Сонеты Мицкевича (Вяземский)
«Сонеты Мицкевича» — рецензия Петра Вяземского 1827 года на сборник «Сонеты Адама Мицкевича»[1], предварившая его прозаический перевод «Крымских сонетов»[2] и парафразированная в предисловии к переводу И. И. Козлова[3].
Цитаты
правитьИзящное произведение чужеземной поэзии, произведение одного из первоклассных поэтов Польши, напечатано в Москве, где, может быть, не более десяти читателей в состоянии узнать ему цену; оно вышло из типографии и перешло в область книгопродавцев incognito, без почестей журнальных, без тревоги критической, как знаменитый путешественник, скрывающийся в своём достоинстве от дани любопытности и гласных удовольствий суетности. Батюшков, опровергая мнение Даламбера, что поэт на необитаемом острове перестал бы писать стихи, потому что некому читать и хвалить их, <…> указывает на Кантемира, который в Париже писал свои бессмертные сатиры. «Париж был сей необитаемый остров для Кантемира», — говорит Батюшков[4][2]. Москва почти тот же необитаемый остров для польского поэта. Но поэт носит свой мир с собою: мечтами своими населяет он пустыню, и, когда говорить ему не с кем, он говорит сам с собою. Вероятно, вот отчего многие из прозаистов и почитают поэтов безумцами. Они не понимают: что за выгода поэту говорить на ветер, в уповании, что ветер этот куда-нибудь и когда-нибудь занесёт звуки их души; что они сольются в своё время с отзывами всего прекрасного и не исчезнут, потому что когда есть бессмертие, то должно быть и бессмертие поэзии. Проза должна более или менее говорить присутствующим; поэзия может говорить и отсутствующим <…>. На поэзию есть эхо: где-нибудь и как-нибудь оно откликнется на её голос. |
… главное достоинство стихотворений <…> должно состоять в способе выражения, в прелести, так сказать, не переносной <…>. Возьмитесь, например, перевести в иностранную прозу некоторые из коротких, но жизни исполненных элегий Баратынского? Вы распустите живописное и яркое шитьё искусной золотошвейки. <…> Может быть, некоторым из русских читателей, вообще довольно робких и старообрядных, покажется странным яркий восточный колорит, наведённый на многие из сонетов. <…> напомним, что некоторый отблеск восточных красок есть колорит поэзии века, что кисти <…> первоклассных поэтов современных напоены его радужными переливами. Мы сами почти готовы сознаться, что в иных местах, хотя и очень редко, польский поэт увлекается в выражениях и сравнениях своих гиперболическою смелостью, сбивающеюся на дерзость в глазах нашего гиперборейского благоразумия, что в некоторых уподоблениях, и оборотах, встречается у него что-то похожее на принуждение, на изысканность; но самые, по-видимому, насильственные уподобления выкупаются верным выдержанием до конца и во всех частях <…>. Этим способом поэт даёт отчёт в своей смелости, и читатель, поражённый с первого раза неожиданностью, убеждается постепенным её развитием и приучается к ней. <…> критике остаётся только похвалить в польском поэте богатство, роскошь воображения, сильное и живое чувство поэтическое, которое у него везде выдаётся и в верном, свежем выражении переливается в душу читателя: мастерство необычайное, с которым умел он втеснить в сжатую раму сонета картины во всей полноте красоты их разнообразные и часто исполинские. |
Прямодушный переводчик должен подавать пример самоотвержения. Награда его ожидающая: тихое удовольствие за совершение доброго дела и признательность одолженных читателей, а совсем не равный участок в славе автора, как многие думают. Конечно, не каждый читатель будет в состоянии или захочет дать себе труд разобрать в неубранном списке достоинство подлинника, но зато художники вернее поймут его, не развлечённые посторонними усилиями самолюбивого переводчика. Любитель зодчества не удовольствуется красивым изображением замечательного здания: любя науку свою, он подорожит более голым, но верным и подробным чертежом, передающим ему также буквально все средства, мысли и распоряжения зодчего. Как обыкновенно для каждого здания составляют два плана, один вчерне, другой набело, так должно, кажется, поступать и в переводах, особливо же с подлинников мало известных или подлежащих изучению художников. |
О статье
правитьТретий уже год читаю и перечитываю я Московский Телеграф, уверен будучи, что лучшего журнала не бывало, нет и не будет. <…> Мне, не взирая на веру мою к Телеграфу, так холодно сделалось по прочтении 7-й книжки, что я готов был шубу надеть, или лучше сказать, после двухлетнего верования, я так сильно поколебался в вере моей, что готов переменить мнение о вашем журнале <…>. | |
— Сир Барский (Москва), недавно возвратившийся из Африканских саванн, «О Московском Телеграфе» |
Слог статейки оригинален в полном значении слова. <…> описывают нам действие поэзии байроновой <…>. Всё сие легко может быть изъяснено посредством магнетизма, электричества и гальванизма: равно как ныне объясняют ими все постижимые и непостижимые явления природы. <…> | |
— А. П., «Мои замечания (на статейку, выдернутую из М. Т.)», М. Лужники, 6 июня 1827 |
В век духовно больной, как тот, в котором мы живём, порою мысль, невинная сама по себе, но выраженная так, что подсказывает разные заключения, может произвести пагубное воздействие на читательскую чернь, <…> в вашем № 7 Телеграфа <…> обратило на себя внимание то, что вы говорите о так называемой стачке или согласии господствующих идей века с идеями лорда Байрона. Нет сомнения в том, что талант Байрона замечателен; но известно, какое печальное употребление он часто делал из него, известно, что этого великого живописца страстей всю жизнь пожирали мрачные, почти доходящие до ненависти страсти вследствие своего рода гордого отвращения ко всему, что имеет право на уважение и любовь человечества; что он долгое время был отъявленным врагом всех существующих установлений, всех признанных верований, морали <…>. Поэтому можно справедливо удивляться, когда говорят о том, что люди нашего времени, выдающиеся своими талантами, придерживаются его взглядов…[6][2] — составлено по поручению III Отделения, 26 августа 1827 представлено Николаю I и одобрено, отправлено 31 августа[6]; письмо этого бывшего арзамасца послужило одной из причин отказа Вяземского от активной работы в журнале[2] | |
— Дмитрий Блудов, письмо Вяземскому |
Прославление Байрона на страницах «Московского телеграфа»[12] было оценено правительством как проявление крамольного духа вольнолюбия. За нападками Д. Н. Блудова на Байрона как на властителя дум того времени скрывается и осуждение общественной позиции Пушкина и Мицкевича; «стачка гениев», выступавших против деспотии и насилия, вызывала гнев и испуг властей.[6] | |
— Максим Гиллельсон |
… Вяземский, естественно, не подозревал, какую бурю критических выступлений вызовет новое творение польского поэта. Но он сам в немалой степени содействовал накалу литературной борьбы в последней и, пожалуй, самой ожесточённой «сшибке» между «классиками» и романтиками. <…> | |
— Семён Ланда |
Примечания
править- ↑ Московский телеграф. — 1827. — Ч. 14. — № 5 (цензурное разрешение 7 марта). — Отд. I. — С. 191-222.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Вяземский П. А. Сочинения в 2 томах. Т. 2 / Сост. и комментарии М. И. Гиллельсона. — М.: Художественная литература, 1982. — С. 333-5.
- ↑ 1 2 3 4 Ланда С. С. «Сонеты» Адама Мицкевича // Адам Мицкевич. Сонеты. — Л.: Наука, 1976. — С. 283-9.
- ↑ В статье «Вечер у Кантемира».
- ↑ 1 2 Цензурные условия мешали Вяземскому сказать прямо, что под «духом времени» он подразумевал оппозиционные устремления, на что намекает и ссылка на «Персидские письма» с резкой критикой абсолютистской Франции.
- ↑ 1 2 3 4 М. И. Гиллельсон. П. А. Вяземский: Жизнь и творчество. — Л.: Наука, 1969. — С. 158-164.
- ↑ Замятня Кустарный [М. Т. Каченовский]. Краткие выписки, известия и замечания // Вестник Европы. — 1827. — № 8 (апрель). — С. 316.
- ↑ Критика (сообщено) // Северная пчела. — 1827. — № 58 (14 мая).
- ↑ Вестник Европы. — 1827. — № 12 (июнь). — С. 279-288.
- ↑ Зыкова Г. В. Журнал Московского университета «Вестник Европы» (1805-1830 гг.): Разночинцы в эпоху дворянской культуры. — М.: Диалог-МГУ, 1998. — С. 108.
- ↑ Адам Мицкевич в русской печати, 1825-1955: библиографические материалы. — М.: Институт русской литературы (Пушкинский Дом), 1957. — С. 183.
- ↑ В разных статьях.