Драматические сочинения и переводы Н. А. Полевого (Белинский)

«Драматические сочинения и переводы Н. А. Полевого» — три анонимных рецензии Виссариона Белинского на четыре тома этого издания.

Цитаты

Нам особенно нравятся те драмы г. Полевого, в которых он изображает вельмож и вообще людей высшего тона. Здесь он неподражаем. Смотря на его графинь и баронесс, не скажешь, что они вчера ещё были кухарками своих мужей, которые, в свою очередь, только что сошли с запяток; слушая, как рассуждают у г. Полевого герцогини и герцоги, не подумаешь, что ошибся дверью и попал, вместо гостиной, в лакейскую…

— «Часть четвёртая»

Две части

Г-н Полевой сделался драматистом совершенно нечаянно. Если б в то время, когда издавал он свой «Московский телеграф», в котором с такою энергиею и таким одушевлением преследовал и уничтожал бездарность и посредственность, если б, говорим мы, в то время кто-нибудь сказал ему, что некогда он будет писать «драматические представления», — то, думаем, такое предсказание почёл бы он за обыкновенную выходку оскорблённой и самолюбивой посредственности, которая не хочет, да если б и хотела, — не может верить в других продолжительности и неизменности возвышенных убеждений. — начало

Гордое презрение к посредственности — одно из свойств юности: оно происходит из любви к высокому и истинному, из внутреннего ясновидения идеала высшей жизни. Довольство тем, что есть, без требования того, чего ещё нет, но без чего не для чего жить, примирение с окружающею действительностию, терпимость посредственности — вот первые страшные предшественники наступающей старости. Кто окунётся в омут жизни, кто привыкнет к житейскому, прозаическому, мелочному и посредственному до того, что с убеждением и самодовольством возьмет в нём свою роль и, как успеху, рад будет ей, тот уже старик, хилый старик!

… в драмах г. Полевого есть немножко и вкуса, много грамотности — и смысл везде налицо. Но вот в том-то и беда наша, что мы не любим посредственности; она для нас хуже бездарности! Притом же мы так уважаем в лице г. Полевого бывшего журналиста, что нам неприятно видеть его чем-то средним между г. Кукольником и г. Ободовским (много ниже первого и мало выше второго) и главою разных драматистов, с успехом подвизающихся на сцене Александринского театра. <…> не прав г. Полевой, почему-то почитая слово «коцебятина» неприличным <…>. Коцебятина — то же, что у французов, например, marivaudage: первое означает род и характер драматических пьес Коцебу, второе — комедий Мариво. <…> В любви Нино и Вероники (в «Уголино») г. Полевой сделал пародию на «Ромео и Юлию» Шекспира; в своей «Елене Глинской» г. Полевой перепародировал «Макбета» Шекспира, а частью «Кенильворт» В. Скотта;..

… [в] «Послесловии» <…> г. Полевой говорит: <…> «Критикам доставится средство осудить повально то, что они осуждали в разбой». Каламбур! И ещё какой — его стало бы на целый водевиль! <…> г. Полевой, некогда критик строгий, резкий и для многих страшный, теперь так же скромно протестует против неугомонности критиков, как некогда, когда он сам был критиком, — множество сочинителей протестовало (и также тщетно) против него…

Мы вообще против неполных изданий великих писателей, особенно против пропусков того из их сочинений, что сами они, по авторской скромности, считали безделками: ибо если в безделках часто заговаривается писатель, то проговаривается человек… <…> В безделках писатель искреннее, больше нараспашку, больше человек, тогда как в сочинениях, которые он считает важными, он словно в мундире, весь — осторожность…

Часть третья. Гамлет. — Уголино

Хотя «Гамлет» только перевод г. Полевого, но и его можно счесть за сочинение, ибо <…> нет нисколько шекспировского духа: переводчик заменил его собственным своим. Поэтому «Гамлет» так же точно есть сочинение г. Полевого, как и «Уголино»: в обоих один дух, одна манера, — и если Шекспир более или менее виноват в «Гамлете» г. Полевого, то он же более или менее виноват и в «Уголино»: ибо в каком отношении находится «Гамлет» г. Полевого к «Гамлету» Шекспира, в таком же точно отношении находится «Уголино» г. Полевого к «Ромео и Юлии» Шекспира… Многие считают это отношение весьма похожим на отношение пародии к оригиналу…

Иные слова, по особенным обстоятельствам, получают впоследствии совсем другое значение, нежели какое имели вначале <…>. Так, например, русское слово «чувствительный» сперва означало человека с чувством, с душою; следовательно, оно имело похвальное значение. Но сантиментальность, овладевшая нашею литературою и нашим обществом в конце прошлого и начале текущего столетия, дала слову «чувствительный» ироническое значение, так что теперь говорят «человек с чувством» и уже не говорят «чувствительный человек», ибо последнее означает слезливого воздыхателя <…>. Таким же точно образом у немцев выражение «прекрасная душа» (schöne Seele) и произошедшее от него неловкое в русском переводе слово «прекраснодушие» (Schöneseelichkeit) получили, в последнее время, совершенно противоположное значение. Слово «прекрасная душа» у немцев выражает собою понятие о тех слабых и поверхностных характерах, которые исполнены энтузиазма ко всему высокому и прекрасному, но которые никогда не могут понять хорошенько, в чём состоит и что такое это «высокое» и «прекрасное», от которого они всегда в таком восторге. Сердце у этих людей действительно доброе, ума в них также отрицать нельзя; но они лишены всякого такта действительности. Они узнают высокое и прекрасное только в книге, и то не всегда; в жизни и в действительности они никогда не узнают ни того, ни другого и от этого скоро во всём разочаровываются (любимое их словцо!), холодеют душою, стареются во цвете лет, останавливаются на полудороге и оканчивают тем, что или (и это по большой части) примиряются с действительностию, какова бы она ни была, т. е. с облаков прямо падают в грязь; или делаются мистиками, мизантропами, лунатиками, сомнамбулами. Обыкновенно они смешны и жалки в том и другом случае; но в первом — они бывают иногда уж и не жалки, а скорее страшны своим примирением с действительностию… Не разочаровываться им невозможно: ибо у них идеал не имеет ничего общего с действительностию и не способен к осуществлению на деле. Если этот идеал — дева, то непременно неземная, которая не ест, не пьёт и не хворает, питаясь одними высокими чувствами, любовью, восторгом, вдохновением и пр. И потому в девах они наиболее разочаровываются: неспособные понять и оценить ничего, что просто, без претензий и без эффектов, прекрасно, они всего чаще привязываются к ничтожным созданиям — и умножают число несчастных браков по страсти. Если этот идеал — друг, то горе ему: самолюбие — болезнь «прекрасных душ» потребует от него, чтоб он отказался от себя и беспрестанно любовался прекрасными чувствами и словами своего друга, страдал бы его страданиями, радовался его радостями, а о себе не думал бы вовсе: в противном случае он — эгоист, холодная душа, разочарователь. Идеал блаженства любви «прекрасных душ» — пустыня вдали от людей, природа, прогулки при луне, вздохи, поцелуи и — больше всего — совершенное бездействие. Они вечно стремятся туда, а здесь недовольны всем: люди их не понимают, жизнь для них пошла, ибо в ней нужны и деньги, и пища, и одежда, необходимы горе и труд. Труда они не любят в особенности: в нём так много прозы, а они хотят дышать одною поэзиею. Но чтобы сделать верный очерк того, что немцы называют «прекрасною душою», нужна целая статья. <…> У нас были попытки ввести в употребление слово «прекраснодушие», которые остались тщетными, и по справедливости: у немцев это слово получило такое значение через развитие самой общественности, так же, как у нас слово «чувствительный». Мы думаем, что слова «романтик» и «мечтатель» довольно близко подходят под значение немецкого выражения «прекрасная душа». Кто хочет познакомиться с характерами и натурами романтиков и мечтателей, — тем рекомендуем из романов г. Полевого «Аббаддонну», а из повестей в особенности — «Живописца», «Блаженство безумия» и «Эмму»; это тонкие, злые картины и очерки романтиков и мечтателей. Но всех их выше — «Гамлет» и «Уголино»: это просто сатирическая апофеоза романтических душ и мечтательных характеров. — развитие мыслей из рецензии на 2-е издание «Аббаддонны» февраля 1841

… из перевода вышло сочинение г. Полевого, и это послужило к успеху пьесы на нашей сцене, где Шекспир так, как он есть (не обсахаренный и не рассыропленный), ещё недоступен.