Гамлет

«Трагическая история Га́млета, принца датского» (англ. The Tragical Historie of Hamlet, Prince of Denmarke) или просто «Гамлет» — трагедия Уильяма Шекспира, одна из самых знаменитых пьес в мировой драматургии. Написана в 1600—1601 годах. При жизни автора вышло 2 варианта — «пиратский» в 1603 и авторский в 1604 (вдвое длиннее), а в Первом фолио (1623) — немного отличный от второго; в наше время печатается сводный текст. Наиболее популярные русские переводы — Б. Л. Пастернака (1940), М. Л. Лозинского (1933), А. И. Кронеберга (1844).

Гамлет

Статья в Википедии

Тексты в Викитеке

Медиафайлы на Викискладе

Здесь приведены одни и те же цитаты в трёх переводах.

Перевод М. Л. Лозинского

Акт I

	Призрак манит Гамлета. <…> Мне жизнь моя дешевле, чем булавка, А что он сделает моей душе, Когда она бессмертна, как и он? — сцена 4
	[Ghost beckons Hamlet] <…> I do not set my life in a pin's fee; And for my soul, what can it do to that, Being a thing immortal as itself?

	Марцелл. Подгнило что-то в Датском государстве. — сцена 4
	Something is rotten in the state of Denmark.

Сцена 1

Марцелл Горацио считает это нашей Фантазией, и в жуткое виденье, Представшее нам дважды, он не верит; Поэтому его я пригласил Посторожить мгновенья этой ночи, И, если призрак явится опять, Пусть взглянет сам и пусть его окликнет. Горацио Чушь, чушь, не явится. Бернардо Давайте сядем И двинем вновь на штурм твоих ушей, Для вашего рассказа неприступных, Всё, что мы видели.

Marcellus Horatio says 'tis but our fantasy, And will not let belief take hold of him Touching this dreaded sight, twice seen of us: Therefore I have entreated him along With us to watch the minutes of this night; That if again this apparition come, He may approve our eyes and speak to it. Horatio Tush, tush, 'twill not appear. Bernardo Sit down awhile; And let us once again assail your ears, That are so fortified against our story What we have two nights seen.

	Горацио … влажная звезда, В чьей области Нептунова держава, Болела тьмой, почти как в судный день…
	… the moist star Upon whose influence Neptune's empire stands Was sick almost to doomsday with eclipse…

Сцена 2

	Король А ты, мой Гамлет, мой племянник милый… Гамлет (в сторону) Племянник — пусть; но уж никак не милый.
	King Claudius But now, my cousin Hamlet, and my son, — Hamlet Aside A little more than kin, and less than kind.

О, если б этот плотный сгусток мяса Растаял, сгинул, изошёл росой! <…> О, мерзость! Это буйный сад, плодящий Одно лишь семя; дикое и злое В нём властвует. До этого дойти! Два месяца, как умер! Меньше даже. Такой достойнейший король! Сравнить их Феб и сатир. Он мать мою так нежил, Что ветрам неба не дал бы коснуться Её лица. О небо и земля! Мне ль вспоминать? Она к нему тянулась, Как если б голод только возрастал От насыщения. А через месяц — Не думать бы об этом! Бренность, ты Зовёшься: женщина! — и башмаков Не износив, в которых шла за гробом, Как Ниобея, вся в слезах, она — О боже, зверь, лишённый разуменья, Скучал бы дольше! — замужем за дядей, Который на отца похож не боле, Чем я на Геркулеса. Через месяц! Ещё и соль её бесчестных слёз На покрасневших веках не исчезла, Как вышла замуж. Гнусная поспешность — Так броситься на одр кровосмешенья! Нет и не может в этом быть добра. — Но смолкни, сердце, скован мой язык!

O, that this too too sullied flesh would melt Thaw and resolve itself into a dew! <…> Fie on't! ah fie! 'tis an unweeded garden, That grows to seed; things rank and gross in nature Possess it merely. That it should come to this! But two months dead: nay, not so much, not two: So excellent a king; that was, to this, Hyperion to a satyr; so loving to my mother That he might not beteem the winds of heaven Visit her face too roughly. Heaven and earth! Must I remember? why, she would hang on him, As if increase of appetite had grown By what it fed on: and yet, within a month— Let me not think on't—Frailty, thy name is woman!— A little month, or ere those shoes were old With which she follow'd my poor father's body, Like Niobe, all tears:—why she, even she— O, God! a beast, that wants discourse of reason, Would have mourn'd longer—married with my uncle, My father's brother, but no more like my father Than I to Hercules: within a month: Ere yet the salt of most unrighteous tears Had left the flushing in her galled eyes, She married. O, most wicked speed, to post With such dexterity to incestuous sheets! It is not nor it cannot come to good: But break, my heart; for I must hold my tongue.

Сцена 3

Лаэрт А Гамлет и его расположенье — Так это лишь порыв, лишь прихоть крови, Цветок фиалки на заре весны, Поспешный, хрупкий, сладкий, неживучий, Благоухание одной минуты; И только. <…> Природа, зрея, умножает в нас Не только мощь и статность: с ростом храма Растет служенье духа и ума. Сейчас тебя он, может быть, и любит; Ни скверна, ни лукавство не пятнают Его благих желаний; но страшись: Великие в желаниях не властны; Он в подданстве у своего рожденья; Он сам себе не режет свой кусок, Как прочие; от выбора его Зависят жизнь и здравье всей державы, И в нём он связан изволеньем тела, Которому он голова. <…> И взвесь, как умалится честь твоя, Коль ты поверишь песням обольщенья, Иль потеряешь сердце, иль откроешь Свой чистый клад беспутным настояньям. Страшись, Офелия, страшись, сестра, И хоронись в тылу своих желаний, Вдали от стрел и пагубы страстей. Любая девушка щедра не в меру, Давая на себя взглянуть луне; Для клеветы ничто и добродетель; Червь часто точит первенцев весны, Пока ещё их не раскрылись почки, И в утро юности, в росистой мгле, Тлетворные опасны дуновенья. Будь осторожна; робость — лучший друг; Враг есть и там, где никого вокруг. Офелия Я стражем сердца моего поставлю Урок твой добрый. Только, милый брат, Не будь как грешный пастырь, что другим Указывает к небу путь тернистый, А сам, беспечный и пустой гуляка, Идёт цветущею тропой утех, Забыв свои советы.

Laertes For Hamlet and the trifling of his favour, Hold it a fashion and a toy in blood, A violet in the youth of primy nature, Forward, not permanent, sweet, not lasting, The perfume and suppliance of a minute; No more. <…> For nature, crescent, does not grow alone In thews and bulk, but, as this temple waxes, The inward service of the mind and soul Grows wide withal. Perhaps he loves you now, And now no soil nor cautel doth besmirch The virtue of his will: but you must fear, His greatness weigh'd, his will is not his own; For he himself is subject to his birth: He may not, as unvalued persons do, Carve for himself; for on his choice depends The safety and health of this whole state; And therefore must his choice be circumscribed Unto the voice and yielding of that body Whereof he is the head. <…> Then weigh what loss your honour may sustain, If with too credent ear you list his songs, Or lose your heart, or your chaste treasure open To his unmaster'd importunity. Fear it, Ophelia, fear it, my dear sister, And keep you in the rear of your affection, Out of the shot and danger of desire. The chariest maid is prodigal enough, If she unmask her beauty to the moon: Virtue itself 'scapes not calumnious strokes: The canker galls the infants of the spring, Too oft before their buttons be disclosed, And in the morn and liquid dew of youth Contagious blastments are most imminent. Be wary then; best safety lies in fear: Youth to itself rebels, though none else near. Ophelia I shall the effect of this good lesson keep, As watchman to my heart. But, good my brother, Do not, as some ungracious pastors do, Show me the steep and thorny way to heaven; Whiles, like a puff'd and reckless libertine, Himself the primrose path of dalliance treads, And recks not his own rede.

Сцена 5

Призрак Змей, поразивший твоего отца, Надел его венец. Гамлет О вещая моя душа! Мой дядя? Призрак Да, этот блудный зверь, кровосмеситель, Волшбой ума, коварства чёрным даром — О гнусный ум и гнусный дар, что властны Так обольщать! — склонил к постыдным ласкам Мою, казалось, чистую жену; О Гамлет, это ль не было паденьем! Меня, чья благородная любовь Шла неизменно об руку с обетом, Мной данным при венчанье, променять На жалкое творенье, чьи дары Убоги пред моими! Но как вовек не дрогнет добродетель, Хотя бы грех ей льстил в обличьях рая, Так похоть, будь с ней ангел лучезарный, Пресытится и на небесном ложе, Тоскуя по отбросам. Но тише! Я почуял воздух утра; Дай кратким быть. Когда я спал в саду, Как то обычно делал пополудни, Мой мирный час твой дядя подстерёг С проклятым соком белены в сосудце И тихо мне в преддверия ушей Влил прокажающий настой, чьё свойство Так глубоко враждебно нашей крови, Что, быстрый, словно ртуть, он проникает В природные врата и ходы тела И свертывает круто и внезапно, Как если кислым капнуть в молоко, Живую кровь; так было и с моею; И мерзостные струпья облепили, Как Лазарю, мгновенною коростой Всё тело мне. Так я во сне от братственной руки Утратил жизнь, венец и королеву; Я скошен был в цвету моих грехов, Врасплох, непричащен и непомазан; Не сведши счетов, призван был к ответу Под бременем моих несовершенств. О ужас!

Ghost The serpent that did sting thy father's life Now wears his crown. Hamlet O my prophetic soul! My uncle! Ghost Ay, that incestuous, that adulterate beast, With witchcraft of his wit, with traitorous gifts, — O wicked wit and gifts, that have the power So to seduce!—won to his shameful lust The will of my most seeming-virtuous queen: O Hamlet, what a falling-off was there! From me, whose love was of that dignity That it went hand in hand even with the vow I made to her in marriage, and to decline Upon a wretch whose natural gifts were poor To those of mine! But virtue, as it never will be moved, Though lewdness court it in a shape of heaven, So lust, though to a radiant angel link'd, Will sate itself in a celestial bed, And prey on garbage. But, soft! methinks I scent the morning air; Brief let me be. Sleeping within my orchard, My custom always of the afternoon, Upon my secure hour thy uncle stole, With juice of cursed hebenon in a vial, And in the porches of my ears did pour The leperous distilment; whose effect Holds such an enmity with blood of man That swift as quicksilver it courses through The natural gates and alleys of the body, And with a sudden vigour doth posset And curd, like eager droppings into milk, The thin and wholesome blood: so did it mine; And a most instant tetter bark'd about, Most lazar-like, with vile and loathsome crust, All my smooth body. Thus was I, sleeping, by a brother's hand Of life, of crown, of queen, at once dispatch'd: Cut off even in the blossoms of my sin, Unhousel'd, disappointed, unanel'd, No reckoning made, but sent to my account With all my imperfections on my head: O, horrible!

	Гамлет Нет в Датском королевстве подлеца, Который не был бы отпетым плутом. Горацио Не стоит призраку вставать из гроба, Чтоб это нам поведать.
	Hamlet There's ne'er a villain dwelling in all Denmark But he's an arrant knave. Horatio There needs no ghost, my lord, come from the grave To tell us this.

	Призрак (из-под земли) Клянитесь. Гамлет Так, старый крот! Как ты проворно роешь! Отличный землекоп! — Что ж, отойдём. Горацио О день и ночь! Всё это крайне странно! Гамлет Как странника и встретьте это с миром. И в небе и в земле сокрыто больше, Чем снится вашей мудрости, Горацио.
	Ghost [Beneath] Swear. Hamlet Well said, old mole! canst work i' the earth so fast? A worthy pioner! Once more remove, good friends. Horatio O day and night, but this is wondrous strange! Hamlet And therefore as a stranger give it welcome. There are more things in heaven and earth, Horatio, Than are dreamt of in your philosophy.

Акт II

	Офелия Когда я шила, сидя у себя, Принц Гамлет — в незастёгнутом камзоле, Без шляпы, в неподвязанных чулках, Испачканных, спадающих до пяток, Стуча коленями, бледней сорочки И с видом до того плачевным, словно Он был из ада выпущен на волю Вещать об ужасах — вошёл ко мне. Полоний Безумен от любви к тебе? — сцена 1
	Ophelia … as I was sewing in my closet, Lord Hamlet, with his doublet all unbraced; No hat upon his head; his stockings foul'd, Ungarter'd, and down-gyved to his ancle; Pale as his shirt; his knees knocking each other; And with a look so piteous in purport As if he had been loosed out of hell To speak of horrors, —he comes before me.

Сцена 2

Полоний. Вы узнаёте меня, принц? Гамлет. Конечно; вы — торговец рыбой. Полоний. Нет, принц. Гамлет. Тогда мне хотелось бы, чтобы вы были таким же честным человеком. Полоний. Честным, принц? Гамлет. Да, сударь, быть честным при том, каков этот мир, — это значит быть человеком, выуженным из десятка тысяч. <…> Ибо если солнце плодит червей в дохлом псе, — божество, лобзающее падаль… Есть у вас дочь? Полоний. Есть, принц. Гамлет. Не давайте ей гулять на солнце: всякий плод — благословение; но не такой, какой может быть у вашей дочери. Друг, берегитесь. <…> Полоний. Что вы читаете, принц? Гамлет. Слова, слова, слова.

Polonius. Do you know me, my lord? Hamlet. Excellent well. You’re a fishmonger. Polonius. Not I, my lord. Hamlet. Then I would you were so honest a man. Polonius. Honest, my lord? Hamlet. Ay, sir; to be honest, as this world goes, is to be one man picked out of ten thousand. <…> For if the sun breed maggots in a dead dog, being a god kissing carrion, —Have you a daughter? Polonius. I have, my lord. Hamlet. Let her not walk i' the sun: conception is a blessing: but not as your daughter may conceive. Friend, look to 't. <…> Polonius. What do you read, my lord? Hamlet. Words, words, words.

	… сами вы, сударь мой, были бы так же стары, как я, если бы могли, подобно раку, идти задом наперёд. — Полонию (который старше)
	… for yourself, sir, should be old as I am, if like a crab you could go backward.

Гамлет. Ребята, как вы живёте оба? Розенкранц. Как безразличные сыны земли. Гильденстерн. Уж тем блаженно, что не сверхблаженно; На колпачке Фортуны мы не шишка. Гамлет. Но и не подошвы её башмаков? Розенкранц. Ни то, ни другое, принц. Гамлет. Так вы живёте около её пояса или в средоточии её милостей? Гильденстерн. Право же, мы занимаем у неё скромное место. Гамлет. В укромных частях Фортуны? О, конечно; это особа непотребная. Какие новости? Розенкранц. Да никаких, принц, кроме разве того, что мир стал честен. Гамлет. Так, значит, близок судный день; но только ваша новость неверна.

Hamlet. Good lads, how do ye both? Rosencrantz. As the indifferent children of the earth. Guildenstern. Happy, in that we are not over-happy; On fortune's cap we are not the very button. Hamlet. Nor the soles of her shoe? Rosencrantz. Neither, my lord. Hamlet. Then you live about her waist, or in the middle of her favours? Guildenstern. 'Faith, her privates we. Hamlet. In the secret parts of fortune? O, most true; she is a strumpet. What's the news? Rosencrantz. None, my lord, but that the world's grown honest. Hamlet. Then is doomsday near: but your news is not true.

Гамлет. Дания — тюрьма. Розенкранц. Тогда весь мир — тюрьма. Гамлет. И превосходная: со множеством затворов, темниц и подземелий, причём Дания — одна из худших. Розенкранц. Мы этого не думаем, принц. Гамлет. Ну, так для вас это не так; ибо нет ничего ни хорошего, ни плохого; это размышление делает всё таковым; для меня она — тюрьма. Розенкранц. Ну, так это ваше честолюбие делает её тюрьмою: она слишком тесна для вашего духа. Гамлет. О боже, я бы мог замкнуться в ореховой скорлупе и считать себя царём бесконечного пространства, если бы мне не снились дурные сны. Гильденстерн. А эти сны и суть честолюбие; ибо самая сущность честолюбца всего лишь тень сна. Гамлет. И самый сон всего лишь тень. Розенкранц. Верно, и я считаю честолюбие по-своему таким воздушным и лёгким, что оно не более нежели тень тени. Гамлет. Тогда наши нищие суть тела, а наши монархи и напыщенные герои суть тени нищих.

Hamlet. Denmark’s a prison. Rosencrantz. Then is the world one. Hamlet. A goodly one; in which there are many confines, wards, and dungeons, Denmark being one o’ th’ worst. Rosencrantz. We think not so, my lord. Hamlet. Why, then ’tis none to you; for there is nothing either good or bad but thinking makes it so. To me it is a prison. Rosencrantz. Why, then your ambition makes it one; ’tis too narrow for your mind. Hamlet. O God, I could be bounded in a nut shell and count myself a king of infinite space, were it not that I have bad dreams. Guildenstern. Which dreams indeed are ambition, for the very substance of the ambitious is merely the shadow of a dream. Hamlet. A dream itself is but a shadow. Rosencrantz. Truly, and I hold ambition of so airy and light a quality that it is but a shadow's shadow. Hamlet. Then are our beggars bodies, and our monarchs and outstretched heroes the beggars' shadows.

Последнее время — а почему, я и сам не знаю — я утратил всю свою весёлость, забросил все привычные занятия; и, действительно, на душе у меня так тяжело, что эта прекрасная храмина, земля, кажется мне пустынным мысом; этот несравненнейший полог, воздух, видите ли, эта великолепно раскинутая твердь, эта величественная кровля, выложенная золотым огнём, — всё это кажется мне не чем иным, как мутным и чумным скоплением паров. Что за мастерское создание — человек! Как благороден разумом! Как беспределен в своих способностях, обличьях и движениях! Как точен и чудесен в действии! Как он похож на ангела глубоким постижением! Как он похож на некоего бога! Краса вселенной! Венец всего живущего! А что для меня эта квинтэссенция праха? Из людей меня не радует ни один; нет, также и ни одра…

I have of late—but wherefore I know not—lost all my mirth, forgone all custom of exercises; and indeed it goes so heavily with my disposition that this goodly frame, the earth, seems to me a sterile promontory, this most excellent canopy, the air, look you, this brave o'erhanging firmament, this majestical roof fretted with golden fire, why, it appears no other thing to me than a foul and pestilent congregation of vapours. What a piece of work is a man! how noble in reason! how infinite in faculty! in form and moving how express and admirable! in action how like an angel! in apprehension how like a god! the beauty of the world! the paragon of animals! And yet, to me, what is this quintessence of dust?

	Я безумен только при норд-норд-весте; когда ветер с юга, я отличаю сокола от цапли.
	I am but mad north-north-west: when the wind is southerly I know a hawk from a handsaw.

	Я слышал, как ты однажды читал монолог, <…> отличная пьеса <…>. Я помню, кто-то сказал, что стихи не приправлены для того, чтобы сделать содержание вкусным, а речи не содержат ничего такого, что обличало бы автора в вычурности, и называл это добропорядочным приёмом, здоровым и приятным, и гораздо более красивым, нежели нарядным. — сцена 2
	I heard thee speak me a speech once, <…> an excellent play <…>. I remember, one said there were no sallets in the lines to make the matter savoury, nor no matter in the phrase that might indict the author of affectation; but called it an honest method, as wholesome as sweet, and by very much more handsome than fine.

Не стыдно ли, что этот вот актёр В воображенье, в вымышленной страсти Так поднял дух свой до своей мечты, Что от его работы стал весь бледен; Увлажен взор, отчаянье в лице, Надломлен голос, и весь облик вторит Его мечте. И всё из-за чего? Из-за Гекубы! Что ему Гекуба, Что он Гекубе, чтоб о ней рыдать? Что совершил бы он, будь у него Такой же повод и подсказ для страсти, Как у меня? Залив слезами сцену, Он общий слух рассек бы грозной речью, В безумье вверг бы грешных, чистых — в ужас, Незнающих — в смятенье и сразил бы Бессилием и уши и глаза. А я, Тупой и вялодушный дурень, мямлю, Как ротозей, своей же правде чуждый, И ничего сказать не в силах; даже За короля, чья жизнь и достоянье Так гнусно сгублены. Или я трус? Кто скажет мне: «подлец»? Пробьёт башку? Клок вырвав бороды, швырнёт в лицо? Потянет за нос? Ложь забьёт мне в глотку До самых лёгких? Кто желает первый? Ха! Ей-богу, я бы снёс; ведь у меня И печень голубиная — нет желчи, Чтоб огорчаться злом; не то давно Скормил бы я всем коршунам небес Труп негодяя; хищник и подлец!

Is it not monstrous that this player here, But in a fiction, in a dream of passion, Could force his soul so to his own conceit That from her working all his visage wann'd, Tears in his eyes, distraction in's aspect, A broken voice, and his whole function suiting With forms to his conceit? and all for nothing! For Hecuba! What's Hecuba to him, or he to Hecuba, That he should weep for her? What would he do, Had he the motive and the cue for passion That I have? He would drown the stage with tears And cleave the general ear with horrid speech, Make mad the guilty and appal the free, Confound the ignorant, and amaze indeed The very faculties of eyes and ears. Yet I, A dull and muddy-mettled rascal, peak, Like John-a-dreams, unpregnant of my cause, And can say nothing; no, not for a king, Upon whose property and most dear life A damn'd defeat was made. Am I a coward? Who calls me villain? breaks my pate across? Plucks off my beard, and blows it in my face? Tweaks me by the nose? gives me the lie i' the throat, As deep as to the lungs? who does me this? Ha!'swounds, I should take it: for it cannot be But I am pigeon-liver'd and lack gall To make oppression bitter, or ere this I should have fatted all the region kites With this slave's offal: bloody, bawdy villain!

	Зрелище — петля, Чтоб заарканить совесть короля.
	… the play 's the thing Wherein I'll catch the conscience of the king.

Акт III

Сцена 1

	Король Безумье сильных требует надзора.
	Madness in great ones must not unwatch'd go.

Гамлет Напрасно вы мне верили; потому что, сколько ни прививать добродетель к нашему старому стволу, он всё-таки в нас будет сказываться; я не любил вас. Офелия Тем больше была я обманута. Гамлет Уйди в монастырь; к чему тебе плодить грешников? Сам я скорее честен; и всё же я мог бы обвинить себя в таких вещах, что лучше бы моя мать не родила меня на свет; я очень горд, мстителен, честолюбив; к моим услугам столько прегрешений, что мне не хватает мыслей, чтобы о них подумать, воображения, чтобы придать им облик, и времени, чтобы их совершить. К чему таким молодцам, как я, пресмыкаться между небом и землёй? Все мы — отпетые плуты, никому из нас не верь. Ступай в монастырь. <…> Если ты выйдешь замуж, то вот какое проклятие я тебе дам в приданое: будь ты целомудренна, как лёд, чиста, как снег, ты не избегнешь клеветы. Уходи в монастырь; прощай. Или, если уж ты непременно хочешь замуж, выходи замуж за дурака; потому что умные люди хорошо знают, каких чудовищ вы из них делаете. <…> Офелия О, что за гордый ум сражён! Вельможи, Бойца, учёного — взор, меч, язык; Цвет и надежда радостной державы, Чекан изящества, зерцало вкуса, Пример примерных — пал, пал до конца! А я, всех женщин жалче и злосчастней, Вкусившая от меда лирных клятв, Смотрю, как этот мощный ум скрежещет, Подобно треснувшим колоколам, Как этот облик юности цветущей Растерзан бредом; о, как сердцу снесть: Видав былое, видеть то, что есть! Король <…> У него в душе Уныние высиживает что-то; И я боюсь, что вылупиться может Опасность; чтоб её предотвратить, Я, быстро рассудив, решаю так: Он в Англию отправится немедля, Сбирать недополученную дань; Быть может, море, новые края И перемена зрелищ истребят То, что засело в сердце у него, Над чем так бьётся мозг, обезобразив Его совсем.

Hamlet You should not have believed me; for virtue cannot so inoculate our old stock but we shall relish of it: I loved you not. Ophelia I was the more deceived. Hamlet Get thee to a nunnery. Why wouldst thou be a breeder of sinners? I am myself indifferent honest; but yet I could accuse me of such things that it were better my mother had not borne me. I am very proud, revengeful, ambitious, with more offences at my beck than I have thoughts to put them in, imagination to give them shape, or time to act them in. What should such fellows as I do crawling between earth and heaven? We are arrant knaves all, believe none of us. Go thy ways to a nunnery. <…> If thou dost marry, I’ll give thee this plague for thy dowry. Be thou as chaste as ice, as pure as snow, thou shalt not escape calumny. Get thee to a nunnery, go: farewell. Or if thou wilt needs marry, marry a fool; for wise men know well enough what monsters you make of them. <…> Ophelia O, what a noble mind is here o'erthrown! The courtier's, soldier's, scholar's, eye, tongue, sword; The expectancy and rose of the fair state, The glass of fashion and the mould of form, The observed of all observers, quite, quite down! And I, of ladies most deject and wretched, That suck'd the honey of his music vows, Now see that noble and most sovereign reason, Like sweet bells jangled, out of tune and harsh; That unmatch'd form and feature of blown youth Blasted with ecstasy: O, woe is me, To have seen what I have seen, see what I see! King Claudius <…> There's something in his soul, O'er which his melancholy sits on brood; And I do doubt the hatch and the disclose Will be some danger: which for to prevent, I have in quick determination Thus set it down: he shall with speed to England, For the demand of our neglected tribute Haply the seas and countries different With variable objects shall expel This something-settled matter in his heart, Whereon his brains still beating puts him thus From fashion of himself.

Сцена 2

	… у меня воображенье мрачно, Как кузница Вулкана.
	… my imaginations are as foul As Vulcan's stithy.

	Ну, так пусть дьявол носит чёрное, а я буду ходить в соболях. О небо! Умереть два месяца тому назад и все ещё не быть забытым? Тогда есть надежда, что память о великом человеке может пережить его жизнь на целых полгода; но, клянусь владычицей небесной, он должен строить церкви; иначе ему грозит забвение, как коньку-скакунку, чья эпитафия: «О стыд, о стыд! Конёк-скакунок позабыт!»
	Nay then, let the devil wear black, for I'll have a suit of sables. O heavens! die two months ago, and not forgotten yet? Then there's hope a great man's memory may outlive his life half a year: but, by'r lady, he must build churches, then; or else shall he suffer not thinking on, with the hobby-horse, whose epitaph is 'For, O, for, O, the hobby-horse is forgot.'

Актёр-королева «Земля, не шли мне снеди, твердь — лучей! Исчезни, радость дня, покой ночей! Мои надежды да поглотит тьма! Да ждут меня хлеб скудный и тюрьма! Все злобное, чем радость смущена, Мои мечты да истребит до дна! И здесь и там да будет скорбь со мной, Коль, овдовев, я стану вновь женой!» <…> Гамлет Сударыня, как вам нравится эта пьеса? Королева Эта женщина слишком щедра на уверения, по-моему. Гамлет О, ведь она сдержит слово. Король Ты слышал содержание? Здесь нет ничего предосудительного? Гамлет Нет-нет; они только шутят, отравляют ради шутки; ровно ничего предосудительного. Король Как называется пьеса? Гамлет «Мышеловка». — Но в каком смысле? В переносном. Эта пьеса изображает убийство, совершенное в Вене. <…> но не все ли равно? Вашего величества и нас, у которых душа чиста, это не касается; пусть кляча брыкается, если у неё ссадина; у нас загривок не натёрт.

Player Queen Nor earth to me give food, nor heaven light! Sport and repose lock from me day and night! To desperation turn my trust and hope! An anchor's cheer in prison be my scope! Each opposite that blanks the face of joy Meet what I would have well and it destroy! Both here and hence pursue me lasting strife, If, once a widow, ever I be wife! <…> Hamlet Madam, how like you this play? Queen Gertrude The lady doth protests too much, methinks. Hamlet O, but she'll keep her word. King Claudius Have you heard the argument? Is there no offence in 't? Hamlet No, no, they do but jest, poison in jest; no offence i' the world. King Claudius What do you call the play? Hamlet The Mouse-trap. Marry, how? Tropically. This play is the image of a murder done in Vienna, <…> but what o' that? your majesty and we that have free souls, it touches us not: let the galled jade wince, our withers are unwrung.

На мне вы готовы играть; вам кажется, что мои лады вы знаете; вы хотели бы исторгнуть сердце моей тайны; вы хотели бы испытать от самой низкой моей ноты до самой вершины моего звука; а вот в этом маленьком снаряде — много музыки, отличный голос; однако вы не можете сделать так, чтобы он заговорил. Чёрт возьми, или, по-вашему, на мне легче играть, чем на дудке? Назовите меня каким угодно инструментом, — вы хоть и можете меня терзать, но играть на мне не можете.

You would play upon me; you would seem to know my stops; you would pluck out the heart of my mystery; you would sound me from my lowest note to the top of my compass: and there is much music, excellent voice, in this little organ; yet cannot you make it speak. 'Sblood, do you think I am easier to be played on than a pipe? Call me what instrument you will, though you can fret me, yet you cannot play upon me.

Сцена 4

Королева Что хочешь ты? Меня убить ты хочешь? О, помогите! Полоний (за ковром) Эй, люди! Помогите, помогите! Гамлет (обнажая шпагу) Что? Крыса? (Пронзает ковёр.) Ставлю золотой, — мертва! Полоний (за ковром) Меня убили! (Падает и умирает.) Королева Боже, что ты сделал? Гамлет Я сам не знаю; это был король? Королева Что за кровавый и шальной поступок! Гамлет Немногим хуже, чем в грехе проклятом, Убив царя, венчаться с царским братом. Королева Убив царя? Гамлет Да, мать, я так сказал. (Откидывает ковёр и обнаруживает Полония.) Ты, жалкий, суетливый шут, прощай! Я метил в высшего; прими свой жребий; Вот как опасно быть не в меру шустрым. — Рук не ломайте. Тише! Я хочу Ломать вам сердце; я его сломаю, Когда оно доступно проницанью, Когда оно проклятою привычкой Насквозь не закалилось против чувств.

Queen Gertrude What wilt thou do? thou wilt not murder me? Help, help, ho! Polonius Behind What, ho! help, help, help! Hamlet Drawing How now! a rat? Dead, for a ducat, dead! Makes a pass through the arras Polonius Behind O, I am slain! Falls and dies Queen Gertrude O me, what hast thou done? Hamlet Nay, I know not: Is it the king? Queen Gertrude O, what a rash and bloody deed is this! Hamlet A bloody deed! almost as bad, good mother, As kill a king, and marry with his brother. Queen Gertrude As kill a king! Hamlet Ay, lady, 'twas my word. Lifts up the array and discovers Polonius Thou wretched, rash, intruding fool, farewell! I took thee for thy better: take thy fortune; Thou find'st to be too busy is some danger. Leave wringing of your hands: peace! sit you down, And let me wring your heart; for so I shall, If it be made of penetrable stuff, If damned custom have not brass'd it so That it is proof and bulwark against sense.

	Королева О, довольно, Гамлет: Ты мне глаза направил прямо в душу, И в ней я вижу столько чёрных пятен, Что их ничем не вывести. Гамлет Нет, жить В гнилом поту засаленной постели, Варясь в разврате, нежась и любясь На куче грязи…
	Queen Gertrude O Hamlet, speak no more: Thou turn'st mine eyes into my very soul; And there I see such black and grained spots As will not leave their tinct. Hamlet Nay, but to live In the rank sweat of an enseamed bed, Stew'd in corruption, honeying and making love Over the nasty sty, —

Королева О милый Гамлет, ты рассёк мне сердце. Гамлет Отбросьте же дурную половину И с лучшею живите в чистоте. Покойной ночи; но не спите с дядей. Раз нет её, займите добродетель. Привычка — это чудище, что гложет Все чувства, этот дьявол — все же ангел Тем, что свершенье благородных дел Он точно так же наряжает в платье Вполне к лицу.

Queen Gertrude O Hamlet, thou hast cleft my heart in twain. Hamlet O, throw away the worser part of it, And live the purer with the other half. Good night: but go not to mine uncle's bed; Assume a virtue, if you have it not. That monster, custom, who all sense doth eat, Of habits devil, is angel yet in this, That to the use of actions fair and good He likewise gives a frock or livery, That aptly is put on.

Акт IV

Розенкранц. Вы принимаете меня за губку, мой принц? Гамлет. Да, сударь; которая впитывает благоволение короля, его щедроты, его пожалования. Но такие царедворцы служат королю лучше всего напоследок; он держит их, как обезьяна орехи, за щекой: раньше всех берёт в рот, чтобы позже всех проглотить; когда ему понадобится то, что вы скопили, ему стоит только нажать на вас — и, губка, вы снова сухи. Розенкранц. Я вас не понимаю, мой принц. Гамлет. Я этому рад; хитрая речь спит в глупом ухе. — сцена 2

Rosencrantz. Take you me for a sponge, my lord? Hamlet. Ay, sir, that soaks up the king's countenance, his rewards, his authorities. But such officers do the king best service in the end: he keeps them, like an ape, in the corner of his jaw; first mouthed, to be last swallowed: when he needs what you have gleaned, it is but squeezing you, and, sponge, you shall be dry again. Rosencrantz. I understand you not, my lord. Hamlet. I am glad of it: a knavish speech sleeps in a foolish ear.

Король. Ну что же, Гамлет, где Полоний? Гамлет. За ужином. Король. За ужином? Где? Гамлет. Не там, где он ест, а там, где его едят; у него как раз собрался некий сейм политических червей. Червь — истинный император по части пищи. Мы откармливаем всех прочих тварей, чтобы откормить себя, а себя откармливаем для червей. И жирный король и сухопарый нищий — это только разве смены, два блюда, но к одному столу; конец таков. Король. Увы, увы! Гамлет. Человек может поймать рыбу на червя, который поел короля, и поесть рыбы, которая питалась этим червем. Король. Что ты хочешь этим сказать? Гамлет. Я хочу вам только показать, как король может совершить путешествие по кишкам нищего. — сцена 3

King Claudius. Now, Hamlet, where's Polonius? Hamlet. At supper. King Claudius. At supper! where? Hamlet Not where he eats, but where he is eaten: a certain convocation of politic worms are e'en at him. Your worm is your only emperor for diet: we fat all creatures else to fat us, and we fat ourselves for maggots: your fat king and your lean beggar is but variable service, two dishes, but to one table: that's the end. King Claudius. Alas, alas! Hamlet A man may fish with the worm that hath eat of a king, and eat of the fish that hath fed of that worm. King Claudius What dost you mean by this? Hamlet Nothing but to show you how a king may go a progress through the guts of a beggar.

Сцена 4

Гамлет Скажите, сударь мой, чьё это войско? Капитан Норвежца, сударь. Гамлет Куда оно идёт, спросить дозвольте? Капитан Оно идёт на Польшу. <…> Гамлет На всю ли Польшу вы идёте, сударь, Иль на какую-либо из окраин? Капитан Сказать по правде и без добавлений, Нам хочется забрать клочок земли, Который только и богат названьем. За пять дукатов я его не взял бы В аренду. И Поляк или Норвежец На нём навряд ли больше наживут. Гамлет Так за него Поляк не станет драться. Капитан Там ждут войска. Гамлет Две тысячи людей И двадцать тысяч золотых не могут Уладить спор об этом пустяке! Вот он, гнойник довольства и покоя: Прорвавшись внутрь, он не даёт понять, Откуда смерть.

Hamlet Good sir, whose powers are these? Captain They are of Norway, sir. Hamlet How purposed, sir, I pray you? Captain Against some part of Poland. <…> Hamlet Goes it against the main of Poland, sir, Or for some frontier? Captain Truly to speak, and with no addition, We go to gain a little patch of ground That hath in it no profit but the name. To pay five ducats, five, I would not farm it; Nor will it yield to Norway or the Pole A ranker rate, should it be sold in fee. Hamlet Why, then the Polack never will defend it. Captain Yes, it is already garrison'd. Hamlet Two thousand souls and twenty thousand ducats Will not debate the question of this straw: This is the imposthume of much wealth and peace, That inward breaks, and shows no cause without Why the man dies.

Как всё кругом меня изобличает И вялую мою торопит месть! Что человек, когда он занят только Сном и едой? Животное, не больше. Тот, кто нас создал с мыслью столь обширной, Глядящей и вперёд и вспять, вложил в нас Не для того богоподобный разум, Чтоб праздно плесневел он. То ли это Забвенье скотское, иль жалкий навык Раздумывать чрезмерно об исходе, — Мысль, где на долю мудрости всегда Три доли трусости…

How all occasions do inform against me, And spur my dull revenge! What is a man, If his chief good and market of his time Be but to sleep and feed? a beast, no more. Sure, he that made us with such large discourse, Looking before and after, gave us not That capability and god-like reason To fust in us unused. Now, whether it be Bestial oblivion, or some craven scruple Of thinking too precisely on the event, A thought which, quarter'd, hath but one part wisdom And ever three parts coward…

Сцена 5

	Цветик над могилой; Он в неё сошёл навек, Не оплакан милой.
	Larded with sweet flowers Which bewept to the grave did go With true-love showers.

	Господи, мы знаем, кто мы такие, но не знаем, чем можем стать.
	Lord, we know what we are, but know not what we may be.

	… я бы вам дала фиалок, но они все увяли, когда умер мой отец; говорят, он умер хорошо.
	… I would give you some violets, but they withered all when my father died: they say he made a good end…

Сцена 7

	Король Принц возвратился; чем же ты докажешь, Что ты и впрямь сын твоего отца? Лаэрт Ему я в церкви перережу горло. Король Да, для убийства нет святой защиты, И месть преград не знает.
	King Claudius Hamlet comes back: what would you undertake, To show yourself your father's son in deed More than in words? Laertes To cut his throat i' the church. King Claudius No place, indeed, should murder sanctuarize; Revenge should have no bounds.

Лаэрт Как! Утонула? Где? Королева Есть ива над потоком, что склоняет Седые листья к зеркалу волны; Туда она пришла, сплетя в гирлянды Крапиву, лютик, ирис, орхидеи, — <…> Для скромных дев они — персты умерших: Она старалась по ветвям развесить Свои венки; коварный сук сломался, И травы и она сама упали В рыдающий поток. Её одежды, Раскинувшись, несли её, как нимфу; Она меж тем обрывки песен пела, Как если бы не чуяла беды Или была созданием, рождённым В стихии вод; так длиться не могло, И одеянья, тяжело упившись, Несчастную от звуков увлекли В трясину смерти. <…> Лаэрт Офелия, тебе довольно влаги, И слёзы я сдержу; однако все же Мы таковы: природа чтит обычай Назло стыду; излив печаль, я стану Опять мужчиной.

Laertes Drown'd! O, where? Queen Gertrude There is a willow grows aslant a brook, That shows his hoar leaves in the glassy stream; There with fantastic garlands did she come Of crow-flowers, nettles, daisies, and long purples That liberal shepherds give a grosser name, But our cold maids do dead men's fingers call them: There, on the pendent boughs her coronet weeds Clambering to hang, an envious sliver broke; When down her weedy trophies and herself Fell in the weeping brook. Her clothes spread wide; And, mermaid-like, awhile they bore her up: Which time she chanted snatches of old tunes; As one incapable of her own distress, Or like a creature native and indued Unto that element: but long it could not be Till that her garments, heavy with their drink, Pull'd the poor wretch from her melodious lay To muddy death. <…> Laertes Too much of water hast thou, poor Ophelia, And therefore I forbid my tears: but yet It is our trick; nature her custom holds, Let shame say what it will: when these are gone, The woman will be out.

Акт V

Сцена 1

Первый могильщик. Нет стариннее дворян, чем садовники, землекопы и могильщики; они продолжают ремесло Адама. Второй могильщик. А он был дворянин? Первый могильщик. Он первый из всех ходил вооружённый. Второй могильщик. Да у него не было оружия. Первый могильщик. Да ты кто? Язычник, что ли? Как ты понимаешь писание? В писании сказано: «Адам копал»; как бы он копал, ничем для этого не вооружась? Я тебе ещё вопрос задам: если ты ответишь невпопад, то покайся… Второй могильщик. Ну, валяй. Первый могильщик. Кто строит прочнее каменщика, судостроителя и плотника? Второй могильщик. Виселичный мастер; потому что это сооружение переживет тысячу постояльцев. Первый могильщик. Твоё словцо мне нравится, скажу по правде; виселица — это хорошо; но только как это хорошо? Это хорошо для тех, кто поступает дурно; а ты вот поступаешь дурно, говоря, что виселица построена прочнее, нежели церковь; отсюда эрго: виселица была бы хороша для тебя.

First Clown There is no ancient gentleman but gardeners, ditchers, and grave-makers: they hold up Adam's profession. Second Clown Was he a gentleman? First Clown A' was the first that ever bore arms. Second Clown Why, he had none. First Clown What, art a heathen? How dost thou understand the Scripture? The Scripture says 'Adam digged:' could he dig without arms? I'll put another question to thee: if thou answerest me not to the purpose, confess thyself— Second Clown Go to. First Clown What is he that builds stronger than either the mason, the shipwright, or the carpenter? Second Clown The gallows-maker; for that frame outlives a thousand tenants. First Clown I like thy wit well, in good faith: the gallows does well; but how does it well? it does well to those that do ill: now thou dost ill to say the gallows is built stronger than the church: argal, the gallows may do well to thee.

	Гамлет. Вот как, почему же [Гамлета] послали в Англию? Первый могильщик. Да потому, что он сошёл с ума, там он придёт в рассудок; а если и не придёт, так там это не важно. Гамлет. Почему? Первый могильщик. Там в нём этого не заметят, там все такие же сумасшедшие, как он сам.
	Hamlet Ay, marry, why was he sent into England? First Clown Why, because he was mad: he shall recover his wits there; or, if he do not, it's no great matter there. Hamlet Why? First Clown 'Twill, a not be seen in him there; there the men are as mad as he.

	(Берёт череп.) Увы, бедный Йорик! <…> Ничего не осталось, чтобы подтрунить над собственной ужимкой? Совсем отвисла челюсть? Ступай теперь в комнату к какой-нибудь даме и скажи ей, что, хотя бы она накрасилась на целый дюйм, она всё равно кончит таким лицом; посмеши её этим.
	Takes the skull Alas, poor Yorick! <…> Not one now, to mock your own grinning? quite chap-fallen? Now get you to my lady's chamber, and tell her, let her paint an inch thick, to this favour she must come; make her laugh at that.

	На какую низменную потребу можем мы пойти, Горацио! Почему бы воображению не проследить благородный прах Александра, пока оно не найдёт его затыкающим бочечную дыру? <…> Державный Цезарь, обращённый в тлен, Пошёл, быть может, на обмазку стен. Персть, целый мир страшившая вокруг, Платает щели против зимних вьюг!
	To what base uses we may return, Horatio! Why may not imagination trace the noble dust of Alexander, till he find it stopping a bung-hole? <…> Imperious Caesar, dead and turn'd to clay, Might stop a hole to keep the wind away: O, that that earth, which kept the world in awe, Should patch a wall to expel the winter flaw!

Лаэрт Опускайте гроб. И пусть из этой непорочной плоти Взрастут фиалки! — Слушай, чёрствый пастырь, Моя сестра творца величить будет, Когда ты в муке взвоешь. Гамлет Как! Офелия? Королева (бросая цветы) Красивые — красивой. Спи, дитя! Я думала назвать тебя невесткой И брачную постель твою убрать, А не могилу. Лаэрт Тридцать бед трёхкратных Да поразят проклятую главу Того, кто у тебя злодейски отнял Высокий разум! — Придержите землю, В последний раз обнять её хочу. (Соскакивает в могилу.) Теперь засыпьте мёртвую с живым Так, чтобы выросла гора, превысив И Пелион и синего Олимпа Небесное чело. Гамлет (выступая вперёд) Кто тот, чьё горе Так выразительно; чья скорбь взывает К блуждающим светилам, и они, Остановясь, внимают с изумленьем? Я, Гамлет Датчанин. (Соскакивает в могилу.) Лаэрт Иди ты к чёрту! (Схватывается с ним.) Гамлет Плоха твоя молитва. <…> Да, я за это биться с ним готов, Пока навек ресницы не сомкнутся. Королева За что же это, сын мой? Гамлет Её любил я; сорок тысяч братьев Всем множеством своей любви со мною Не уравнялись бы. — Что для неё Ты сделаешь? Король Лаэрт, ведь он безумен. Королева Оставьте, ради бога! Гамлет Нет, покажи мне, что готов ты сделать: Рыдать? Терзаться? Биться? Голодать? Напиться уксусу? Съесть крокодила? Я тоже. Ты пришёл сюда, чтоб хныкать? Чтоб мне назло в могилу соскочить? Заройся с нею заживо, — я тоже. Ты пел про горы; пусть на нас навалят Мильоны десятин, чтоб эта глыба Спалила темя в знойной зоне, Оссу Сравнив с прыщом! Нет, если хочешь хвастать, Я хвастаю не хуже. Королева Это бред; Как только этот приступ отбушует, В нём тотчас же спокойно, как голубка Над золотой четой птенцов, поникнет Крылами тишина. Гамлет Скажите, сударь. Зачем вы так обходитесь со мной? И вас всегда любил. — Но всё равно; Хотя бы Геркулес весь мир разнёс, А кот мяучит, и гуляет пёс. (Уходит.)

Laertes Lay her i' the earth: And from her fair and unpolluted flesh May violets spring! I tell thee, churlish priest, A ministering angel shall my sister be, When thou liest howling. Hamlet What, the fair Ophelia! Queen Gertrude Sweets to the sweet: farewell! Scattering flowers I hoped thou shouldst have been my Hamlet's wife; I thought thy bride-bed to have deck'd, sweet maid, And not have strew'd thy grave. Laertes O, treble woe Fall ten times treble on that cursed head, Whose wicked deed thy most ingenious sense Deprived thee of! Hold off the earth awhile, Till I have caught her once more in mine arms: Leaps into the grave Now pile your dust upon the quick and dead, Till of this flat a mountain you have made, To o'ertop old Pelion, or the skyish head Of blue Olympus. Hamlet Advancing What is he whose grief Bears such an emphasis? whose phrase of sorrow Conjures the wandering stars, and makes them stand Like wonder-wounded hearers? This is I, Hamlet the Dane. Leaps into the grave Laertes The devil take thy soul! Prince Hamlet and Laertes fight in grave, by Delacroix. Grappling with him Hamlet Thou pray'st not well. <…> Why, I will fight with him upon this theme Until my eyelids will no longer wag. Queen Gertrude O my son, what theme? Hamlet I loved Ophelia: forty thousand brothers Could not, with all their quantity of love, Make up my sum. What wilt thou do for her? King Claudius O, he is mad, Laertes. Queen Gertrude For love of God, forbear him. Hamlet 'Swounds, show me what thou'lt do: Woo't weep? woo't fight? woo't fast? woo't tear thyself? Woo't drink up eisel? eat a crocodile? I'll do't. Dost thou come here to whine? To outface me with leaping in her grave? Be buried quick with her, and so will I: And, if thou prate of mountains, let them throw Millions of acres on us, till our ground, Singeing his pate against the burning zone, Make Ossa like a wart! Nay, an thou'lt mouth, I'll rant as well as thou. Queen Gertrude This is mere madness: And thus awhile the fit will work on him; Anon, as patient as the female dove, When that her golden couplets are disclosed, His silence will sit drooping. Hamlet Hear you, sir; What is the reason that you use me thus? I loved you ever: but it is no matter; Let Hercules himself do what he may, The cat will mew and dog will have his day. Exit

Сцена 2

	Хвала внезапности: нас безрассудство Иной раз выручает там, где гибнет Глубокий замысел; то божество Намерения наши довершает, Хотя бы ум наметил и не так…
	And praised be rashness for it, let us know, Our indiscretion sometimes serves us well, When our deep plots do pall: and that should teach us There's a divinity that shapes our ends, Rough-hew them how we will…

	Не долг ли мой — тому, кто погубил Честь матери моей и жизнь отца, Стал меж избраньем и моей надеждой, С таким коварством удочку закинул Мне самому, — не правое ли дело Воздать, ему вот этою рукой? И не проклятье ль — этому червю Давать кормиться нашею природой?
	Does it not, think'st thee, stand me now upon— He that hath kill'd my king and whored my mother, Popp'd in between the election and my hopes, Thrown out his angle for my proper life, And with such cozenage—is't not perfect conscience, To quit him with this arm? and is't not to be damn'd, To let this canker of our nature come In further evil?

	Жизнь человека — это молвить: «Раз».
	A man's life's no more than to say 'One.'

Горацио Побежала пигалица со скорлупкой на макушке. Гамлет Он любезничал с материнской грудью, прежде чем её пососать. Таким вот образом, как и многие другие из этой же стаи, которых, я знаю, обожает наш пустой век, он перенял всего лишь современную погудку и внешние приёмы обхождения; некую пенистую смесь, с помощью которой они выражают самые нелепые и вымученные мысли; а стоит на них дунуть ради опыта — пузырей и нет.

Horatio This lapwing runs away with the shell on his head. Hamlet He did comply with his dug, before he sucked it. Thus has he—and many more of the same bevy that I know the dressy age dotes on—only got the tune of the time and outward habit of encounter; a kind of yesty collection, which carries them through and through the most fond and winnowed opinions; and do but blow them to their trial, the bubbles are out.

	… нас не страшат предвестия, и в гибели воробья есть особый промысел. Если теперь, так, значит, не потом; если не потом, так, значит, теперь; если не теперь, то всё равно когда-нибудь; готовность — это всё. Раз то, с чем мы расстаёмся, принадлежит не нам, так не всё ли равно — расстаться рано?
	… we defy augury. There’s a special providence in the fall of a sparrow. If it be now, ’tis not to come; if it be not to come, it will be now; if it be not now, yet it will come. The readiness is all. Since no man has aught of what he leaves, what is’t to leave betimes?

	Гамлет Я умираю; Могучий яд затмил мой дух; из Англии Вестей мне не узнать. Но предрекаю: Избрание падёт на Фортинбраса; Мой голос умирающий — ему; Так ты ему скажи и всех событий Открой причину. Дальше — тишина. (Умирает.) Горацио Почил высокий дух. — см. комментарий А. Аникста в статье о Гамлете
	Hamlet O, I die, Horatio; The potent poison quite o'er-crows my spirit: I cannot live to hear the news from England; But I do prophesy the election lights On Fortinbras: he has my dying voice; So tell him, with the occurrents, more and less, Which have solicited. The rest is silence. Dies Horatio Now cracks a noble heart.

Перевод Б. Л. Пастернака

Акт I

Я жизнь свою в булавку не ценю. А чем он для души моей опасен, Когда она бессмертна, как и он? — сцена 4

Марцелл. Какая-то в державе датской гниль. — сцена 4

Сцена 1

Марцелл Горацио считает это все Игрой воображенья и не верит В наш призрак, дважды виденный подряд. Вот я и предложил ему побыть На страже с нами нынешнею ночью И, если дух покажется опять, Проверить это и заговорить с ним. Горацио Да, так он вам и явится! Бернардо Присядем, И разрешите штурмовать ваш слух, Столь укрепленный против нас, рассказом О виденном.

Горацио … месяц, На чьём влиянье зиждет власть Нептун, Был болен тьмой, как в светопреставленье…

Сцена 1

Король Ну, как наш Гамлет, близкий сердцу сын? Гамлет (в сторону) И даже слишком близкий, к сожаленью.

О, если б ты, моя тугая плоть, Могла растаять, сгинуть, испариться! <…> О мерзость! Как невыполотый сад, Дай волю травам, зарастет бурьяном. С такой же безраздельностью весь мир Заполонили грубые начала. Как это все могло произойти? Два месяца, как умер… Двух не будет. Такой король! Как светлый Аполлон В сравнении с сатиром. Так ревниво Любивший мать, что ветрам не давал Дышать в лицо ей. О земля и небо! Что поминать! Она к нему влеклась, Как будто голод рос от утоленья. И что ж, чрез месяц… Лучше не вникать! О женщины, вам имя — вероломство! Нет месяца! И целы башмаки, В которых гроб отца сопровождала В слезах, как Ниобея. И она… О боже, зверь, лишённый разуменья, Томился б дольше! — замужем! За кем! За дядею, который схож с покойным, Как я с Гераклом. В месяц с небольшим! Ещё от соли лицемерных слез У ней на веках краснота не спала! Нет, не видать от этого добра! Разбейся, сердце, молча затаимся.

Сцена 3

Лаэрт А Гамлета ухаживанья — вздор. Считай их блажью, шалостями крови, Фиалкою, расцветшей в холода, Недолго радующей, обреченной, Благоуханьем мига и того Не более. <…> Рост жизни не в одном развитье мышц. По мере роста тела в нём, как в храме, Растет служенье духа и ума. Пусть любит он сейчас без задних мыслей, Ничем ещё не запятнавши чувств. Подумай, кто он, и проникнись страхом. По званью он себе не господин. Он сам в плену у своего рожденья. <…> Поэтому пойми, каким огнём Играешь ты, терпя его признанья, И сколько примешь горя и стыда, Когда ему поддашься и уступишь. Страшись, сестра; Офелия, страшись, Остерегайся, как чумы, влеченья, На выстрел от взаимности беги. Уже и то нескромно, если месяц На девушку засмотрится в окно. Оклеветать нетрудно добродетель. Червь бьёт всего прожорливей ростки, Когда на них ещё не вскрылись почки, И ранним утром жизни, по росе, Особенно прилипчивы болезни. Пока наш нрав не искушен и юн, Застенчивость — наш лучший опекун. Офелия Я смысл ученья твоего поставлю Хранителем души. Но, милый брат, Не поступай со мной, как лживый пастырь, Который хвалит нам тернистый путь На небеса, а сам, вразрез советам, Повесничает на стезях греха И не краснеет.

Сцена 5

Призрак Змея — убийца твоего отца В его короне. Гамлет О, мои прозренья! Мой дядя? Призрак Да. Кровосмеситель и прелюбодей, Врождённым даром хитрости и лести (Будь прокляты дары, когда от них Такой соблазн!) увлекший королеву К постыдному сожительству с собой. Какое здесь паденье было, Гамлет! От возвышающей моей любви, Все годы шедшей об руку с обетом, Ей данным при венчанье, — к существу, Чьи качества природные ничтожны Перед моими! Но так же, как не дрогнет добродетель, Каких бы чар ни напускал разврат, Так похоть даже в ангельских объятьях Пресытится блаженством и начнёт Жрать падаль… Но тише! Ветром утренним пахнуло. Потороплюсь. Когда я спал в саду В своё послеобеденное время, В мой уголок прокрался дядя твой С проклятым соком белены во фляге И мне в ушную полость влил настой, Чье действие в таком раздоре с кровью, Что мигом обегает, словно ртуть, Все внутренние переходы тела, Створаживая кровь, как молоко, С которым каплю уксуса смешали. Так было и с моей. Сплошной лишай Покрыл мгновенно пакостной и гнойной Коростой, как у Лазаря, кругом Всю кожу мне. Так был рукою брата я во сне Лишен короны, жизни, королевы; Так был подрезан в цвете грешных дней, Не причащен и миром не помазан; Так послан второпях на страшный суд Со всеми преступленьями на шее. О ужас! — сцена 5

Гамлет Нет в Дании такого негодяя, Который дрянью не был бы притом. Горацио Нет надобности в духах из могилы Для истин вроде этой.

Призрак (из-под сцены) Клянитесь! Гамлет Ты, старый крот? Как скор ты под землёй! Уж подкопался? Переменим место. Горацио О день и ночь! Вот это чудеса! Гамлет Как к чудесам, вы к ним и отнеситесь. Гораций, много в мире есть того, Что вашей философии не снилось.

Акт II

Офелия … я шила. Входит Гамлет, Без шляпы, безрукавка пополам, Чулки до пяток, в пятнах, без подвязок, Трясется так, что слышно, как стучит Коленка о коленку, так растерян, Как будто был в аду и прибежал Порассказать об ужасах геенны. Полоний От страсти обезумел? — сцена 1

Сцена 2

Полоний. Вы меня знаете, милорд? Гамлет. Отлично. Вы рыбный торговец. Полоний. Нет, что вы, милорд! Гамлет. Тогда не мешало б вам быть таким же честным. Полоний. Честным, милорд? Гамлет. Да, сэр. Быть честным — по нашим временам значит быть единственным из десяти тысяч. <…> Что и говорить, если даже такое божество, как солнце, плодит червей, лаская лучами падаль… Есть у вас дочь? Полоний. Есть, милорд. Гамлет. Не пускайте её на солнце. Не зевайте, приятель. <…> Полоний. Что читаете, милорд? Гамлет. Слова, слова, слова…

… сами вы, милостивый государь, когда-нибудь состаритесь, как я, ежели, подобно раку, будете пятиться задом. — Полонию

Гамлет. Ну, как дела, ребята? Розенкранц. Как у любого из сынов земли. Гильденстерн. По счастью, наше счастье не чрезмерно: Мы не верхи на колпаке Фортуны. Гамлет. Но также не низы её подошв? Розенкранц. Ни то, ни это, принц. Гамлет. Ну что же, превосходно. Однако что нового? Розенкранц. Ничего, принц, кроме того, что в мире завелась совесть. Гамлет. Значит, скоро конец света. Впрочем, у вас ложные сведения.

Гамлет. Дания — тюрьма. Розенкранц. Тогда весь мир — тюрьма. Гамлет. И притом образцовая, со множеством арестантских, темниц и подземелий, из которых Дания — наихудшее. Розенкранц. Мы не согласны, принц. Гамлет. Значит, для вас она не тюрьма, ибо сами по себе вещи не бывают ни хорошими, ни дурными, а только в нашей оценке. Для меня она тюрьма. Розенкранц. Значит, тюрьмой делает её ваше честолюбие. Вашим требованиям тесно в ней. Гамлет. О боже! Заключите меня в скорлупу ореха, и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности. Если бы только не мои дурные сны! Гильденстерн. А сны и приходят из честолюбия. Честолюбец живёт несуществующим. Он питается тем, что возомнит о себе и себе припишет. Он тень своих снов, отражение своих выдумок. Гамлет. Сон — сам по себе только тень. Розенкранц. В том-то и дело. Таким образом, вы видите, как невесомо и бесплотно честолюбие. Оно даже и не тень вещи, а всего лишь тень тени. Гамлет. Итак, нищие реальны, а монархи и раздутые герои тени нищих.

Недавно, не знаю почему, я потерял всю свою весёлость и привычку к занятиям. Мне так не по себе, что этот цветник мирозданья, земля, кажется мне бесплодною скалою, а этот необъятный шатёр воздуха с неприступно вознесшейся твердью, этот, видите ли, царственный свод, выложенный золотою искрой, на мой взгляд — просто-напросто скопление вонючих и вредных паров. Какое чудо природы человек! Как благородно рассуждает! С какими безграничными способностями! Как точен и поразителен по складу и движеньям! Поступками как близок к ангелам! Почти равен богу — разуменьем! Краса вселенной! Венец всего живущего! А что мне эта квинтэссенция праха? Мужчины не занимают меня и женщины тоже…

Я помешан только в норд-норд-вест. При южном ветре я ещё отличу сокола от цапли.

Помнится, раз ты читал мне один отрывок; <…> это была великолепная пьеса <…>. Помнится, возражали, что стихам недостаёт пряности, а язык не обнаруживает в авторе приподнятости, но находили работу добросовестной, с чертами здоровья и основательности, приятными без прикрас.

Не страшно ль, что актёр проезжий этот В фантазии для сочинённых чувств, Так подчинил мечте своё сознанье, Что сходит кровь со щёк его, глаза Туманят слёзы, замирает голос И облик каждой складкой говорит, Что он живёт! А для чего в итоге? Из-за Гекубы! Что он Гекубе? Что ему Гекуба? А он рыдает. Что б он натворил, Будь у него такой же повод к мести, Как у меня? Он сцену б утопил В потоке слёз, и оглушил бы речью, И свёл бы виноватого с ума, Потряс бы правого, смутил невежду И изумил бы зрение и слух. А я, Тупой и жалкий выродок, слоняюсь В сонливой лени и ни о себе Не заикнусь, ни пальцем не ударю Для короля, чью жизнь и власть смели Так подло. Что ж, я трус? Кому угодно Сказать мне дерзость? Дать мне тумака? Развязно ущипнуть за подбородок? Взять за нос? Обозвать меня лжецом Заведомо безвинно? Кто охотник? Смелее! В полученье распишусь. Не желчь в моей печенке голубиной, Позор не злит меня, а то б давно Я выкинул стервятникам на сало Труп изверга. Блудливый шарлатан!

Я это представленье и задумал, Чтоб совесть короля на нём суметь Намеками, как на крючок, поддеть.

Акт III

Сцена 1

Король Влиятельных безумцев шлют в тюрьму.

Гамлет А не надо было верить. Сколько ни прививай нам добродетели, грешного духа из нас не выкурить. Я не любил вас. Офелия Тем больней я обманулась! Гамлет Ступай в монастырь. К чему плодить грешников? Сам я — сносной нравственности. Но и у меня столько всего, чем попрекнуть себя, что лучше бы моя мать не рожала меня. Я очень горд, мстителен, самолюбив. И в моем распоряжении больше гадостей, чем мыслей, чтобы эти гадости обдумать, фантазии, чтобы облечь их в плоть, и времени, чтоб их исполнить. Какого дьявола люди вроде меня толкутся меж небом и землею? Все мы кругом обманщики. Не верь никому из нас. Ступай добром в монастырь. <…> Если пойдёшь замуж, вот проклятье тебе в приданое. Будь непорочна, как лёд, и чиста, как снег, — не уйти тебе от напраслины. Затворись в обители, говорю тебе. Иди с миром. А если тебе непременно надо мужа, выходи за глупого: слишком уж хорошо знают умные, каких чудищ вы из них делаете. <…> Офелия Какого обаянья ум погиб! Соединенье знанья, красноречья И доблести, наш праздник, цвет надежд, Законодатель вкусов и приличий, Их зеркало… всё вдребезги. Всё, всё… А я? Кто я, беднейшая из женщин, С недавним мёдом клятв его в душе, Теперь, когда могучий этот разум, Как колокол надбитый, дребезжит, А юношеский облик бесподобный Изборожден безумьем! Боже мой! Куда все скрылось? Что передо мной? Король <…> Он не то лелеет По темным уголкам своей души, Высиживая что-то поопасней. Чтоб вовремя беду предотвратить, Пришёл я к следующему решенью: Он в Англию немедля отплывёт Для сбора недовыплаченной дани. Быть может, море, новые края И люди выбьют у него из сердца То, что сидит там и над чем он сам Ломает голову до отупенья.

Сцена 2

… в мыслях у меня Такой же чад, как в кузнице Вулкана.

Ну, тогда к дьяволу траур! Буду ходить в соболях. Силы, небесные! Умер назад два месяца и всё ещё не забыт! Тогда есть надежда, что память о великом человеке переживет его на полгода. Но только пусть жертвует на построение храмов, а то никто не вспомнит о нём, как о деревянной лошадке, у которой на могиле надпись: «Где ноги, где копыта. Заброшена, забыта».

Королева на сцене Померкни свет, погибни урожай! И день и ночь покою я не знай! Отчаянье заволоки мой взор! Будь жизнью мне отшельницы затвор! Недобрый вихрь развей в небытии Мои надежды и мечты мои! Малейший шаг ввергай меня в беду, Когда, вдова, я замуж вновь пойду! <…> Гамлет Сударыня, как вам нравится пьеса? Королева По-моему, леди слишком много обещает. Гамлет О, но она сдержит слово! Король Вы знаете содержание? В нём нет ничего предосудительного? Гамлет Нет, нет. Всё это в шутку, отравление в шутку. Ровно ничего предосудительного. Король Как название пьесы? Гамлет «Мышеловка». Но в каком смысле? В фигуральном. Пьеса изображает убийство, совершенное в Вене. <…> Но нам-то что до того? Вашего величества и нас, с нашей чистой совестью, это не касается. Пусть кляча лягается, если у неё зашиблены задние ноги. Наши кости в порядке.

Вы собираетесь играть на мне. Вы приписываете себе знание моих клапанов. Вы уверены, что выжмете из меня голос моей тайны. Вы воображаете, будто все мои ноты снизу доверху вам открыты. А эта маленькая вещица нарочно приспособлена для игры, у неё чудный тон, и тем не менее вы не можете заставить её говорить. Что ж вы думаете, со мной это легче, чем с флейтой? Объявите меня каким угодно инструментом, вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя.

Сцена 4

Королева Что ты задумал? Он меня заколет! Не подходи! Спасите! Полоний (за ковром) Стража! Эй! Гамлет (обнажая шпагу) Ах так? Тут крысы? На пари — готово. (Протыкает ковер.) Полоний (за ковром) Убит! (Падает и умирает.) Королева Что ты наделал! Гамлет Разве там Стоял король? Королева Как ты жесток! Какое злодеянье! Гамлет Не больше, чем убийство короля И обрученье с братом мужа, леди. Королева Убийство короля? Гамлет Да, леди, да. (Откидывает ковёр и обнаруживает Полония.) Прощай, вертлявый, глупый хлопотун! Тебя я спутал с кем-то поважнее. Ты видишь, суетливость не к добру. А вы садитесь. Рук ломать не надо. Я сердце вам сломаю, если все ж Оно из бьющегося матерьяла И пагубные навыки не сплошь Его от жизни в бронзу заковали.

Королева Гамлет, перестань! Ты повернул глаза зрачками в душу, А там повсюду пятна черноты, И их ничем не смыть! Гамлет Валяться в сале Продавленной кровати, утопать В испарине порока, любоваться Своим паденьем…

Королева Ах, Гамлет, сердце рвётся пополам! Гамлет Вот и расстаньтесь с худшей половиной, Чтоб лучшею потом тем чище жить. Спокойной ночи. Не ходите к дяде. Взамен отсутствующего стыда Усвойте выдуманную стыдливость. Она привьётся. В маске доброты Вы скоро сами пристраститесь к благу. Повторность изменяет лик вещей.

Акт IV

Розенкранц. Вы меня сравниваете с губкою, принц? Гамлет. Да, вас. С губкою, живущей соками царских милостей. Но на поверку это его лучшие слуги. Король закладывает их за щеку, как обезьяна. Суёт в рот первыми, а проглатывает последними. Понадобится то, чего вы насосались, — он взял выдавил вас, и снова вы сухи для новой службы. Розенкранц. Я вас не понимаю, принц. Гамлет. Это меня радует. В уме нечутком не место шуткам. — сцена 2

Король. Гамлет, где Полоний? Гамлет. На ужине. Король. На ужине? На каком? Гамлет. На таком, где ужинает не он, а едят его самого. Сейчас за него уселся синклит червей со всей земли. Червь, что ни говори, единственный столп всякого истинного порядка. Мы откармливаем всякую живность себе в пищу и откармливаем себя в пищу червям. Возьмёте ли толстяка-короля или худобу-горемыку — это только два блюда к столу, два кушанья, а суть одна. Король. Увы! Увы! Гамлет. Можно вытащить рыбу на червяка, пообедавшего королём, и пообедать рыбой, которая проглотила этого червяка. Король. Что ты хочешь этим сказать? Гамлет. Ничего, кроме того, что король может совершать круговые объезды по кишкам нищего. — сцена 3

Сцена 4

Гамлет Чьё это войско? Капитан Армия норвежцев. Гамлет Куда поход? Капитан На Польшу. <…> Гамлет Вы движетесь к границе или внутрь? Капитан Сказать по правде, мы идем отторгнуть Местечко, не заметное ничем. Лишь званье, что земля. Пяти дукатов Я б не дал за участок, да и тех Не выручить Норвегии и Польше, Отдай они в аренду этот клад. Гамлет Какой полякам смысл в его защите? Капитан Туда уж стянут сильный гарнизон. Гамлет Двух тысяч душ, десятков тысяч денег Не жалко за какой-то сена клок! Так в годы внешнего благополучья Довольство наше постигает смерть От внутреннего кровоизлиянья.

Всё мне уликой служит, все торопит Ускорить месть. Что значит человек, Когда его заветные желанья — Еда да сон? Животное — и всё. Наверно, тот, кто создал нас с понятьем О будущем и прошлом, дивный дар Вложил не с тем, чтоб разум гнил без пользы. Что тут виной? Забывчивость скота Или привычка разбирать поступки До мелочей? Такой разбор всегда На четверть — мысль, а на три прочих — трусость.

Сцена 5

Белый саван, белых роз Деревцо в цвету, И лицо поднять от слёз Мне невмоготу.

Вот и знай после этого, что нас ожидает.

Я б хотела дать вам фиалок, но все они завяли, когда умер мой отец. Говорят, у него был лёгкий конец.

Сцена 7

Король Возвратился Гамлет. Лаэрт, скажите, чем, помимо слов, Докажете вы связь с отцом на деле? Лаэрт Увижу в церкви — глотку перерву. Король Конечно, для убийцы нет святыни И месть границ не знает.

Лаэрт Как, утонула? Где? Не может быть! Королева Над речкой ива свесила седую Листву в поток. Сюда она пришла Гирлянды плесть из лютика, крапивы, Купав и цвета с красным хохолком, <…> А девушки — ногтями мертвеца. Ей травами увить хотелось иву, Взялась за сук, а он и подломись, И, как была, с копной цветных трофеев, Она в поток обрушилась. Сперва Её держало платье, раздуваясь, И, как русалку, поверху несло. Она из старых песен что-то пела, Как бы не ведая своей беды Или как существо речной породы. Но долго это длиться не могло, И вымокшее платье потащило Её от песен старины на дно, В муть смерти. <…> Лаэрт Офелия, довольно вкруг тебя Воды, чтоб доливать её слезами. Но как сдержать их? Несмотря на стыд, Природа льёт их. Ими вон исходит Всё бабье в нас.

Акт V

Сцена 1

Первый могильщик. А насчёт дворян — нет стариннее, чем садовники, землекопы и могильщики. Их звание — от самого Адама. Второй могильщик. Разве он был дворянин? Первый могильщик. Он первый носил ручное оружие. Второй могильщик. Полно молоть, ничего он не носил. Первый могильщик. Да ты язычник, что ли? Как ты понимаешь священное писание? В писании сказано: «Адам копал землю». Что ж, он копал её голыми руками? Ну вот тебе ещё вопрос. Только ты отвечай впопад, а то смотри… Второй могильщик. Валяй, спрашивай. Первый могильщик. Кто строит крепче каменщика, корабельного мастера и плотника? Второй могильщик. Строитель виселиц. Виселица переживает всех попавших на неё. Первый могильщик. Ей-богу, умница! Виселица — это хорошо. Но только смотря для кого. Хорошо для того, чьё дело плохо. Ты сказал плохо, будто виселица крепче церкви. Вот виселица для тебя и хороша.

Гамлет. Вот те на! Зачем же его послали в Англию? Первый могильщик. Как это — зачем? За умом и послали. Пускай поправит мозги. А не поправит, так там и это не беда. Гамлет. То есть как это? Первый могильщик. А так, что там никто не заметит. Там все такие сумасшедшие.

Бедный Йорик! <…> Ничего в запасе, чтоб позубоскалить над собственной беззубостью? Полное расслабление? Ну-ка, ступай в будуар великосветской женщины и скажи ей, какою она сделается когда-нибудь, несмотря на румяна в дюйм толщиною. Попробуй рассмешить её этим предсказанием.

До какого убожества можно опуститься, Горацио! Что мешает вообразить судьбу Александрова праха шаг за шагом, вплоть до последнего, когда он идёт на затычку пивной бочки? <…> Истлевшим Цезарем от стужи Заделывают дом снаружи. Пред кем весь мир лежал в пыли, Торчит затычкою в щели.

Лаэрт Опускайте гроб! Пусть из её неосквернённой плоти Взрастут фиалки! — Помни, грубый поп: Сестра на небе ангелом зареет, Когда ты в корчах взвоешь. Гамлет То есть как; Офелия?! Королева (разбрасывая цветы) Нежнейшее — нежнейшей. Спи с миром! Я тебя мечтала в дом Ввести женою Гамлета. Мечтала Покрыть цветами брачную постель, А не могилу. Лаэрт Трижды тридцать казней Свались втройне на голову того, От чьих злодейств твой острый ум затмился!.. Не надо. Погодите засыпать. Ещё раз заключу её в объятья. (Прыгает в могилу.) Заваливайте мертвую с живым! На ровном месте взгромоздите гору, Которая превысит Пелион И голубой Олимп. Гамлет (выступая вперёд) Кто тут, горюя, Кричит на целый мир, так что над ним Участливо толпятся в небе звезды, Как нищий сброд? К его услугам я, Принц Гамлет Датский. (Прыгает в могилу.) Лаэрт Чтоб тебя, нечистый! (Борется с ним.) Гамлет Учись молиться! <…> Соперничество это Согласен я оружьем разрешить И не уймусь, пока мигают веки. Королева Соперничество, сын мой? Гамлет Я любил Офелию, и сорок тысяч братьев И вся любовь их — не чета моей. Скажи, на что ты в честь её способен? Король Он вне себя. Королева Не трогайте его. Гамлет Я знать хочу, на что бы ты решился? Рыдал? Рвал платье? Дрался? Голодал? Пил уксус? Крокодилов ел? Всё это Могу и я. Ты слёзы лить пришёл? В могилу прыгать, мне на посмеянье? Живьем зарытым быть? Могу и я. Ты врал про горы? Миллионы акров Нам на курган, чтоб солнце верх сожгло И в бородавку превратилась Осса! Ты думал глоткой взять? Могу и я. Королева Не обращайте на него вниманья. Когда пройдет припадок, он опять Придёт в себя и станет тих, как голубь. Гамлет Лаэрт, откуда эта неприязнь? Мне кажется, когда-то мы дружили. А впрочем, что ж, на свете нет чудес: Как волка ни корми, он смотрит в лес.

Сцена 2

Да здравствует поспешность! Как часто нас спасала слепота, Где дальновидность только подводила. Есть, стало быть, на свете божество, Устраивающее наши судьбы По-своему.

Вот и посуди, Как я взбешён. Ему, как видишь, мало, Что он лишил меня отца, что мать Покрыл позором, что стоит преградой Меж мною и народом. Он решил И жизнь мою отнять! Не тут-то было! Я сам сотру его с лица земли. И правда, разве б не было проклятьем Дать этой язве дальше нас губить?

… вся человеческая жизнь — Чуть рот открыл, сказал раз, два — и точка.

Горацио Побежал, нововылупленный, со скорлупой на головке. Гамлет Он, верно, и материнской груди не брал иначе, как с расшаркиванием. Таковы все они, нынешние. Они подхватили общий тон и преобладающую внешность, род бродильного начала, и оно выносит их на поверхность среди невообразимого водоворота вкусов. А легонько подуть на них — пузырей как не бывало.

Надо быть выше суеверий. На всё господня воля. Даже в жизни и смерти воробья. Если чему-нибудь суждено случиться сейчас, значит, этого не придётся дожидаться. Если не сейчас, всё равно этого не миновать. Самое главное — быть всегда наготове. Раз никто не знает своего смертного часа, отчего не собраться заблаговременно?

Гамлет Гораций, я кончаюсь. Сила яда Глушит меня. Уже меня в живых Из Англии известья не застанут. Предсказываю: выбор ваш падёт На Фортинбраса. За него мой голос. Скажи ему, как все произошло. И что к чему. Дальнейшее — молчанье. Горацио Разбилось сердце редкостное.

Перевод А. И. Кронеберга

Акт I

Мне жизнь моя ничтожнее булавки! Моей душе что может сделать он, Моей душе, бессмертной, как он сам? — сцена 4

Марцелл. Нечисто что-то в Датском королевстве. — сцена 4

Сцена 1

Марцелло Горацьо говорит, Что это всё игра воображенья, И призраку, который мы два раза Видали сами, веры не даёт; Я и просил его прийти сюда, Чтоб ночь без сна провесть на нашей страже И, если дух появится опять, Чтоб убедиться, что не обманули Глаза нас всех, и с ним заговорить. Горацио Вздор, не придёт он. Бернардо Да, а между тем Садись. Позволь атаковать ещё раз Твой слух, так недоступный для рассказа О том, что нам две эти ночи сряду Являлось на часах.

Горацио Владычица морей, Звезда Нептунова, померкла в вышине, Как будто бы пришла кончина мира.

Сцена 2

Король А ты, наш друг и сын, любезный Гамлет? Гамлет Поближе сына, но подальше друга.

О если б вы, души моей оковы, Ты, крепко сплоченный состав костей, Ниспал росой, туманом испарился! <…> Презренный мир, ты — опустелый сад, Негодных трав пустое достоянье. И до того должно было дойти! Два месяца: нет, даже и не два, Как умер он — такой монарх великий, Гиперион в сравненье с тем Сатиром. Так пламенно мою любивший мать, Что и небес неукротимым ветрам Не дозволял лица её касаться! Земля и небо, должен ли я вспомнить, Она ему была так предана; Её любовь, казалось нам, росла Со счастием любви — и через месяц… Покинь меня, воспоминанья сила! Ничтожность, женщина, твоё названье! Один короткий, быстротечный месяц — И башмаков ещё не износила, В которых шла, в слезах, как Ниобея, За бедным прахом моего отца… О небо! Зверь, без разума, без слова, Грустил бы долее. Супруга дяди, Супруга брата моего отца! Но он похож на Гамлета-монарха, Как я на Геркулеса. Через месяц! Ещё следы её притворных слез В очах заплаканных так ясно видны — Она жена… О гнусная поспешность! Так быстро пасть в кровосмешенья ложе! Тут нет добра и быть его не может. Скорби, душа: уста должны молчать!

Сцена 3

Лаэрт Что до Гамлета И до его любовных пустяков, Смотри на них как просто на учтивость, Как на игру в его крови, фиалку, Расцветшую в поре весенних лет, Но ненадолго: сладкую на миг, Красу и запах одного мгновенья — Не больше. <…> Природа в нас растёт не только телом: Чем выше храм, тем выше возникает Души и разума святая служба. Он, может быть, теперь тебя и любит: Обман и зло ещё не запятнали В нём добродетели души; но бойся: Как первый принц, он не имеет воли, Он раб происхожденья своего; Не может он, как мы, простые люди, Избрать подругу по сердцу себе: С избранием её сопряжены Упадок сил иль счастье государства — И потому души его желанья Ограждены согласием людей, Которым он глава. <…> Обдумай, сколько пострадает честь, Когда твой слух к его любовной песне Доверчиво прильнёт, когда ты сердце Ему отдашь — и бурное стремленье Похитит скромности твоей алмаз. Страшись, Офелия! Страшись, сестра! Подальше от опасного желанья, От вспышки склонности твоей. Из дев чистейшая уж не скромна, Когда луне её открыта прелесть. От клеветы и святость не уйдет. Детей весны нередко истребляет Червяк, когда ещё закрыта почка; И в молодости утра на росу Опасно веет ядовитый ветер. Смотри ж, сестра, остерегайся! Страх — Ограда от беды; а наша юность И без врагов в борьбе сама с собой. Офелия Я сохраню прекрасный смысл урока: Он будет сторожем моей груди. Но, милый брат, не поступай со мною, Как лицемер в священнической рясе; Не говори: вот путь тернистый к небу, Когда ты сам, как дерзкий сластолюбец, Пойдёшь цветистою тропой греха И свой урок с усмешкой позабудешь.

Сцена 5

Тень … змей, Смертельный яд в моё изливший тело, Теперь в моём красуется венце. Гамлет О ты, пророчество моей души! Мой дядя? Тень Да. Он, зверь-кровосмеситель, Очарованьем слов и даром лжи — Презренный дар, способный обольщать, — Успел склонить к греховным наслажденьям Лжедобродетельной Гертруды волю. Что за измена то была, о Гамлет! Меня, с моей любовью неизменной, Как клятву, данную при алтаре, Меня забыть и пасть в его объятья, Его, который — прах передо мною! Как добродетели не обольстит Разврат, хоть будь он в одеяньи неба, Так точно страсть и с ангелом в союзе Наскучит, наконец, небесным ложем — И жаждет недостойного. Постой! Я утренний почуял ветерок: Я сокращу рассказ. Когда в саду Я спал по окончании обеда, Подкрался дядя твой со склянкой сока Злой белены и яд мне в ухо влил, Людской природе столько ненавистный, Что он, как ртуть, бежит в каналах тела, Внезапной силой растворяя кровь. И этот яд покрыл меня мгновенно, Как Лазаря, корой нечистых струпьев. Так я во сне убит рукою брата, Убит в весне грехов, без покаянья, Без исповеди и без тайн святых. Не кончив счёт, я был на суд отозван Со всею тяжестью земных грехов. Ужасно!

Гамлет Нет в Дании ни одного злодея, Который не был бы негодным плутом. Горацио Чтоб это нам сказать, не стоит Вставать из гроба мертвецу.

Тень (под землёю) Клянитесь на мече! Гамлет А, браво, крот! Как роешься ты быстро под землёй! Отличный рудокоп! Ещё раз дальше. Горацио Непостижимо, странно! Гамлет Эту странность Как странника, укрой в своём жилище. Есть многое на небе и земле, Что и во сне, Горацио, не снилось Твоей учёности.

Акт II

Офелия Я шила в комнате моей, как вдруг Вбегает Гамлет: плащ на нём разорван, На голове нет шляпы, а чулки Развязаны и спущены до пяток; Он бледен, как стена; колени гнутся; Глаза блестят каким-то жалким светом, Как будто он был послан преисподней, Чтоб рассказать об ужасах её. Таков он был. Полоний Безумный от любви? — сцена 1

Сцена 2

Полоний. Знаете вы меня, принц? Гамлет. Совершенно. Ты — рыбак. Полоний. Нет, принц. Гамлет. Так я желал бы, чтобы ты был так же честен. Полоний. Честен, принц? Гамлет. Да, сударь, быть честным — значит, как ведётся на этом свете, быть избранным из десяти тысяч. <…> Потому что, если солнце, божество, зарождает червей, касаясь мёртвого тела… Есть у тебя дочь? Полоний. Есть, принц. Гамлет. Не пускай её на солнце. Плодородие благодатно; но если такая благодать достанется в удел твоей дочери — берегись, дружок! <…> Полоний. Что вы читаете, принц? Гамлет. Слова, слова, слова.

Вы сами, сударь, сделались бы так же стары, как я, если бы могли ползти, как рак, назад. — Полонию

Гамлет. Каково поживаете? Розенкранц. Как все ничтожные сыны персти. Гильденштерн. Мы счастливы, потому что не слишком счастливы; мы не маковка на шляпе Фортуны. Гамлет. Но и не подошва её башмаков? Розенкранц. И то нет. Гамлет. Стало быть, вы живёте около её пояса, в средоточии её милостей? Гильденштерн. Да, правда, мы с нею близки. Гамлет. Как! Оба? Правда — она женщина лёгкого поведения… Что нового? Розенкранц. Ничего, принц; разве что свет стал честным. Гамлет. Значит, близок день Страшного суда. Но ваша новость несправедлива!

Гамлет. Дания — тюрьма. Розенкранц. Так и весь свет тюрьма. Гамлет. Превосходная. В ней много ям, каморок и конурок. Дания — одна из худших. Розенкранц. Мы другого мнения, принц. Гамлет. Так для вас она и не тюрьма. Само по себе ничто не дурно, ни хорошо; мысль делает его тем или другим. Для меня Дания — тюрьма. Розенкранц. Ваша любовь к славе делает её тюрьмою; она слишком тесна для вашего духа. Гамлет. О боже! Я мог бы заключиться в ореховую скорлупу и считать себя королём необъятного пространства, если бы не злые сны мои. Гильденштерн. Эти сны — честолюбие. Истинная сущность честолюбия есть только тень сновидения. Гамлет. Сновидение само есть только тень. Розенкранц. Конечно, и мне кажется, что честолюбие так воздушно и туманно, что оно только тень тени. Гамлет. Итак, наши нищие — тела, а короли и великолепные герои — тени нищих.

С недавних пор, не знаю отчего, утратил я всю мою веселость, оставил обычные занятия, и точно — в душе моей так худо, что это прекрасное создание, земля, кажется мне бесплодною скалою; этот чудесный небосклон, эта величественная кровля, сверкающая золотым огнём, — что ж, мне она кажется только смешением ядовитых паров. Какое образцовое создание человек! Как благороден разумом! Как безграничен способностями! Как значителен и чудесен в образе и движениях! В делах как подобен ангелу, в понятии — Богу! Краса мира! Венец всего живого! И что ж для меня эта эссенция праха? Мне мужчины скучны, а женщины — тоже.

Я безумен только при норд-весте; если же ветер с юга, я ещё могу отличить сокола от цапли.

Я слышал когда-то, как ты декламировал монолог, <…> почитали её превосходной пьесой <…>. Я помню, кто-то сказал, что в стихах нет соли и перцу для приправы смысла, а в выражениях нет мыслей, которые обличали бы в авторе чувство; но он назвал эту пьесу простою, здоровою и приятною и гораздо больше прекрасною, чем украшенною. — сцена 2

Не дивно ли: актёр, при тени страсти, При вымысле пустом, был в состоянье Своим мечтам всю душу покорить; Его лицо от силы их бледнеет; В глазах слеза дрожит, и млеет голос. В чертах лица отчаянье и ужас, И весь состав его покорен мысли. И все из ничего — из-за Гекубы! Что он Гекубе? Что она ему? Что плачет он о ней? О! Если б он, Как я, владел призывом к страсти, Что б сделал он? Он потопил бы сцену В своих слезах и страшными словами Народный слух бы поразил, преступных В безумство бы поверг, невинных в ужас, Незнающих привел бы он в смятенье, Исторг бы силу из очей и слуха. А я, презренный, малодушный раб, Я дела чужд, в мечтаниях бесплодных Боюсь за короля промолвить слово, Над чьим венцом и жизнью драгоценной Совершено проклятое злодейство. Я трус? Кто назовёт меня негодным? Кто череп раскроит? Кто прикоснётся До моего лица? Кто скажет мне: ты лжёшь? Кто оскорбит меня рукой иль словом? А я обиду перенёс бы. Да! Я голубь мужеством; во мне нет желчи, И мне обида не горька; иначе Уже давно раба гниющим трупом Я воронов окрестных угостил бы. Кровавый сластолюбец, лицемер!

Злодею зеркалом пусть будет представленье, И совесть скажется и выдаст преступленье.

Акт III

Сцена 1

Король … безумству знатного не должно Блуждать без стражи.

Гамлет А не должно было верить. Добродетель не привьёшь к нам так, чтобы в нас не осталось и следа старых грехов. Я не любил вас. Офелия Тем более я была обманута. Гамлет Ступай в монастырь. Зачем рождать на свет грешников? Я сам, пополам с грехом, человек добродетельный, однако могу обвинять себя в таких вещах, что лучше бы мне на свет не родиться. Я горд, я мстителен, честолюбив. К моим услугам столько грехов, что я не могу и уместить их в уме, не могу дать им образа в воображении, не имею времени их исполнить. К чему таким тварям, как я, ползать между небом и землею? Мы обманщики все до одного. Не верь никому из нас. Иди лучше в монастырь. <…> Когда ты выйдешь замуж, вот тебе в приданое моё проклятие; будь чиста, как лёд, бела, как снег, — ты всё-таки не уйдёшь от клеветы. Ступай в монастырь. Прощай! Или, если ты хочешь непременно выйти замуж, выбери дурака: умные люди знают слишком хорошо, каких чудовищ вы из них делаете. <…> Офелия Какой высокий омрачился дух! Язык учёного, глаз царедворца, Героя меч, цвет и надежда царства, Ума и нравов образец — все, все погибло! А мне, ничтожнейшей, мне суждено, Весь нектар клятв его вкусивши, видеть, Как пала мощь высокого ума, Как свежей юности краса погибла, Цветок весны под бурею увядший О, горе мне! Что видела я прежде, И что теперь я вижу пред собой! Король <…> У него на сердце Запало семя; грусть его взрастит, Оно взойдёт — и плод опасен будет. Затем я вот что наскоро решил: Он в Англию немедленно поедет Потребовать уплату должной дани. Быть может, море, новая страна Отгонят от души его тот призрак, Вокруг которого так постоянно Летает мысль его, что он лишился Почти сознанья самого себя.

Сцена 2

… подозрения мои чернее Брони вулкановой.

Так пусть же сам сатана ходит в трауре; я же надену соболью мантию. Боже, уже два месяца, как умер, и ещё не забыт! Так можно надеяться, что память великого человека переживает его целым полугодом. Но, клянусь, он должен строить церкви, если не хочет, чтобы его забыли, как прошлогодний снег.

Королева (на театре) О, не питай меня земля, и свет небесный Мне не свети; ночь, не давай покоя, И день — утех: пусть все мои надежды Умчит порыв отчаянья, а цепи И пост пусть будут жребием моим! Пусть все, что потемняет в жизни радость, Иссушит цвет любимейших желаний! И здесь, и там со мною будь страданье, Когда, вдова, я стану вновь невестой! <…> Гамлет Как вам нравится пьеса, матушка? Королева Мне кажется, королева наобещала слишком много. Гамлет О да, ведь она сдержит слово! Король Ты знаешь содержание? Нет ли чего-нибудь непозволительного? Гамлет Нет, нет, они только шутят: отравляют шутя. Ничего непозволительного. Король А как называется пьеса? Гамлет «Мышеловка». Как это? Метафорически. Это представление убийства, совершенного в Вене. <…> Но что до того? До вашего величества и до нас оно не касается. Совесть у нас чиста, а шапка горит только на воре.

Ты хочешь играть на мне, ты хочешь проникнуть в тайны моего сердца, ты хочешь испытать меня от низшей до высочайшей ноты. Вот в этом маленьком инструменте много гармонии, прекрасный голос — и ты не можешь заставить говорить его. Чёрт возьми, думаешь ли ты, что на мне легче играть, чем на флейте? Назови меня каким угодно инструментом — ты можешь меня расстроить но не играть на мне.

Сцена 4

Королева Что хочешь делать ты? Убить меня? Эй, помогите! Полоний (за ковром) Помогите! Эй! Гамлет Как! Мышь? (Обнажает шпагу.) Мертва, мертва, держу червонец! (Прокалывает шпагою ковёр.) Полоний (за ковром) О, я убит! (Падает и умирает.) Королева О горе! Что ты сделал? Гамлет Не знаю. Что? Король? (Вытаскивает Полония из-за ковра.) Королева Какой кровавый необдуманный поступок! Гамлет Кровавый? Да, почти такой же гнусный, Как короля-супруга умертвить И вслед за тем с его венчаться братом. Королева Как короля убить? Гамлет Да, так сказал я. (Полонию.) Ты, жалкий, суетливый шут, прощай. Тебя я высшим счёл: возьми свой жребий! Ты видишь, поспевать везде — опасно. (Королеве.) Да не ломай так рук, потише! Сядь! Пусть лучше я твое сломаю сердце. А я сломлю его, когда оно не вовсе Преступным навыком закалено, Когда для чувств оно ещё доступно.

Королева Умолкни, Гамлет! В глубь моей души Ты обратил мой взор: я вижу пятна — Их чёрный цвет впитался так глубоко, Что их не смыть водами океана. Гамлет Ужель возможно жить на гнусном ложе, Дыша грехом, сгнивать в его объятьях, Любить и льстить в гнезде кровосмешенья?

Королева О Гамлет, Гамлет, Ты надвое мне сердце растерзал! Гамлет Отбрось его худую половину, Живи чиста с его чистейшей частью. Прощай — усни, но не ложе дяди! Пусть нет в тебе добра — по крайней мере Набрось личину добрых дел. Привычка — Чудовище: она, как чёрный дьявол, Познанье зла в душе уничтожает; Но здесь она есть ангел благодатный: Свершенью добрых, благородных дел Она даёт удобную одежду, Которую носить совсем легко.

Акт IV

Розенкранц. Вы меня принимаете за губку, принц? Гамлет. Да, за губку, которая всасывает выражение лица, повеления и короля. И такие-то люди оказывают под конец королю самую лучшую : он держит их, как обезьяна лакомый кусочек, за щекою; прежде всех возьмёт их в рот и после всех съест. Когда ему понадобится то, что ты всосал, ему стоит только подавить тебя — и ты опять сухая губка. Розенкранц. Я не понимаю вас. Гамлет. Очень рад: острое слово спит в ушах глупца. — сцена 2

Король. Ну, Гамлет, где Полоний? Гамлет. За ужином. Король. За ужином? Гамлет. Только не он кушает, а его кушают! Конгресс политических червей только что за него принялся. А что касается съестного, так этакой червячишка — единственный монарх. Мы откармливаем животных, чтобы откормить себя, а себя — для червей. Жирный король и тощий бедняк — только различные кушанья, два блюда для одного стола. Этим все кончается. Король. Увы! Гамлет. Дело возможное — удить червяком, который ел короля, и скушать потом рыбу, проглотившую червяка. Король. Что ты хочешь этим сказать? Гамлет. Я хочу только показать вам, как король может прогуляться по пищеварительным органам нищего. — сцена 3

Сцена 4

Гамлет Мой друг, что это за войска? Полковник Норвежцы. Гамлет Куда назначены? Полковник На поляков. <…> Гамлет Вся Польша вашего похода цель Или одно из пограничных мест? Полковник Сказать вам истину без прибавленья, Так мы идем завоевать местечко, Которое не даст нам ничего, За исключеньем своего названья. Я за него не дал бы трёх червонцев, Да больше и не даст оно дохода Ни нам, ни Польше, если б и продали. Гамлет Так поляки и защищать его не будут. Полковник О нет, они его уж укрепили. Гамлет Две тысячи солдат и двадцать тысяч Червонцев не решат ничтожный спор! Вот язва благоденствия и мира: Она горит внутри, когда снаружи Причины к смерти нет.

Как всё винит меня! Малейший случай Мне говорит: проснись, ленивый мститель; Что человек, когда своё все благо Он полагает в сне? Он зверь — и только. Кто создал нас с такою силой мысли, Что в прошлое и в будущность глядим, Тот, верно, в нас богоподобный разум Вселил не с тем, чтоб он без всякой пользы Истлел в душе. Слепое ль то забвенье Или желание узнать конец Со всей подробностью? О, в этой мысли, Как разложить её, на часть ума Три части трусости.

Сцена 5

В белом саване в цветах! Как вокруг его могилы Все стояли мы в слезах!

Боже мой! Мы знаем, что мы, да не знаем, что с нами будет.

Я хотела дать и фиалок, да все они завяли, когда умер отец мой. Говорят, он тихо скончался.

Сцена 7

Король Гамлет будет здесь; тогда На что решишься ты, чтоб не словами, А делом доказать любовь к отцу? Лаэрт Я в храм пойду за ним, чтоб отомстить! Король Конечно, храм убийце не защита, И мщенье не должно иметь границ;..

Лаэрт Как, утонула? Где? Творец небесный! Королева Там ива есть: она, склонивши ветви, Глядится в зеркале кристальных вод. В её тени плела она гирлянды Из лилий, роз, фиалок и жасмина. Венки цветущие на ветвях ивы Желая разместить, она взобралась На дерево; вдруг ветвь под ней сломалась И в воды плачущие пали с нею Гирлянды и цветы. Её одежда, Широко расстилаясь по волнам, Несла её с минуту, как сирену. Несчастная, беды не постигая, Плыла и пела, пела и плыла, Как существо, рождённое в волнах. Но это не могло продлиться долго: Одежда смокла — и пошла ко дну. Умолкли жизнь и нежные напевы! <…> Лаэрт Тебя, сестра, вода лишила жизни — К чему ж моим слезам ещё катиться? А всё бегут, все на глазах: природа Берёт своё, что стыд ни говори. Но пусть бегут — потом я снова муж.

Акт V

Сцена 1

1-й могильщик. Садовники да могильщики самые старинные дворяне: Адамово ремесло! 2-й могильщик. А Адам был дворянин? 1-й могильщик. Ещё бы! 2-й могильщик. Полно. 1-й могильщик. Ей-ей так. Я задам тебе ещё один вопрос, и если ты не ответишь, так сознайся, что ты… 2-й могильщик. Задавай. 1-й могильщик. Кто строит прочнее каменщика, корабельщика и плотника? 2-й могильщик. Висельщик. Виселица переживает всех своих жильцов. 1-й могильщик. Недурно. Виселица делает добро, да как? Она делает добро тем, кто сам худо поступает. А ты ведь худо сделал, сказавши, что она состроена прочнее церкви; так выходит, виселица сделала бы тебе добро.

Гамлет. Право? Зачем он туда отправлен? 1-й могильщик. Затем, что рехнулся. Там, вишь ты, поумнеет; а впрочем, хоть и нет, так в Англии это не беда. Гамлет. Отчего? 1-й могильщик. Там не заметят: там все такие ж полоумные.

Бедный Йорик! <…> Кто сострит теперь над твоею же костяной улыбкой? Все пропало. Ступай-ка теперь в будуар знатной дамы и скажи ей — пусть она хоть на палец наложит румян, а всё-таки лицо её будет, наконец, таким же. Заставь её посмеяться этому.

До какого низкого употребления мы нисходим, Горацио! Почему не проследить воображению благородный прах Александра до пивной бочки, где им замажут её втулку? <…> Кто поселял в народах страх, Пред кем дышать едва лишь смели, Великий цезарь — ныне прах, И им замазывают щели!

Лаэрт Спустите гроб. Из девственного праха Фиалки вырастут. Священник грубый, Я говорю тебе: страдая в аде, Ты ангелом сестру мою увидишь. Гамлет Офелия! Королева (бросая на гроб цветы) Цветы — цветку. Прощай! Ты будешь Супругой Гамлета — мечтала я! Не ранний гроб твой — свадебное ложе, Дитя прекрасное, я думала убрать. Лаэрт О горе, горе без числа и меры Проклятую да поразит главу Того, кто погасил в тебе рассудок Своим злодейством! Не бросайте землю: В последний раз хочу её обнять я! (Прыгает в могилу.) Теперь над мертвой и живым насыпьте Могильный холм превыше Пелиона И звездного Олимпа голубой главы! Гамлет (приближаясь) Кто тот, кто пышно так здесь горесть выражает, Кому, остановись в своём пути, Внимают с ужасом луна и звёзды? Я Гамлет, датский принц! (Прыгает в могилу.) Лаэрт Пусть сатана твою исторгнет душу! (Борется с Гамлетом.) Гамлет Ты худо молишься. <…> Об этом я готов с Лаэртом биться, Пока глаза навеки не померкнут. Королева О чём, мой милый Гамлет? Гамлет Я любил Офелию — и сорок тысяч братьев Со всею полнотой любви не могут Её любить так горячо. Скажи: На что готов ты для неё? Король Лаэрт Он сумасшедший. Королева Ради всех святых, Оставь его! Гамлет Скажи, на что готов ты? Плакать? Драться? Постить? Терзать себя? Пить острый яд? Я то же сделаю. Ты выть пришел? Ты мне назло спрыгнул в её могилу? Ты хочешь с ней зарытым быть? Я тоже. Ты говоришь о высях гор? Так пусть же На нас навалят миллион холмов. Чтоб их глава страны огня коснулась И Осса перед ним была б песчинкой! Я разглагольствовать умею, как и ты. Королева Гамлет безумствует; но не надолго Припадок бешеный им овладел; Мгновение — и он, как голубица, Родив на свет детей золотоперых, Опустит крылья на покой. Гамлет Послушай, За что ты так обходишься со мною? Тебя всегда как брата я любил. Да впрочем, что до этого за дело! Пусть силу грозную являет нам Алкид, А кот мяукает и пёс себе ворчит.

Сцена 2

Благословенна будь моя решимость! Нас иногда спасает безрассудство, А план обдуманный не удаётся. Есть божество, ведущее нас к цели, Какой бы путь ни избирали мы.

Ну что? Теперь довольно ли меня задели? Тому, кто отравил отца-монарха; Кто матерь развратил; кто ловко втёрся Между избраньем и моей надеждой; Кто так хитро свои забросил сети На жизнь мою — с ним рассчитаться Не вправе ли моя рука? Не грех ли Терпеть, чтоб эта язва истребила Всё тело до костей?

Жизнь человека Быстра — и одного счесть не успеешь.

Горацио Улетела птичка с скорлупой яичка. Гамлет Он и за грудь матери не принимался, я думаю, без комплиментов. Он, как и многие, того же разбора, в которых влюблен пустой век, поймали только наружность разговора, род шипучего газа, вылетающего посреди глупейших суждений, а коснись их для опыта — и пузыри исчезли.

Я смеюсь над предчувствиями: и воробей не погибнет без воли провидения. Не после, так теперь; теперь, так не после; а не теперь, тогда когда-нибудь да придётся же. Быть готовым — вот всё. Никто не знает, что теряет он; так что за важность потерять рано?

Гамлет Горацио, я умираю. Яд Стеснил мой дух. Я не дождусь вестей Из Англии, но предрекаю: выбор Падёт на молодого Фортинбраса. Ему даю я голос мой предсмертный. Ты обо всем случившемся ему Подробно расскажи: конец — молчанье. Горацио Вот сердце благородное угасло!

Наиболее известные фрагменты

Быть или не быть

Акт III, сцена 1

Быть или не быть — таков вопрос; Что благородней духом — покоряться Пращам и стрелам яростной судьбы Иль, ополчась на море смут, сразить их Противоборством? Умереть, уснуть — И только; и сказать, что сном кончаешь Тоску и тысячу природных мук, Наследье плоти, — как такой развязки Не жаждать? Умереть, уснуть. — Уснуть! И видеть сны, быть может? Вот в чём трудность; Какие сны приснятся в смертном сне, Когда мы сбросим этот бренный шум, — Вот что сбивает нас; вот где причина Того, что бедствия так долговечны; Кто снес бы плети и глумленье века, Гнет сильного, насмешку гордеца, Боль презренной любви, судей медливость, Заносчивость властей и оскорбленья, Чинимые безропотной заслуге, Когда б он сам мог дать себе расчёт Простым кинжалом? Кто бы плелся с ношей, Чтоб охать и потеть под нудной жизнью, Когда бы страх чего-то после смерти — Безвестный край, откуда нет возврата Земным скитальцам, — волю не смущал, Внушая нам терпеть невзгоды наши И не спешить к другим, от нас сокрытым? Так трусами нас делает раздумье, И так решимости природный цвет Хиреет под налётом мысли бледным, И начинанья, взнесшиеся мощно, Сворачивая в сторону свой ход, Теряют имя действия. — Лозинский

To be, or not to be: that is the question: Whether 'tis nobler in the mind to suffer The slings and arrows of outrageous fortune, Or to take arms against a sea of troubles, And by opposing end them? To die: to sleep; No more; and by a sleep to say we end The heart-ache and the thousand natural shocks That flesh is heir to, 'tis a consummation Devoutly to be wish'd. To die, to sleep; To sleep: perchance to dream: ay, there's the rub; For in that sleep of death what dreams may come When we have shuffled off this mortal coil, Must give us pause: there's the respect That makes calamity of so long life; For who would bear the whips and scorns of time, The oppressor's wrong, the proud man's contumely, The pangs of despised love, the law's delay, The insolence of office and the spurns That patient merit of the unworthy takes, When he himself might his quietus make With a bare bodkin? who would these fardels bear, To grunt and sweat under a weary life, But that the dread of something after death, The undiscover'd country from whose bourn No traveller returns, puzzles the will And makes us rather bear those ills we have Than fly to others that we know not of? Thus conscience does make cowards of us all; And thus the native hue of resolution Is sicklied o'er with the pale cast of thought, And enterprises of great pitch and moment With this regard their currents turn awry, And lose the name of action.

Быть иль не быть, вот в чём вопрос. Достойно ль Смиряться под ударами судьбы, Иль надо оказать сопротивленье И в смертной схватке с целым морем бед Покончить с ними? Умереть. Забыться И знать, что этим обрываешь цепь Сердечных мук и тысячи лишений, Присущих телу. Это ли не цель Желанная? Скончаться. Сном забыться. Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся, Когда покров земного чувства снят? Вот в чём разгадка. Вот что удлиняет Несчастьям нашим жизнь на столько лет. А то кто снес бы униженья века, Неправду угнетателя, вельмож Заносчивость, отринутое чувство, Нескорый суд и более всего Насмешки недостойных над достойным, Когда так просто сводит все концы Удар кинжала! Кто бы согласился, Кряхтя, под ношей жизненной плестись, Когда бы неизвестность после смерти, Боязнь страны, откуда ни один Не возвращался, не склоняла воли Мириться лучше со знакомым злом, Чем бегством к незнакомому стремиться! Так всех нас в трусов превращает мысль И вянет, как цветок, решимость наша В бесплодье умственного тупика. Так погибают замыслы с размахом, Вначале обещавшие успех, От долгих отлагательств. — Пастернак

Быть или не быть? Вот в чём вопрос! Что благороднее: сносить ли гром и стрелы Враждующей судьбы или восстать На море бед и кончить их борьбою? Окончить жизнь — уснуть, Не более! И знать, что этот сон Окончит грусть и тысячи ударов, — Удел живых. Такой конец достоин Желаний жарких. Умереть? Уснуть? Но если сон виденья посетят? Что за мечты на смертный сон слетят, Когда стряхнем мы суету земную? Вот что дальнейший заграждает путь! Вот отчего беда так долговечна! Кто снес бы бич и посмеянье века, Бессилье прав, тиранов притесненье, Обиды гордого, забытую любовь, Презренных душ презрение к заслугам, Когда бы мог нас подарить покоем Один удар? Кто нёс бы бремя жизни, Кто гнулся бы под тяжестью трудов? Да, только страх чего-то после смерти — Страна безвестная, откуда путник Не возвращался к нам, смущает волю, И мы скорей снесем земное горе, Чем убежим к безвестности за гробом. Так всех нас совесть обращает в трусов, Так блекнет в нас румянец сильной воли, Когда начнём мы размышлять: слабеет Живой полёт отважных предприятий, И робкий путь склоняет прочь от цели. — Кронеберг

Распалась связь времён

Акт I, сцена 5. Известная фраза «Распалась связь времён» является несколько искажённой и наиболее близкой к варианту перевода «Пала связь времён» (Кронеберг), которая устоялась в российской сценографии «Гамлета».

The time is out of joint — O cursed spite, That ever I was born to set it right!

Наш век разстроен; о несчастный жребий! Почтоже я рождён его исправить? — М. П. Вронченко (1828)

Событие вне всякаго другого! Преступленье Проклятое! Зачем рождён я наказать тебя! — Н. А. Полевой (1837)

Ни слова боле: пала связь времен! Зачем же я связать её рождён? — Кронеберг

Расстроен бедный свет! — Проклятие! Зачем Мне суждено расстройство то исправить? — М. А. Загуляев (1861)

Да! Время выбилось у нас из такта, И, право, злость берёт, что мне придётся Его справлять. Да вот, посмотрим. — Н. В. Маклаков (1880)

Весь мир кругом разстроен и ведь надо ж Беде случиться было, что обрёк Исправить зло меня мой злобный рок! — А. Л. Соколовский (1883)

Порвался времени поток… Я проклинаю час рожденья, В который предвещал мне рок Возстановить его теченье! — А. А. Месковский (1889)

Расстроен мир… Проклятый жребий жизни — Зачем совершить я должен этот подвиг! — П. П. Гнедич (1892)

… Наше время Сорвалось с петель. — Подлое коварство! О, лучше бы мне вовсе не родиться, Чем исправлять тебя. — Д. В. Аверкиев (1895)

Порвалась цепь времён; о, проклят жребий мой! Зачем родился я на подвиг роковой! — К. Р. (1899)

Исчезла связь веков. Проклятый рок, Зачем мне суждено возобновить Её?.. — Н. П. Россов (1907)

Век расшатался — и скверней всего, Что я рождён восстановить его! — Лозинский

Век вывихнут. О злобный жребий мой! Век вправить должен я своей рукой. — А. Д. Радлова (1937)

Век вывихнут… О, проклятое несчастье, Что я родился на свет, чтобы вправить его! — М. М. Морозов (1939)

Порвалась дней связующая нить. Как мне обрывки их соединить! — Пастернак

О, Боже! Время — в беспорядке и смятеньи, Неужто жребий мой внести в него успокоенье? — В. Н. Рапопорт (1999)

Больное время стонет день и ночь, А я не знаю, чем ему помочь. — В. Р. Поплавский (2001)

О пьесе

	… вульгарная и жестокая пьеса <…>. Можно подумать, что это произведение — плод воображения пьяного дикаря. Но среди грубых надругательств над правилами искусства <…> мы находим <…> возвышенные места, достойные величайшего гения.
	… une pièce grossière et barbare <…>. On croirait que cet ouvrage est le fruit de l'imagination d'un sauvage ivre. Mais parmi ces irrégularités grossières <…> on trouve <…> des traits sublimes, dignes des plus grands génies.
	— Вольтер, предисловие к «Семирамиде», 1748

Ему попадается курьёзная, старинная «Гистория о <…> Амлете <…>». Орлиным взором проникает он в сущность идеи, скрытой в этой сказке; <…> гений Шекспира только вырастил вековые дубы из этих ничтожных семян. Он поливал их волшебною водою своей поэзии, он зарил их молниями великой думы своей. Что ему за дело до системы и философии? Его система в душе, его философия в сердце, его тайна в великой идее, которую угадал его гений.

— Николай Полевой, «Борис Годунов». Сочинение Александра Пушкина, январь 1833

• см. Виссарион Белинский, ««Гамлет». Драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета», декабрь 1837 — апрель 1838

Чем грубее и необразованнее человек, тем он более расположен смеяться всякой плоскости, хохотать всякому вздору. <…> Ступайте в русский театр, когда там дают «Гамлета», — и вы услышите вверху (а иногда и внизу) самый весёлый, самый добродушный смех, когда Гамлет, заколов Полония, на вопрос матери: «Кого ты убил?» отвечает: «мышь!»… Помните ли вы ещё разговор Гамлета с Полонием, с актёрами и с Офелиею: <…> другие если не дремали, то смеялись…

— Виссарион Белинский, «Русская литература в 1841 году», декабрь

	… несчастные случаи сами по себе не драматичны; они всего лишь анекдотичны. Они могут служить основой фабулы, производить впечатление возбуждать, опустошать и вызывать любопытство, могут обладать дюжиной других качеств. Но собственно драматического интереса в них нет <…>. Развязка «Гамлета» не стала бы драматичней, если бы Полоний свалился с лестницы и свернул себе шею, Клавдий умер в припадке белой горячки, Гамлет задохнулся от напора своих философских размышлений, Офелия скончалась от кори, Лаэрта убила дворцовая стража, а Розенкранц и Гильденстерн утонули в Северном море. Даже и сейчас эпизод с королевой, которая случайно выпивает яд, вызывает подозрение, что автор хотел поскорее убрать её со сцены. Эта смерть — единственная драматургическая неудача произведения. Тонны отличной бумаги были напрасно измараны писателями, которые воображали, что они способны создать трагедию, заставив своих героев погибнуть в последнем акте случайной смертью. — гл. «Новая драматургическая техника в пьесах Ибсена»
	… pure accidents are not dramatic: they are only anecdotic. They may be sensational, impressive, provocative, ruinous, curious, or a dozen other things; but they have no specifically dramatic interest. There is no drama <…>. The catastrophe in Hamlet would not be in the least dramatic had Polonius fallen downstairs and broken his neck, Claudius succumbed to delirium tremens, Hamlet forgotten to breathe in the intensity of his philosophic speculation, Ophelia died of Danish measles, Laertes been shot by the palace sentry, and Rosencrantz and Guildenstern drowned in the North Sea. Even as it is, the Queen, who poisons herself by accident, has an air of being polished off to get her out of the way: her death is the one dramatic failure of the piece. Bushels of good paper have been inked in vain by writers who imagined they could produce a tragedy by killing everyone in the last act accidentally.
	— Бернард Шоу, «Квинтэссенция ибсенизма», полное издание 1913 г.

	«Гамлет» — трагедия, которая показывает, к чему ведёт попытка решить семейные проблемы сразу же после окончания колледжа.
	— Томас Массон

… о «Гамлете» написано несколько тысяч книг и статей. <…> [в] гамлетовской критике <…> отразилась борьба почти всех течений общественно-философской и эстетической мысли начиная с XVII века. <…> в каждый период общественной жизни проблема «Гамлета» вставала в новом свете и получала решение соответственно мировоззрению критиков, обращавшихся к ней. При этом естественно, в каждую эпоху представители того или иного направления считали свою точку зрения не только самой правильной, но и наиболее соответствующей замыслу самого Шекспира.

— Александр Аникст, 1959

О переводах

Больше всех других драм Шекспира имел успеха на сцене «Гамлет», поставленный на театр и напечатанный в 1837 году г. Полевым. До этого времени о существовании «Гамлета» большинство нашей публики как будто и не подозревало. А между тем, ещё в 1828 году был издан русский перевод этой драмы г. Вронченко — необыкновенно даровитым переводчиком. В переводе «Гамлета» г-на Вронченко, конечно, есть свои недостатки, <…> но в нём веет дух Шекспира и передаётся верно глубокий смысл создания, а не буква. И что же? — Самые достоинства перевода г. Вронченко были причиною малого успеха «Гамлета» на русском языке! Такое колоссальное создание, переданное верно, было явно не под силу нашей публике, воспитанной на трагедиях Озерова…

— Виссарион Белинский, рецензия на перевод А. Кронеберга, март 1844

	… перевод <…> г. Кронеберга есть один из замечательнейших переводов на русском языке; для тех, которые <…> желают уловить при чтении перевода великого произведения дух подлинника, труд г. Кронеберга будет очень интересным и даже совершенно новым явлением, несмотря на все бывшие у нас доныне переделки и переводы «Гамлета»…
	— Виссарион Белинский, рецензия на то же, август 1844

	В старом добром русском переводе Андрея Кронеберга, <…> вы найдёте ту или иную прекрасную, благородную, благозвучную строку, которая на всю жизнь запомнилась…
	— Владимир Набоков, «Пнин», 1955