Литературное произведение

Здесь представлены обобщающие цитаты о литературном произведении (сочинении). Частый синоним объёмного — книга.

Цитаты

	Мелкие алмазы имеют то же строение, что и крупные, и создаются тою же силою огромного движения, вызывающего уплотнение вещества. Предельное уплотнение материала — вот что имеет решающее значение при создании литературного произведения. — перевод: А. В. Ганзен, [1954]
	— Мартин Андерсен-Нексё, «Конец пути» (Vejs ende), 1939

	… все сколько-нибудь серьёзные литературные произведения всегда автобиографичны…
	… all serious work in fiction is autobiographical…
	— Томас Вулф, предисловие к «Взгляни на дом свой, ангел», 1929

	Все произведения мировой литературы я делю на разрешённые и написанные без разрешения. Первые — это мразь, вторые — ворованный воздух.
	— Осип Мандельштам, «Четвёртая проза», 1930

	Литературное произведение — всегда глас вопиющего в пустыне, голубь, выпущенный на простор с посланием, привязанным к лапке, запечатанная бутылка, брошенная в море.
	— Франсуа Мориак

Произведение изящное есть <…> малый мир, образ великой вселенной в миниатюре. Неоспоримо, что гармония, составляющая изящество великой вселенной, для нашего человеческого уха, постигающего её только в отдельных частях и дробных отрывках, звучит нередко яркими диссонансами: но сии диссонансы спасаются во всеобщей симфонии бесчисленных аккордов бытия, открывающейся иногда и нам, в минуты превыше земного одушевления.

— Николай Надеждин, рецензия на «Наложницу» Е. Баратынского, июнь 1831

В литературе весьма часто печать бывает тем же для рукописи, чем, по общему поверью, Гименей для Амура — ложем смерти. Оттого ли, что с рукописью сопряжена всегда прелесть тайны, не всем известной, или оттого, что печать, сообщая характер окончанности произведению, даёт право быть к нему внимательнее и строже: как бы то ни было, но многочисленные опыты доказали, что под гнётом типографического станка сглаживаются многие долголетние репутации, прикованные общим мнением к манускриптам.

— Николай Надеждин, «Летописи отечественной литературы. Стихотворения Д. Давыдова», 1832

	Только кончая задуманное сочинение, мы уясняем себе, с чего нам следовало его начать.
	La dernière chose qu'on trouve en faisant un ouvrage, est de savoir celle qu'il faut mettre la première.
	— Блез Паскаль, «Мысли» (19), 1659

	В некоторых гибридных произведениях оставшееся от прошлого служит для того, чтобы ввести кажущееся новым. В результате половинчатые произведения принимаются легче, нежели произведения цельные.
	— Пьер Реверди, «Шершавая перчатка» (Le Gant de crin), 1927

	Писать надо головой. Если её согревает сердце, тем лучше, но этого не следует высказывать. Оно должно быть невидимым очагом, и тогда ты не будешь развлекать публику своей особой, что, по-моему, гадко или слишком наивно, — личность писателя всегда сужает произведение.
	— Гюстав Флобер, письмо Луизе Коле 16 ноября 1852

	В этих делах никогда не следует назначать срок — начинаешь торопиться с наилучшими намерениями и сам того не замечая. Садиться за произведение надо всегда так, как корсар садится на свой корабль, с намерением разбогатеть, с запасами провизии на двадцать походов и с бестрепетной отвагой. Отплываешь, не зная, когда вернёшься! Быть может, совершишь кругосветное путешествие.
	— Гюстав Флобер, письмо Луизе Коле 25-26 марта 1854

	Произведение, которое не может быть понято без комментариев, по существу, мертво.
	— Сигурд Хёль, «Генрик Ибсен», 1928

Ледяные горы переворачиваются не случайно. <…> доплывает она до тёплого течения. <…> А тёплое течение сосёт и лижет подводную часть горы. Наконец гора подмыта, верхняя, надводная, часть становится тяжелее подводной, и гора перевертывается. Она представляется нам теперь в совершенно другом виде, уже не остроконечной и плосковерхой, более крепкой, литой и т. д. Таковы же судьбы литературных произведений. Временами происходят перевороты в их понимании, то, что было смешным, становится трагичным, то, что было красивым, воспринимается как банальное. Художественное произведение как бы пишется заново.

— Виктор Шкловский, «Евгений Онегин» (Пушкин и Стерн), 1923

	Писатель использует противоречивость планов своего произведения, не всегда создавая их. Чаще планы и их перебой создаются неодинаковой генетикой формальных моментов произведения. Писатель пользуется приёмами, разно произошедшими. Он видит их столкновение. Изменяет функции приёмов. Осуществляет приём в ином материале.
	— Виктор Шкловский, «В защиту социологического метода», 1927

Б

	… в сущности, разве книга — любая книга — не пустыня, где за целый дневной переход попадаются один-два оазиса и источника?
	… after all, what is a work—any—or every work—but a desert with fountains, and, perhaps, a grove or two, every day’s journey?
	— Джордж Байрон, дневник, 17 ноября 1813

Мы вообще против неполных изданий великих писателей, особенно против пропусков того из их сочинений, что сами они, по авторской скромности, считали безделками: ибо если в безделках часто заговаривается писатель, то проговаривается человек… <…> В безделках писатель искреннее, больше нараспашку, больше человек, тогда как в сочинениях, которые он считает важными, он словно в мундире, весь — осторожность…

— Виссарион Белинский, рецензия на «Драматические сочинения и переводы» Н. А. Полевого, октябрь 1842

Сочинения, в которых люди ничего не узнают своего и в которых всё принадлежит поэту, не заслуживают никакого внимания, как пустяки. На этой-то общности, по которой создание поэта столько же принадлежит всему человечеству, сколько и ему самому, <…> и основывается возможность всем и каждому, в ком есть человеческое (то есть духовное, разумное), переживать произведения художника, изучая их. <…> Каждое поэтическое произведение есть плод могучей мысли, овладевшей поэтом. Если б мы допустили, что эта мысль есть только результат деятельности его рассудка, мы убили бы этим не только искусство, но и самую возможность искусства. В самом деле, что мудрёного было бы сделаться поэтом <…> по нужде, по выгоде, или по прихоти, если б для этого стоило только, придумать какую-нибудь мысль да и втискать её в придуманную же форму? <…> Нет, <…> у того, кто не поэт по натуре, пусть придуманная им мысль будет глубока, истинна, даже свята, — произведение всё-таки выйдет мелочное, ложное, фальшивое, уродливое, мёртвое, — и никого не убедит оно, а скорее разочарует каждого в выраженной им мысли, несмотря на всю её правдивость! Но между тем так-то именно и понимает толпа искусство, этого-то именно и требует она от поэтов!

— Виссарион Белинский, «Сочинения Александра Пушкина», статья пятая, январь 1844

	Только то, что было исповедью писателя, в которой он сжёг себя, чтоб родиться заново или умереть, только оно может стать великим.
	— Александр Блок

	Мучительнейшей пытки нельзя изобресть для головы литератора, как повторение однажды уже конченной работы!
	— Фаддей Булгарин

Г

	Все произведения поэзии, больше или меньше, субъективны, т. е. все они высказывают внутренний мир автора, который напрасно бы старался утаить свои задушевные мысли и чувства. Чисто объективного поэтического представления жизни, — такого, где бы поэт не подавал собственного голоса в делах людей, где бы умирали его мнения, где бы уничтожались его ощущения, не было, нет и не будет.
	— Алексей Галахов (возможно, Виссарион Белинский), рецензия на «Уэйкфилдского священника» О. Голдсмита

… в литературе не существует вечно прекрасного, иначе говоря — абсолютных шедевров. Создай кто-нибудь сегодня «Илиаду», разве бы она нашла читателей? <…> Профессора и академики уверяют, будто существуют произведения и авторы, над которыми не властно ни время, ни изменения вкуса, ни обновление духа, чувств, интеллекта, происходящее в разные времена у разных народов. Они говорят так, ибо нужно же им хоть на что-нибудь опереться, спасти хоть какой-нибудь Капитолий! <…> Если всё в мире изменилось, если человечество пережило столь невероятные превращения, переменило религию, переделало заново свою мораль, — неужели же представления, вымыслы, сочетания слов, пленявшие мир в далёкие времена его детства, должны пленять нас так же сильно, так же глубоко, как пленяли какое-нибудь пастушеское племя, поклонявшееся многим богам <…>. Право, верить, что это так, или хотя бы так, утверждать может лишь тот, кто от этого кормится! Впрочем, толпа тоже склонна верить в вечно прекрасное: это освобождает её от необходимости иметь вкус…

— братья Гонкуры, «Дневник», 10 ноября 1862

	Действительно великие, своеобразные произведения, на каком бы языке они ни создавались, никогда не пишутся академическим стилем.
	Les grandes, les originales œuvres, dans quelque langue qu’elles existent, n’ont jamais été écrites en style académique.
	— Эдмон Гонкур, «Дневник», 21 марта 1875

Д

	За введение нового рода в литературу нашу правительство не даёт привилегий, в силу которых вводителю позволялось бы целые десять лет быть лучшим в этом роде. Дурное сочинение всё будет дурно, прежде ли, после ли всех оно написано.
	— Антон Дельвиг, рецензия на анонимный роман «Ягуб Скупалов, или Исправленный муж», 1830

	… первое произведение всегда бывает слишком обширно и запутанно, потому что автор вкладывает в него весь свой запас мыслей и чувств, бурлящих, словно вода возле шлюза, но зато оно нередко бывает и самым насыщенным… — вариант распространённой мысли
	— Альфонс Доде, «Набоб», 1887

	Стиль бальзамирует литературное произведение.
	— Альфонс Доде

К

	На белом свете искони так ведётся, что в ком родилась охота напечатать и сдать книгопродавцам произведение своей музы, тот иногда признаёт неотъемлемым правом своим Папскую непогрешительность.
	— Михаил Каченовский, «Новые басни Ивана Крылова», 1812

	Слабо то сочинение, которое в самом себе не заключает своего оправдания.
	— Александр Клушин, Иван Крылов, извещение о прекращении «С.-Петербургского Меркурия», 1793

Часто мы видим, что сочинение, несообразное с рассудком, не имеющее цели, противоречащее природе, ничтожное по предмету, постыдное по низким картинам, в нём изображённым, и порыву страстей, является в свет под именем великого творения — и повсюду слышны раздающиеся ему рукоплескания… <…> Всё, что льстит чувствам нашим, нашему тщеславию и стремлению страстей, — всё то для нас приятно. <…> Зная такое расположение чувств наших, нашу слабость, должен ли сочинитель одушевлять произведение своё бурными порывами страстей, украшать картинами сладострастия? Должен ли прикрывать чудовище цветами, дабы оно под сим покровом могло уязвлять каждого, к нему приближающегося? Безнравственное сочинение не есть ли чудовище, имеющее смертоносное дыхание: оно сильно действует на умы слабые; и чьё сердце не отзовётся при виде удовольствий, роскошною рукою рассыпанных в храме наслаждения и украшенных цветами поэзии? Молодость ещё более поражается ими. <…> Для минутного наслаждения, для мысли, питающей постыдные желания, вы жертвуете своим спокойствием, спокойствием вам подобных… Мало сего: для своего наслаждения и прихотей вы готовы жертвовать их счастием… Не разврат ли и безверие причины бедствия человечества? <…> Тщетно сочинитель украсит такое произведение приятным рассказом, живыми описаниями, поразит нас гармониею слога — всё сие породит в нас большее сожаление о утраченном им времени и во зло употреблённом даровании.

— Николай Кутузов, «Аполлон с семейством», 1820

Л

	Труднее составить себе имя превосходным сочинением, нежели прославить сочинение посредственное, если имя уже создано.
	— Жан де Лабрюйер, «Характеры, или Нравы нынешнего века» (I, 4), 1688

	Существует тип историй, который я бы назвала «пробкосъёмником». Писатель по тем или иным причинам застрял, не может работать, а потом внезапно у него будто вышибает пробку, и много пива выплёскивается из кега и пенится по всему полу.
	There is a kind of story which I would describe as a Bung Puller. The writer for one reason or another has been stuck, can't work; and gets started again suddenly, with a pop, and a lot of beer comes leaping out of the keg and foaming all over the floor.
	— Урсула Ле Гуин, предисловие к «Путешествию вглубь сознания», 1975

• см. Станислав Лем, «Философия случая», 1967

	Лучшим способом отдохновения является такое чтение, которое не только доставит остроумное и приятное развлечение, но также будет заключать в себе не лишённое изящества наставление.
	— Лукиан, «Правдивая история», 170-е

С

	Не надейся, что тебе удастся наскоро отведать плоды дарования величайших людей: тут нужно всё рассмотреть, всё изучить. Всё здесь по делу, каждая черта в произведении так сплетена с другою, что невозможно что-либо изъять, не разрушив целого. <…> не та красива, у которой хвалят руку или ногу, а та, у кого весь облик не позволит восхищаться отдельными чертами.
	— Сенека, «Нравственные письма к Луцилию», XXXIII, 5

	… смех собратий — это уж верный признак посредственности произведений! Но когда книга удостаивается сильной вражды, будьте уверены, что она необыкновенна во всех отношениях.
	— Осип Сенковский, рецензия на «Горе от ума», 1834

	Единственный критерий оценки собственного произведения, по-моему, состоит в сравнении того умозрительного, «идеального» образа романа, который присутствовал в авторском сознании ДО написания, с тем, что получилось в результате. Чем меньше «расстояние» между этим двумя образами, тем более произведение удалось.
	— Борис Стругацкий, Off-line интервью, 21 июня 1998