Педагогическая поэма

роман Антона Макаренко

«Педагогическая поэма» — широко известное во всём мире и наиболее значительное произведение советского педагога и писателя Антона Макаренко. В нём содержится описание создания в 1920 году под Полтавой и руководства автором до середины 1928 года Колонией им. Горького, где удалось весьма успешно возвращать в полноценную и культурную общественную жизнь несовершеннолетних беспризорных и правонарушителей.

Педагогическая поэма
Статья в Википедии

Часть первая

править

9. «Есть ещё лыцари на Украине»

править
  •  

Пьянство в колонии прекратилось, но появилась новая беда — картёжная игра. Мы стали замечать, что в столовой тот или иной колонист обедает без хлеба, уборка или какая‑нибудь другая из неприятных работ совершается не тем, кому следует.
— Почему сегодня ты убираешь, а не Иванов?
— Он меня попросил.
Работа по просьбе становилась бытовым явлением, и уже сложились определённые группы таких «просителей». Стало увеличиваться число колонистов, уклоняющихся от пищи, уступающих свои порции товарищам.
В детской колонии не может быть большего несчастья, чем картёжная игра. Она выводит колониста из общей сферы потребления и заставляет его добывать дополнительные средства, а единственным путём для этого является воровство.

14. Чернильницы по‑соседски

править
  •  

...я с отвращением и злостью думал о педагогической науке:
«Сколько тысяч лет она существует! Какие имена, какие блестящие мысли: Песталоцци, Руссо, Наторп, Блонский! Сколько книг, сколько бумаги, сколько славы! А в то же время пустое место, ничего нет, с одним хулиганом нельзя управиться, нет ни метода, ни инструмента, ни логики, просто ничего нет. Какое‑то шарлатанство».

17. Шарин на расправе

править
  •  

Заехал он [Шарин] как‑то в колонию. В моём кабинете увидел на столе барометр‑анероид.
— Что это за штука? — спросил он.
Барометр.
— Какой барометр?
— Барометр, — удивился я, — погоду у нас предсказывает.
— Предсказывает погоду? Как же он может предсказывать погоду, когда он стоит у вас на столе? Ведь погода не здесь, а на дворе.
Вот в этот момент я и расхохотался неприлично, неудержимо. Если бы Шарин не имел такого учёного вида, если бы не его приват‑доцентская шевелюра, если бы не его апломб учёного!
Он очень рассердился:
— Что вы смеётесь? А ещё педагог. Как вы можете воспитывать ваших воспитанников? Вы должны мне объяснить, если видите, что я не знаю, а не смеяться.
Нет, я не способен был на такое великодушие — я продолжал хохотать. Когда‑то я слышал анекдот, почти буквально повторявший мой разговор с Шариным о барометре, и мне показалось удивительно забавным, что такие глупые анекдоты повторяются в жизни и что в них принимают участие инспектора губнаробраза.

  •  

В своём докладе о дисциплине я позволил себе усомниться в правильности общепринятых в то время положений, утверждающих, что наказание воспитывает раба, что необходимо дать полный отпор творчеству ребёнка, нужно больше всего полагаться на самоорганизацию и самодисциплину. Я позволил себе выставить несомненное для меня утверждение, что пока не создан коллектив и органы коллектива, пока нет традиций и не воспитаны первичные трудовые и бытовые навыки, воспитатель имеет право и должен не отказываться от принуждения.
Я утверждал также, что нельзя основывать все воспитание на интересе, что воспитание чувства долга часто становится в противоречие с интересом ребёнка, в особенности так, как он его понимает. Я требовал воспитания закаленного, крепкого человека, могущего проделывать и неприятную работу, и скучную работу,если она вызывается интересами коллектива.

19. Игра в фанты

править
  •  

Сзади хрустнула ветка. Я оглянулся: весь лес, сколько видно, был наполнен колонистами. Они осторожно передвигались в перспективе стволов, только в самых отдалённых просветах перебегали по направлению ко мне.
Я остановился, удивлённый. Они тоже замерли на месте и смотрели на меня заострёнными глазами, смотрели с каким‑то неподвижным, испуганным ожиданием.
— Вы чего здесь? Чего вы за мною рыщите?
Ближайший ко мне Задоров отделился от дерева и грубовато сказал:
— Идёмте в колонию.
У меня что‑то брыкнуло в сердце.
— А что в колонии случилось?
— Да ничего… Идёмте.
— Да говори, чёрт! Что вы, нанялись сегодня воду варить надо мной?
Я быстро шагнул к нему навстречу. Подошло ещё два‑три человека, остальные держались в сторонке. Задоров шёпотом сказал:
— Мы уйдём, только сделайте для нас одолжение.
— Да что вам нужно?
— Дайте сюда револьвер.
— Револьвер?
Я вдруг догадался, в чём дело, и рассмеялся:
— Ах, револьвер! Извольте. Вот чудаки! Но ведь я же могу повеситься или утопиться в озере.
Задоров вдруг расхохотался на весь лес.
— Да нет, пускай у вас! Нам такое в голову пришло. Вы гуляете? Ну, гуляйте. Хлопцы, назад.
Что же случилось?
Когда я повернул в лес, Сорока влетел в спальню:
— Ой, хлопцы, голубчики ж, ой, скорийше, идить в лес! Антон Семёнович стреляться…

21. Вредные деды

править
  •  

Летом в колонию был прислан комиссией Кузьма Леший. Его кровь наверняка наполовину была цыганской. На смуглом лице лешего были хорошо пригнаны и снабжены прекрасным вращательным аппаратом огромные чёрные глаза, и этим глазам от природы было дано определённое назначение: смотреть за тем, что плохо лежит и может быть украдено. <...> Не было дня, чтобы он в чём-нибудь не попался: то сопрёт с воза, только что прибывшего из города, кусок сала, то в кладовке из-под рук стянет горсть сахарного песку, то у товарища из кармана вытрусит махорку, то по дороге из пекарни в кухню слопает половину хлеба, то у воспитателя в квартире во время делового разговора возьмёт столовый нож. Леший никогда не пользовался сколько‑нибудь сложным планом или самым пустяковым инструментом: так уж он был устроен, что лучшим инструментом считал свои руки. Хлопцы пробовали его бить, но Леший только ухмылялся:
— Да чего ж там бить меня? Я ж и сам не знаю, как оно так случилось, хотя бы и вы были на моём месте.

  •  

Митягин рос вором. В колонии он не брал потому, что уважал людей, живущих в колонии, и прекрасно понимал, что взять в колонии — значит обидеть хлопцев. Но на городских базарах и у селян ничего святого не было для Митягина. По ночам он часто не бывал в колонии, по утрам его с трудом поднимали к завтраку. По воскресеньям он всегда просился в отпуск и приходил поздно вечером, иногда в новой фуражке или шарфе и всегда с гостинцами, которыми угощал всех малышей. Малыши Митягина боготворили, но он умел скрывать от них свою откровенную воровскую философию. Ко мне Митягин относился по‑прежнему любовно, но о воровстве мы с ним никогда не говорили. Я знал, что разговоры ему помочь не могли.

24. Хождение Семёна по мукам

править
  •  

То, что мы называем высокой квалификацией, уверенное и чёткое знание, умение, искусство, золотые руки, немногословие и полное отсутствие фразы, постоянная готовность к работе — вот что увлекает ребят в наибольшей степени. Вы можете быть с ними сухи до последней степени, требовательны до придирчивости, вы можете не замечать их, если они торчат у вас под рукой, можете даже безразлично относиться к их симпатии, но если вы блещете работой, знанием, удачей, то спокойно не оглядывайтесь: они на вашей стороне, и они не выдадут.

26. Изверги второй колонии

править
  •  

Дерюченко был ясен, как телеграфный столб: это был петлюровец. Он «не знал» русского языка, украсил всё помещение колонии дешёвыми портретами Шевченко и немедленно приступил к единственному делу, на которое был способен, — к пению «украинскьких писэнь».
Дерюченко был ещё молод. Его лицо было закручено на манер небывалого запорожского валета: усы закручены, шевелюра закручена, и закручен галстук‑стричка вокруг воротника украинской вышитой сорочки. Этому человеку всё же приходилось проделывать дела, кощунственно безразличные к украинской державности: дежурить по колонии, заходить в свинарню, отмечать прибытие на работу сводных отрядов, а в дни рабочих дежурств работать с колонистами. Это была для него бессмысленная и ненужная работа, а вся колония — совершенно бесполезное явление, не имеющее никакого отношения к мировой идее.

  •  

«Трепкинцы» выходили плохими колонистами, и дальше терпеть было нельзя. Между ними то и дело происходили драки, всегда они друг у друга крали — явный признак плохого коллектива.

27. Завоевание комсомола

править
  •  

Для нас мало просто «исправить» человека, мы должны его воспитать по‑новому, то есть должны воспитать так, чтобы он сделался не просто безопасным или безвредным членом общества, но чтобы он стал активным деятелем новой эпохи.

  •  

Основным методом перевоспитания правонарушителей я считал такой, который основан на полнейшем игнорировании прошлого и тем более прошлых преступлений. Довести этот метод до настоящей чистоты было не очень легко, нужно было между прочими препятствиями побороть и собственную натуру. Всегда подмывало узнать, за что прислан колонист в колонию, чего он такого натворил.
<...>
Мы самым искренним образом перестали интересоваться прошлыми преступлениями колонистов, и у нас это выходило так хорошо, что и колонисты скоро забывали о них. Я сильно радовался, видя, как постепенно исчез в колонии всякий интерес к прошлому, как исчезали из наших дней отражения дней мерзких, больных и враждебных нам. В этом отношении мы достигли полного идеала: уже и новые колонисты стеснялись рассказывать о своих подвигах.

Часть вторая

править

1. Кувшин молока

править
  •  

А вы думаете, ведьма, так обязательно на метле? И с таким носом? Нет. Настоящие ведьмы красивые.

  •  

...жизнь, так она вроде бабы: от неё справедливости не ожидай.

4. Театр

править
  •  

Один раз даже Силантия выпустили на сцену. На репетициях он показал себя малоспособным актёром, но так как ему нужно было сказать только одну фразу «Поезд опаздывает на три часа», то особенного риска не было. Действительность превзошла наши ожидания.
Силантий вышел вовремя и в порядке, но сказал так:
Поезд, здесь это, опаздывает на три часа, видишь, какая история.
Реплика произвела сильнейшее впечатление на публику, но это ещё не беда; ещё более сильное впечатление она произвела на толпу беженцев, ожидавших поезда на вокзале. Беженцы закружили по сцене в полном изнеможении, никакого внимания не обращая на мои призывы из суфлёрской будки, тем более что и я оказался человеком впечатлительным. Силантий с минуту наблюдал всё это безобразие, потом рассердился:
— Вам говорят, олухи, как говорится! На три часа, здесь это, поезд опоздал… чего обрадовались?
Беженцы с восторгом прислушивались к речи Силантия и в панике бросились со сцены.
Я пришёл в себя и зашептал:
— Убирайся к чёртовой матери! Силантий, уходи к дьяволу!
— Да видишь, какая история…
Я поставил книжку на ребро — знак закрыть занавес.

  •  

А во время постановки «Ревизора» хорошо играли колонисты, но к концу спектакля обратили меня в злую фурию, потому что даже мои крепкие нервы не могли выдержать таких сильных впечатлений:
Аммос Фёдорович: Верить ли слухам, Антон Семёнович? К вам привалило необыкновенное счастье?
Артемий Филлипович: Имею честь поздравить Антона Семёновича с необыкновенным счастьем. Я душевно обрадовался, когда услышал. Анна Андреевна, Мария Антоновна!
Растаковский: Антона Семёновича поздравляю. Да продлит бог жизнь и новой четы и даст вам потомство многочисленное, внучат и правнучат. Анна Андреевна, Марья Антоновна!
Коробкин: Имею честь поздравить Антона Семёновича.
Хуже всего было то, что на сцене в костюме городничего я никакими способами не мог расправиться со всеми этими извергами. Только после немой сцены, за кулисами, я разразился гневом:
— Чёрт бы вас побрал, что это такое? Это издевательство, что ли, это нарочно?
На меня смотрели удивлённые физиономии, и почтмейстер — Задоров спрашивал:
— В чём дело? А что случилось? Всё хорошо прошло.
— Почему вы все называли меня Антоном Семёновичем?
— А как же?.. Ах да… Ах ты, чёрт! Антон Антонович городничий же.
— Да на репетициях вы же правильно называли!
— Чёрт его знает… то на репетициях, а тут как‑то волнуешься…

6. Стрелы Амура

править
  •  

Педагогика, как известно, решительно отрицает любовь, считая, что «доминанта» эта должна наступать только тогда, когда неудача воспитательного воздействия уже совершенно определилась.

16. Запорожье

править
  •  

...детский коллектив обязательно должен расти и богатеть, впереди должен видеть лучший завтрашний день и стремиться к нему в радостном общем напряжении, в настойчивой весёлой мечте. Может быть, в этом и заключается истинная педагогическая диалектика.

  •  

...Целыми вечерами колония хохотала до слёз, наблюдая на дворе широкую имитацию запорожской жизни, — для этого большинство как следует штудировало «Тараса Бульбу». В такой имитации хлопцы были неисчерпаемы. То появится на дворе Карабанов в штанах, сделанных из театрального занавеса, и читает лекцию о том, как пошить такие штаны, на которые, по его словам, нужно сто двадцать аршин материи. То разыгрывается на дворе страшная казнь запорожца, обвинённого всей громадой в краже. При этом в особенности стараются сохранить в неприкосновенности такую легендарную деталь: казнь совершается при помощи киёв, но право на удар кием имеет только тот, кто перед этим выпьет «кухоль горилки». За неимением горилки для колонистов, приводящих казнь в исполнение, ставится огромный горшок воды, выпить который даже самые большие питухи, водохлёбы не в состоянии. То четвёртый сводный, отправляясь на работу, подносит Буруну булаву и бунчук. Булава сделана из тыквы, а бунчук из мочалы, но Бурун обязан принять все эти «клейноды» с почтением и кланяться на четыре стороны.

Часть третья

править

1. Гвозди

править
  •  

Харьковские мудрецы, настаивая на «постепенном проникновении», собственно говоря, сидели на старых, кустарной работы, стульях: хорошие мальчики будут полезно влиять на плохих мальчиков. А мне уже было известно, что самые первосортные мальчики в рыхлых организационных формах коллектива очень легко превращаются в диких зверёнышей.

  •  

...меня быстро низвергали с анархических высот реплики какого‑нибудь Алёшки Волкова, недовольно обращающего пятнистое лицо к месту тревоги:
— Что же ты, балда, делаешь? Какими гвоздями ты этот ящик сбиваешь? Может, ты думаешь, трёхдюймовые гвозди на дороге валяются?
Энергичный, покрасневший пацан бессильно опускает молоток и растерянно почёсывает молотком голую пятку:
— А? А сколькадюймовые?
— Для этого есть старые гвозди, понимаешь, бывшие в употреблении. Стой! А где ты этих набрал… трёхдюймовых?
Итак… началось! Волков уже стоит над душой пацана и гневно анализирует его существо, неожиданно оказавшееся в противоречии с идеей новых трёхдюймовых гвоздей.
— Да. Есть ещё трагедии в мире!
Немногие знают, что такое гвозди, бывшие в употреблении!
Их нужно при помощи разных хитрых приспособлений выдёргивать из старых досок, из разломанных, умерших вещей, и выходят оттуда гвозди ревматически кривые, ржавые, с исковерканными шляпками, с испорченными остриями, часто согнувшиеся вдвое, втрое, часто завёрнутые в штопоры и узлы, которые, кажется, и нарочно не сделает самый талантливый слесарь. Их нужно выправлять молотками на куске рельса, сидя на корточках и часто попадая молотком не по гвоздю, а по пальцам. А когда потом заколачивают старые гвозди в новое дело, они гнутся, ломаются и лезут не туда, куда нужно.
Может быть, поэтому горьковские пацаны с отвращением относятся к старым гвоздям и совершают подозрительные афёры с новыми...

4. «Всё хорошо»

править
  •  

— А теперь знаете, что они изобрели, гады? Пацаны их боятся, дрожат прямо, так что они делают: организаторы, понимаете! У них эти пацаны называются «собачками». У каждого несколько «собачек». Им и говорят это утром: иди куда хочешь, а вечером приноси. Кто крадёт — то в поездах, а то и на базаре, а больше таких — куда там им украсть, так больше просят. И на улицах стоят, и на мосту, и на Рыжове. Говорят, в день рубля два‑три собирают. У Чурила самые лучшие «собачки» — по пяти рублей приносят. И норма у них есть: четвёртая часть — «собачке», а три четверти — хозяину. О, вы не смотрите, что у них в спальнях ничего нету. У них и костюмы, и деньги, только всё попрятано. Тут на Подворках есть такие дворы и каинов сколько угодно. Они там каждый вечер гуляют.

5. Идиллия

править
  •  

Сейчас, на свободе от текущих забот, вырос и расцвёл оригинальный талант Лаптя. Он замечательный коллекционер; возле него всегда вертятся, в него влюблены, ему верят и поклоняются дураки, чудаки, чудаки, одержимые, психические и из‑за угла мешком прибытие. Лапоть умеет сортировать их, раскладывать по коробочкам, лелеять и перебирать на ладони. В руках они играют тончайшими оттенками красоты и кажутся интереснейшими экземплярами человеческой природы.

6. Пять дней

править
  •  

В этот момент буквально при каждом своём движении, даже на слабом блеске моего пояса я ощущал широко разлитый педагогический долг: надо этим хлопцам нравиться, надо, чтобы их забирала за сердце непобедимая, соблазнительная симпатия, и в то же время дозарезу нужна их глубочайшая уверенность, что мне на их симпатию наплевать, пусть даже обижаются, и кроют матом, и скрежещут зубами.

  •  

Открылась медленно дверь, и с трудом в неё пролез Жорка Волков. Держась за столы, добрался до скамьи и глянул на нас одним только глазом, да и тот представлял собой неудобную щель в мясистом синем кровоподтёке.
— Что такое?
— Побили, — прошептал Жорка.
— Кто побил?
— Чёрт его знает! Граки… Я шёл со станции… На переезде… встретили и… побили…
— Да постой! — рассердился Волохов. — Побили, побили!.. Мы и сами видим, что побили… Как дело было? Разговор какой был или как?
— Разговор был короткий, — ответил с грустной гримасой Жорка, — один только сказал: «А‑а, комса?..» Ну… и в морду.
— А ты ж?
— Ну, и я ж, конечно. Только их было четверо.
— Ты убежал? — спросил Волохов.
— Нет, не убежал, — ответил Жорка.
— А как же?
— Ты видишь: и сейчас сижу на переезде.
Хлопцы разразились запорожским хохотом, и только Волохов с укором смотрел на искалеченную улыбку друга.

8. Гопак

править
  •  

Программа имеет великое значение в жизни человека. Даже самый никчёмный человечишка, если видит перед собой не простое пространство земли с холмами, оврагами, болотами и кочками, а пусть и самую скромную перспективу — дорожки или дороги с поворотами, мостиками, посадками и столбиками, — начинает и себя раскладывать по определённым этапикам, веселее смотрит вперёд, и сама природа в его глазах кажется более упорядоченной: то — левая сторона, то — правая, то — ближе к дороге, а то — дальше.

9. Преображение

править
  •  

— Ваши знамёна, барабаны, салюты — всё это ведь только внешне организует молодёжь.
Я хотел сказать: «Отстань!» — но сказал немного вежливее:
— Вы представляете себе молодёжь или, скажем, ребёнка в виде какой‑то коробочки: есть внешность, упаковка, что ли, а есть внутренность — требуха. По вашему мнению, мы должны заниматься только требухой? Но ведь без упаковки вся эта драгоценная требуха рассыплется.

  •  

Красота есть функция труда и питания.

  •  

Мы будем красиво жить, и радостно, и разумно, потому что мы люди, потому что у нас есть головы на плечах и потому что мы так хотим. А кто нам может помешать? Нет таких людей, которые могли бы отнять у нас наш труд и наш заработок.

10. У подошвы Олимпа

править
  •  

...всякая мера взыскания только тогда производит полезное действие, когда она выталкивает человека из общих рядов и поддерживается несомненным приговором общественного мнения.

  •  

Стиль — самая нежная и скоропортящаяся штука. За ним нужно ухаживать, ежедневно следить, он требует такой же придирчивой заботы, как цветник. Стиль создаётся очень медленно, потому что он немыслим без накопления, традиций, то есть положений и привычек, принимаемых уже не чистым сознанием, а сознательным уважением к опыту старших поколений, к великому авторитету целого коллектива, живущего во времени. Неудача многих детских учреждений происходила оттого, что у них не выработался стиль и не сложились привычки и традиции, а если они и начинали складываться, переменные инспектора наробразов регулярно разрушали их, побуждаемые к этому, впрочем, самыми похвальными соображениями. Благодаря этому соцвосовские «ребёнки» всегда жили без единого намёка на какую бы то ни было преемственность не только «вековую», но даже годовалую.

  •  

Почему в технических вузах мы изучаем сопротивление металлов, а в педагогических не изучаем сопротивление личности, когда её начинают воспитывать? А ведь для всех не секрет, что такое сопротивление имеет место.

  •  

Технику можно вывести только из опыта. Законы резания металлов не могли бы быть найдены, если бы в опыте человечества никто никогда металлов не резал. Только тогда, когда есть технический опыт, возможно изобретение, усовершенствование, отбор и браковка.

  •  

Ответственность за ведро и тряпку для меня такой же токарный станок, пусть и последний в ряду, но на нём обтачиваются крепёжные части для важнейшего человеческого атрибута: чувства ответственности. Без этого атрибута не может быть коммунистического человека, будет «некомплект».

  •  

«Олимпийцы» [представители педагогического «Олимпа»] презирают технику. Благодаря их владычеству давно захирела в наших педвузах педагогически‑техническая мысль, в особенности в деле собственно воспитания. Во всей нашей советской жизни нет более жалкого технического состояния, чем в области воспитания. И поэтому воспитательское дело есть дело кустарное, а из кустарных производств — самое отсталое. Именно поэтому до сих пор действительной остаётся жалоба Луки Лукича Хлопова из «Ревизора»:
«Нет хуже служить по учёной части, всякий мешается, всякий хочет показать, что он тоже умный человек».

  •  

...Когда дело доходило до самого незначительного количества рублей, намечаемых к выдаче ребятам в виде зарплаты или премии, на «Олимпе» подымался настоящий скандал. Педагогические мыслители были убеждены, что деньги от дьявола, недаром же они слышали в «Фаусте»:
Люди гибнут за металл…
Их отношение к зарплате и к деньгам было настолько паническое, что не оставалось места ни для какой аргументации. Здесь могло помочь только окропление святой водой, но я этим средством не обладал.
А между тем зарплата — очень важное дело. На получаемой зарплате воспитанник вырабатывает умение координировать личные и общественные интересы, попадает в сложнейшее море советского промфинплана, хозрасчёта и рентабельности, изучает всю систему советского заводского хозяйства и принципиально становится на позиции, общие со всяким другим рабочим. Наконец приучается просто ценить заработок и уже не выходит из детского дома в образе беспризорной проститутки, не умеющей жить, а обладающей только «идеалами».
Но ничего нельзя было поделать, на этом лежало табу (запрещение).

  •  

Человек не может жить на свете, если у него нет впереди ничего радостного. Истинным стимулом человеческой жизни является завтрашняя радость. В педагогической технике эта завтрашняя радость является одним из важнейших объектов работы. Сначала нужно организовать самую радость, вызвать её к жизни и поставить как реальность. Во‑вторых, нужно настойчиво претворять более простые виды радости в более сложные и человечески значительные. Здесь проходит интересная линия: от примитивного удовлетворения каким‑нибудь пряником до глубочайшего чувства долга.

  •  

Самое важное, что мы привыкли ценить в человеке, — это сила и красота. И то и другое определяется в человеке исключительно по типу его отношения к перспективе. Человек, определяющий своё поведение самой близкой перспективой, сегодняшним обедом, именно сегодняшним, есть человек самый слабый. Если он удовлетворяется только перспективой своей собственной, хотя бы и далёкой, он может представляться сильным, но он не вызывает у нас ощущения красоты личности и её настоящей ценности. Чем шире коллектив, перспективы которого являются для человека перспективами личными, тем человек красивее и выше.
Воспитать человека — значит воспитать у него перспективные пути, по которым располагается его завтрашняя радость. Можно написать целую методику этой важной работы. Она заключается в организации новых перспектив, в использовании уже имеющихся, в постепенной подстановке более ценных. Начинать можно и с хорошего обеда, и с похода в цирк, и с очистки пруда, но надо всегда возбуждать к жизни и постепенно расширять перспективы целого коллектива, доводить их до перспектив всего Союза.

  •  

Новые колонисты не знали, кто такой Горький. В ближайшие дни по приезде мы устроили вечер Горького. Он был сделан очень скромно. Я сознательно не хотел придавать ему характер концерта или литературного вечера. Мы не пригласили гостей. На скромно убранной сцене поставили портрет Алексея Максимовича.
Я рассказал ребятам о жизни и творчестве Горького, рассказал подробно. Несколько старших ребят прочитали отрывки из «Детства». Новые колонисты слушали меня, широко открыв глаза: они не представляли себе, что в мире возможна такая жизнь. Они не задавали мне вопросов и не волновались до той минуты, пока Лапоть не принёс папку с письмами Горького.
— Это он написал? Сам писал? А ну, покажите…
Лапоть бережно обнёс по рядам развёрнутые письма Горького. Кое‑кто задержал руку Лаптя и постарался глубже проникнуть в содержание происходящего.
— Вот видишь, вот видишь: «Дорогие мои товарищи». Так и написано…
Все письма были прочитаны на собрании. Я после этого спросил:
— Может, есть желающие что‑нибудь сказать?
Минуты две не было желающих. Но потом, краснея, на сцену вышел Коротков и сказал:
— Я скажу новым горьковцам… вот, как я. Только я не умею говорить. Ну, всё равно. Хлопцы! Жили мы тут, и глаза у нас есть, а ничего мы не видели… Как слепые, честное слово. Аж досадно — сколько лет пропало! А сейчас нам показали одного Горького… Честное слово, у меня всё на душе перевернулось… не знаю, как у вас…
Коротков придвинулся к краю сцены, чуть‑чуть прищурил серьёзные красивые глаза:
— Надо, хлопцы, работать… По‑другому нужно работать… Понимаете!
— Понимаем! — закричали горячо пацаны и крепко захлопали, провожая со сцены Короткова.
На другой день я их не узнал. Отдуваясь, кряхтя, вертя головами, они честно, хотя и с великим трудом, пересиливали известную человеческую лень. Они увидели перед собой самую радостную перспективу: ценность человеческой личности.

12. Жизнь покатилась дальше

править
  •  

Сколько десятков веков живут люди на свете, и вечно у них беспорядок в любви! Ромео и Джульетта, Отелло и Дездемона, Онегин и Татьяна, Вера и Сильвестров. Когда это кончится? Когда, наконец, на сердцах влюблённых будут поставлены манометры, амперметры, вольтметры и автоматические быстродействующие огнетушители? Когда уже не нужно будет стоять над ними и думать: повеситься или не повеситься?

  •  

В деле перевоспитания нет ничего труднее девочек, побывавших в руках. Как бы долго не болтался на улице мальчик, в каких бы сложных и незаконных приключениях он ни участвовал, как бы ни топорщился он против нашего педагогического вмешательства, но если у него есть — пусть самый небольшой — интеллект, в хорошем коллективе из него всегда выйдет человек. Это потому, что мальчик этот, в сущности, только отстал, его расстояние от нормы можно всегда измерить и заполнить. Девочка, рано почти в детстве начавшая жить половой жизнью, не только отстала — и физически, и духовно, она несёт на себе глубокую травму, очень сложную и болезненную.

14. Награды

править
  •  

Дзержинцы появлялись на людях в хороших суконных костюмах, украшенных широкими белыми воротниками. У них был оркестр духовых инструментов из белого металла, и на их трубах стояли знаки знаменитой пражской фабрики. Коммунары были желанными гостями в рабочих клубах и в клубе чекистов, куда они приходили солидно‑элегантные, розовые и приветливые. Их коллектив имел всегда такой высококультурный вид, что многие головы, обладающие мозговым аппаратом облегчённого образца, даже возмущались.
— Набрали хороших детей, одели и показывают. Вы беспризорных возьмите!

  •  

— Мы же должны воспитывать, я надеюсь, умных людей. Какой же он будет умный человек, если он работает без зарплаты!
— Соломон Борисович, а идеи, по‑вашему, ничего не стоят?
— Когда человек получает жалованье, так у него появляется столько идей, что их некуда девать. А когда у него нет денег, так у него одна идея: у кого бы занять? Это же факт.

  •  

...я пришёл к тезису, который исповедую и сейчас, каким бы парадоксальным он ни казался. Нормальные дети или дети, приведённые в нормальное состояние, являются наиболее трудным объектом воспитания. У них тоньше натуры, сложнее запросы, глубже культура, разнообразнее отношения. Они требуют от вас не широких размахов воли и не бьющей в глаза эмоции, а сложнейшей тактики.

  •  

Только тот,кто в детстве потерял семью, кто не унес с собою в длинную жизнь никакого запаса тепла, тот хорошо знает, как иногда холодно становится на свете, только тот поймет, как это дорого стоит — забота и ласка большого человека, человека богатого и щедрого сердцем.

  •  

...когда интеллигент что-нибудь делает из принципа, это значит, что через полчаса и он сам, и все окружающие должны принимать валерьянку.

  •  

...инициатива придёт тогда, когда есть задача, ответственность за её выполнение, ответственность за потерянное время, когда есть требование коллектива. Вы меня всё-таки не понимаете и снова твердите о какой‑то выхолощенной, освобождённой от труда инициативе. По‑вашему, для инициативы достаточно смотреть на свой собственный пуп…

  •  

Соломон Борисович брезгливо морщится:
— Послушайте, нельзя же быть таким непрактичным человеком. Кто же возвращает наличные деньги? Может быть, у вас такие здоровые нервы, так вы можете, а я человек больной, я не могу рисковать своими нервами… Возвращать деньги!

Цитаты о Педагогической поэме

править
  •  

Это поэма всей моей жизни, которая хоть и слабо отражается в моем рассказе, тем не менее, представляется мне чем-то «священным».

  Антон Макаренко, 1930-е гг.

Источники

править

Ссылки

править
  • Антон Макаренко. Педагогическая поэма. / Невская Светлана Сергеевна. — ИТРК, 2003. — 720 с. — 10000 экз. — ISBN 5-88010-166-5
  • Антон Макаренко. Педагогическая поэма. Полная версия / Бичанина Зинаида Ивановна. — Москва: АСТ, 2018. — 664 с. — (Бестселлеры воспитания). — ISBN 978-5-17-099323-9

Примечание

править