюцинации. Он всё чаще говорил о самоубийстве и временами останавливался у полки с ружьями, держа в руках одно из ружей и глядя из окна на далёкие горы. | |
— Аарон Хотчнер, «Папа Хемингуэй» (Papa Hemingway), 1963 |
… в том, что победа фашизма в Испании была для Хемингуэя личной трагедией, наложившей отпечаток на всю его последующую жизнь, — думаю, не может усомниться ни один человек, прочитавший всего Хемингуэя.[19] | |
— Константин Симонов, «Думая о Хемингуэе…» |
Удивительно, как часто он говорил о самоубийстве. Образ Хемингуэя как человека жестокого, почти кровожадного, сформировавшийся из-за его любви к охоте и бою быков, сильно преувеличен. Он был в высшей степени интеллигентный человек, много читавший. Когда он не писал, то обязательно читал. Он читал всё <…>. Он всегда всем интересовался. Он старался отстраниться от политики, а его старались втягивать в политику. Он был сложный, очень трудный человек, обладавший огромным вкусом к жизни, и когда его что-то занимало, то он отдавался этому со всем размахом, не останавливаясь на полпути. <…> | |
— Томас Шевлин[К 8], воспоминания |
Отдельные статьи
правитьКомментарии
править- ↑ Seán Hemingway — внук писателя.
- ↑ Ироничные метафоры о его писательстве. Вулф был ростом 6 ф. и 6 д., Хемингуэй — 6 ф.
- ↑ Пародия на газетные аннотации и рекламные объявления о новых книгах[2], а конец — на лаконизм Хемингуэя.
- ↑ Подражание стилю Хемингуэя[3].
- ↑ См. письмо Хемингуэя А. Гингричу 1933 г.
- ↑ От этой рецензии бывшего знакомого Хемингуэй пришёл в ярость[18] .
- ↑ Но через 3 года он продал за большие деньги право на экранизацию «По ком звонит колокол».
- ↑ Thomas Shevlin (1914—1973, богатый американец, спортсмен) был знаком с ним в 1930-е[9] .
Примечания
править- ↑ Кашкин И. А. Эрнест Хемингуэй // Эрнест Хемингуэй. Смерть после полудня. — М.: Гослитиздат, 1934. — С. 18.
- ↑ 1 2 А. М. Зверев. Комментарии // Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Портрет в документах: Письма. Из записных книжек. Воспоминания. — М.: Прогресс, 1984. — С. 321-2, 331.
- ↑ 1 2 3 4 Кашкин И. А. Эрнест Хемингуэй // Интернациональная литература. — 1939. — № 7-8.
- ↑ 1 2 Кашкин И. А. Эрнест Хемингуэй // Эрнест Хемингуэй. Избранные произведения в 2 томах. Т. 1. — М.: ГИХЛ, 1959. — С. 7, 31.
- ↑ 1 2 Хемингуэй в воспоминаниях современников / ред. Б. Т. Грибанов. — М.: Художественная литература, 1994. — 579 с.
- ↑ Б. А. Гиленсон. Видеть впереди вечность // Хемингуэй Э. Избранные произведения. — М.: Панорама, 1993.
- ↑ Maxwell Geismar, Writers in Crisis: The American Novel Between Two Wars. Houghton Mifflin, 1942, pp. 62, 71.
- ↑ "Hemingway's Novel Has The Rich Simplicity of a Classic," New York Herald Tribune Book Review, September 7, 1952, p. 17.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Э. Хемингуэй. Рассказы. И восходит солнце. Старик и море / сост. и материалы Б. А. Гиленсона. — М.: АСТ, Олимп, 1998. — 612, [12] с. — (Школа классики). — 10000 + 4000 экз.
- ↑ Новый мир. — 1962. — № 5. — С. 129.
- ↑ Кашкин И. Эрнест Хемингуэй: критико-биографический очерк. — М.: ГИХЛ, 1966. — С. 106.
- ↑ Stanley Cooperman, Ernest Hemingway's the Old Man and the Sea, a Critical Commentary. Baltimore, The Johns Hopkins Press, 1963.
- ↑ Мендельсон М. Современный американский роман. — М.: Наука, 1964. — С. 140.
- ↑ Hassan I. The Dismemberment of Orpheus: Toward a Postmodern Literature. Oxford University Press, 1971, pp. 23, 88, 109.
- ↑ Мендельсон М. Роман США сегодня — на заре 80-х годов. Изд. 2-е, доп. — М.: Советский писатель, 1983. — С. 127-8. — 18000 экз.
- ↑ Затонский Д. В. Зеркала искусства. — М.: Советский писатель, 1975.
- ↑ The New Republic, June 1933.
- ↑ 1 2 3 Грибанов Б. Т. Хемингуэй. — М.: Молодая гвардия, 1970. — (Жизнь замечательных людей. Вып. 486). — 448 с. — 100000 экз. + 150000 (в 1971).
- ↑ Эрнест Хемингуэй. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 1. — М.: Художественная литература, 1968. — С. 7.
- ↑ Denis Brian, The true gen: an intimate portrait of Ernest Hemingway by those who knew him. Grove Press, 1987.