Детская литература

Детская литература — вид литературы, специально предназначенный для детей. Существует также понятие «детское чтение», к которому могут относить произведения, изначально предназначенные авторами для взрослых.

Цитаты

	В создании детской книжки и проектировании прибора есть очень много общего. Детская книжка ближе к вещи, чем к самовыражению.
	— Эдуард Успенский

XIX век

	Детские книги читают дети (если читают); но выбирают эти книги родители.
	— Уильям Годвин

	Ах, эти бедные дети! Что не годится для взрослых, что боится критики — то всё ссылается на подачу детям. Их невинность как будто бы должна оправдывать все недостатки сочинений.
	— Степан Шевырёв, рецензия на сочинения Жюля Жанена, май 1835

Да, нужно только умеючи приняться за дело, и с детьми можно говорить и об истории, и о нравственных науках, и о литературе, так что они будут не только узнавать мёртвые факты, но и понимать смысл, связь их. В этом отношении мы вообще недовольны книгами для детского чтения: они слишком — извините за выражение — оскорбляют детей недоверчивостью к их уму, отсутствием мысли, приторными сентенциями. К чему эта преднамеренная пустота, преднамеренное идиотство? Детям очень многое можно объяснить очень легко, лишь бы только объясняющий сам понимал ясно предмет, о котором взялся говорить с детьми, и умел говорить человеческим языком.

— Николай Чернышевский, рецензия на «Александр Сергеевич Пушкин. Его жизнь и сочинения», декабрь 1856

Виссарион Белинский

Развивайте также в [детях] и эстетическое чувство, которое есть источник всего прекрасного, великого <…>. Мы думаем, что для этого одно средство: давать детям произведения, сколько возможно доступные для них, но изящные, но согретые теплотою чувства и ознаменованные большею или меньшею степенью истинного таланта. Из этого видно, как редки должны быть люди, обладающие талантом, необходимым для детского писателя, и как глупы люди, презирающие этим родом литературной славы!

— рецензия на «Детскую книжку на 1835 год», март 1836

	… как много нужно условий для детской книжки! Целью её должно быть — возбудить в детях истину не в поучениях, не сознательную, но истину в представлении, в ощущении, и для этого нужно то спокойствие, та гармония духа, которая даётся человеку только любовью.
	— письмо К. С. Аксакову 14 августа 1837

Посмотрите на богатые литературы французов, англичан и немцев: у всех у них книг много, но читать детям почти нечего или, по крайней мере, очень мало. <…> И это очень естественно: должно родиться, а не сделаться детским писателем. Тут требуется не только талант, но и своего рода гений. Да, много, много нужно условий для образования детского писателя: тут нужна душа благодатная, любящая, кроткая, спокойная, младенчески простодушная; ум возвышенный, образованный, взгляд на предметы просветлённый, и не только живое воображение, но и живая, поэтическая фантазия, способная представлять всё в одушевлённых, радужных образах. Не говорим уже о любви к детям и о глубоком знании потребностей, особенностей и оттенков детского возраста. <…> Ежели несносен, пошл и гадок взрослый человек, который всё великое в жизни меряет маленьким аршином своего рассудка, <…> то ещё отвратительнее ребёнок-резонёр, который рассуждает, потому что ещё не в силах мыслить. Да, не только развивать — надо душить, в самом её зародыше, эту несчастную способность резонёрства в детях; она иссушает в них источники жизни <…>. Чем обыкновенно отличаются повести для детей? — дурно склеенным рассказом, пересыпанным нравственными сентенциями. Цель таких повестей — обманывать детей, искажая действительность. Тут обыкновенно хлопочут из всех сил убить в детях всякую живость, резвость и шаловливость, которые составляют необходимое условие юного возраста, вместо того, чтобы стараться дать им хорошее направление и сообщить характер доброты, откровенности и грациозности.

— рецензия на сочинения В. Бурьянова, март 1838

Все наши требования от детской книжки ограничиваются увлекательностью рассказа, богатого подробностями, живого. Жизнь везде жизнь, на какой бы ступени человеческого развития и в какой бы сфере деятельности вы ни взяли её. Возьмите же интересы жизни, доступные детскому возрасту, и из них развейте рассказ, из них сильною рукою извлекайте частности и подробности. Не нужно никаких нагих мыслей и, как язвы, берегитесь нравственных сентенций. Пусть основная мысль вашего рассказа деятельно движется внутри, не давайте ей, для ней же самой, пробиваться наружу и выводить детскую душу из полноты жизни, из борьбы и столкновения частностей на отвлечённую высоту, где воздух редок и удушлив для слабой груди ещё несозревшего человека: пусть мысль кроется во внутренней, недоступной лаборатории и там переработывает своё содержание и жизненные соки, которые неслышно и незаметно разольются по вашему рассказу.

— вероятно, Белинский, рецензия на повесть «Чижик», сентябрь 1839

Общее мнение осудило детские книжки на ничтожество и презрение. Детские книжки, детский писатель — это всё равно, что «пустые книжки», что «вздорный писатель». Предложи книгопродавец какому-нибудь известному литератору написать книжку для детей: если ещё не обидится таким предложением наш известный литератор, то уж непременно ответит, что ему некогда заниматься таким вздором. Предложи книгопродавец написать детскую книжку какому-нибудь невидному литератору: «Извольте», — ответит тот,— детскую-то книжонку мы разом намараем» — сядет да и напишет. Отец, покупая для детей книгу, говорит книгопродавцу: «Как же можно так дорого просить за детские книжки?..» Напиши журналист в своей библиографической хронике серьёзную статью о вновь вышедшей детской книжке — все близорукие крикуны возопиют: «Помилуйте! можно ли говорить так много, так важно и таким учёным языком о детской книжке?..» Грубое заблуждение, жалкая ошибка! Так точно общее мнение требует для первоначального обучения детей кое-каких, так, плохоньких учителей и назначает им кое-какую, так, плохонькую плату!..

— рецензия на 4 детских книги, январь 1840

На детские книги обыкновенно обращают ещё менее внимания, чем на самое воспитание. Их просто презирают, и если покупают, то разве для картинок. Есть даже люди, которые почитают чтение для детей больше вредным, чем полезным. Это грубое заблуждение, варварский предрассудок. <…> Целию детских книжек должно быть не столько занятие детей каким-нибудь делом, не столько предохранение их от дурных привычек и дурного направления, сколько развитие данных им от природы элементов человеческого духа, — развитие чувства любви и чувства бесконечного. Прямое и непосредственное действие таких книжек должно быть обращено на чувство детей, а не на их рассудок. Чувство предшествует знанию; кто не почувствовал истины, тот и не понял и не узнал её. <…> Книга пусть будет у [ребёнка] книгою, а жизнь жизнью, и одно да не мешает другому! Увы, придёт время — и скроется от него этот поэтический образ жизни, с розовыми ланитами <…>. Самым лучшим писателем для детей, высшим идеалом писателя для них может быть только поэт.

— «О детских книгах», март 1840

Мнение, что дети должны читать только то, что читают и взрослые, не лишено основания и справедливости; но требует больших исключений и ограничений. Но нам кажется, что можно дать на этот предмет правило, не допускающее почти никаких исключений и ограничений: книги для детей можно и должно писать, но хорошо и полезно только то сочинение для детей, которое может занимать взрослых людей и нравиться им не как детское сочинение, а как литературное произведение, писанное для всех. И к повестям, рассказам и драматическим пьесам это относится едва ли ещё не более, чем к статьям другого рода.

— рецензия на «Новую библиотеку для воспитания», февраль 1847

… многие родители и наставники <…> имеют немного странные понятия о воспитании. Не угодно ли, например, познакомиться с их идеалом хорошо воспитанного, милого дитяти? Этот идеал очень удачно очерчен г. Тургеневым в его рассказе: «Татьяна Борисовна и её племянник». <…> Признаемся, у нас никогда не лежало сердце <…> к этим благовоспитанным детям, за которыми не водится никаких шалостей, которые льстиво смотрят вам в глаза, рисуются перед вами и кокетничают своим благонравием… Но ещё более не лежит у нас сердце к детским книжечкам, которые хлопочут, сознательно или в простоте души, о размножении Андрюшей, — к книжечкам, в которых правила лицемерия и лести, обсахаренные самою приторною моралью, выделяются за чистейшую нравственность.

— рецензия на «Подарок детям на праздник», февраль 1848

XX век

	Все лучшие детские книги были написаны для взрослых.
	— Бернард Шоу

В большом ходу также переводные немецкие книжки. На русских детей они действуют несколько двусмысленно. Есть, например, рассказ про маленького Фрица, сделавшего тысячи добрых дел, которые были бы не под силу самому всесовершенному Будде. В конце рассказа маленький Фриц идёт по улице, и все прохожие, смотря на него, говорят: «Вот идёт наш добрый маленький Фриц». Только и всего! Прочтя этот рассказ, русские дети убеждаются, что добрые дела вознаграждаются очень плохо, и стараются впредь сдерживать свои сердечные порывы. Есть ещё очень поучительный рассказ про маленького Генриха, который вёл себя очень скверно и был в наказание оставлен без обеда. И «в то время как сёстры и братья его ели вкусные говяжьи соусы, он принужден был довольствоваться печеным яблоком и чашкой шоколада!!» Книга эта производит на русских детей самое развращающее действие. Я знаю двоих, которые прямо взбесились, добиваясь счастья есть печёные яблоки и пить шоколад вместо скверных говяжьих соусов.

— Тэффи, «Предпраздничное», 1911

Я враг переработок для детей старшего возраста. Для младших — другое дело. Если вы переделаете «Короля Лира» для младших, выйдет милая сказка о старике и его злых дочерях, а если вы переделаете «Короля Лира» для старших, выйдет ублюдок, урод. <…> Конечно, есть классики, которые только и живут в пересказах. Например, «Мюнхгаузен» Распе был очень слабым, неумелым писателем, и только вольные пересказы французов и немцев сделали его всемирным классиком. Но это редкостный случай. <…> Но вообще переделки в детской литературе допустимы лишь в самых исключительных случаях, да и то если они очень талантливы. В основе же детской литературы должно быть вдохновение и творчество. Ей нужны не ремесленники, а большие художники. Поэзия, а не суррогаты поэзии. Она не должна быть придатком к литературе для взрослых. Это великая держава, с суверенными правами и законами… — Корней Чуковский, «Горький»

— Максим Горький, слова в 1920

• см. Ильф и Петров, «Детей надо любить», 1932

• см. Корней Чуковский, «Управдом или Дарвин. О детской книге», сентябрь 1932

	… детская литература чрезвычайно трудоёмкое и сложное дело, требующее раньше всего большой эрудиции.
	— Корней Чуковский, «Горький», 1940

	Книг, прочитанных нами в детстве, больше не существует; они, словно корабли, покинули наш причал, оставив после себя лишь ускользающие воспоминания. Если вы до сих пор вспоминаете то далёкое время детства, напишите эти книги заново, напишите так, как вы эти книги тогда прочувствовали.
	— Бруно Шульц

	Каждый писатель должен писать для детей; в сущности говоря, он должен писать только для детей, обращаясь ко всему непосредственному, неиспорченному в человеке. «Книга для детей и для мудрецов» — так Сервантес назвал своего «Дон Кихота». — перевод: Н. Крымова, 1954
	— Мартин Андерсен-Нексё, речь на I съезде советских писателей, август 1934

	Мы ищем той простоты, до которой надо подняться, а не той, до которой опускаются.
	— Самуил Маршак

	… детская литература как нельзя лучше подходит для того, что мне нужно сказать; так композитор может писать похоронный марш не потому, что намечаются чьи-то похороны, а потому, что некоторые музыкальные образы лучше выразить именно в этой форме. <…> Если детская книга — просто верная форма для того, что автору нужно сказать, тогда те, кто хочет услышать его, читают и перечитывают её в любом возрасте. <…> И я готов утверждать, что это — правило: книга для детей, которая нравится только детям, — плохая книга. Хорошие — хороши для всех. Вальс, который приносит радость лишь танцорам, — плохой вальс.
	… a children's story is the best art-form for something you have to say: just as a composer might write a Dead March not because there was a public funeral in view but because certain musical ideas that had occurred to him went best into that form. <…> Where the children's story is simply the right form for what the author has to say, then of course readers who want to hear that, will read the story or re-read it, at any age. <…> I am almost inclined to set it up as a canon that a children’s story which is enjoyed only by children is a bad children’s story. The good ones last. A waltz which you can like only when you are waltzing is a bad waltz.
	— Клайв Льюис, «Три способа писать для детей» (On Three Ways of Writing for Children), 1952

Думаю, я меньше всего погрешу против истины, если возьмусь утверждать, что странность маленьких читателей именно в том, что они совсем обычны. Это мы странные. В литературе то и дело возникают новые веяния; моды приходят и уходят. Все эти причуды не могут ни улучшить, ни испортить вкусы детей, потому что дети читают только для удовольствия. Конечно, у них небольшой запас слов и они многого ещё не знают, так что некоторые книги им непонятны. Но за этим исключением вкусы ребёнка — это вкусы обычного человека, они склоняются к глупости, когда неё вокруг глупы, или к мудрости, когда все вокруг мудры, и не зависят от мод, течений и революций в литературе. <…> Итак, сейчас у нас есть «детские писатели» двух типов. Во-первых, те, кто ошибочно решил, что дети — «особый народ». Они тщательно «изучают» вкусы этих странных созданий — как антрополог, наблюдающий обычаи дикого племени, — или даже вкусы отдельных возрастных групп и классов, на которые подразделяют этот «вид» людей; и преподносят ребёнку не то, что любят сами, а то, что он, как им кажется, должен любить. Часто ими движут воспитательный и нравственный мотивы, а иногда и коммерческий. Другие писатели знают, у детей и взрослых много общего. Исходя из этого они и пишут. На обложках они делают пометку «Для детей», потому что дети сегодня — единственный рынок, открытый для книг, которые эти авторы хотят писать несмотря ни на что.

— Клайв Льюис, «О вкусах детей»

	Наши дети становятся инфантильными. Это следствие детской литературы.
	— Станислав Ежи Лец

Стихотворения для детей гораздо труднее переводить, чем стихотворения для взрослых. Раньше всего это объясняется тем, что, учитывая чуткость малолетнего уха к фонетике каждого слова, детские писатели оснащают свои стихи максимальным количеством свежих, звонких, динамических рифм. Причём слова, которые служат рифмами в детских стихах, — это главные носители смысла. На них лежит наибольшая тяжесть семантики.

— Корней Чуковский, «Высокое искусство», 1964

	Конечно, это очень просто — писать для детей. Так же просто, как воспитывать их.
	Sure it's simple, writing for kids. Just as simple as bringing them up.
	— Урсула Ле Гуин, «Мечты должны объяснять себя», 1973

	Взрослые любят перечитывать то, что никогда не читали в детстве.
	— Михаил Генин

См. также

• Сказка