Сахарный Кремль
«Сахарный Кремль» — роман в новеллах Владимира Сорокина 2008 года, сатирическая антиутопия. Продолжает «День опричника».
Цитаты
правитьЕго смуглый член торчал. Носов прыснул на него предохранительным спреем «Застава» и быстро вошёл в Погосову. — «На заводе» |
Сделала шаг и поняла: объелась. Да так, что и идти тяжко. Опьянела от мяса. Отупела. А тут Старый вперевалку подходит. Унюхал. Лизнул кровь на камне, морду к Арише тянет. Глаза его мяса просят. «Отрыгну Старому малость…» — подумала она. Но сразу и передумала: «Нет, жалко…» — «Underground» |
Марфушина радость
правитьСтучит Марфуша по клаве, входит в интерда, срывает с Древа Учения листки школьных новостей: |
Отвечает Умница голосом послушным: |
Марфушу папаша никогда не сечёт, токмо маманя. Да и то редко, слава Богу. В последний раз — перед Рождеством, когда из-за Марфушиной оплошности две полосы кокоши[1] драгоценного удуло. Сели в тот вечер мама с папою на кухне после трудового дня, нарезали три полосы белых, а Марфуша как раз мусор выносила да дверь-то настежь и распахнула. А на кухне-то форточка, как на грех, открытая была. Потянуло с лестничной клетки из окна разбитого, да так, что весь кокоша — в пыль по углам. Отец с дедом — в крик. Бабка — щипаться. А маманя молча разложила Марфушу на кровати двуспальной да по голой попе прыгалками и посекла. Марфуша плакала, а дед с папой всё по кухне ползали, пальцы слюнили, да пыль белую собирали… |
Кочерга
правитьПошла кочерга дальше по дороге. Глядь — навстречу ей майор из Тайного Приказа. |
Резким движением Севастьянов задрал голову Смирнову, приставил инъектор к сонной артерии и нажал спуск. Чпокнула раздавленная мягкая ампула, инъекция вошла в кровь подследственного. Тело Смирнова дёрнулось, он вскрикнул и замер, окостенев. Его большие серые глаза округлились и остекленели, став ещё больше. Губы раскрылись и замерли в немом вопросе. Его словно укусил невидимый гигантский скорпион. <…> |
Севастьянов подошёл, поднёс кочергу к лицу подследственного: |
Жидкие часы в кабинете Севастьянова отлили 18:00… — часы с ферромагнитной жидкостью на циферблате появились в продаже лишь в 2015 году |
Шестнадцать месяцев назад в Москве были арестованы шесть членов мистической, антирусской секты «Яросвет». Нарисовав на белой корове карту России, они совершили некий магический ритуал, расчленили животное и стали развозить куски коровьего тела по отдалённым областям государства российского и скармливать иностранцам. Коровья задняя часть была свезена на Дальний восток, сварена и скормлена японским переселенцам, пашину и подбрюшье доставили в Барнаул, налепили из них пельменей и скормили китайцам, из грудинки сварили борщ и в Белгороде накормили им восемнадцать хохлов-челноков, в Рославле, белорусским батракам навертели котлет из коровьих передних ног, а из головы сварили холодец, которым, неподалёку от Пскова накормили трёх эстонских старух. Все шестеро сектантов были арестованы, допрошены, все признались, назвали сообщников и пособников, но в деле, тем не менее, осталось тёмное место: коровий потрох. В магическом ритуале по «расчленению» России он играл важную роль. Однако, кишки, желудок, сердце, печень и лёгкое удивительным образом бесследно исчезли, и никакие пытки не смогли помочь следствию и прояснить ситуацию. Ясно было, что шестеро арестованных просто не знают кто, куда и с какими целями подевал потрох расчленённой коровы. Капитан Шмулевич, ведущий коровье дело, тоже не знал этого до того самого дня, когда в Свято-Петрограде был арестован по доносу соседки известный книголюб, собиратель почтовых марок, монет и старинных предметов, сбывавший в своей лавке иностранным туристам вместе с марками, книгами и прочей рухлядью некие консервы, при подробном рассмотрении оказавшиеся саморучно укупоренными банками с коровьим паштетом, произведённым кустарным способом в подвале его дома. На все банки лепилась одна и та же этикетка: «Говяжий паштет «Белая Корова». Причём, консервы сии не продавались, а отдавались даром покупателям в знак «благодарности за покупку». Всего за 38 дней подручные книголюба сумели изготовить и распространить среди иностранцев 59 банок паштета. Причём, банки с паштетом отдавались токмо западным туристам, не китайцам и не азиатам. После восемнадцатичасового допроса книголюб признался, что получил заказ на изготовление и распространение «Белой Коровы» от некоего крещёного еврея, бесследно исчезнувшего и найденного в городской клоаке Свято-Петрограда зарезанным, без пальцев, зубов и глаз, и с трудом опознанным. |
… вдруг знакомый с детства, приятный мужской баритон запел: |
Харчевание
править… расхожие поговорки лагерных палачей, такие как <…> «жопу беречь — голову потерять», «розга с жопой дружат, государству служат»… |
Матюха сёк легко и сильно, не делая лишних движений, деловито выполняя свою работу и каждым ударом доказывая, что он не даром ест свой хлеб лагерного палача и не даром получает северную надбавку. |
Петрушка
правитьПоклонился государю, отдал честь и забормотал: |
Кабак
правитьСамый старший и опытный среди них — Матвей. Сечёт он уже девятый год и пересёк по его словам без малого восемьдесят тысяч жоп. <…> |
Мелькает-перекатывается в дыму табачном какой-то Пургенян, как говорят, известный надуватель щёк и испускатель ветров государственных, бьют друг друга воблой по лбу двое дутиков, Зюга и Жиря, шелестит картами краплёными отставной околоточный Грызло, цедят квасок с газом цирковые: штангист Медведко и тёмный фокусник Пу И Тин, хохочет утробно круглый дворник Лужковец… |
… крутится семейство балалаечников Мухалко. Шустрые это ребята, оборотистые, веселить и деньгу выжимать умеют. Говорят, когда-то в шутах кремлёвских ходили, но потом их за что-то оттуда опендалили. |
— Эту шубу мне купили в Москве. |
— Чем торгует? |
— Они по-матерному ругались! Я записала! Околоточный, я всё переписала! <…> |
Письмо
правитьПомнишь, как смешинка в рот малиновая попала, и чуть не утонули в Пахре на Спас Яблочный тогда? Как ты потом то плакала, то хохотала, да травой в меня швырялась? А я хохотала так, что в трусики пустила! |
А кукол наших помнишь? Катеринка ещё жива, ещё станцевать «барыню» может, разговаривает. А Мальвинка дала дуба, — что-то с мозговою глиной. Токмо глаза открывает и улыбается. |
Нам по двенадцать тогда исполнилось, <…> Кремль в белый цвет ночью покрасили по приказу государеву. <…> А потом как-то я всмотрелась, всмотрелась в этот Кремль, и так у меня всё в голове засияло, словно свет нетварный <…>. Всё прямо сияет и поёт в голове, а смотреть на Кремль всё больше и больше хочется. И глазкам не больно совсем. И я смотрю, смотрю, смотрю, а он весь белый-пребелый, и прямо сосёт глаза белизна сия, на солнце сияет, а в голове прямо ангелы поют, так сладко стало, так хорошо, небо-то синее, облака расступились, солнце лупит, Кремль сияет, глаза сосёт, я про всё забыла, и гляжу, гляжу, гляжу, и прямо так сладко смотреть на Кремль белокаменный, что и пошевелиться не могу, не хочу пошевелиться, рукой за отца держусь, а сама хочу всем сердцем, чтобы и отец не шевелился и не говорил ничего, и что б ты меня не теребила, и чтобы люди все стояли как столбы, чтобы токмо смотреть и смотреть и смотреть и смотреть и смотреть, и чтобы всё так остановилось, а я бы всё стояла и смотрела, только бы глаза не закрылись, не устали, а глаза-то у меня и не слезились вовсе, и не устали, а просто расширились и смотрели, смотрели, смотрели как будто и делать больше ничего не надобно, а надобно токмо смотреть, смотреть, смотреть и стоять, смотреть на Кремль и стоять смирно, стоять хорошо и правильно, дабы не спугнуть ничего и не потревожить, <…> чтобы он стоял спокойно и никуда не девался, не исчезал, а просто стоял на своём главном месте навсегда на веки вечныя, на месте главного и большого дела, хорошего дела, на которое все пошли, все сподобились, все собрались, чтобы сделать всё правильно, хорошо, чтобы быть всем вместе, всем миром всё решить и исправить навсегда, на веки вечныя, лишь бы никто не помешал, <…> не надобно ничего другого, а просто смотри и радуйся, веселись душой своей, пей глазами Кремль белый, ешь глазами Кремль белый, и больше ничего не надобно, а все люди правильные будут тоже стоять рядом с тобой правильно стоять, честно стоять и радоваться, стоять с глазами открытыми, хорошими глазами а в тех глазах у всех будет свой Кремль тысячи миллионы Кремлей белых в глазах правильных людей которые умеют правильно славить и всё делать правильно и хорошо и умеют прилежно смотреть на белый Кремль наш родной и святой… |
Дом терпимости
правитьАйвовое варенье июльского заката уж протекло-капнуло на пыльно-душное <…> Замоскворечье… |
Вваливается Охлоп в опочивальню любимую. Кидается-устремляется к нему всё весёлое-электрическое: голышки-окатыши, ползуны, верещалки, хохотухи, чесалки да качалки. <…> |
О романе
правитьОбраз сахарного Кремля, он такой многоплановый, как Кубик Рубика. Белый-то есть чистый, это некая чистота как бы в осознании этой власти народом, это нечто как бы над нами. С другой стороны, он очень хрупкий, он может разбиться. Но с третьей стороны, он увесист как некий кирпич. А если это все падает с неба, то он может и убить, собственно.[3] | |
— Владимир Сорокин, интервью |
Владимир Сорокин, Сахарный Кремль. Виктор Пелевин, П5: прощальные песни политических пигмеев Пиндостана. <…> Авторы, если верить критикам, создали панорамные картины нынешнего общества, сумели раскрыть и отразить нечто существенное и настоящее, без чего умственное бытие каждого из нас будет неполноценным. <…> почему вышло так кисло? Думаю, прежде всего, потому, что оба автора не справились с задачей, им просто-напросто нечего сказать. Хочется, конечно, но слова складываются в какие-то пошлые анекдоты, в обречённо скучные фразы. Главная проблема, <…> что ни наши авторы, ни интеллектуальная элита России в целом совершенно не понимает, что происходит в стране. Вот Владимир Сорокин <…>. Есть бессвязный и уж какой-то совсем безыскусный набор эпизодов. Большая их часть случайна, предсказуема. Лучшие куски чем-то напоминают пародии то ли на Солженицына, то ли на Алексея Толстого, то ли ещё на кого-то. <…> самый главный вопрос и вовсе открыт: как за двадцать лет Россия превратилась в самодержавный отстой? Я вовсе не оспариваю право автора рисовать самое чудовищное будущее, но мне хочется понять, а почему это возникло. Ладно, в сорокинском будущем можно вообразить появление чего-то вроде опричников, своего рода эскадронов смерти <…>. Но откуда столбовое дворянство? <…> Несерьёзно и вздорно. Конечно, мне можно возразить: автор пытается передать нам суть социальных отношений, и историческая убедительность здесь не так уж важна. <…> | |
— Андрей Быстрицкий |
Примечания
править- ↑ От «кокс» и «кокошник».
- ↑ Т. М. Колядич. Антиутопия или альтернативная фантастика? // От Аксенова до Глуховского. Русский эксперимент. — М.: КРПА Олимп, 2010. — С. 34-43.
- ↑ Новое десятилетие. К 60-летию РС. Год 2008 // Радио Свобода, 6 октября 2013.
- ↑ Книжные покупки Андрея Быстрицкого // Пушкин. — 2009. — № 1. — С. 167-9.