Белый квадрат (Сорокин)

«Белый квадрат» — сборник Владимира Сорокина 2018 года из 9 рассказов.

Цитаты

Антон. Я представляю нашу страну в виде огромной, гигантской, нечеловеческой по размеру вши. Причём сильно замороженной, спящей в своём глубоком анабиозе. Размер её равен географическому размеру России: голова и рот, или, как там, педипальпы, находятся где-то у границы с Белоруссией, <…> а зад — в районе Сахалина, нависает над Тихим океаном. И эта гигантская вошь спит, она неподвижна. Она вообще редко просыпается, её пробуждение — подарок для всех нас. Мы живём на этом ледяном чудовище, ползаем по нему, пугаемся, восхищаемся его необычными формами и ждём его пробуждения. Ждём с нетерпением и ужасом. Иногда много десятилетий, вот как сейчас, например. Ведущий. <…> вот эта ваша ледяная вошь, она что, сосёт народную кровь? Антон. Она достаточно насосалась за двадцатый век. Ведущий. И теперь переваривает? Антон. Да, переваривает, медитирует, отдыхает. Ведущий. А мы? Антон. А мы ею любуемся, поклоняемся, пишем о ней песни, снимаем фильмы. Ирина. Почему у вас такой отвратительный образ нашей страны? Антон. Оглянитесь на ХХ век. Десятки миллионов жертв. Невинных жертв, убитых монстром по имени СССР. Ирина. Но мы живём в РФ. Антон. Да! Другие буквы, но генетика монстра осталась той же. <…> В основном <…>. Ведущий. Почему не медведь? Это животное больше похоже на Россию: спит долго, зато, когда просыпается, начнёт так ворочаться, так реветь да чесаться, что мало не покажется никому! Антон. Медведь — образ из детских сказочек. Архипелаг ГУЛАГ — не сказка. <…> Ведущий. Всё-таки в какой удивительной стране мы живём! Мы готовы в очередной раз с жаром обсуждать её образ! <…> Европа окостенела, это знает у нас каждый школьник. И они знают, знают. Но молчат! А у нас? Величие России в том, что она меняется, развивается, раскрывается, сверкая новыми гранями, удивляет и потрясает нас буквально каждый день! <…> Антон. Нет, нет пределов для нового и раздвигающего старые стены! Это как таран! Я ощущаю себя этим тараном! Я могу сокрушать старую рухлядь, ломать её, дробить, перемалывать в новое, перспективное, то, что будет сиять впереди новой ледяной вошью! Эта вошь рассеет все сомнения, все старые гадости и мерзости, от неё отскочат, отлетят все эти пустышки, погремушки, микки-маусы, санта-клаусы, чебурашки, промокашки, покемончики. Останется только честное! Только новое!

— «Белый квадрат», декабрь 2017

	Иван. Ты пил через соломинку кровь монархистов? Марк. Пил. Иван. А мозги великих князей жарил? Марк. А как же. На постном масле. А по праздникам — на сливочном. Отваришь сперва в подсоленной воде с ложкой уксуса, перчиком, лаврушкой, гвоздичкой, остудишь, обваляешь в толченых сухарях, обжаришь, поперчишь, сбрызнешь лимончиком… м-м-м… прелесть! Гениальная закуска под “зубровку”.
	— «День чекиста»

	— Ну, что, Шамкович, в третьей четверти опять позориться будем, когда кефирное уравнение с двумя чемоданными неизвестными ты забыл обнаружить через дежурство по физкабинету Виктора Викторовича по направлению слепой биссектрисы, а дневник изрезали и прокомпостировали красные врачи сразу после заседания совета дружины родителей теоремы Пифагора?
	— там же

	— Скажите, пожалуйста, а кто такой Владимир Ильич Ленин? <…> — Человек, запустивший пирамиду красного рёва. <…> — И где она? <…> — На Красной площади. <…> — Для чего? — Чтобы нарушить внутренний строй человека. <…> Чтобы человек перестал быть человеком. <…> — А… коммунизм? <…> светлое будущее? — Это не светлое будущее, а красный рёв сегодняшнего дня.
	— «Красная пирамида»

Её голый лобок. Розовая щель. Зашитая крест-накрест. Толстой золотой нитью: ХХХ. <…> — Уже пятый день как я прозаик, а не поэт. Я пишу великий роман. И чтобы его написать, нужно соответствовать. <…> Вы знаете хоть один великий роман, написанный женщиной? <…> Я собираюсь нарушить эту безнадёжную традицию. Поэтому нужны радикальные решения. Я наступила на горло своей женственности. <…> — И… когда это… — …я перережу? Когда закончу великий роман. А великие романы, дорогой мой рыцарь полной луны и волчьего воя, не пишутся быстро. <…> Скажу откровенно, не самое уютное чувство. Но — нужно терпеть. Per aspera ad astra. — рассказ в качестве 1-й части вошёл в «Золотое ХХХ» (2022)

— «Поэты»

Фиолетовые лебеди (2017)

Кривой месяц ноября. Брюхо неба. Вспорол. Обвалился-просыпался снег. Первый. На Москву полуночную: — Праххххххххххх… Ветер. Хлопья. Три змеи: вьюга, пурга, поземка. — Ищи-и-и-и-и-свищи-и-и-и-и… Зашипели. Снежные выползки. По улицам. Обесчеловеченным. Спящий на площадях мусор. Застывшие трупы. В испуганные рты подворотен: — Нашли-и-и-и-и-и… Во дворах: люди, костры, шёпот. — Сорок восемь чёрных журавлей. Поднялись. Вокруг Кремля три круга сделали. — И пыздэц? — Оборотился журавлём. — Чёрные маги… — Гноем африканским обмазались. — Весь ближний круг. — Улетели, нах?! — И патриарх с ними. — А нам крылом памахалы… <…> — На Якиманке зажарили на вертеле архиерея, натопили из него сала, налили свечей. И служат чёрную мессу. — Апппст… — Чечены с китайцами. Новый договор! Подписан. Русской кровью. <…> И дивизия Дзержинского присягнула… — Сегодня на Остоженке видали двухголовую собаку. — Двадцать лет грабили! <…> Сосали! <…> И обсосали! <…> До костей! — Недаром он тогда с журавлями летал…

Подошёл пузатый человек с лицом, напоминающим картофельный клубень, с иконкой на груди, изображающей Юрия Гагарина в золотом нимбе, и забормотал громко, помогая себе короткопалой рукой, сложенной совком: — Россия окуклилась! Панцирь треснул! Ослепительная бабочка государственности российской вырывается на волю, чтобы явить себя человечеству во всей духовной красе! Сияющим ракетоносцем воспарит она над миром, знаменуя новую эру человечества! Лики Сергия Радонежского и Иосифа Сталина на её крылах! Нетварные лучи русской духовности источает она! Они пронзают землю! Трубный глас раздаётся над миром: народы и государства, покайтесь, соберитесь под знамёна Пятой империи и великое преображение Земли узрите!

— Мы можем, мы должны обо всём говорить, а не шептаться по углам, как либеральная плесень, говорить ежедневно, еженощно, каждый час, каждую минуту, каждую секунду, чтобы понять, в какой великой стране мы живём и как много мы можем вместе, как много у нас впереди, какой у нас прекрасный президент, какие замечательные воины, генералы, старцы и святые, отцы, матери, братья, жёны, дети, мы всё преодолеем, всё решим, только если будем говорить, говорить и говорить!

— Отец Панкратий, послушайте! Вы знаете, где мы все живём, в какой стране, в каком государстве. Здесь всё — как бы. Как бы покой, как бы воля, как бы закон, как бы порядок, как бы царь, как бы бояре, как бы холопья, как бы дворяне, как бы церковь, как бы детский сад, как бы школа, как бы парламент, как бы суд, как бы больница, как бы мясо, как бы самолёт, как бы водка, как бы бизнес, <…> как бы дороги, как бы кладбища, как бы пенсия, как бы сыр, как бы мир, как бы война, как бы мать родна. <…> Настоящее у нас — только вот эта боеголовка. Только этот уран, только этот дейтерид лития. Это работает. Если и это станет как бы, тогда здесь не будет вообще ничего. Будет большое пустое место. Вы… вы превращаете вещества. <…> Умоляю вас, превратите этот сахар снова в уран, в дейтерид лития. Чтобы всё у нас осталось по-прежнему. Вас просят об этом все россияне. <…> — Как именуется ваша ракета? — РС-20. <…> “Сатана”.

О сборнике

Андрей Архангельский. <…> «Красная пирамида», <…> главный герой — советский журналист <…>. Однажды в юности он проехал по ошибке нужную остановку <…> — и вся его жизнь сложилась иначе. И хотя он знал, что были и другие варианты, предпочитал делать вид, что путь был только один. И только в последний миг жизни он понимает это. У вас была «Метель» — вещь, в которой, как вы сами говорили, вам хотелось главным героем сделать пространство. А в этом рассказе главный герой, выходит, само время?.. Сорокин. Да, что-то вроде эксперимента маляра с коллайдером, пока физики отлучились… <…> Кажется, что наша жизнь — огромная вещь, материк неохватный, а она вдруг, как бумага, может сжаться, скомкаться в один момент, перед смертью или в критические секунды. <…> Этот рассказ <…> написан языком советской прозы 1950-х. Чтобы совпасть со временем. <…> Архангельский. Я бы сказал, что вы написали собственное «Красное колесо», потому что получился в итоге замкнутый круг насилия и эротики, где одно не отделимо от другого. Но — в этом странность сборника — вы, кажется, впервые почти не применяете специальных языковых приёмов; словно хотите перехитрить себя — доказать, что сможете описать проблему насилия даже без языковой игры… Сорокин. Это очень важное наблюдение, потому что я сам, как обычно, не замечаю многого в новой книге. Мне именно как раз и хотелось обойтись на этот раз без деконструкции. Деконструкция не нужна, потому что насилие говорит само за себя. <…> Архангельский. Какое-то время внутри российского общества всё бурлило, все выясняли, кто на чьей стороне. Теперь противостоящие стороны всё выяснили и спорить больше не о чем. И установилась какая-то зловещая тишина. К 2018 году общество замерло в состоянии тревожного ожидания, которое и отражено в ваших «Фиолетовых лебедях». Мы не знаем, что там случилось, но с первых строчек понимаем, что что-то ужасное, и тем не менее все к этому словно бы оказались готовы. Это постоянная русская готовность к апокалипсису, очень знакомое чувство. Сорокин. <…> Россия не изолирована от мира, парадоксальным образом. Опасность, тревога — это то, что нас по-прежнему объединяет со всеми.

Книга <…> фактически она является целостным подразделением, объединённым общей мотивной структурой, как ранее «Пир» и «Сахарный Кремль». Объединяет рассказы сборника мотивы, связанные с авангардной живописью. <…> В рассказе <…> «Белый квадрат» <…> Сорокин показывает, как всё в России <…> превращается в банальное телешоу и не выходит за пределы столичной тусовки, не желающей иметь ничего общего с «нищебродами» из остальной России <…>. «Фиолетовые лебеди» начинаются <…> и фиксирует признаки грядущего пришествия сатаны <…>. И единственное спасительное для России — <…> впадать в спячку и так переживать все неприятности. <…> Ещё один рассказ на чекистскую тему, «В Поле», пародирует движение реконструкторов, некоторые участники которого во главе со Стрелковым-Гиркиным сыграли столь печальную роль в развязывании войны в Донбассе. У Сорокина артисты-реконструкторы представляют на Красной площади избиение следователем Родосом режиссёра Мейерхольда, которому красочные синяки и кровоподтёки наносит простая русская девушка — визажистка Поля. <…> В финале, уже в гостинице, Родос и Мейерхольд одновременно совокупляются с пьяной Полей, что заставляет подумать о том, что к России одинаково относятся как те, кто играет роль палача, так и те, кто изображает жертву, если иметь в виду под последними «разрешённую» либеральную оппозицию и тусовку. В заключительном рассказа сборника, «Платок», этот извечный символ российской женщины становится источником мучительного противоестественного наслаждения. Да, Россия Сорокина определённо подвержена мазохизму.

— Борис Соколов, «Чёрные журавли над Москвой»

Новый сборник <…> заставляет вспомнить последний на сегодня роман его извечного соперника и антагониста Виктора Пелевина «iPhuck 10». <…> на их примере особенно хорошо заметно, насколько разными, фактически противоположными путями эволюционируют главные русские писатели наших дней. Виктор Пелевин, <…> похоже, окончательно мигрировал в пространство чистых смыслов. <…> С Владимиром Сорокиным, напротив, происходит нечто обратное. <…> он постепенно всё дальше уходит <…> в область образов и тончайшей языковой игры. Как результат, его новый сборник имеет куда больше общего с поэзией или абсурдистской драмой, чем, собственно, с прозой. Девять вошедших в книгу историй демонстрируют разные (и, в общем, уже неплохо знакомые читателю) грани сорокинского таланта <…>. Тексты сборника выстроены крайне разнообразно, незаметно мутируя из почти пьесы <…> в почти звукопись, а оттуда — почти в графику (так, в «Платке» две страницы заполнены словами «горло» и «прыгаю», расположенными таким образом, чтобы возникал причудливый визуальный эффект). <…> Однако любая попытка содержательно проанализировать или хотя бы осмысленным образом пересказать тексты <…> упирается в полную невозможность вычленить из них хоть какое-то подобие концептуального высказывания. Филигранно выточенные и совершенные, рассказы сборника производят впечатление дорогих декоративных сосудов, предназначенных для отстранённого любования — или, как вариант, для наполнения любым смыслом по желанию читателя. И это обстоятельство вновь вынуждает вспомнить Пелевина, двадцать лет назад, в «Чапаеве и пустоте», придумавшего для таких намеренно бездумных, принципиально исключающих возможность толкования текстов безупречное определение — «командирская зарука».

— Галина Юзефович, «Сборник рассказов Сорокина и постапокалиптический «Остров Сахалин»

Новые рассказы <…> возвращают читателей к прежней поэтике Сорокина. <…> Сорокин, как всегда, исследует русскую метафизику с её шизофренической семиотикой и стилистической агрессией. <…> Секс и насилие у Сорокина — знак подлинности, разрывающей риторическую завесу коммуникации. В духе Антонена Арто он устраивает “театр жестокости”. <…> “В поле” <…>. Съезжая с уже накатанной колеи, рассказ буксует, семантика расползается и течёт, возвращаясь в бессвязную лингвистическую протоплазму. <…> Под грузом ужаса текст вырождается в глоссолалию, рассказ — в абсурд. <…> “Фиолетовые лебеди”. <…> Илиада кончилась, и 22 (каббалистическое число) фиолетовых (сакральный цвет) лебедя, покинув Итаку, отправились в Россию с благой вестью: “Троянская война окончена. Кто победил — не помню”. Новый сборник Сорокина подтверждает его высокий статус писателя-антенны, автора-диагноста, прозаика-терапевта.

— Александр Генис, «„Белый квадрат“: театр жестокости Владимира Сорокина»

	«Красная пирамида» скомкана, потому что писать классический триллер Сорокину стало неинтересно — он написал обычный рассказ для глянцевого журнала, но <…> вполне стивен-кинговский рассказ, в духе «Крауч-энда», доказывающий, что Сорокин умеет абсолютно по любому, в любой чужой манере, аккуратно и умело перенесённой на русскую почву.
	— Дмитрий Быков, «Владимир Сорокин», ноябрь 2019