Даниель Дефо

Дэниел (Даниель) Дефо (англ. Daniel Defoe, урождённый Foe; около 1660 — 24 апреля 1731) — английский писатель и публицист. Роман «Робинзон Крузо» 1719 года принёс ему мировую известность и положил начало жанру робинзонады.

Даниель Дефо

Статья в Википедии

Произведения в Викитеке

Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

Торгово-промышленная деятельность не только совместима с джентльменством, но в Англии она и делает джентльменами.

Во Франции мы сражаемся как солдаты в войне, даём пощаду. Но здесь, в Англии, мы дерёмся как дьяволы, как фурии, мы словно хотим вырвать самые души из тел, в наших битвах воинствует личная зависть, месть, адское озлобление, безжалостное коварство. Мы сражаемся ядом, словами, пронзающими, как кинжал, неистовством зависти, отравой клеветы, непереносимыми обвинениями, неповторимыми оскорблениями, желчью коварной злобы… — осень 1711

	Мне известно, что <Джонатан Свифт> свободно говорит по-латыни, что он ходячий свод книг, что все библиотеки Европы содержатся у него в голове, <…> но в то же самое время по образу своего поведения он циник, по нраву — ненавистник, невежлив в разговоре, оскорбителен и груб в выражениях, безудержен в страстях.
	I know that is an orator in Latin; a walking index of books; has all the libraries in Europe in his head; <…> but, at the same time, be a cynic in behaviour, a fury in temper, unpolite in conversation, abusive in language, and ungovernable in passion.

	… тринадцать раз я становился богат и снова беден.
	… thirteen times I have been rich and poor.
	— «Мемуары автора» (Memoir of the Author)

	В [1712] бранчливые писаки осыпали меня бесчисленными оскорблениями за то, что я продался французам и подрядился — за плату или вследствие подкупа — защищать негодный мир и тому подобное. Они при этом исходили из того, что большинство памфлетов, печатавшихся в изобилии каждый божий день, принадлежали мне и вышли из-под моего пера, тогда как я к ним не имел ни малейшего касательства. <…> стоит появиться какому-нибудь памфлету, стяжавшему всеобщее неодобрение, как меня немедля обвиняют в авторстве. Подчас я узнаю, что некая книга вышла из печати лишь потому, что всюду бранят меня как её сочинителя… — перевод: Т. Казавчинская:с.364
	While <…> I bore infinite reproaches from clamouring pens, of being in the French interest, being hired and bribed to defend a bad peace, and the like; and most of this was upon a supposition of my writing, or being the author of, abundance of pamphlets which came out every day, and which I had no hand in. <…> whenever any piece comes out which is not liked, I am immediately charged with being the author; and very often the first knowledge I have had of a book being published, has been from seeing myself abused for being the author of it…
	— «Призыв к Чести и Справедливости Даниеля Дефо, даже и к его злейшим врагам» (An Appeal to Honour and Justice, Though it be of His Worst Enemies, by Daniel De Foe), январь 1715

	… объяснили пленным, <…> что они в руках христиан, которые не едят ни мужчин ни женщин; <…> спросили — желают ли дикари служить им и работать на людей, которые увезли их из плена и спасли им жизнь? При этом вопросе они пустились в пляс, потом стали хватать, что попадалось под руку и класть себе на плечи, в знак того, что они охотно готовы работать. — перевод: З. Н. Журавская, 1935
	… answer the end <…> that the men into whose hands they were fallen were Christians; that they abhorred eating of men or women; <…> ask them if they were willing to be servants, and to work for the men who had brought them away to save their lives? At which they all fell a dancing; and presently one fell to taking up this, and another that, any thing that lay next, to carry on their shoulders, to intimate that they were willing to work.
	— «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо» (The Farther Adventures of Robinson Crusoe), 1719

Нужда превращает честного человека в мошенника, и если бы свет стал судить согласно общепринятому понятию о честности, то честного человека вовсе не оказалось бы между людьми. Никто не делает зла ради зла; даже у самого дьявола, когда он творит зло, есть при этом своё особое намерение, а зло само по себе не служит ему целью. Никто не может зачерстветь в преступлении до такой степени, чтобы совершать его ради наслаждения, доставляемого самим совершаемым фактом; всякий порок содержит в себе своё возмездие; самолюбие, гордость, скупость превращают богатых людей в мошенников, а нужда совершает то же самое с бедняками.

— «Серьёзные размышления в течение жизни и удивительные приключения Робинзона Крузо» (Serious Reflections During the Life and Surprising Adventures of Robinson Crusoe), 1720

	Они отсутствовали пятьдесят два дня и принесли с собою семнадцать с лишним фунтов <…> золотого песка; имелись и кусочки золота, причём много большие по размерам, чем те, что мы находили до сих пор, и, кроме того, около пятнадцати тонн слоновых бивней. Англичанин, частью уговорами, а частью насилием, заставил тамошних дикарей добыть её и снести с гор, а других — отнести до самого нашего лагеря. <…> Сверх того, они принесли две львиные и пять леопардовых шкур, всё очень большие и превосходные. Англичанин попросил у нас извинения за долгую отлучку и за то, что не принёс большей добычи, но сказал, что ему предстоит ещё одно путешествие, которое, надеется он, даст лучшие результаты. Так, отдохнувши и вознаградивши дикарей, принесших ему клыки, кусочками серебра и железа, вырезанными в форме ромбов, и двумя вырезанными в виде собачек, он отослал носильщиков вполне удовлетворёнными.
	They stayed out two-and-fifty days, when they brought us seventeen pound and something more <…> of gold-dust, some of it in much larger pieces than any we had found before, besides about fifteen ton of elephants' teeth, which he had, partly by good usage and partly by bad, obliged the savages of the country to fetch, and bring down to him from the mountains, and which he made others bring with him quite down to our camp. <…> Besides this, they brought two lions' skins, and five leopards' skins, very large and very fine. He asked our pardon for his long stay, and that he had made no greater a booty, but told us he had one excursion more to make, which he hoped should turn to a better account. So, having rested himself and rewarded the savages that brought the teeth for him with some bits of silver and iron cut out diamond fashion, and with two shaped like little dogs, he sent them away mightily pleased.
	— «Капитан Сингльтон» (Captain Singleton), 1720

	[Свифт] способен читать проповеди и молитвы поутру, писать всякие пакости пополудни, понося небо и веру, и сочинять глупости по ночам, а утром вновь проповедовать и т. д. в соответственном коловращении крайностей.
	— конец 1720-х

Чистокровный англичанин

The True-Born Englishman, январь 1701; перевод: И. Кутик^:с.37-9 (с незначительными уточнениями)

К нам Юлий Цезарь Рим привёл сначала, А вместе с ним Ломбардца, Грека, Галла, Короче — всех, о ком мы говорим Со ссылками на тот же Древний Рим. Потом сюда пришли, никем не званы, С Хенгистом — Саксы, а со Свеном — Даны, А из земли Ирландской — Пикт и Скотт, С Вильгельмом же — Норманны в свой черёд. Потомство, брошенное этим сбродом, Перемешалось с коренным народом, С исконными Британцами, придав Сынам Уэльса их черты и нрав. Как результат смешенья всякой Рвани И мы возникли, то бишь — Англичане, У пришлецов заимствовав сполна Обычаи, Язык и Имена, И Речь свою украсили при этом Таким невытравимым шибболетом, Что по нему ты опознаешь вмиг Саксонско-Римско-Датский и Нормандский наш язык. Нашествие Норманнов показало, Что их Главарь — мерзавец, коих мало: Своим стрелкам раздал он города, Не обладая ими никогда; Заполучив Английскую Корону, Голландцев этих он приблизил к трону. <…> А потому чрезвычайно странен Мне этот Чистокровный Англичанин; Скакун Арабский мог бы дать скорей Отчёт о чистоте своих кровей. Мы знаем из Истории, что Званье Дворянству принесло Завоеванье, Но, чёрт возьми, как, за какой пробел Француз стать Англичанином успел? И как мы можем презирать Голландцев И всех новоприбывших иностранцев, Когда и сами мы произошли От самых подлых сыновей земли, — От Пиктов, Скоттов вероломнейших и Бриттов, От шайки воров, трутней и бандитов, Которые насильничали тут;..

The Romans first with Julius Cæsar came, Including all the nations of that name, Gauls, Greeks, and Lombards, and, by computation, Auxiliaries or slaves of every nation. With Hengist, Saxons; Danes with Sueno came, In search of plunder, not in search of fame. Scots, Picts, and Irish from the Hibernian shore, And conquering William brought the Normans o'er. All these their barbarous offspring left behind, The dregs of armies, they of all mankind; Blended with Britons, who before were here, Of whom the Welsh ha' blessed the character. From this amphibious ill-born mob began That vain ill-natured thing, an Englishman. The customs, surnames, languages, and manners Of all these nations are their own explainers: Whose relics are so lasting and so strong, They ha' left a shibboleth upon our tongue, By which with easy search you may distinguish Your Roman-Saxon-Danish-Norman English. The great invading Norman let us know What conquerors in after-times might do. To every musketeer he brought to town, He gave the lands which never were his own. When first the English crown he did obtain, He did not send his Dutchmen back again. <…> But grant the best, how came the change to pass, A true-born Englishman of Norman race? A Turkish horse can show more history, To prove his well-descended family. Conquest, as by the moderns it is expressed, May give a title to the lands possessed: But that the longest sword should be so civil To make a Frenchman English, that's the devil. These are the heroes that despise the Dutch, And rail at new-come foreigners so much, Forgetting that themselves are all derived From the most scoundrel race that ever lived; A horrid crowd of rambling thieves and drones, Who ransacked kingdoms and dispeopled towns, The Pict and painted Briton, treacherous Scot, By hunger, theft, and rapine hither brought;..

	Не рода своего обманчивая слава, Но добродетель личная Нам придаёт величие. — вариант трюизма; перевод на основе дословного:с. 468
	For fame of families is all a cheat, 'Tis personal virtue only makes us great.

Без первоисточника

• В каждом положении отыщется что-нибудь утешительное, если хорошо поискать.
• Добрый советчик может вернуть человека к жизни, он вселяет отвагу в слабодушного и пробуждает в разуме человеческом способность поступать нужным образом.
• Женщине разумной и хорошо воспитанной столь же противно посягать на права мужчины, сколько разумному мужчине противно злоупотреблять слабостью женщины.
• Нередко тоска по одной утраченной радости может омрачить все прочие услады мира.
• Обмануть дьявола не грешно.
• Самая высокая степень человеческой мудрости — это умение приспособиться к обстоятельствам и сохранять спокойствие вопреки внешним угрозам.
• Человек — создание по меньшей мере недальновидное, особенно когда сам берётся утверждать, что счастлив, или полагает, что может жить своим умом.

Статьи о произведениях

• См. в отдельной категории

О Дефо

См. также категория:Литература о Даниеле Дефо

	Все герои и героини Дефо вдохновлены практическим духом, средства основательно подчинены целям. <…> Дефо так искусно описывает их смелые приёмы, ловкие интриги и манеры, что нам некогда подумать о чём-либо, кроме удачи или неудачи их предприятий; наше внимание до такой степени сосредоточено на самой игре, что мы перестаём думать об игроках и ставке.
	All Defoe's heroes and heroines are animated by this practical spirit, this thorough-going subordination of means to ends. <…> Defoe takes such delight in tracing their bold expedients, their dexterous intriguing and manoeuvring, that he seldom allows us to think of anything but the success or failure of their enterprises. Our attention is concentrated on the game, and we pay no heed for the moment to the players or the stakes.
	— Уильям Минто, «Даниель Дефо» (гл IX), 1879

Никто другой, вероятно, не оказал такого влияния на формирование английского романа и типично английского характера, как этот человек. Он родился в сектантской семье, и первоначально его прочили в священники. Но в нём уже сказывается дух времени, знамением которого было высвобождение из-под власти церкви <…>. Его герои <…> — рядовые британцы, которые в необыкновенных обстоятельствах проявляют свою энергию и оптимизм, или, скорее, энергию и оптимизм самого Дефо.

— Карел Чапек, «Автор Робинзона», 1931

В буржуазной Англии Даниэль Дефо — типичный представитель богемы, энергично борющейся за своё независимое, буржуазное место под солнцем, — в 1719—1724 годах издаёт свою изумительную серию апокрифических рассказов уже не из жизни придворных вельмож с известными именами, а из жизни самых массовидных, рядовых, никому не известных плебеев, строящих — разнообразными и нередко далеко не «почтенными» способами — свою буржуазную судьбу. Эта серия включает «Робинзона Крузо», <…> «Молль Флендерс»…

— Дмитрий Святополк-Мирский, «Смоллет и его место в истории европейского романа», 1934

	… пассивная вера в прогресс самотёком столь характерна для буржуазной мысли. <…> У Дефо пренебрежение теорией — примитивный эмпиризм представителя молодой буржуазии, ещё довольствовавшейся благословенным самотёком.
	— Дмитрий Святополк-Мирский, «Свифт», 1935

О произведениях

	Дефо предлагает читателю удобный, «лунный» набор нравоучительных иносказаний и намёков. <…> лунный «мир Консолидатора» рассыпается на иносказательные намёки от первого прикосновения.
	— Владимир Муравьёв, «Путешествие с Гулливером», 1972