Кир Булычёв

Кир Булычёв (настоящее имя И́горь Все́володович Може́йко; 18 октября 1934 — 5 сентября 2003) — советский и российский писатель-фантаст, историк и востоковед, сценарист.

Кир Булычёв

Статья в Википедии

Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

	На фантастике всегда лежало «клеймо чечётки». Как бы хорошо чечёточник ни владел своим искусством, его заведомо поставят ниже самого плохого исполнителя балета. Так и фантаст заранее проигрывал сравнение с автором сочинений о… сельском быте, например.
	— выступление перед студентами МГУ, 1986

Фантастика Войскунского и Лукодьянова — это интеллигентная литература, написанная интеллигентными людьми для интеллигентных людей.

Художественные произведения

— Местные виды фауны однополы. Обычно они никогда не покидают своего водоёма. Как только одно из животных умирает — от старости ли, от болезни, — другой сказозуб подходит к водоёму, напивается этой жидкости <…> и тут же распадается на две особи, такие же точно, как прежние. <…> Фукс предполагает, что водоём — хранитель наследственности стада. В нём содержится не вода — хотя по составу жидкость и близка к воде, — а слабый раствор фермента, может быть, несущего в себе цепочки наследственных молекул.

— «Сказки: Сестрица Алёнушка и братец Иванушка», 1967

Вечером, демонтировав очередную неудачную модель, Роберт Кямилев, по прозвищу Синяя Борода, начальник центральной лаборатории биороботов, сидел, пригорюнившись, в столовой главного корпуса и нехотя пил восьмую чашку крепчайшего чая. — Опять неудача? — спросила Геля. — Как только они получают свободу воли, тотчас же выходят из повиновения, — пожаловался ей Роберт, сокрушённо выщипывая волоски из чёрной бороды. — Система теряет надёжность. Любопытство оказывается сильнее комплекса повиновения.

— «Сказки: Синяя Борода», 1967

	Если людям разрешают раз в полсотни лет взять штурмом Зимний дворец, то они имеют полное право немного пошалить. — 1
	— «Осечка-67», 1968 [1993]

	К восемнадцати Керенский крепко подружился со своими министрами. Они обнялись и дружно пели «Боже, царя храни». Слов они не знали, но всё равно получалось красиво. — 2
	— там же

	— Ваша милость, <…> если случится, как мы хотим, то не будет грязных и уродливых людей. — Ах, перестань. <…> Всегда кто-то остаётся наверху. И если вы гнилые снаружи, то мы — внутри. Вот и вся разница. — глава 2
	— «Город Наверху», 1973 [1983]

	Заседания [симпозиума] шли в кинозале, где над экраном висел длинный плакат: «От ложного знания к истинному незнанию!» — цикл «Институт экспертизы»
	— «… Хоть потоп!», 1976

	Твоя убитая обстоятельствами подруга. — «Институт экспертизы» (подпись письма, парафраз фразеологизма «жертва обстоятельств»)
	— «Письма разных лет», 1977

	Шварк, шварк — широкими мазками метла дворничихи закрашивает невидимой краской серый холст асфальта.
	— «Летнее утро», 1976

	Любая система, нуждающаяся в знаниях, умении, памяти человека, бессердечна, так как она стремится выжать из него все, чтобы поскорей перейти к следующей жертве. Остаются на поверхности лишь те, кто ассоциирует себя с системой и питается тем же, чем она сама.
	— «Цветы», 1976 [1983]

	За последние годы Виктор расползся и размяк. Эльзе казалось, что стулья начинают скрипеть за секунду до того, как он на них садится.
	— «Чужая память», 1981

	В тот день в городе совсем не стреляли, и я прогулялся по главной улице, среди магазинов, витрины которых мгновенно закрывались бронированными жалюзи, как только начиналась перестрелка. Вдоль тротуаров тянулись щели для пешеходов. По улице шли только мужчины, по делам. Никто не гулял. Это был осаждённый город, почти загубленный прогрессом.
	— «Хочешь улететь со мной?», 1986

Они входили поочерёдно в зал Координационного совета. Разведчики высшего класса. Резиденты в дальних мирах. Элита галактической службы. <…> Здесь каждый разделяет ответственность перед человечеством, неся свой крест на дальних планетах и в открытом космосе, защищая Землю от неожиданностей, внося свой вклад в покорение Вселенной. <…> — Я созвал вас, — сказал Координатор, — так как в этом возникла крайняя необходимость. Собравшиеся хранили молчание. Все понимали, что никогда Координатор не посмел бы оголить столь ответственные участки незримого галактического фронта, если бы не крайняя нужда. — Сегодня к нам поступил следующий документ. — Координатор вынул из папки желтоватую пластинку. — «От Земгосстата Координационному совету. Срочно. Секретно, — прочёл Координатор. Разведчики замерли в своих креслах. — Требуем по всем постам и станциям в трёхчасовой срок представить отчётность по использованию канцелярских кнопок и бумаги. А также дать объяснение по вопросу перерасхода шестидесяти трёх скрепок за период по январь текущего галактического года. Исполнение возложить лично на Верховного координатора». Воцарилась мёртвая тишина. Координатор положил пластинку на сверкающую мраморную поверхность стола. — Положение серьёзное, — произнёс он. — Сейчас же каждый из нас, включая меня, приступает к составлению отчёта. Надеюсь, что скрепки будут найдены. Как, мальчики? Свиридов, сон которого как рукой сняло, ответил за всех: — Мы не подведём вас, шеф.

— «Тревога! Тревога! Тревога!», 1989

Показали, как жгут ведьму на Сахалине. Их там много развелось от радиоактивной воды. Ведьма сопротивлялась и предлагала себя в рабыни всем желающим. Но больше оказалось желающих поглядеть на её агонию. <…> Показывали чудо-ребёнка, который испепелял взглядом всех желающих. Желающих не нашлось — привезли заросшего бородой седого демократа из тюрьмы, и ребёнок его удачно испепелил. Потом пошли внутренние новости: конференция телепатов, которые молчали — обменивались неслышной информацией. Диктор тоже не знал, о чём они говорят. Потом показали дискуссию двух прорицателей, первый обещал землетрясение в Москве шестого сентября, а второй — извержение вулкана на Тверской примерно к концу июля. Мне стало жалко Тверскую. Потом показали, что делать со скептиком, если попадётся в руки. Оказывается, сначала надо отрубить ему правую руку, потом левую, а если он не будет сопротивляться, то и голову. В студию привели скептика — внучатого племянника какого-то атеиста — и стали отрубать ему правую руку. Племянник, совсем ещё юный, бился и вопил. Все хлопали в ладоши. В конце показали новости культуры. Премьеру телевизионного театра миниатюр «Сон в летнюю ночь». Там плясали сильфиды, обнажённые, но, как требуют приличия, в чадрах. В конце астрологи супруги Догробы дали прогноз погоды и жизни на завтрашний день. Они объяснили мне, что до десяти тридцати я не должен надевать носки, желательно идти на службу босиком, но не замочить левую пятку. В двенадцать двадцать меня ждёт неблагоприятная встреча, от которой я должен спрятаться под столом, домой мне следует возвращаться ползком и ничего не есть на ужин. <…> Мне очень хотелось выключить телевизор, но он не дался — отъехал в дальний угол и бил меня маленькими голубыми молниями. Так что мне пришлось смотреть на пиршество вампиров, которые господствуют на второй общероссийской программе. Сначала они всем племенем сосали кровь у хорошенькой дикторши, пока её не погубили, а затем перешли на малышей из капеллы мальчиков. <…> После учебного часа началась комедия из жизни нечисти, телевизор стал сам по себе сыто похохатывать и забыл обо мне. <…> Мне ещё повезло — у меня телевизор попался старый, ленивый, увлекающийся. Он разрешал мне спать и даже выключался, пока я ужинаю или завтракаю. У других телевизоры новенькие, шустрые и ужасно строгие. Ни на секунду не дают себя выключить. А если выключишь — бьют током…

— «Час полночный», 1992

	… вбежала бригада тяжело вооружённых водопроводчиков или подобных им существ.
	— «Одна ночь», 1993

	Геннадий Альбертович Гунявый. Он же швейцар Эрмитажа по кличке Горыныч. Помнит, как брали Кронштадт в 1921 году. А вот как брали Зимний, на всякий случай забыл. Он же вице-адмирал Гунявый, министр морских дел Временного правительства.
	— «Осечка-67» (пьеса), 1995

Голос Брежнева. Нам нелегко было прийти к такому решению. Однако мы единогласно проголосовали на Политбюро о нанесении бомбового ракетного удара по городу героев. (Голос Брежнева срывается, он всхлипывает.) По городу победившего Октября, по городу Ленина… К счастью, мне тут сообщили, что в нашей державе ещё осталось более ста различных городов, и мы устроим конкурс — социалистическое соревнование, победитель которого получит название Ленинград. — картина 11

— там же

	… хлюпающее [слово] «палач».
	— «Киллер», 1997

	— Фэны, как правило, люди никчемушные, не нашедшие места в жизни и достойной работы. Вот и ползают с кона на кон. Лето — ваше сладкое время, как у бродячих собак. Тепло и помойки открыты.
	— там же

	Милиционер. Существо простое, мелкое, но крепкое телом. Совершенно непонятно, что он получил в обмен за душу.
	— «Товарищ „Д“», 1999

	— Ты меня поцеловал, и оказалось, что у тебя очень невкусные слюни!
	— «Крокодил на дворе», 2002

	— В нашем государстве императорские указы не проверяются. Один мальчик проверил — и где он висит?
	— «Именины госпожи Ворчалкиной», 2003

Подземелье ведьм

Повесть 1987 года, экранизированная в 1989.

— Это был великолепный, грандиозный эксперимент. <…> Они взяли планету, на которой жизнь делала лишь первые шаги. И начали гнать эволюцию скоростными темпами. Они создали для эволюции оптимальные условия, они подгоняли генетику, они втискивали миллионы лет в годы. <…> — Но эксперимент затянулся на множество поколений… — Этого мы не знаем. <…> Мы не знаем, сколько лет они жили. Может быть, они достигли бессмертия? Может, они жили по тысяче лет? <…> — Даже если это так, они потерпели поражение, — сказал Жан. — Ты прав. Они могли разрубить горный хребет, чтобы осушить долину или соорудить болото для диплодоков. Они добились главного — создания разумного человека. Им пришлось приспосабливаться к тому, что они сами создали. Они сделали ведьм, чтобы поторопить людей и воспользоваться их верой в высшие силы. <…> Они продолжали торопить эволюцию, полагая, что прогресс социальный можно ускорить так же, как генетический. Вместо того, чтобы ждать тысячелетия, прежде чем люди сами додумаются до того, как плавить металлы, они стали выдавать им металлы. Причём уже в готовой форме — в форме оружия. Эксперимент дал результат. — Он был бесчеловечным. — Боюсь, что эта категория была ими упущена. <…> Их остановил Октин Хаш. Он отлично понял, откуда приходят наконечники стрел и кинжалы. Для того чтобы стать властелином степи, ему нужно было больше железных ножей, чем он получал. Очевидно, они отказались удовлетворить его ненасытные стремления, и он решил взять эволюцию в свои руки. — И застал их врасплох. — Они слишком хорошо знали эту планету, они были уверены, что всё здесь — создание их разума. Включая Октина Хаша… — Чудовище Франкенштейна сожрало своего создателя? — Хуже другое: Октин Хаш набрался опыта общения с пришельцами с неба. Он вкусил их крови. И это погубило наших с тобой товарищей. Опасно быть богом… — Опасно полагать себя богом, — поправил Андрея Жан. — 27

— Очередное столкновение цивилизации и дикости закончилось в пользу дикости. — 30

— Если ты не хочешь жить со мной, — сказала Белогурочка, — ты можешь жить с моей сестрой. Она тоже красивая. Она будет рада. — Ты хочешь этого? — Я хочу, чтобы ты остался. — А что ты сделаешь, если я соглашусь? — Я буду рада, — сказала Белогурочка. — А потом я убью мою сестру. — 31

Рыбу тоже нельзя вытаскивать из воды, даже если можешь подарить ей отдельный дом на суше. — 32

Интервью

• См. отдельную статью

Статьи и эссе

Значение работы Лема выходит далеко за пределы Польши. Я убеждён, что, не будь его романов, развитие советской фантастической литературы было бы замедлено. Лем как бы преодолел психологический барьер, сделал шаг, позволивший иным писателям продолжить это движение вперёд. Мне видится влияние первых романов Лема и на первую значительную советскую космическую утопию послевоенного периода — «Туманности Андромеды» Ивана Ефремова (1957 г.) и в какой-то степени на первый роман А. и Б. Стругацких «Страна багровых туч» (1959 г.). Ещё большее значение имели пионерские работы Лема для развития польской фантастической литературы. <…> Помню, несколько лет назад, будучи в Кракове, городе Лема, я зашёл в магазин старой книги. Мой спутник сказал, что в этом магазине бывает Лем. И тут же обратился к жовиальному, разговорчивому владельцу магазина с вопросом: не заходил ли сюда сегодня пан Лем. Хозяин магазина сокрушённо сообщил, что пан Станислав уже несколько дней здесь не был. Наступила горькая пауза — эфемерная надежда встретить писателя испарилась. И чтобы как-то объяснить нашу печаль, мой спутник сообщил владельцу магазина, показывая на меня: — А этот пан — фантаст из Советского Союза. Владелец магазина искренне обрадовался. Он протянул ко мне обе руки и воскликнул: — Здравствуйте, пан Стругацкий! <…> «Мир на Земле» — это пиршество для гурманов духа. <…> Ийон Тихий в романе уже не тот комментатор парадоксов и наблюдатель, как прежде. Он почти перестал шутить. Он — часть человечества, достаточно неуверенного в себе и испуганного. Он путешествует не среди абстрактных звёзд, а думает с нами вместе о главной проблеме современности — о войне и мире.

— «Человек современный»

Я убеждён, что Стругацкие настолько самобытны, что любая попытка передать их в ином виде искусства обречена на провал. Но как не хотят с этим соглашаться режиссёры! Стругацкие — постоянный вызов величайшим из них, не говоря уже о середняках с гонором. В результате маленькие режиссёры не претендуют на то, чтобы сделать Стругацких на экране. Им достаточно названия в титрах. А дальше они егозят как умеют, не обращая внимания на Стругацких. А режиссёры большие бросаются в бой со Стругацкими, потому что хотят подломить их под себя. Ничего из этого не может выйти, но смириться гордыня Тарковского или Сокурова не может. И тогда режиссёры начинают снимать для себя и о себе, борясь со Стругацкими, ибо не могут признать невозможности адекватного или достойного превращения прозы Стругацких в кино. Получаются какие-то генно-конструкторские опыты: разберём лебедя на пёрышки и молекулы, а потом сделаем из него рака — вот такого большого и красного!… Пожалуй для меня спокойнее, когда Стругацких изготовляют махонькие режиссёры. Ну, откусил и побежал в уголок жевать. А большой сам измучается, но и у Стругацких отнимет месяцы жизни и километры нервов. А вот этого я им как читатель простить не могу.

— «Не отвлекайся…»

	Когда я говорю о том, что Хейнлейн — создатель современной американской фантастики, я имею в виду именно свежесть, актуальность его работы — каждая из его повестей могла быть опубликована сегодня, и мы бы восприняли её как сегодня написанную.
	— «Первый гранд-мастер»

«Необходимая случайность», если признать некоторую автобиографичность его, замечательно и грустно показывает благородную слабость Романа — неистребимое стремление существовать для других. Он всегда подчеркивал свою посредническую функцию на Земле и стал лучшим редактором в фантастике <…>. Но было колоссальное различие между чистым посредником из рассказа «Необходимая случайность» и Романом, объективно рождённым с возможностью высоких достижений в различных областях знаний и искусства. Казалось бы, время энциклопедистов минуло ещё в восемнадцатом веке. Но один, оказывается, остался — Роман Подольный. <…> Природа наградила для этой цели Романа редкими качествами. Феноменальной памятью, например. <…> Мне кажется, что всю жизнь Роман старательно принижал собственные достижения, приуменьшал свои таланты, боясь обидеть или унизить собеседника. Обладая удивительным чутьём к способностям других людей, себя он недооценивал и держал в чёрном теле. <…> Другой человек, одарённый талантами и работоспособностью в десять раз меньшими, чем Роман, защитит и кандидатскую и докторскую, а то и академиком станет. А Роман ничего никогда не защитил, хотя сделать ему это было бы легко. И не из лености, а, по-моему, из уважения к профессионализму. Не считал для себя, дилетанта, возможным вторгаться в мир профессионалов, даже зная более иного профессионала. Роман сам избрал себе экологическую нишу, и, хоть и кажется нынче, что она была ему страшно тесна, вернее всего, он чувствовал себя в ней уютно, Потому что умел организовать и согреть окружающее пространство для нужной комфортности. <…> такой человек-оркестр лучше выявлен был в новеллах, в которых после Ильи Варшавского равных Роману не было. Две страницы, три страницы, ну от силы пять страниц — на этой площади, щегольски доказывая, насколько ему всё по силам, Подольный строил и решал парадокс, обязательно идущий к человеческой судьбе. Новелла шла от мысли, мысль в ней была очевидна до обнажённости, но новелла Подольного всегда — художественная литература, потому что мысль вне личности его не интересовала.

— «Рассказы Романа Подольного» (некролог)

… псевдоним <…> невыразителен и собран из имён и фамилий членов семьи, потому что в то время Кир Булычёв не подозревал, что продолжит фантастические занятия. Он был занят в институте, ковал монографию на основе диссертации и начал писать научно-популярные книги, посвящённые Азии. Впоследствии разного рода доброжелатели и недоброжелатели искали в псевдониме Игоря Можейко какие-то глубокие тайные умыслы, от политических до национальных. А причины того, что Игорь Можейко стал писать фантастику под псевдонимом, были самыми житейскими. Ведь Игорь Можейко был молодым специалистом середины шестидесятых годов и подчинялся всем правилам игры для молодых специалистов. Но зачастую их нарушал. И когда он понял, что его рассказы будут напечатаны, живому воображению автора предстала картинка: его непосредственный начальник произносит разоблачительный монолог: «Хорош этот Можейко! На профсоюзное собрание не явился, овощную базу прогулял, к лаборантке Люсе отнёсся не по-товарищески, а теперь ещё пишет сказочки? Так долой его из института!» Трудно поверить, но факт, свидетельствующий о глубокой скромности автора, заключается в том, что до 1982 года в Институте, за исключением нескольких друзей, никто не знал о грехе сначала младшего, а потом и старшего научного сотрудника. Впрочем, это мало кого интересовало. А в 1982 году Кир Булычёв получил Государственную премию за сценарии к фильмам «Тайна третьей планеты» и «Через тернии к звёздам». Сообщение об этом было опубликовано в газетах, и там же псевдоним был предательски раскрыт. Как автору стало впоследствии известно, заведующий отделом и парторг отдела, узнав об этом и не ведая, как следует реагировать, отправились к директору института с запросом о необходимых мерах. К счастью, у директора было чувство юмора, и он сказал очередную историческую фразу: «План выполняет? Выполняет. Значит, пускай выполняет его и дальше». <…> У Булычёва долгие годы была репутация оптимиста. Ему очень надоедало состоять в оптимистах, но хотелось верить в то, что наша жизнь всё же повернётся к лучшему. Скептики и борцы за свободу в последнее время укоряют Булычёва за то, что он был дитём застоя. Каждому своё. Булычёв оказался прав в своём историческом оптимизме, а скептики вышли из диссидентов, заняли посты президентов и принялись бороться с оппозицией. Зато теперь, когда быть оптимистом не возбраняется, Булычёв достал из-под стола целый том пессимистических опусов и, с опозданием на век, предлагает читателям. Если бы он был посмелее и посерьёзнее, то напечатал бы это все давно в свободной прессе и сегодня бы приезжал оттуда советовать интеллигенции, как ей следует жить. Скинув маску оптимиста, под которой оказалось лицо оптимиста, Булычёв надел теперь маску фаталиста. Ему хочется ещё пожить в свободном обществе, но он не уверен, что судьба даст такую возможность на долгое время. Это отражается в его рассказах последнего времени. Чтобы не впадать в уныние, Булычёв уже с 1989 года, превозмогая болезни и старость, а также растущий маразм, пишет большой-большой роман. Роман называется «Река Хронос».

— «Вступление»

Статьи о произведениях

• См. в отдельной категории

О Булычёве

	Вокруг Кира Булычёва всегда теснились люди. Тысячи вопросов, проектов, удивления. А в ответ улыбка, о которой рассказать трудно. Свет… Но свет, за которым чувствовалось что-то ироничное… Ни в коем случае не к собеседнику, к себе, это вернее.
	— Геннадий Прашкевич, «Цитата Кира Булычёва», 2003

О произведениях

	Книга «Люди как люди» (1975 г.) — своеобразный эстетический принцип Булычева. Его рассказы привлекают читателей не картинами звёздных миров или описаниями далёкого будущего. Они подкупают нас, как это ни парадоксально, своим реализмом, точнее — реалистичностью мелких бытовых деталей, узнаваемостью черточек характеров персонажей, обстановки, логики поведения.
	— Роман Арбитман, «Кир Булычев: что за перевалом 70-х?», 1983

См. также

• категория:Экранизации произведений Кира Булычёва

Ссылки

• Официальная страница писателя на сайте «Русская Фантастика»