Леопольд Васильевич Брант

Леопольд Васильевич Брант (иногда Бранд, Брандт; 1813 — 18 апреля 1884) — российский беллетрист, литературный критик и публицист школы Фаддея Булгарина. Большую часть статей писал под псевдонимом «Я. Я. Я.».

Леопольд Васильевич Брант

Статья в Википедии

Произведения в Викитеке

Цитаты

Душевно радуясь появлению нового дарования среди бесцветности современной литературы русской, мы с жадностию принялись за чтение романа г. Достоевского и, вместе со всеми читателями, жестоко разочаровались <…>. Содержание романа нового автора чрезвычайно замысловато и обширно: из ничего он вздумал построить поэму, драму, и вышло ничего, несмотря на все притязания создать нечто глубокое, нечто высокопатетическое, под видом наружной, искусственной (а не искусной) простоты. <…> не скажем, чтоб новый автор был совершенно бездарен, но он увлёкся пустыми теориями принципиальных критиков, сбивающих у нас с толку молодое, возникающее поколение. <…> «Помещик» <…> есть явное, хотя и явно неудачное подражание «Евгению Онегину», а, может быть, и пародия на Пушкина, из которого найдёте тут заимствование целых стихов с некоторою переделкою.

— рецензия на «Петербургский сборник» Н. Некрасова

Нельзя представить себе ничего бесцветнее, однообразнее, скучнее длинного, бесконечно растянутого, смертельно утомительного рассказа о незанимательных «приключениях господина Голядкина», который с самого начала и до конца повести является помешанным, беспрестанно делает разные промахи и глупости, не смешные и не трогательные, несмотря на все усилия автора представить их таковыми, в притязаниях какого-то «глубокого», неудобопонятного юмора. Нет конца многословию, тяжёлому, досадному, надоедающему, повторениям, перифразам одной и той же мысли, одних и тех же слов, очень понравившихся автору. Искренне сожалеем о молодом человеке, так ложно понимающем искусство и, очевидно, сбитом с толку литературного «котериею», из видов своих выдающею его за гения.

— рецензия на №№ 1 и 2 «Отечественных записок» за 1846 г.

О Бранте

• см. Аполлон Майков, «Рождение Киприды», 1845 или 1846 [1977]

В отношении критики, иные толстые журналы <…> действуют совершенно произвольно <…>. Эти журналы поступают как феодальные владельцы: у них есть свой двор, свои милости и немилости, свои ландскнехты <…>. Как в Средние веки, у этих журналов есть оглашенные, которые не смеют появиться в феодальном владении, а если появятся, то ландскнехты тотчас нападают на них или пускают в них стрелы издали. Имена этих несчастных рыцарей всегда выставлены на чёрной доске, в сенях полуразрушенного замка (т. е. в отделении критики и библиографии). Вот, например, в каждой книжке Отеч. Записок вы встретите имя Л. В. Бранта, которое выставлено вроде мишени для упражнения в остроумии журнальной свиты и самого начальника дружины ландскнехтов. Г. Брант написал, за несколько лет перед сим, несколько повестей и романов, и по ним измеряется теперь достоинство всего, что пишется в этом роде на Руси. С некоторого времени то же самое находим и в Библ. для Чтения. Г. Брант писал библиографические обозрения, <…> храбро сражаясь с феодалами, свалил не одного ландскнехта…

— Фаддей Булгарин, «Журнальная всякая всячина», 19 января 1846

… бездарный человек, одержимый бесом сочинительства, в то же время исполнен раздражительного самолюбия <…>. В «своей литературе» он играет роль зайца, которого все травят из одного удовольствия травить. Выйдет плохое сочинение, совсем не им написанное: его сравнивают с тем или другим из его сочинений. Имя его вечно, кстати и некстати под пером рецензентов. <…> Видя, что всех не задобришь, он выбирает один из наиболее насмехавшихся над ним журналов — и начинает льстить ему некстати в своих сочинениях; но неумолимый журнал тем больше издевается над ним… Что делать? Бедняк решается сам сделаться критиканом и рецензентом. <…> Но ему в то же время хочется казаться беспристрастным, и он считает долгом своим хоть что-нибудь да похвалить во всякой вздорной книжонке. Впрочем, по сочувствию бездарности, он хвалит только одно посредственное <…>. Рецензий его не принимает ни один журнал; он издаёт их отдельными тетрадками, которые доставляют обильную пищу насмешливости журналов, а сами не идут, не раскупаются… Чудаком овладевает отчаяние: из полемического рыцаря печального образа он становится полемическим Orlando Furioso. Ему остаётся одно: найти преют в каком-нибудь издании. Наконец — о радость! издатель какого-нибудь литературного сора, видя в нашем зайце большой полемический задор, предлагает ему безвозмездно трудиться в своём издании. Несчастный заяц рад и сам платить последние деньжонки, чтоб только печатали его статейки <…>. Но, увы! враги его, которых он думал видеть под своими ногами, уничтоженных, умирающих, — его враги опять весело смеются, потому что ничего нет смешнее и приятнее, как бессильная злоба, как пухлое извержение надувшейся бездарности…

— Иван Панаев, «Литературный заяц»

	До того осрамиться, как «Северная пчела» своей критикой, есть верх посрамления. Как неистово-глупо!
	— Фёдор Достоевский, письмо М. М. Достоевскому 1 февраля 1846

… была напечатана одна повесть, под заглавием «Коробочка» Л. В. Бранта, писавшего тридцать лет в «Северной Пчеле» под буквами Я. Я. Я. и имевшего раньше какую-то историю с «Библиотекой для Чтения» из-за своей повести «Аристократка». После появления повести Бранта, кружок Ахматовой возмутился, <…> ко мне посыпались письма от молодых литераторов; наконец, Е. Н. отправилась депутатом к Сенковскому, который <…> написал мне следующее: «<…> сделайте для меня одно великое пожертвование, страшное доказательство дружбы: да не будет имени и дела Бранта в <…> «Библиотеке для Чтения» <…>. У меня <…> ничего нет против Бранта, но другие ужасно обижаются честью являться в компании с ним. Не знаю, что он им сделал, или что сделал вообще на свете, но <…> после Булгарина, ничьё имя так не противно многим, как достойное имя этого почтенного мужа». <…> После этого письма, Брант был допущен в «Библиотеке для Чтения» только два раза и то под строжайшим инкогнито.

— Альберт Старчевский, «Воспоминания старого литератора», 1891

Виссарион Белинский

• см. рецензию на «Опыт библиографического обозрения, или Очерк последнего полугодия русской литературы, с октября 1841 по апрель 1842», май 1842

Тогда, когда ни ожесточённые вопли ребяческого самолюбия, ни бессильная брань, ни умышленная лесть, ни безденежное рассылание публике брошюр о своей гениальности, ни даже похвалы в какой-нибудь газете, доступной состраданию при некоторых условиях, не помогут маленькому человеку вырваться из безвестности, назначенной ему судьбою, — осмеянный, изгнанный с литературной арены на самую последнюю ступень её, он всё ещё не может преодолеть злейшего врага своего, собственного самолюбия, и продолжает нередко до самой могилы сочинительствовать…

— рецензия на «Аристократку, быль недавних времён, рассказанную Л. Брантом», январь 1843

• см. рецензию на «Жизнь, как она есть», январь 1844

Давно ли мы разобрали удивительное произведение г. Бранта «Жизнь, как она есть»? <…> Давно ли мы говорили о «Юродивом мальчике в железном зелёном клобуке»? <…> Перелистовав творение г. Бранта и создание асессора и кавалера г. Анаевского, мы подумали было, что бездарность, вооружённая претензиями, и бездарность простодушная не могут идти дальше, что гг. Брант и Анаевский поставили для неё геркулесовские столбы; но г. Войт <…> доказал нам, что бездарности так же нет границ, как и гению. <…> в глазах г. Бранта князья и графы не более, как роскошь, изобилие аристократизма, и потому он главные роли в своих повестях и романах раздаёт только герцогам. Г-н Брант имеет в предмете более прозаическую, действительную сторону жизни <…>. Г-н Брант более игрив, остроумен, наблюдателен: г. Войт более высокопарен, клокочущ, исступлён. Герои г. Бранта походят немножко на людей, которые, при рождении их на свет, не были обременены от природы слишком большим запасом интеллектуальности…

— рецензия на «Очерки света и жизни» В. Войта, март 1844

… в фёльетоне 16 нумера «Северной пчелы», для которой «Отечественные записки» давно уже сделались idée fixe, <…> Ф. Б. <…> говорит: «Как в Средние веки, у этих журналов есть оглашенные <…>». Этак, пожалуй, публика до того заинтересуется трогательными приключениями Бранта на литературном поприще, что станет наконец читать с умилением его «Аристократку» и «Жизнь, как она есть», а потом чего доброго! примется за чтение и его полемических статей в «Северной пчеле»…

— «Новый критикан»

	Кто-то уверял печатно, будто «Помещик»— подражание «Евгению Онегину»; уж не «Энеиде» ли Виргилия? Право, последнее предположение ничем не несправедливее первого.
	— «Петербургский сборник, изданный Н. Некрасовым», февраль 1846

… старый журналист, он же и выписавшийся сочинитель, <…> пригласил себе в сотрудники одного бездарного и глупого писаку, обруганного во всех журналах, привыкшего узнавать своих критиков по когтям, как они привыкли узнавать его по ушам, <…> писака, доселе игравший роль литературного зайца, травлею которого потешался весь свет, обрадовался, что в руках патрона своего может быть грязною тряпкою, чтобы марать порядочных людей, цепною собакою…

— «Воспоминания Фаддея Булгарина. Две части», апрель 1846