Джон Вуд Кэмпбелл

Джон Вуд Кэ́мпбелл-младший (англ. John Wood Campbell, Jr.; 8 июня 1910 — 11 июля 1971) — американский писатель и редактор, во многом способствовавший становлению «Золотого века научной фантастики». С 1937 года и до смерти был главным редактором журнала «Astounding Science Fiction» («Analog» с октября 1960), из-за чего почти прекратил писать собственные произведения.

Джон Вуд Кэмпбелл

Статья в Википедии

Произведения в Викитеке

Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

Взрослые, имеющие ум ребёнка, а таких большинство, конечно, порой не осмеливаются открыто читать «сказки», потому что боятся признать, что им и в зрелом возрасте интересно что-то «детское». То есть подсознательно они осознают некоторую свою умственную незрелость. Но действительно зрелый человек ни на что не обращает внимания, он от всей души наслаждается фэнтези, если книжка написана по-взрослому и мысли облечены во взрослую форму, — ведь, будучи полностью уверенным в своих собственных умственных способностях, он нисколько не смутится, если кто-то застанет его за чтением «детских сказок». То же самое можно наблюдать и в жизни, когда большие сильные мужчины мирно, дружелюбно и спокойно принимают насмешки, поскольку совершенно уверены в своей очевидной силе.

— письмо Л. Рону Хаббарду, 23 января 1939

«Космические инженеры» — книга, исполненная силы и чувства. — роман впервые опубликован в Astounding в 1939

	«Слэн»! Это ерундовое слово сейчас — бессмысленный слог. В следующем месяце это будет означать произведение настолько мощное, что оно создаст новое слово в языке! «Супермен» — это импровизированный термин, — «слэн» будет обозначением, которое вы запомните.
	="Slan!" That's a nonsense word now—a meaningless syllable. Next month it will mean a story so powerful it's going to put a new word in the language! "Superman" is a makeshift term—"slan" will be the designation you'll remember.
	— анонс романа

	Уран-235 — я констатирую факт, а не теорию — был получен в количестве, достаточном для предварительных атомных исследований и тому подобного. Они получили его из обычных урановых руд новым методом разделения атомных изотопов; они уже имеют его в количестве, измеряемом в фунтах… — догадка о секретном проекте США
	U 235 has — I’m stating fact, not theory — been separated in quantity easily sufficient for preliminary atomic power research, and the like. They got it out of regular uranium ores by new atomic isotope separation methods; they have quantities measured in pounds…
	— письмо Кливу Картмиллу с предложением разработать этот вопрос в новом произведении, 28 июля 1943

	Чтобы быть научной фантастикой, а не фэнтези, должна быть сделана честная попытка пророческой экстраполяции из известных предпосылок.
	To be science fiction, not fantasy, an honest effort at prophetic extrapolation from the known must be made.

	«Мир Ā» — одно из появляющихся раз в десятилетие классических произведений научной фантастики. — роман впервые опубликован в Astounding в 1945
	The World of Ā is one of those once-in-a-decade classics of science fiction.

	… Л. Рон Хаббард выиграет Нобелевскую премию мира за дианетику. <…> Разве человек, уничтоживший войну, не выиграет её? — Альфреду Бестеру
	… L. Ron Hubbard will win the Nobel peace prize for [Dianetics]. <…> Wouldn’t the man who wiped out war win the Nobel peace prize?
	— начало 1950

	Это, уверяю вас с полной и абсолютной искренностью, одна из важнейших когда-либо изданных статей. — первая статья в «Astounding» о дианетике
	It is, I assure you in full and absolute sincerity, one of the most important articles ever published
	— «В грядущие времена», 1950

«Атлант расправил плечи». <…> У этой работы есть один фундаментальный недостаток: <…> все герои вынуждены бежать со сцены. <…> Вполне возможно, что бездельники не могут выжить без продуктивных, творческих мыслителей, но героям удаётся уничтожить их только ценой уничтожения всего, что они когда-либо произвели. Конечно, вы можете избавиться от крыс, сжигая заражённый дом… но это горькая победа. <…> Айн Рэнд <…> с совершенной ясностью указала методы, которые приводят людей к самоубийственному безумию, проделав лучшую работу, чем любой психологический трактат, который я когда-либо видел. И действительно, мало смысла лечить людей от чумы, когда не предпринимается никаких усилий, чтобы остановить крыс и блох, которые распространяют болезнь.

Atlas Shrugged. <…> The work has one fundamental flaw; <…> heroes are all forced to flee the scene. <…> It’s quite true that the moochers can’t survive without the productive, creative thinkers—but her heroes succeed in destroying them only at the cost of destroying everything they ever produced. You can get rid of the rats by burning the infested house down, of course . . . but it’s a poor victory. <…> Ayn Rand <…> has done a better job of pointing out, with perfect clarity, the techniques that will drive men into suicidal insanity, than any psychological treatise I’ve ever seen. And there’s really little point in treating people for the plague, when no effort is made to stop the rats and fleas that spread the disease.

	Если вы не можете придумать хороший blurb для рассказа, отклоните его.
	If you can’t think of a good blurb for a story, bounce it.

	Научная фантастика есть то, что покупают издатели научной фантастики.
	Science fiction is what science fiction editors buy.

Если человек достаточно умён для научных исследований, то он достаточно умён и для того, чтобы понять, что оригинальность мысли принесет ему только неприятности. — вариант трюизма

	Я три раза отправлял «Неумолимое уравнение» обратно Годвину, прежде чем получил тот вариант, которого хотел. В первых двух версиях Годвин продолжал придумывать хитроумные способы, чтобы спасти девушку!
	I've three times sent "Cold Equations" back to Godwin, before I got the version I wanted. In the first two re-writes, Godwin kept coming up with ingenious ways to save the girl!

	Я ненавижу произведение, которое начинается с атмосферы. Переходите прямо к повествованию, не обращая внимания на атмосферу.
	I hate a story that begins with the atmosphere. Get right into the story, never mind the atmosphere.

Предисловия

	Научная методология исходит из предпосылки, что хорошо построенная теория будет не только объяснять известные явления, но и предсказать новые, ещё неоткрытые. Научная фантастика пытается сделать то же — и в литературной форме описать, на что похожи результаты применения этого принципа, причём не только для машин, но для человеческого общества.
	Scientific methodology involves the proposition that a well-constructed theory will not only explain away known phenomena, but will also predict new and still undiscovered phenomena. Science fiction tries to do much the same — and write up, in story form, what the results look like when applied not only to machines, but to human society as well.
	— к «Венере равносторонней», 1947

	Для новичков, читающих эти рассказы, их истинное качество скрыто. По-настоящему хороший акробат совершает все свои подвиги так, что они кажутся простыми, естественными, грациозными движениями — его техника безупречна и так плавна, что зрители не в полной мере осознают её почти невозможность. <…> К сложностям взаимодействия технологии и социальных обычаев должен быть добавлен третий фактор: реакция человеческой природы на полученную смесь. Это, правда, и является областью научной фантастики, но трудность решения этой проблемы, почти невозможность сделать это хорошо, становится очевидной. Хайнлайн одним из первых начал осваивать новые приёмы повествования, чтобы осуществить это. <…> Наконец, Хайнлайн был одним из первых, чтобы довёл описание культурного контекста до его логического завершения. Он разработал тщательно спланированную «историю будущего», последовательность событий, которые служат великому, широкому фону, на котором разворачиваются эти истории.
	To the newcomers, reading these stories, the quality of workmanship displayed conceals itself. A really good acrobat makes all his feats seem easy, natural, graceful movements—his technique is so smoothly flawless that the audience never fully appreciates the near-impossibility of the act. <…> This complexity of interaction of technology and social custom must then be added to the third factor: the reaction of human nature to the resultant mixture. There is the true field of science-fiction—and the difficulty of handling the problem, the near impossibility of doing it well, becomes evident. Heinlein was one of the first to develop techniques of story-telling that do it. <…> Finally, Heinlein was one of the first to build up the description of cultural background to its logical point. He developed a carefully mapped out "history of the future", a succession of events which serve as the great, broad background against which these stories are laid.
	— к 1-му изданию «Человека, который продал Луну», 1950

	Основное различие между фэнтези и научной фантастикой просто в том, что <…> главное свойство фэнтези гласит: «единственное правило — создавай новые правила в любое время по мере надобности!» Основное правило научной фантастики: «указать основное положение, затем развивать его последовательными, логичными последствиями».
	The major distinction between fantasy and science fiction is, simply, that <…> the basic nature of fantasy is "The only rule is, make up a new rule any time you need one!" The basic rule of science fiction is "Set up a basic proposition — then develop its consistent, logical consequences."
	— к антологии «Analog 6»

Статьи о произведениях

• См. в отдельной категории

О Кэмпбелле

	Судя по числу читателей Кэмпбелла, интересующихся этим вздором, рядовой любитель научной фантастики — это юнец с мешаниной сведений, почерпнутых непосредственно из фантастики, чрезвычайно легковерный, с сильной склонность к оккультизму, незнакомый с научной методикой, отличающийся явной неуверенностью в себе, что он компенсирует фантазиями о мощи науки.
	— Мартин Гарднер, «Причуды и заблуждения от имени науки», 1957

	… Джон Кэмпбелл помог многим писателям превратить ловкий трюк в запоминающуюся историю.
	… John Campbell has helped many a writer form a slick gimmick into a memorable story.
	— Питер Скайлер Миллер

	… без его помощи никогда не была бы написана <…> изрядная доля современной научной фантастики.
	… without whose aid <…> a good percentage of modern science fiction would never have been written.
	— Гарри Гаррисон, посвящение в романе «Специалист по этике», 1963

Рассказы не обязаны хорошо кончаться. В этом я не согласен с большинством фантастов. Сейчас с этим легче, чем в прежние годы. Я бы сказал, что это вина Джона Кэмпбелла, который очень долгое время устанавливал, какой должна быть научная фантастика. Джон и некоторые другие редакторы настаивали, что человечество всегда должно побеждать, что мы — самая умная, хитрая и сообразительная раса во Вселенной. Это же полный абсурд. <…> Сейчас мы отходим от этого эгоцентризма…

— Клиффорд Саймак, интервью фэнзину «Lan's Lantern», 1980

	Смерть Кэмпбелла вызвала беспрецедентную для НФ-литературы мемориальную кампанию. Практически каждое его произведение признается вехой в американской НФ. Критика, высказываясь о творчестве Джона Вуда Кэмпбелла, пользуется эпитетами исключительно в превосходной степени.
	— А. И. Степин

«Школа Кэмпбелла» — название, разумеется, условное, у неё не было ни программы, ни манифеста. <…> [Эти] фантасты были очень разными, и никто из них никогда не заносил себя или своих коллег в какие-нибудь обоймы — они просто работали. <…> Кэмпбелл помогал им, выступая в роли помощника и советчика, но никогда — учителя-педанта, неотступно поучающего и неусыпно следящего, чтобы ученики выполняли домашнее задание.

— Владимир Гопман, «Рыцари фантастики. Вспоминая Александра Мирера, Виталия Бугрова, Сергея Снегова», 2009

1970-е

	Одним из моих возражений против «Astounding» Кэмпбелла было то, что в нём слишком мало любви. Это был очень безлюбовный журнал. Они никогда не давали достаточно места чувствам, которые всегда есть в НФ.
	One of the objections I have against Campbell's Astounding was that there was too little love in it. It was a very loveless magazine. They never took enough account of the feeling that is always in SF.
	— Брайан Олдисс, 1973

	Джон Кэмпбелл <…> был бо́льшим другом для всех нас, чем нам, возможно, было известно.
	John Campbell <…> was a greater friend to all of us than we may have known.
	— Клиффорд Саймак

[В эпоху pulp] пришёл Кэмпбелл, который спас, возвысил, дал смысл и значение научной фантастике. Она стала средством для идеи, смелости, дерзости. Почему, во имя Бога, он не пришёл первым? Ведь до сих пор фантасты пытаются избавиться от pulp-репутации, заслуженной в прошлом, но точно не сейчас. <…> [В апреле 1950 года] мы пошли в маленький потрёпанный буфет <…>. Мы сели за столик, пока он продолжал рассуждения о дианетике, величайшем спасении для будущего, когда мир наконец очистится от своих душевных ран. Вдруг он встал и навис надо мной. «Ты можешь довести свою память обратно до утробы», — сказал он. <…> «Думай вспять. Очисти себя. Вспомни! Ты можешь вспомнить, что твоя мать пыталась покончить с тобой с помощью крючка для пуговиц. Ты никогда не переставал ненавидеть её за это». <…> И он стоял рядом, буквально прижав меня к земле, практикуя дианетику без лицензии. Сцена была настолько сумасшедшей, что я начал дрожать от сдерживаемого хохота. Я молился. «Помоги мне выбраться отсюда, пожалуйста. Не дай мне рассмеяться ему в лицо. Покажи мне выход». Бог показал мне. Я взглянул на Кэмпбелла и сказал: «Вы совершенно правы, мистер Кэмпбелл, но душевных ран слишком много, чтобы что-то получилось. Я не могу дойти до этого периода». Он был полностью удовлетворён. «Да, я даже видел, как ты трясся». <…> Я встречался с некоторыми дикостями в шоу-бизнесе, но ни с чем равным этому. Случай укрепил моё личное мнение, что у большей части научно-фантастической тусовки, несмотря на их блеск, не хватает винтиков в голове. Возможно, это цена, которую нужно заплатить за блеск.

— Альфред Бестер, «Мой роман с научной фантастикой», 1974

	… экстраординарный редактор, в считанные месяцы собравший величайшую группу научно-фантастических талантов, он бросал вызов своим писателям, например: «Напишите рассказ о человеке, который умрёт в двадцать четыре часа, если не сумеет ответить на вопрос, откуда он знает, что в здравом уме»; или одно из наиболее провокативных предложений: «Напишите мне историю о существе, которое думает так же хорошо, как человек, но иначе человека». (Ответ «женщина» отвергался как слишком очевидный для отвечающего).
	… editor extraordinary, gathered around him in a handful of months the greatest stable of science fiction talent ever seen, he would throw out challenges to his writers, like: "Write me a story about a man who will die in twenty-four hours unless he can answer this question: 'How do you know you’re sane?'"; and this one — surely one of the most provocative of all: "Write me a story about a creature that thinks as well as a man, but not like a man." (The answer “Woman” is disallowed as too obvious a rejoinder.)
	— Теодор Стерджен, 1976

	Все пятидесятые Кэмпбелл полностью использовал свой журнал для пропаганды идей, которые раскручивал в своих передовицах. Его авторы, по большому счёту, были в восторге. Тех, кто не ушёл от него, беспокоил его всё более мессианский нрав…
	Through the fifties Campbell used his whole magazine as propaganda for the ideas he promoted in his editorials. His writers, by and large, were enthusiastic. Those who were not fell away from him, disturbed by his increasingly messianic disposition…
	— Майкл Муркок, «Звёздные штурмовики», 1977

Айзек Азимов

	По собственному примеру, указаниям, неуклонному и упорному настоянию, он заставил сначала Astounding, а потом и всю научную фантастику принять предложенную им форму. Он отказался от ранних ориентиров жанра. Он уничтожил картонных персонажей, наполнявших его; искоренил грошово-ужасные сюжеты; истребил научную [фантастику] для воскресеных изданий. Словом, он выбелил pulp. Вместо этого, он потребовал, чтобы писатели-фантасты понимали и науку и людей, требование настолько жёсткое, что многие из писателей 1930-х не смогли удовлетворить ему. Кэмпбелл не шел на компромисс по этому поводу <…>, и «побоище» было столь же крупным, как в Голливуде десятилетием раньше, когда немое кино сменилось звуковым.
	By his own example and by his instruction and by his undeviating and persisting insistence, he forced first Astounding and then all science fiction into his mold. He abandoned the earlier orientation of the field. He demolished the stock characters who had filled it; eradicated the penny-dreadful plots; extirpated the Sunday-supplement science [fiction]. In a phrase, he blotted out the purple of pulp. Instead, he demanded that science-fiction writers understand science and understand people, a hard requirement that many of the established writers of the 1930s could not meet. Campbell did not compromise because of that <…>, and the carnage was as great as it had been in Hollywood a decade before, while silent movies had given way to the talkies.
	— предисловие к мемориальной антологии Кэмпбелла, 1973

	… Пришествие Кэмпбелла. Наиболее ранние авторы не пережили его. (Это было чем-то вроде пришествия звуковых фильмов, которые погубили очень много актёров, научившихся своему делу в мире немого кино.)
	… the Coming of Campbell. Most early authors did not survived. (It was rather like the coming of talking pictures, which proved the ruin of so many actors who had learned their job in the world of the silents.)
	— «До Золотого века», 1974

По политическим взглядам Кэмпбелл был слегка правее Чингисхана.

Он был разговорчив, самоуверен, находчив, властен. Разговаривать с ним означало выслушивать монолог. <…> Он был самой мощной силой в научной фантастике, которая когда-либо существовала, и в первые десять лет своей редакторской деятельности он преобладал в этой сфере полностью. <…> Спад Кэмпбелла был ускорен причудами его характера. Ему нравилось баловаться с передним краем науки, срываясь оттуда в лженауку. <…> Все эти вещи повлияли на те рассказы, которые стал покупать Кэмпбелл и это, на мой взгляд, значительно ослабило журнал. Ряд писателей использовали псевдонаучные материалы, чтобы гарантировать свои публикации, но лучшие авторы ушли из журнала, и я в их числе. <…> В последние двадцать лет своей жизни он был лишь бледной тенью того, кем был когда-то.

— «Мемуары», [1992]

1990-е

«Баллада о Супергерое» И там мы готовились к битве и читали «Аналог». Старый добрый Джон В. Кэмпбелл — вот молодчина! «Эстаундинг» — это классика! Там всё было чин по чину! Куда до него всяким Спилбергам? Да разве при нём смогли б Поставить, скажем, «Чужого»? Да разве прошёл бы «ИП»? «Сомкнуть ряды, — он изрёк бы. — А ну, наверх, гарнизон! Победа за техникой! К бою! Андерсон! Гаррисон! Вторглись инопланетяне? Прижмём их, ребята, к ногтю! Подумаешь, эка невидаль! Бабахнем разок — и тю-тю!» Мы в поте лица пахали, тупицы, — да что с нас взять? Втемяшилось нам в подкорки сверхизлучатель создать. Создали. Джон был бы доволен. Док Смит удавился бы, — Такая вышла хреновина; ну прямо подарок судьбы! <…> Нет, парни Джона не станут лизать Императору зад! <…> А те, кто читал «Эстаундинг», в науке все мастаки, Болт отличают от гайки и подраться не дураки. Да, мы разбирались в науке вполне прилично… <…> Заряд у нас был что надо, ни строчки галиматьи. Да здравствует Джон В. Кэмпбелл, а также его статьи. <…> По слухам Джон В. Кэмпбелл, развесив на небе гамак, На нынешних смотрит авторов, что пыжатся так и сяк, — И говорит, потягивая нектар пораньше с утра: «Ну, если это фантастика, то мне воскресать пора!» — перевод К. М. Королёва

— Гарри Гаррисон, Дэвид Бишоф, «Билл, герой Галактики, на планете непознанных наслаждений», 1991

	Он <…> более чем кто-либо другой способствовал формированию современной американской нф.
	He <…> more than any other individual, he helped to shape modern American genre.
	— Малкольм Эдвардс, Джон Клют, 1993, 2011

О произведениях

	«Пролёт чёрной звезды» <…> это набор безнадёжно устаревших повестей, <…> интересный лишь тем, кто пожелает наблюдать за неуклюжей личиночной стадией главной фигуры научной фантастики.
	The Black Star Passes <…> is a hopelessly outdated set of novelets <…> of concern only to those who wish to observe the awkward larval stage of a major figure in science fiction.
	— Энтони Бучер и Фрэнсис Маккомас

	В «Пролёте чёрной звезды» <…> представлены три скрипучих классики времён зарождения современной научной фантастики <…>. Правдоподобных персонажей, человеческих отношений, даже логичных сюжетов в этих историях нет. Изобретения, уловки, невозможности имеются в полном изобилии. <…> хотя, уверяю вас, это бесконечно лучше, чем то, что было опубликовано (и до сих пор публикуется) людьми меньшего врождённого калибра, чем Джон Кэмпбелл. <…> Даже молодые поклонники <…> могут получить удовольствие, попробовав немного оригинального напитка, из которого мутировала значительная часть лучшего в современном научном фэнтези.
	The Black Star Passes <…>. Three creaking classics from the infancy of modern science fiction are presented <…>. Believable characters, human relations, even logical plots, these stories have none of. Inventions, gimmicks, impossibilities are there in full flood. <…> though, I assure you, infinitely better than the stuff that was being published (and still is) by men of lesser innate caliber than John Campbell. <…> Even younger fans <…> may get a bang out of tasting a bit of the original brew from which has mutated much of the best of today's science fantasy.
	— Грофф Конклин

	«Острова космоса» <…> предложили нам то, что, возможно, было первым упоминанием искривляющего пространство двигателя — я не вполне уверен в этом <…> — но, конечно, это было первое детальное описание. <…> «Супер-физика» в «Островах космоса» и других рассказах Джона Кэмпбелла <…> казалась действительно имеющей смысл в плане того, что ты узнал в школе. Это была своеобразная экстраполяция современной физики, её возможный прорыв, который Джон педантично объяснил. Ты был почти убеждён в том, что мог бы пойти в подвал и сделать молекулярный накопитель или гиперпространственный прорыватель — исключая неудачи из-за не совсем правильных нужных устройств.
	Islands of Space <…> give us what may have been the first “space-warp” drive — I can’t be sure <…> — and was certainly the first to be spelled out in detail. <…> The “super-physics” in “Islands of Space” and John Campbell’s other stories <…> seemed to make sense in terms of what you’d just learned in school. It was a kind of extrapolation of the physics of the day if there should be a breakthrough of the kind John meticulously explained. You were almost persuaded that you could go down cellar and make a molecular drive or a hyperspace whizzbang yourself — except that you didn’t have quite the right gadgets to work with.
	— Питер Скайлер Миллер

Шли годы и журналы [фантастики] сбрасывали листья, обогащая перегной прошлых лет, а сюжеты, названия и фамилии авторов слились и затонули где-то в глубинах памяти в ожидании лучших времён, и только сейчас проявилось и тут заискрилось кое-что достаточно крепкое, чтобы не поддаться эрозии. <…>. Одним из таких стойких фрагментов оказалась сага, автор которой был [мне] неизвестен, а название уже позабыто <…>. Наряду с [представленными в ней] рассеянными осколками [чудес], было ощущение, что это матрица, в которой присутствуют не только неисчислимые достижения непобедимых авантюристов, но также целостный вкус конца детства и расширения горизонтов мысли и чувств. Реальный мир становился ярким и невероятным в те дни, и эта невероятность стала соответственно яркой, отделившись от реальности. И в то время как реальный мир в убийственных размерах преследовал и ранил ощущение чуда у детей и глупцов, ранняя научная фантастика дала ему прибежище и трепетно не отпускала. <…> В конце сороковых годов Стерджен догадался спросить у Джона Кэмпбелла, который всё знает, слыхал ли он о таком произведении. О, да. Он и написал Кого-то там, некто и Аркота <…>. Это по-настоящему паршивая книга. Персонажи не развиты <…>, нет ни интриги (из-за непобедимости героев), ни сюжета в широком смысле, т.к. читатель ему не сопричастен. И стиль настолько сух, что от него сейчас бы свернулась кровь и у захудалого фэнзина. <…> ОДНАКО: <…> Прежде всего, это История — не встроенный и развивающийся сюжет, но Путешествия в дальние места и каталог встреченных там всевозможных чудес. Во-вторых, она воплощает технологическую и механистическую темы, как реальные, так и экстраполированные, выписанные величаво и непринуждённо…

— Теодор Стерджен

	«Пролёт чёрной звезды», «Самая могучая машина». <…> Здесь Джон подхватил эстафетную палочку, которой «Док» Смит размахивал своим «Жаворонком космоса», и в мгновение ока скрылся из виду. Немного позже сам Джон, замаскированный под «Дона А. Стюарта», заставил имаго вылупиться из этой стадии НФ.
	The Black Star Passes, The Mightiest Machine. <…> Here John picked up the baton that “Doc” Smith had waved with his “Skylark of Space” and was out of sight in no time. A little later John himself, in disguise as “Don A. Stuart,” induced the imago to hatch out of this stage of SF.
	— Питер Скайлер Миллер