Владимир Клавдиевич Арсеньев

Влади́мир Кла́вдиевич Арсе́ньев (29 августа [10 сентября] 1872 — 4 сентября 1930) — российский и советский путешественник, географ, этнограф, писатель, исследователь Дальнего Востока России. Автор книг «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала».

Владимир Клавдиевич Арсеньев

Статья в Википедии

Произведения в Викитеке

Медиафайлы на Викискладе

Цитаты

Музеи — дело народное, общее, и потому все должны работать бескорыстно. Свои сборы я никогда не продаю, а жертвую.

Интриг между учёными в Петербурге — хоть отбавляй! В этом отношении у нас в провинции лучше. Я всегда идеализировал — мне казалось, что между учёными должна быть полная солидарность и внимание к обоюдным интересам, — а увидел я другое… Нехороший осадок оставил у меня Питер — карьеризм поглотил человека! Этот Вавилон закрутил было и меня, да, слава богу, я вовремя очнулся и убежал к себе в Приамурье. — из письма В. К. Арсеньева этнографу Льву Яковлевичу Штернбергу

Всякая корейская фанза дышит домовитостью, трудолюбием, видны забота и желание устроить жизнь получше, а у этих троглодитов написано на лице: похищничаю, уйду, а место это будь проклято — я не вспомню о нём. — Арсеньев сравнивает жизнь русских и корейских крестьян в селе Уликэ

В погоне за соболем, на охоте за дорогими пантами и в поисках за целебным могущественным женьшенем гольды эти далеко проникали на север и не раз заходили в самые отдаленные уголки Сихотэ-Алиня. Это были отличные охотники и удивительнейшие следопыты. Путешествуя с Дерсу и приглядываясь к его приемам, я неоднократно поражался, до какой степени были развиты в нем эти способности. Гольд положительно читал следы, как книгу, и в строгой последовательности восстанавливал все события. Трудно перечислить все те услуги, которые этот человек оказал мне и моим спутникам. Не раз, рискуя своей жизнью, он смело бросался на выручку погибающему, и многие обязаны ему жизнью, в том числе и я лично. Ввиду той выдающейся роли, которую играл Дерсу в моих путешествиях, я опишу сначала маршрут 1902 года по рекам Цимухе и Лефу, когда произошла моя первая с ним встреча, а затем уже перейду к экспедиции 1906 года. Первые свои три путешествия я закончил в 1910 году. Следующие три года мной были посвящены обработке собранных материалов при любезном содействии известных специалистов Л. С. Берга, И. В. Полибина, С. А. Бутурлина и Я. С. Эдельштейна. К 1917 году рукописи были готовы. Еще в черновом виде они ходили по рукам моих друзей и знакомых, в числе которых было немало педагогов. Их отзывы утвердили меня в том смысле, что появление такого научно-популярного описания края, из которого учащаяся молодежь почерпнула бы немало интересных сведений, было бы полезным делом. — из предисловия к роману «По Уссурийскому краю»

Из романа Дерсу Узала

Днём, при солнечном свете, мы видим только Землю, ночью мы видим весь мир. Словно блестящая световая пыль была рассыпана по всему небосклону. От тихих сияющих звёзд, казалось, нисходил на землю покой, и потому в природе было всё так торжественно и тихо.

Дождь в лесу — это двойной дождь. Каждый куст и каждое дерево при малейшем сотрясении обдают путника водою.

Странно устроен человеческий мозг. Из впечатлений целого дня, из множества разнородных явлений и тысячи предметов, которые всюду попадаются на глаза, что-нибудь одно, часто даже не главное, а случайное, второстепенное, запоминается сильнее, чем всё остальное!

Меня поразило, что Дерсу кабанов называет «людьми». Я спросил его об этом. — Его все равно люди, — подтвердил он, — только рубашка другой.

Из других книг

В этот день мы прошли только восемь километров и рано расположились биваком около протоки реки Сырэн Катайи. Со стороны леса все время неслись какие-то протяжные звуки, похожие, на крики коростеля, только более мелодичные. Я спросил гольдов, не знают ли они, кто их издает. Они ответили, что это кричит Мики, т. е. змея. Они говорили с такой уверенностью, что я решил пойти по направлению услышанных звуков. Шагов через сотню я вышел на какую-то небольшую полянку. Звуки неслись как раз отсюда. Однако живое существо, издававшее их, было очень строгим и обладало хорошим слухом. Оно замирало или понижало крики и, видимо, прислушивалось к моим шагам. Это заставляло меня часто останавливаться и двигаться с большой осторожностью. Наконец я подошел к самым камышам и увидел, что внизу на земле толстым слоем лежала прошлогодняя трава. Как раз такие места любят большие полозы. И я и змея были настороже, оба прислушивались. Мики замерла совсем, но я вооружился терпением и долго стоял на одном месте, не делая никакого движения. Вдруг совсем близко, справа от себя, я услышал шорох и действительно увидел какое-то большое пресмыкающееся. Оно ползло под сухой травой, и только иногда части его тела показывались наружу. И тотчас немного впереди опять раздался тот же звонкий звук, похожий на певучее хрипение. Затем все стихло. Долго я стоял, но криков более не повторилось. Я вернулся назад. Уже смеркалось совсем. Ночь обещала быть ясной и тихой. По небу плыли редкие облачка, и казалось, будто луна им двигалась навстречу. Со стороны высохшего водоема по-прежнему неслись те же тоскливые мелодичные крики, а на другом берегу дружным хором им вторили лягушки.

— «В горах Сихотэ-Алиня», 1937

О Владимире Арсеньеве

	…Арсеньев… деятельный исследователь, … проведя всё своё время в наблюдениях жизни уссурийской тайги, познал и полюбил её, выработав из себя умелого таёжника-исследователя, редкостного съёмщика и неутомимого ходока.
	— «Приамурские ведомости», Хабаровск, 26 ноября 1906 г.

	…Арсеньев… истинный путешественник, обладающий теми же данными, которые создали некогда Пржевальского… …Его экспедиция, обогащающая географическую науку оригинальными сведениями, даёт ему несомненное право на признание в нём не только «отличного офицера», но и истинного путешественника, которого уже пора оценить, как в своё время оценил Пржевальский Козлова.
	— «Приамурье». Хабаровск, 10 апреля 1910 г.

	Книгу Вашу я читал с великим наслаждением. Не говоря о её научной ценности, — конечно несомненной и крупной, — я увлечён и очарован был её изобразительной силой, Вам удалось объединить в себе Брема и Фенимора Купера — это, поверьте, неплохая похвала. — Письмо Горького Арсеньеву о впечатлениях от прочитанной книги Арсеньева «В дебрях Уссурийского края». 4 января 1928 г.
	— Максим Горький

Арсеньев между прочим рассказал мне, как он написал свою книгу. Она вышла из дневников, которые вел он в экспедициях. Это книга, можно сказать, первобытного литератора, своего рода тоже реликт. Ее движение есть движение самой природы и она снова наводит меня на мысль, что поэзия рождается в ритмическом движении природы, вращении солнц и земель и является на свет тем же самым чутьем, которым животные и люди в тайге определяют, без компаса, в какой стороне находится дом.

— Михаил Пришвин, «Дневники», 1928

А тут у Клавы Мельниковой объявилась книжка Арсеньева «Дерсу Узала». Книжка была о тайге, о следопыте-охотнике, о буреломах, о тиграх, о звериных тропах. Книжка пошла по рукам. Организовалась запись на очередь. Читать полагалось не больше четырех часов. «Читай быстрее, ― говорили очередному читателю, ― заберись наверх и шпарь до последней точки». Но в книгах не было основного ― сегодняшнего Дальнего Востока. А Дальний Восток ощущался всё сильнее.

— Вера Кетлинская, «Мужество», 1938

― Потому что обычно называют Станюковича первым. Но Станюкович никогда не поднимался до философии природы. В ранней юности судьба подарила мне возможность знать Арсеньева. Я родился на Дальнем Востоке. Арсеньев был человек особой нравственности. В философию природы Мелвилла и Арсеньева входила любовь к дикарю. Сегодня мы способны уважать грязного и дикого человека, изучать его, порядочно к нему относиться, но любить его ― нам уже не хватает внутренней культуры. Вы понимаете?

— Виктор Конецкий, «Начало конца комедии», 1978

Центральный Сихотэ-Алинь не только уникальный синтез южной и северной флоры и фауны из-за остановки на этой океанской кромке давнего ледникового утюга, а еще крохотный и символичный синтез двух, казалось бы, несовместимых цивилизаций. Это союз русского офицера-исследователя Владимира Арсеньева и таежного гольда Дерсу Узала в постижении природы. Не конфликт колонизации, не взаимное вытеснение, а поиск той гармонии и уравновешенности, при которых «одно другому не мешает», и более того, помогает ― уцелеть и развиваться.

— Андрей Тарасов, «Время не бросать камни», 2013