Сексуальные войны (2004)

«Сексуальные войны» (польск. Sex Wars) — авторский сборник Станислава Лема эссе 2004 года, состоящий из текстов, опубликованных в 1992-2003 годах в журнале «Odra» в рамках публицистического цикла «Сильвические размышления» (Rozważania sylwiczne). Содержит ряд эссе из одноимённого сборника 1996 года (приводятся в той статье). Вышел в качестве 29 тома собрания сочинений издательства Wydawnictwo Literackie. Заглавие дано по эссе 1992 года «Сексуальные войны, или мир и Польша» (Sex Wars, czyli świat i Polska).

Цитаты

Всегда было так, я обратил внимание, что если что-либо из прогнозированного мною невольно становилось реальностью, то кто-то, обычно с ничтожным авторитетом, раньше или позже замечал это и писал об этом, но так, что более влиятельные этого не замечали. Зато то, что я тоже предвидел, но что ещё не осуществилось, повсюду (я имею в виду не только Польшу) воспринималось так, словно не существовало и никогда не было высказано, так что в таких случаях я не получил никакого опровержения.
<…> темы, пророчески затронутые мною, остаются закрытыми для всех, как плод каштана в скорлупе, пока эта скорлупа не лопнет под чьей-то научно-технической ногой. И потому, переходя к конкретике, всеобщий триумфальный крик, что сопровождал рождение сети таких каналов, как Интернет и другие Неты, я тотчас же тут и там прокомментировал уверением, что это будет большой крах, потому что откроется колоссальный простор для нового типа computer crime, что это будет территория обманов, воровства, подделок, притворств, перехватов, хищения информации, но естественно, хоры, что пели в честь этой Суперсети и молниеносности всех возможных соглашений, моего мышиного писка не замечали <…>.
Можно сказать, что все эти кражи, плагиаты и аферы, глобальной территорией которых стал едва эмбрионально зародившийся Интернет, было столь же легко предвидеть, как то, что набитый долларами чемодан, оставленный на скамейке в парке, быстро исчезнет. Я с таким диагнозом (очевидности того, что поразило и шокировало тех, кто уже выкупил акции различных интернетных филиалов) полностью соглашаюсь, остаётся только вопрос, почему перед выпуском на рынок этих акций и объявлением денежных, молниеносных интересов, а также воровства e-mail никто не поднял авторитетного предостерегающего голоса. Но ладно, я сказал то, что думал в первую очередь, представление же о том, что с помощью кодирования и шифрования можно защититься от всяческих злоупотреблений, казалось мне в первую минуту по-детски простым, как и то, что повсеместное присутствие Интернета в небе среди ангелов не представляет опасности, ибо ангелы, как известно, не склонны к нарушению седьмой заповеди.
<…> дар, которым наделила меня Природа, несколько раздражающий, ибо слишком часто при чтении научных журналов у меня создается впечатление, называемое «le sentiment du dejа vu», которое бывает несколько нервирующим.^[1] — см. также «Отрывок автобиографии: моё приключение с футурологией», 1995

— «Мой роман с футурологией II» (RS XL), 1995

Сейчас существует мода на моделирование. <…> Моделируется также то, как ранее говорилось, что моделировать нельзя, и вот миссис S., senior editor из MIT Press <…> обратилась ко мне с предложением, чтобы я как «Professor Lem» оценил прилагаемый проект мистера Гесслера, объясняющий, как он намерен при помощи компьютера моделировать искусственную культуру, то есть artificial culture. Я ответил, пожалуй, и невежливо, что это baloney, rubbish, что сделать это не удастся, потому что такой проект можно скорее всего реализовать только на уровне компьютерных игр «NINTENDO». Мы не знаем, как, то есть из чего и для чего появляется культура, особенно в её нематериальной части, не понимаем, почему в безлитургическом захоронении человеческих останков виден зародыш веры в некую Трансценденцию, датируемый археологией с антропологией почти ста тысячами лет. Зато речь, праязык^[2], из которого выросло целое древо языков, датируют едва двенадцатью тысячами лет <…>. И не зная этого, ни А, ни В, мы уже собираемся браться за «моделирование искусственной культуры». <…> Это я и написал миссис S., и что вижу в этом явлении и признание, что нам уже море по колено, и явный признак упадка обычной культуры.
<…> какие названия носят те книги, которых я наверняка не напишу. <…>
III. «Человек — это звучит страшно». Объяснять название уже давно не нужно. <…>
IV. «Будущее, или Упадок». И так понятно, ничего больше говорить не нужно.
V. «Посткапитализм». Идея о том, что капитализм будет вечен, так как без видов на прибыль никто с места не сдвинется, в этом труде опровергнута раз и навсегда, и хотя труд никогда не будет написан, на стенах будущих пост-Содома и пост-Гоморры такая надпись будет сиять золотом (во всяком случае, должна).
VI. «Куда бежать?» Малое руководства по бегству из этого мира, потому что в нём скоро невозможно будет выдержать. — перевод: В. И. Язневич, 2000, 2009; комментарий Лема («Я — Казанова науки», 1995): «Возможно, я хотел бы ещё написать что-то подобное «Абсолютной пустоте» — „Книги, которые я уже не напишу“».

— «Сильвические размышления XLIII» (RS XLIII), 1996

… как «противовес» к «Больнице Преображения», прозванной «реакционной», я дописал два тома, в которые понапихал никогда в жизни не виденных ангельских коммунистов, и даже моего приятеля из гаража во Львове, Мартинова, переделал в красного. Этого я не слишком стыжусь; не потому что имел влиятельнейших друзей в управлении цензурой, но что и «коммунист Мартинов» во времена сталинизма ничем не смог мне помочь.^[1]

— «Зачем я пишу?» (Po co piszę?; RS XLIV), 1996

Как правило, я писал так, как видит во сне каждый человек: то, что происходит во сне, или в сновидении, не следует из предварительного планирования и никоим образом не предвидится. Это не случайное сравнение, потому что бывает так, что сновидение заходит в тупик некоей безысходности, и тогда спасением оказывается просто пробуждение. Достаточно большое количество сюжетов моего писательства также приводило меня в тупик, и концом этого ошибочного пути становилась мусорная корзина. <…>
Я мог убедиться после пятидесяти лет писательской деятельности, что планирование, определение сюжетных перипетий или даже «наиглубочайшего семантического дна» произведений неподвластно моим возможностям. Мне неприятно об этом говорить, но мой рационализм не основан на рационализме. Он не является дистиллятом сознательных размышлений, и я сам не знаю, откуда он берётся, так же, как я не знаю, что увижу во сне в ближайшую ночь.^[1]

— «Мой писательский метод» (RS XCII), 2000

Странные жители планеты Эдем, с двойными туловищами, названные земными астронавтами «двутелами», на самом деле напоминают наружные женские половые органы, ибо состоят из большого, будто бы двугубого туловища и спрятанной в нём между выпуклыми губами малой фигурки размером с ребенка. Всё это вместе удивительно чётко, причём придуманное неумышленно, представляет в значительном увеличении pudendum muliebre.^[1]

— «Критикую критиков II» (RS CXXIV), 2003

Отдельные статьи

См. также

сборник «ДиЛЕМмы», 2003

Примечания

↑ ¹ ² ³ ⁴ Перевод: В. И. Язневич, 2007.
↑ По современным представлениям язык эволюционировал из пре-языковой коммуникации (см. w:Язык#Происхождение и развитие языка), о чём Лем и упомянул в «Моделировании культуры» того же года.

[я7-1] ¹ ² ³ ⁴ Перевод: В. И. Язневич, 2007.

[2] По современным представлениям язык эволюционировал из пре-языковой коммуникации (см. w:Язык#Происхождение и развитие языка), о чём Лем и упомянул в «Моделировании культуры» того же года.

[1]

[2]