Марсель Пруст

Валентин Луи Жорж Эжен Марсель Пруст (фр. Valentin Louis Georges Eugène Marcel Proust; 1871 — 1922) — выдающийся французский писатель, наиболее известный гепталогией романов «В поисках утраченного времени».

Марсель Пруст

Статья в Википедии

Произведения в Викитеке

Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

• Быть в курсе дел не всегда значит принимать в них участие.

В веках от литературы остаётся лишь гротеск.

• Важность её по сравнению с окружающими была настолько высока, что, не зная о них ничего, кроме имени, она могла питать к ним лишь самое честное чувство симпатии.
• Весомый аргумент в споре может стать оружием и для соперника.
• Внешний лоск и интеллигентность часто сравнимы друг с другом в обратной пропорциональности.
• Воля — это назойливый и несменяемый слуга чередующихся в нас личностей.
• Желая забыть человека, мы находимся в том состоянии, когда наша память делает все наперекор данному желанию.
• Каждый человек требователен и рассудителен лишь в том случае, если он обсуждает волнующее его самого.
• Как ни стыдно признавать, я весьма чувствителен к мнению окружающих обо мне, несмотря на мои заверения всех в обратном.
• Как человек с высоко развитым интеллектом, он не мог говорить вкратце о том, что не требовало долгих речей.
• Мы считаем лишь те размышления умными, что не глупее наших собственных.
• Некоторые дни в человеческой жизни можно сравнить со скалами: карабкаешься по ним с неимоверным трудом, не видя конца и края пути. Другие же дни — словно равнины: движешься по ним легко, скоро и беспрепятственно.
• Нелегко с ясностью видеть впечатление, которое мы своими поступками производим на остальных людей. Мы считаем, что все незначительное в наших поступках окружающие пропустят мимо.
• Обладая здравым рассудком, мы должны понимать, что страдать можем лишь из-за тех, кто достоин этого.
• Он думал о произошедшем столь продолжительное время, что вскоре начал проповедовать свои думы окружающим.
• Отделив от удовольствий фантазию, мы изничтожаем удовольствие в корне.
• Парадоксально, но факт: оказываясь вынужденными изменить совершенно немногое в жизни, осознавая, что перемены — лишь к лучшему, мы обнаруживаем невероятную слабость сердца и ума, в то время как изменение вскоре совершается словно само собой, безо всяких усилий.
• Революционная борьба народа с правительством много гуманнее, чем борьба государств друг против друга. В первом случае люди вовлекают себя в сражение сами.
• Самое нежное общение в мире бывает меж теми, кто не заинтересован в общении.
• Сегодняшние парадоксы — это завтрашние предрассудки.
• Сила нашего снисхождения к недостаткам других уступает той силе, с которыми они эти недостатки развивают.
• Счастье благотворно для тела, но только горе развивает способности духа. (др. перевод: Счастье полезно для тела, а печаль развивает душу.)
• Удивительно! О несчастной супруге моей я вспоминаю едва ли не каждый час, но всего на несколько секунд.
• Чувство ревности часто оказывается лишь стремлением к безграничной власти над действиями и поступками другого.

Поэт замирает перед вещами, не заслуживающими внимания солидного человека <…>. Он стоит перед деревом и старается, отключив свой слух от шумов внешнего мира, ощутить вновь то, что ощутил минуту назад, когда здесь, в городском саду, на лужайке, пред ним предстало это одинокое дерево, всё осыпанное белыми цветами, точно оно ещё хранит, после оттепели, бесчисленные комочки снега на кончиках своих ветвей. Он стоит перед этим деревом, но то, что ему нужно, видимо, находится где-то по ту сторону дерева, ибо он больше не ощущает того, что ощутил раньше, потом, вдруг, снова ощущает, но не может этого постигнуть, проникнуть в глубь своего ощущения. <…> поэт битый час торчит перед этим деревом, глядя, как расположила по весне на чёрном и запутанном переплетении его ветвей свои бесчисленные крошечные белые завитушки, источающие, пока они не увянут, лёгкий душистый запах, бессознательная и уверенная архитектурная мысль, именуемая видом «махровой вишни». Поэт смотрит, и, чудится, он смотрит одновременно и в самого себя, и на махровую вишню, и мгновениями нечто внутри него заслоняет то, что он там видит, и ему приходится выждать минуту, точно так же, как заставляет его выждать минуту какой-нибудь прохожий, заслоняющий от него на миг махровую вишню. Может завлечь поэта и неиссякаемый аромат, источаемый сиренью из каждой её лиловой трубочки; поэт отрывается на мгновение, чтобы потом ощутить этот аромат острее, и действительно ощущает его острее, хотя от сирени по-прежнему исходит только всё тот же запах и ничего больше. <…> Поэт перед вещами подобен ученику, который без конца перечитывает условия данной ему задачи и никак не может их понять. <…> Никто, кроме поэта, который, радостно вобрав в себя красоту какой-нибудь вещи, ощущает её таинственные закономерности, скрытые в нём самом, не сможет передать нам это очарование.

— заметки о художественном созерцании, 1890-е [1954]

Статьи о произведениях

• См. Категория:Произведения Марселя Пруста

О Прусте

	Равного ему психолога не было в мировой литературе со времени смерти Л. Н. Толстого (которому он <…> многим обязан). <…> Окажет ли Пруст большое влияние на русскую литературу? Не думаю. Во всяком случае, до сих пор он ей вполне чужд.
	— Марк Алданов

	Изображение вечного только и ценно. Прустовские люди жили всегда и везде.
	— Владимир Набоков

	Бесспорно, что до настоящего времени успешнее всех преодолел это противоречие, присущее роману, Марсель Пруст, который лучше других умел изображать людей, не обособляя их и не лишая внутреннего движения.
	— Франсуа Мориак, «Романист и его персонажи», 1933

Джеймс Джойс стоит рядом с Марселем Прустом как крупнейший писатель той литературы, которая непосредственно связана с паразитическим загниванием буржуазной культуры Запада. Но Пруст, парижанин и бытописатель высшего общества столицы этой культуры, один из тех писателей, о которых можно сказать, что, если бы их не было, марксистское литературоведение должно было бы их выдумать. <…> У обоих мы находим тот же ультрапсихологизм, то же бесконечно большое внимание к бесконечно малым «внутреннего опыта», плод безделия и бесперспективной утончённости. Но в пределах одного и того же основного, социально заданного стиля Пруст и Джойс резко противоположны. У Джойса он сильно осложнён конструктивистскими тенденциями. У Пруста ультрапсихологизм дан в чистом, беспримесном виде. Пруст — «бескорыстный» исследователь закоулков сознания, не столько «художник», сколько «учёный» (гораздо более уравновешенный учёный, чем профессиональный учёный, а на самом деле сочинитель мифов профессор Фрейд). Он подходит к душевной жизни со скальпелем (недаром он сын доктора), разнимает ткани, изучает их строение, вскрывает их связи. Самый стиль у него рассуждающий — бесконечные предложения, разветвляющиеся на множество вводных и придаточных, с обилием отвлечённых слов и множеством неологизмов, вызванных потребностью закрепить новую, до тех пор неуловимую деталь. Прусту важно понять. Джойсу важны не связи и отношения, а образы.

— Дмитрий Святополк-Мирский, «Джеймс Джойс», 1933

	[Его] прекрасные и точные анализы ведут к тому, что можно было бы назвать разложением классических чувств. Долгое время моралисты довольствовались смутными понятиями с весьма неопределённым смыслом…
	— Андре Моруа, «Марсель Пруст» (сб. «От Пруста до Камю», 1963)

	[У него] исчезает определённость чувства, всё становится зыбким, неопределённым. Искусственное отъединение от огромного реального мира, от потока общественного бытия приводит к смещению истинных пропорций, к невосполнимым потерям.
	— Фёдор Наркирьер, «А. Моруа — литературный критик», 1969