Фаринелли

Фарине́лли (итал. Farinelli), настоящее имя Ка́рло Бро́ски (итал. Carlo Broschi; 1705-1782) — итальянский певец-кастрат. Голос Фаринелли, охватывающий три с половиной октавы, хотя и не был безупречен по тембру, обладал невероятной гибкостью и техничностью, а широкий диапазон позволял исполнять как сопрановые, так и контральтовые партии.

Фаринелли

Фаринелли (Якопо Амигони, 1750)

Статья в Википедии

Произведения в Викитеке

Медиафайлы на Викискладе

Родился в семье придворного, в 1711 г. вместе с семьёй переехал в Неаполь. Изначально обучался пению у отца и старшего брата Рикардо (композитора), затем в консерватории «Сант-Онофрио» у Николая Порпоры, позже совершенствовался у А. Бернакки в Болонье. Пел преимущественно в Неаполе и Риме, затем в Болонье и Парме. В 1734-1737 гг. выступал в Лондоне в оперной труппе, которой руководил Порпора. В 1737-1747 годы Фаринелли провёл в Испании в качестве личного певца короля Филиппа V, затем вернулся в Италию.

Цитаты о Фаринелли

	Королевская придворная церковь во имя святого Сюера великолепнейшая из всего Тюреня. Сия церковь весьма способна для музыки, которую мы слушали, будучи у обедни в праздник Рождества Христова, где видели всю королевскую фамилию. Король всегда имеет лучших музыкантов; особливо же немалое время находились здесь непосредственно известные в Италии музыканты Фаринелли и Сомис.
	— Никита Демидов, «Журнал путешествия в чужие края», 1786

	Около этого времени Бурбоны воцаряются въ Неаполѣ, въ лицѣ Донъ-Карлоса, сына Фарнезе, вторично вышедшей замужъ за Филиппа V, этого печальнаго внука Людовика XIV, столь безстрашнаго среди пуль, столь вѣчно скучавшаго, и столь страстно любившаго музыку. Извѣстно, что, въ продолженіи двадцати-четырехъ лѣтъ, знаменитый сопрано Фаринелли ежедневно пѣлъ ему три его любимыя аріи, всегда однѣ и тѣ-же.
	— Стендаль, «Герцогиня Паллиано», 1838

Волею судьбы Моцарту суждено было почтить лично самыхъ знаменитыхъ людей той эпохи, прежде чѣмъ самому подняться надъ ними. Какая-то притягательная сила приводила его въ столкновеніе съ самыми исключительными и извѣстными людьми тѣхъ странъ въ которыхъ онъ бывалъ. Такъ въ Болоньи онъ получилъ приглашеніе отъ кавалера Броски, по прозванью Фаринелли, музыканта, характеръ и судьба котораго были одинаково необычайны. Онъ былъ пѣвцомъ который обезоруживалъ тирановъ театра и получалъ отъ нихъ поцѣлуи на сценѣ вмѣсто ударовъ кинжаломъ, предписанныхъ по либретто; пѣвцомъ-врачомъ который вылечилъ отъ съумасшествія настоящаго монарха; — пѣвцомъ первымъ министромъ который управлялъ Испаніей, который жаловалъ пенсіей своихъ враговъ и давалъ приданое дѣвушкамъ обвинявшимъ его въ томъ что онъ отецъ ихъ незаконныхъ дѣтей (это онъ то бѣдное изуродованное созданье, soprano poveretto!) Когда онъ почувствовалъ себя не въ милости при дворѣ, то сложилъ самъ съ себя всѣ почести съ такимъ же спокойствіемъ съ какимъ обладалъ ими и возвратился на родину, вывезя изъ Испаніи огромное состояніе. Онъ построилъ себѣ около Болоньи великолѣпную виллу. Тамъ его дни долго текли въ занятіяхъ литературой, музыкой и благотворительностью. По его порученію о. Мартини написалъ исторію музыки и получилъ какъ матеріалъ для нея музыкальную библіотеку состоявшую изъ 7000 напечатанныхъ произведеній и 300 рукописей. Не представляетъ ли особенный интересъ эта встрѣча такихъ людей какъ Моцартъ и Фаринелли, двухъ самыхъ великихъ въ своемъ родѣ, которые сошлись какъ сумерки и заря въ чудную лѣтнюю ночь; одинъ почти юноша, другой на склонѣ карьеры литературной, музыкальной, сценической и политической, окруженный почестями и пользующійся тѣмъ, что называютъ otium cum dignitate, которое онъ заслужилъ во всѣхъ отношеніяхъ.

— Александр Улыбышев, «Новая биография Моцарта», 1843

Далее артисты: певец Порпора, директор итальянской оперы в Лондоне; его ученик Фаринелли (о нем неоднократные упоминания Кантемира <...>), певец Кафариелли, певица Бертольди. Все — звёзды тогдашнего мира вокалистов. <...> Для 1732-1734 гг. этот круг людей в значительной степени архаистичен. Характерно, что в вопросах музыки Кантемир явно сторонник итальянской оперы и равнодушен к Генделю; исторического значения Генделевой музыки он не понял; здесь он целиком разделял реакционные взгляды своих друзей. Успехи «нашего Орфея» Фаринелли и «неаполитанского соловья» Кафариелли для него важнее первых великих звуков германской буржуазной музыки. Придворно-аристократическая функция итальянской музыки в первую половину XVIII в. общеизвестна.

— Лев Пумпянский, «Кантемир и итальянская культура», 1940

Самым великим кумиром был Карло Броски. В юном возрасте его называли il rogazzo, «мальчик», а впоследствии он стал известным под сценическим псевдонимом Фаринелли. В детстве он был кастрирован из-за своего прекрасного голоса. Он пел в Риме, Вене, Лондоне, Париже и Мадриде. На пике карьеры диапазон его голоса охватывал три с половиной октавы – от ля большой октавы до ре второй октавы. Его голос настолько успокаивал испанского короля, которого мучили подавленность и меланхолия, что Фаринелли даже предложили пост министра. Много лет он пел каждый вечер, как китайский соловей, для короля Филиппа V. Он умер в 1782 году в Италии в возрасте семидесяти восьми лет. Конечно, Фаринелли не был обязан своим успехом одной лишь кастрации. У него от природы был хороший голос. Кто знает, сколько сотен или даже тысяч мальчиков, которые впоследствии оказались бездарными, были кастрированы по воле своих амбициозных родителей в тщетной надежде повторить успех Фаринелли.

— Арнольд Ван Де Лаар, «Разрез! История хирургии в 28 операциях», 2014

Фаринелли в беллетристике и художественной прозе

	— Я родился в Неаполе, — сказал он мне. — Там оскопляют каждый год две-три тысячи детей; одни из них умирают, другие приобретают голос, красивее женского, третьи даже становятся у кормила власти...
	— Вольтер, «Кандид, или Оптимизм», 1758

А был это тайный коммерции чиновник Гаршер, облаченный в парадный костюм из золотого штофа, такие же панталоны и жилет из серебряного штофа, усеянного голубыми и розовыми букетиками. Он довольно проворно для своих лет слез с прислоненной к дереву лестницы и, запев очень приятным, но слегка квакающим или, вернее, пискливым голосом: «Ah, che vedo, о Dio, che sento!» <О, что вижу! О, Боже, что я слышу!>, поспешил обнять турецкого посланника. Коммерции советник провел свою юность в Италии, был большим любителем музыки и все еще хотел петь, как Фаринелли, хоть голос его давно уже звучал надтреснутым фальцетом.

— Эрнст Теодор Гофман, «Каменное сердце», 1817

— А если Альберт вблизи нас и музыка только ухудшит его состояние? — заметила ревнивая Амелия. — Ну что ж? — сказал граф. — Надо сделать эту попытку. Я слышал, что несравненный Фаринелли мог своим пением рассеивать черную меланхолию испанского короля, подобно тому как юному Давиду удавалось игрой на арфе укрощать ярость Саула. Попробуйте, великодушная Порпорина: душа, столь чистая, как ваша, должна распространять вокруг себя благотворное влияние.

— Жорж Санд, «Консуэло», 1843

— Да, — проворчал сквозь зубы Порпора. — Произведения мои одеты богаче меня. Кафариэлло взял ноты, перелистал их и выбрал дуэт из «Эвмены» — оперы, написанной маэстро в Риме для Фаринелли. <...> Но не надо забывать, что моравский вельможа любил только музыку, сочиненную им самим, любил только свою методу, только своих певцов. Большие таланты не внушали ему никакого интереса, никакой симпатии. Он их недолюбливал за их требовательность и претензии, и когда ему говорили, что Фаустина Бордони получает в Лондоне в год пятьдесят тысяч франков, а Фаринелли — сто пятьдесят тысяч, он пожимал плечами и уверял, что певицы в его росвальдском театре в Моравии, обучавшиеся у него, не уступают ни Фаринелли, ни Фаустине, ни синьору Кафариэлло, хотя стоят ему всего пятьсот франков.

— Жорж Санд, «Консуэло», 1843

	...что толку, если б Опанас и узнал, что вилла Броски принадлежит кавалеру Броски, как в уединении своем называл себя Фаринелли, что знаменитый певец излечил неизлечимую болезнь короля и, сделавшись первым министром, мудро управлял Испанией.
	— Нестор Кукольник, «Максим Созонтович Березовский», 1844

В прохладной мраморной галерее, украшенной добропорядочною живописью и цветами, за столом, покрытым серебряной и золотой посудой, сидело небольшое общество болонских гостей Фаринелли; старик-хозяин сидел в глубоких креслах, ноги его покоились на мягких подушках и были покрыты атласным стеганым одеялом, на голове, совершенно забытой волосами, торчал остроконечный белый колпак с красными каймами и красной кисточкой, бороды также не было, и казалось, что на этом теле никогда не пробивался пух мужественного возраста; отменно нежное и приятное лицо Фаринелли было изморщено и болезненного цвета, хотя дородство, можно сказать, даже тучность выгодно говорила о состоянии его здоровья. По правую руку от хозяина сидел знаменитый Мартини, президент Болонской академии и музыкального общества. По левую Леопольд Моцарт, возле четырнадцатилетний сын его Вольфганг, а возле Мартини Опанасов барин, молодой человек лет двадцати шести, Максим Созонтович Березовский. <...> — Что же, папа! — сказал Фаринелли с лукавой улыбкой, потирая щеку. — Кажется, ваши сомнения теперь рассеялись… Пора бы моему другу получить диплом и звание академика… Мартини, без малейшей перемены в лице, протянул под столом руку и значительно пожал колено Фаринелли. Министр, угадывавший кабинетные тайны, не мог смекнуть, что замышляет князь музыки, и поглядел на него с видом вопроса. — Удивительно! — сказал наконец Мартини, принужденный к разговору непонятливостью Фаринелли. — Вы очень хорошо знаете наши уставы и спрашиваете! Честь быть академиком — велика; стыд не выдержать испытания — больше.

— Нестор Кукольник, «Максим Созонтович Березовский», 1844

Вольфганг задумался и через минуту сказал: — Хорошо! Да кто же будет петь мои квартеты? — Глаза! — отвечал сухо Мартини и оборотился лицом к Фаринелли. — Да, я нашел много вещей, в старой музыке, неисполнимых, но для глаза очаровательных. Massimo, помнишь ли ты наизусть небольшой четырехголосный стих, что ты переписывал для себя в пятницу?.. — Помню…-- отвечал Березовский. — Вот мы после обеда попробуем… Как раз четыре голоса. — Извольте! — сказал Фаринелли. — Но каков-то у меня голос?.. — и стал пробовать свой знаменитый сопрано; сначала тоны были нечисты, но мало-помалу звук прояснивался; после двух-трех гамм Фаринелли запел любимую свою ариетту, все невольно задумались, каждый слушал ее, как отрывок из политической жизни хозяина. Приметив впечатление, Фаринелли засмеялся и остановился на половине последней фразы. Собеседники не выдержали и хором окончили ариетту. Это повело к любопытным рассуждениям о свойствах рифмы и каденции, а между тем западное солнце сбоку заглянуло в галерею и напоминало и гостям и хозяину, что уже не рано. Встали. Березовский, никому не говоря ни слова, забрался в кабинет Фаринелли, написал партии четырехголосного стиха и вынес их в зал, когда Моцарты уже прощались с хозяином. Вид любопытного отрывка удержал всех, и вся дворня, в том числе и Опанас, сошлись слушать пение к стеклянным дверям залы. Все согласились с Мартини, что это превосходно и может быть исполнено глазами, воображением, если не достанет в певцах искусства и знания. «Это вечно!.. — заключил Мартини, — а четыре певца, по крайней мере в Болоний, всегда сыщутся… Простите!» — Я с вами не прощаюсь, — сказал Фаринелли, провожая гостей. — Завтра, папа, приезжайте ко мне откушать с детьми и призовите нового академика, непременно академика!.. — Двух… — робко и едва слышно произнес Березовский и покраснел до ушей. Фаринелли не слышал, что сказал Максим Созонтович, но Мартини посмотрел на него своими блестящими, проницательными глазами, покачал головой и пошел молча к ослам.

— Нестор Кукольник, «Максим Созонтович Березовский», 1844

Когда, по уставному порядку, цензоры усадили и Моцарта в академические кресла — Мартини поднял жезл — и все затихло. Речь его была коротка и заключала род отцовского благословения и напутствия молодым сочленам. Этим заключалась церемония, и президент с теми же спутниками, на тех же ослах отправился к Фаринелли. Хозяин ожидал их на дороге и весьма удивился, когда Мартини, вместо одного академика, представил ему двух. До этого дня Фаринелли не обращал большого внимания на Березовского, почитая его обыкновенным учеником, прислужником Мартини. И вдруг прислужник — Болонский академик! Massimo, красивый, белокурый Massimo, игравший в беседах в молчанку, сидевший всегда в углу, тише кошки и — он академик… Удивление Фаринелли возросло еще более, когда он узнал, что этот Massimo — русский! — Эти русские, — сказал он задумчиво, — наделают много бед в Европе. Вчера ночью я получил известие, которому с трудом верю… Русский флот в Дарданеллах! — Возможно ли? — спросил удивленный Мартини. — А мог ли я ожидать, что твой Massimo сегодня будет академиком. Как в искусстве, так и в политике надо иметь талант. В Петербурге теперь славная политическая академия и удивительный президент. Скоро все наши географии будут негодны. Екатерина сочиняет новую… Твой Massimo все-таки для меня загадка… — И Фаринелли стал расспрашивать Березовского о разных подробностях жизни; собеседники изъявили также любопытство; Максим Созонтович, бледнея, краснея и запинаясь, принужден был рассказать свою историю.

— Нестор Кукольник, «Максим Созонтович Березовский», 1844

	Угрюмость королей, продолжалъ онъ — наказаніе, возложенное природой на испанскихъ деспотовъ. Когда кто-нибудь изъ королей, какъ напримѣръ Фердинандъ V, имѣлъ отъ природы художественный вкусъ, то вмѣсто того, чтобы наслаждаться жизнью, онъ томно вздыхалъ, слушая женоподобное сопрано Фаринелли.
	— Висенте Бласко-Ибаньес, «Толедский собор», 1911

– Ты знаешь, кому мадам де Помпадур потом подарила этот кафтан? Ты знаешь, кто потом носил его на всех сценах Европы? – Кто? – Авраам с трепетным любопытством посмотрел в магические глаза в чёрной ларве. – Фаринелли! – Кто?! Фаринелли-кастрат? – Кастратиссимо! – Ого-го-го! – В театре Сан-Бенедетто именно у него со спины сорвали этот кафтан! – Правда? – А ты говоришь — тридцать лир. Он после этого эпизода поклялся на сцену не возвращаться. – Ну, тогда я тебе дам тридцать четыре. Но не больше. Согласен? – Сорок.

— Сергей Цейтлин, «Закат над лагуной», 2015

Фаринелли в кинематографе

	— Глядите, кастрат Фаринелли выискался!
	— из флэш-сериала «Магазинчик БО», 2005

См. также

• Джудитта Паста
• Мария Каллас
• Рената Тебальди
• Энрико Карузо
• Тито Гобби
• Лучано Паваротти
• Анджелика Каталани