Франсуа Мориак

Франсуа Мориак (фр. François Mauriac, 11 октября 1885 года — 1 сентября 1970 года) — французский писатель. Лауреат Нобелевской премии по литературе (1952).

Франсуа Мориак

Статья в Википедии

Произведения в Викитеке

Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

	Раздражение является атмосферой всей общественной жизни там, где нет Бога.
	L’irritation compose l’atmosphère de toute vie commune, où Dieu n’est pas.
	— «Мои персонажи» (Mes personnages)

Дороже всего обходятся непродажные женщины.

Литератора можно уподобить участку земли, где производят раскопки: он буквально вздыблен и постоянно открыт всем ветрам.

Литературное произведение — всегда глас вопиющего в пустыне, голубь, выпущенный на простор с посланием, привязанным к лапке, запечатанная бутылка, брошенная в море.

Многие люди смотрят на Господа Бога как на слугу, который должен сделать за них всю грязную работу. — вариант распространённой мысли

Моя любовь к Германии так велика, что я рад, что их теперь две. — после образования ГДР

Наркомания — это многолетнее наслаждение смертью.

Не нужно иметь веру, чтобы молиться; нужно молиться, чтобы обрести веру.

От «Отца Горио», этой центральной площади, расходятся широкие дороги, которые Бальзак прокладывал в своём дремучем людском бору.

Париж — населённая пустыня; провинциальный город — пустыня без одиночества.

Строительство воздушных замков ничего не стоит, но их разрушение обходится очень дорого.

Цирк — последнее прибежище чистого искусства.

Чем больше женщин знает мужчина, тем примитивнее его представление о них.

Романист и его персонажи (1933)

перевод М. Злобиной

Можно считать за правило: чем меньше значение персонажа в повествовании, тем больше шансов, что он взят из действительности таким, как есть.

Говорят, Бальзак изобразил общество: на самом деле он лишь собрал великолепным творческим усилием многочисленных представителей всех социальных классов эпохи Реставрации и Июльской монархии, однако каждый из его типов столь же автономен, как одна звезда по отношению к другой. Они связаны меж собой лишь тонкой нитью интриги или страстью, упрощённой до убожества. Бесспорно, что до настоящего времени успешнее всех преодолел это противоречие, присущее роману, Марсель Пруст, который лучше других умел изображать людей, не обособляя их и не лишая внутреннего движения.

… наиболее мощные таланты выделяются, конечно, количеством открытых ими типов. Но и они тоже <…> создают куда меньше типов, чем романов: <…> можно проследить, как из книги в книгу переходят одни и те же человеческие типы. Возьмите идиота Достоевского — ручаюсь, что сумею обнаружить чуть ли не его двойника, брата в каждом из произведений великого романиста.

Все недостатки, все отклонения художника — если это гений — тоже служат его творчеству, оно использует их, чтобы распространиться в тех направлениях, куда никто ещё не рискнул заглядывать. Закон наследственности, который правит человеческой семьёй, относится также к писателю и его воображаемым духовным детям <…>. Зато если романист — человек уравновешенный и физически крепкий, каким был, например, Бальзак, то его творение будет расти до тех пор, пока не уничтожит гиганта, породившего его. Мир, поднятый Бальзаком, обрушился на него и раздавил. Если же творению не удаётся прикончить художника, оно превращает его в особое существо, стоящее над другими людьми…

Без источника

Журналист — в первую очередь человек, заставивший себя прочесть.

Между двумя очень старыми супругами не может быть абсолютной неприязни.

Не смерть отнимает у нас любимых, она как раз сохраняет их во всём обаянии молодости, это жизнь разрушает любовь.

Незачем человеку покорять Луну, если он может потерять Землю.

Определённое количество вежливости в отношениях всегда признак предательства.

«Скажи, что ты читаешь, и я скажу, кто ты» — это верно. Но я лучше узнаю тебя, если скажешь, что ты перечитываешь.

Я стою одной ногой в могиле и не желаю, чтобы мне наступали на другую ногу.

О Мориаке

… Мориак-писатель глубоко проник в души людей и обнаружил там под плотным слоем грязи чистые и бьющие фонтаном родники. <…> В творчестве Мориака постоянно обновляются не декорации и не труппа, а <…> анализ страстей. Писатель производит раскопки на одном и том же участке земли, но всякий раз он копает всё глубже и глубже. <…> У Рембо Мориак заимствовал немало заглавий для своих книг, а, быть может, отчасти и тот огненный лексикон, который озаряет его фразу мрачным огнём, напоминающим отсвет пожара, опустошающего Ланды.

— Андре Моруа, «Франсуа Мориак» (сб. «От Пруста до Камю», 1963)

	Смуглое худое лицо Мориака, его тревожный взгляд вызывают в памяти портреты Эль Греко…
	— Андре Моруа, «Жорж Дюамель» (там же)