Кагор

(перенаправлено с «Причастное вино»)

Каго́р, также церко́вное или прича́стное вино — распространённое в России и на территории бывшего СССР креплёное десертное красное вино, широко известное как православное вино для таинства причастия («кровь христова»). Технология производства кагора сильно отличается от обычных сухих вин: как правило, сусло и мезгу нагревают до 65-80 °C.

Кагор (2014, Пасха)

Название происходит от французского сухого вина, которое изготавливается в окрестностях города Кагор (Каор), однако уже давно не имеет к нему ни малейшего отношения: ни по вкусу, ни по качеству, ни по рецептуре. На территории бывшего СССР кагор приготавливался из самых разных сортов винограда, но всегда для него характерно высокое содержание сахара и спирта. Кагоры отличаются нарядной тёмно-рубиновой окраской и насыщенным густым вкусом.

Кагор в афоризмах и коротких цитатах

править
  •  

Помилуй, братец, ― говорит, ―
Ещё когда бы кровь Христова
Была хоть, например, лафит[1]

  Александр Пушкин, «В. Л. Давыдову», 1821
  •  

Столичный житель не может понять всей прелести осенних деревенских бесед с кагором, в ненастную или холодную ночь, с историями прошлого времени...[2]

  Александр Дружинин, Дневник, 1845
  •  

...глаголет иерей: «А еже в Чаше сей. Честную Кровь Христа Твоего». Диакон возглашает: «аминь», и содержимое в Чаше есть уже самая Кровь Христова.[3]

  Николай Гоголь, «Размышления о Божественной Литургии», 1847
  •  

Кровь Христова, опьяни меня![4]

  Елизавета Дмитриева (Черубина де Габриак), « Мечтою близка я гордыни...», 1910
  •  

и совесть свою от укора
спасая бутылкой Кагора.[5]

  Иосиф Бродский, «Отрывок», 1964
  •  

Кагор был тёплый, противный, у него был вкус подслащенного сургуча. Но этот сладкий сургуч все-таки поприбавил Косте смелости.[6]

  Лазарь Карелин, «Головокружение», 1971
  •  

...кагор напоминает ему детство, черниговскую захолустную улочку, запахи комода, деревянных полов, коровий мык по вечерам, золотые шары под окнами...[7]

  Юрий Трифонов, «Дом на набережной», 1976
  •  

Теплота ― это по-нашему, по-поповскому, церковное вино, кагор, которым причащают. Так вот, что в чаше оставалось, то допивал, а так ― Боже избави![8]

  Юрий Домбровский, «Факультет ненужных вещей» (часть третья), 1978
  •  

Тёплый день. Глоток кагора.
Скоро лето. Лето скоро.[9]

  Михаил Айзенберг, «Я надеялся, что речь...», 1987
  •  

Рассаживались после крематория за столом, и вдруг кагор рванул, да так, что тёмно-красной струей обдало Лёву Нудлера в белоснежном офицерском кителе. Покойная будто подавала знак

  Павел Сиркес, «Труба исхода», 1999
  •  

Виноград для кагора красных сортов (бастардо и др.) в настоящее время собирают при содержании в ягодах не менее 20 процентов сахара. После освящения кагор и становился «церковным» вином.[10]

  Леонид Выскочков, «Дай боже, вам здорово пить!», 2007
  •  

Я вытащил бутылку, достал чайную ложку. Вынув пробку, налил в ложку и дал попробовать другу. Кагор ему понравился. Кагор тогда был натуральный, высшего качества. Я испытывал наслаждение, ощущая на языке его сладкий, слегка терпкий вкус с неповторимо приятным ароматом.[11]

  Рим Ахмедов, «Промельки», 2011

Кагор в публицистике и докуменальной прозе

править
  •  

Безмолвно указует диакон орарем на Святую Чашу, произнося только устами души своей: «Благослови, владыко, Святую Чашу!» Благословляя её, глаголет иерей: «А еже в Чаше сей. Честную Кровь Христа Твоего». Диакон возглашает: «аминь», и содержимое в Чаше есть уже самая Кровь Христова. И вновь указывая на Чашу и на дискос вместе, произносит во глубине себя самого диакон: «Владыко, благослови обоя»; и благословляет обоя священник, глаголя: «Преложив Духом Твоим Святым». Диакон троекратно возглашает: «аминь». И Дух Святый уже в Дарах, обративший их в Кровь и в Тело, и пресуществление совершено.[3]

  Николай Гоголь, «Размышления о Божественной Литургии», 1847
  •  

Из Франции в Архангельск поступали красное бургундское и сладкие красные десертные вина, в том числе кагор, получивший название от города Каор на юго-западе Франции на реке Ло. Виноград для кагора красных сортов (бастардо и др.) в настоящее время собирают при содержании в ягодах не менее 20 процентов сахара. После освящения кагор и становился «церковным» вином.[10]

  Леонид Выскочков, «Дай боже, вам здорово пить!», 2007

Кагор в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

править
  •  

Столичный житель не может понять всей прелести осенних деревенских бесед с кагором, в ненастную или холодную ночь, с историями прошлого времени, с этой деревенской leisure, которой мы не знаем в городе.[2]

  Александр Дружинин, Дневник, 1845
  •  

Ладил тризну, запасшись бутылкой кагора, любимого Марией Фёдоровной. А вот открыть и налить ей в лафитничек, положив сверху кусочек черного хлеба, не успел… Рассаживались после крематория за столом, и вдруг кагор рванул, да так, что темно-красной струей обдало Лёву Нудлера в белоснежном офицерском кителе. Покойная будто подавала знак. Какой? Среди поминальщиков большинство были её ровесники ― старики. А полковнику Леве, мужу племянницы, едва сравнялось пятьдесят. Но к нему первому явилась смерть… В крематорий в положенный срок я поехал один...

  Павел Сиркес. «Труба исхода», 1999
  •  

Ага, вот чего он никогда не пробовал! Я вытащил бутылку, достал чайную ложку. Вынув пробку, налил в ложку и дал попробовать другу. Кагор ему понравился. Кагор тогда был натуральный, высшего качества. Я испытывал наслаждение, ощущая на языке его сладкий, слегка терпкий вкус с неповторимо приятным ароматом. Эрик попросил еще одну чайную ложку, затем другую. После четвёртой нам обоим захотелось спать. Первым уснул Эрик, свернувшись калачиком тут же на полу. Я попытался взобраться на свою кроватку, но не смог перелезть через сетку.[11]

  Рим Ахмедов, «Промельки», 2011

Кагор в беллетристике и художественной прозе

править
  •  

― Небось учеников своих шпыняешь, ― смеялся Бутылкин, разливая кагор по узеньким, не по винишку, рюмкам. Не долив, он отставил бутылку и взглянул одну на просвет:
― Вона, брак в продажу пустили…, пузырьки-то, ровно рыбка плеснулась. А помнишь немца? Прошибешься, бывало, счас он: «Дай ляпки».[12]

  Леонид Леонов, «Скутаревский», 1932
  •  

― Что ж, кагор так кагор, ― смирился Григорий. ― В докторском кабинете можно и с докторского винца начать. Ну, а потом… ― Он быстро управился с пробкой, торопливо, словно истомила его жажда, разлил вино по рюмкам. ― Поехали! Так как, Костя, ты согласен? Костя молчал. Отшутиться бы, но не шли на ум удачные слова. И Ксана молчала. Ей ничего не стоило свести все не шутку, но она помалкивала.
― Что же мы не пьём? ― сказал Костя и первый осушил свою рюмку. Кагор был тёплый, противный, у него был вкус подслащенного сургуча. Но этот сладкий сургуч все-таки поприбавил Косте смелости. ― Я согласен, ― сказал он и, чтобы понятно было, что он шутит, что это он только шутит, Костя добавил: ― Где наша не пропадала!
― Ну, тогда и я согласна, ― сказала Ксана и тоже выпила. ― Верно, где наша не пропадала! Фу, какая гадость!
― Тогда вам еще по одной, ― сказал Григорий, торопливо наливая сестре и Косте. ― За вашу помолвку! Быть посему! Поехали! ― Быть посему! ― повторил Костя и выпил. И с надеждой посмотрел на Ксану. ― Быть посему! ― Она тоже выпила. ― Фу, какая гадость! <...> Костя придвинулся к Ксане совсем близко. Глаза у неё были закрыты. Она не отстранилась от него, только закрыла глаза. Кагор влажно и горячо растекался по её губам.[6]

  Лазарь Карелин, «Головокружение», 1971
  •  

Соня вытирала глаза. Все трое были взволнованы. Но каждый по-своему. Ганчук предложил выпить по рюмке кагору, он всегда держал в буфете бутылку этого приторно сладкого напитка, говорил, что его дед, отец покойной мамы, деревенский священник, любил это вино, называемое церковным, и маме передал пристрастие, так что кагор напоминает ему детство, черниговскую захолустную улочку, запахи комода, деревянных полов, коровий мык по вечерам, золотые шары под окнами, и, хотя Глебов терпеть не мог этой дряни, он, конечно, согласился. Вернулись в большую комнату, сказали Юлии Михайловне, которая неловкими ручками убирала стол после чая ― Васена рано ложилась спать, вечерние трапезы обходились без неё, ― что все хотят немедленно выпить кагору, на что Юлия Михайловна, не прекращая возни, ответила, что у неё очень сильная Kopfschmerz. После этого она ушла с подносом, полным грязной посуды, и больше не появлялась. Может, и в самом деле её мучила Kopfschmerz.[7]

  Юрий Трифонов, «Дом на набережной», 1976
  •  

Водку-то? Помилуй. Вот, никогда! ― очень серьёзно покачал головой отец Андрей. ― Теплоту, что оставалось, верно, допивал из чаши. Теплота ― это по-нашему, по-поповскому, церковное вино, кагор, которым причащают. Так вот, что в чаше оставалось, то допивал, а так ― Боже избави! А сейчас, после Севера, грешу, ох как грешу! Достать тут негде ― так вот я к Марье Григорьевне и повадился.[8]

  Юрий Домбровский, «Факультет ненужных вещей» (часть третья), 1978
  •  

Дома, пока я согревался душем, она успела переодеться в легкое черное платье и нашла кагор. Когда я, чистый и уже обо всем подзабывший, добрался до кухни, она пела старый романс, небрежно размахивая фужером: Нет, нет, не зажигай огня, Целуй смелей. Раз меньше любишь ты меня, Сильней тогда жалей. <...> Она пела с закрытыми глазами. Тихо-тихо. Красиво-красиво. Я до этого и не слышал, как она поёт. Уже почти полгода вместе, а не слышал. Кагор плескался в фужере. Её голос, чуть дрожа, доходил мне до сердца.[13]

  Олег Демидов, «Жидовочка», 2012

Кагор в стихах

править
 
Кровь христова
  •  

Однакож гордый мой рассудок
Моё раска<янье> бранит,
А мой ненабожный желудок
«Помилуй, братец, ― говорит, ―
Ещё когда бы кровь Христова
Была хоть, например, лафит[1]

  Александр Пушкин, «В. Л. Давыдову», 1821
  •  

О! я рванусь ― и буду в небе!… Кто же
Всё тянет вниз меня? По тёмной тверди,
Я вижу, кровь Христова разлилась.
Лишь каплю мне одну ― и я спасен!..[14]

  Михаил Михайлов, Из «Фауста», 1862
  •  

Объятая трепетной дрожью ―
Понять не хочу я теперь,
Что мудрость считала я ложью
Кровь Христова, опьяни меня![4]

  Елизавета Дмитриева (Черубина де Габриак), « Мечтою близка я гордыни...», 1910
  •  

я сиживал в обществе кружки,
глазея на мачты и пушки
и совесть свою от укора
спасая бутылкой Кагора.[5]

  Иосиф Бродский, «Отрывок», 1964
  •  

Тёплый день. Глоток кагора.
Скоро лето. Лето скоро.
Дело к Пасхе.
Непросохшее Кусково,
и на глинистой дорожке
след коляски.[9]

  Михаил Айзенберг, «Я надеялся, что речь...», 1987
  •  

Дымный закат разливает кагор
над островами.
Ярче малины слащеная муть…

  Евгений Рейн, «Рынок Андреевский, сквер и собор…», 1980-е

Источники

править
  1. 1 2 Пушкин А. С. Полное собрание сочинений, 1837-1937: в шестнадцати томах, Том второй.
  2. 1 2 А. В. Дружинин. «Полинька Сакс». Дневник. — М.: «Правда», 1989 г.
  3. 1 2 Н. В. Гоголь, Полное собрание сочинений и писем в двадцати трёх томах. — М.: Институт мировой литературы им. А. М. Горького РАН, «Наследие», 2001 г.
  4. 1 2 Черубина де Габриак. «Исповедь». — Москва, «Аграф», 2001 г.
  5. 1 2 Иосиф Бродский. Собрание сочинений: в 7 томах. Том 1 — СПб.: Пушкинский фонд, 2001 г.
  6. 1 2 Лазарь Карелин «Головокружение». — М.: журнал «Юность», №9, 1971 г.
  7. 1 2 Трифонов Ю.В. «Дом на набережной». — М.: Эксмо, 2008 г.
  8. 1 2 Домбровский Ю. О. Собрание сочинений: В шести томах. Том пятый. — М.: «Терра», 1992 г.
  9. 1 2 М. Айзенберг. «Переход на летнее время». — М.: Новое литературное обозрение, 2008 г.
  10. 1 2 Леонид Выскочков «Дай боже, вам здорово пить!» — М.: «Родина», № 3, 2007 г.
  11. 1 2 Р. Б. Ахмедов. «Промельки» — «Бельские Просторы», 2011 г.
  12. Леонов Л. М., Собрание сочинений в 10-ти томах. Том 5. - М.: «Художественная литература», 1983 г.
  13. О. В. Демидов. Жидовочка. — Саратов: «Волга», № 7-8, 2012 г.
  14. Михайлов М. Л. Стихотворения. Библиотека поэта. — М.: Советский писатель, 1969 г.

См. также

править