Информационный взрыв

Информационный взрыв — постоянное увеличение скорости и объёмов публикаций (объёма информации) в глобальном масштабе.

Информационный взрыв
Статья в Википедии

Цитаты

править
  •  

С тех пор, как благодаря свободе и поощрению печати я получил неограниченную возможность блистать приобретёнными мною дарованиями, я начал обнаруживать, что поток моих размышлений становится чересчур обильным и читатель не в состоянии их переварить.

 

Now, since, by the liberty and encouragement of the press, I am grown absolute master of the occasions and opportunities to expose the talents I have acquired, I already discover that the issues of my observanda begin to grow too large for the receipts.

  Джонатан Свифт, «Сказка бочки», 1704
  •  

На протяжении веков количество книг постоянно растёт, и наступит время, когда узнать что-нибудь в библиотеке будет так же трудно, как и в самой вселенной, так же трудно будет искать истину, скрытую в природе, как и блуждать в огромном множестве томов;..

 

Tandis que les siecles s’écoulent, la masse des ouvrages s’accroît sans cesse, & l’on prévoit un moment où il seroit presqu’aussi difficile de s’instruire dans une bibliotheque, que dans l’univers, & presqu’aussi court de chercher une vérité subsistante dans la nature, qu’égarée dans une multitude immense de volumes ;..

  Дени Дидро, «Энциклопедия» (статья «Энциклопедии»), 1751
  •  

Озабочены медийщики, по существу, только одним — издать как можно более пронзительный визг, чтобы хоть на несколько секунд завладеть человеческим вниманием и успеть загрузить в чужую память проплаченный разной сволочью вредоносный код. Неудивительно, что любое сообщение о действительно жутком событии просто потеряется в водоворотах этой жёлтой пены.

  Виктор Пелевин, «Некромент», 2005
  •  

Ещё не сказана и миллиардная доля того, что нужно сказать, а всё, что уже сказано, лишь приумножает пути к тому, что сказать пока ещё только суждено. Похоже, что не столько бедность материала, сколько его преизбыток делает современных авторов беспомощными.

  Герман Мелвилл, «Готорн и его «Мхи», 1850
  •  

Войны, междоусобия, внутренние беспорядки могут и в будущем произвести варварство, без пособия настоящих варваров и несмотря на книгопечатание. <…> самые же книги, своим необъятным множеством, в состоянии произвести, наконец, невежество, грубость, дикость, одним словом — варварство — и потребовать нового Возрождения наук и искусств. Давно ли началось книгопечатание? — лет четыреста, не более! — а уже какая бездна книг! и какие жалобы на их множество! и как уже много книги потеряли из своей прежней важности и прелести, из старинного всеобщего к ним уважения! Что же будет через тысячу четыреста лет, когда число печатных сочинений достигнет биллиона! Не нужно Омаров[1]: необходимость заставит топить книгами бани, чтобы очистить свет от хлама. Равнодушие и презрение к книгам могут произойти из самой их бесчисленности и от невозможности объять памятью литературу и даже главные её творения. В новом печатном Вавилоне, где все понятия, правила, теории перепутаются, где самые противоречащие учения сольются в одну неразглядную бездну, кто станет читать книги порядочно, систематически, полезно для ума или сердца? Книги будут истреблены книгами же. <…> Несмотря на изобретение книгопечатания, даже вследствие самого книгопечатания, свет возвратится к рукописным литературам, ежели только станет думать о литературах Кто может сказать, к чему ведут род наш нынче пары и железные дороги! Избалованные удобствами общества предадутся лени, новым страстям, неведомым направлениям. Просвещение, быть может, станет передаваться электрическими телеграфами в достаточном количестве для их потребностей. Во всяком случае книгопечатанию угрожает большая опасность от самих же его последствий. Понапрасну приписывают ему необычайную важность в судьбах человечества: важность была действительною, пока книг, журналов, газет водилось меньше; но в наше время, когда наш материк один производит в двенадцать месяцев до ста тысяч новых томов, она с каждым годом падает всё более и более. Острое слово, удачное изустное изречение облетает свет с удивительною быстротою: то же самое, будучи напечатано, уже никем не повторяется потому только, что оно стало всякому доступно и может быть известно детям. Печать лишает литературу половины эффекта.

  Осип Сенковский, рецензия на «Путешествия А. С. Норова» (статья 2), 1855
  •  

В наш век действие материальных сил почти неодолимо, — они гнетут и сокрушают душу. С ужасающей быстротой развивается и усложняется наша цивилизация, многообразны и изменчивы формы общественной жизни, на наше неустойчивое, утончённое и извращённое воображение крайне разнообразно и неожиданно влияет <…> весь механизм существующих в нашем обществе средств общения и связи. Всё это в целом создаёт калейдоскопическую пестроту, слепящую, беспорядочную жизненную фантасмагорию, которая утомляет, оглушает мозг и сердце. Отсюда своеобразная умственная усталость, и каждый день множит число её жертв — тех, кто страдает бессонницей, чёрной меланхолией или просто сходит с ума. Мозг современного человека, как видно, ещё не способен вместить, рассортировать и хранить огромную массу событий и впечатлений, которые ежедневно на него обрушиваются. Мы живём слишком на виду, нам некуда укрыться от внешнего мира. Нам приходится слишком много воспринимать. Точно вековечная мудрость пытается пробить себе дорогу в тесные черепа и уместиться в ограниченных умах.

  Теодор Драйзер, «Дженни Герхардт», 1911
  •  

Наука, искусство, преступность, промышленность, любовь, общественность, крайне утончив и изощрив формы своих явлений, ринулись неисчислимой армией фактов на осаду рассудка, обложив духовный горизонт тучами строжайших проблем…

  Александр Грин, «Возвращённый ад», 1915
  •  

Мы живём в такой век, когда огромный объём информации, приходящийся на душу населения, сталкивается с постоянно сокращающимся потоком общего объёма информации. Мы должны всё более принимать стандартизированные безвредные и бессодержательные продукты, которые, подобно белому хлебу, изготовляются скорее из-за их рыночных свойств, чем из-за их ценности как продуктов питания.

 

We are in an age where the enormous per capita bulk of communication is met by an ever-thinning stream of total bulk of communication. More and more we must accept a standardized inoffensive and insignificant product which, like the white bread of the bakeries, is made rather for its keeping and selling properties than for its food value.

  Норберт Винер, «Человеческое использование человеческих существ», 1950
  •  

— Я изобрёл способ размножения книг. Я назову его печатанием. <…>
— Горы исчерпывающих данных и лавина информации по любому предмету…
— Знание и образование в массы…
Император снова лёг.
— Постой. А нам хватит гениев? Часто ли рождаются Горации?
— Пустое, Цезарь. Природа изобильна.
— Ну а если мы все начнём писать книги?
— Почему бы и нет? Интересные биографии…
Император напряжённо всматривался в запредельное — он смотрел в будущее.
— «Дневник провинциального губернатора», «Как я строил Адрианов вал», «Моя жизнь в обществе. Сочинение многоопытной дамы».
— А учёные труды?
— «Пятьдесят интерполированных поправок к Морскому регистру», «Метрические инновации в мимиямбах Геронда», «Сублимированный символизм первой книги Евклида», «Пролегомены к исследованию остаточных тривиумов».
В глазах Императора мелькнул ужас.
— История — «По следам Фукидида», «Воспоминания бабушки Нерона».
Фанокл сел и радостно захлопал в ладоши.
— Не забудь отчёты и проблемные записки, Цезарь!
Ужас в глазах Императора рос.
— Военные, страноведческие, санитарные, евгенические — всё придётся читать!

  Уильям Голдинг, «Чрезвычайный посол», 1956
  •  

Поскольку писаки писать не прекратят, то те немногие «читаки», что ещё остались на земле, переменят занятия и тоже подадутся в писаки. И мир всё больше будет становиться миром писак и чернильно-бумажных фабрик, дневных писак и ночных станков, чтобы успеть напечатать всё, что они написали. Сначала книги хлынут из домов на улицы, и тогда муниципалитеты решат пожертвовать детскими площадками ради расширения библиотек. Потом они отдадут театры, родильные дома, бойни, закусочные, больницы. Бедняки станут использовать книги вместо кирпичей, скреплять их раствором, возводить книжные стены и жить в книжных хижинах.
И вот уже книги выходят за город и устремляются в поля, сминая на своём пути подсолнухи и пшеницу, и дорожному управлению чудом удаётся сохранить от оползней трассы, пролегающие между высоченными стенами из книг. Но порою то та, то другая стена обваливается, и происходят чудовищные автомобильные катастрофы.

  Хулио Кортасар, « Конец света конца» («Преставление светопреставления»), 1962
  •  

Характерная особенность эпохи информационного взрыва — необычайная сложность в удержании зрительского внимания. Мы оказались среди таких плотных информационных потоков, что многие из нас стали ощущать их материальную тяжесть, разрушительную атаку на человеческую психику и вообще экологическую небезопасность.

  Марк Захаров, «Контакты на разных уровнях», 2000
  •  

Разве не угрожает нам информационный потоп? И разве не в том его ужас, что он красоту красотой побивает, а истину — истиной? Ведь голос миллиона Шекспиров — такой же невнятный и яростный шум, как голос стада буйволов или океанских валов. Миллиарды смыслов, сталкиваясь, не славу приносят мысли, но гибель. Перед лицом такой неминучести Молчание — единственный Ковчег Завета и Союза Творца с Читателем, коль скоро первый обретает заслугу, воздерживаясь от всяких высказываний, а второй — аплодируя такому смирению; не так ли? — 1-я половина — парафраз из гл. IX «Суммы технологии»» и «Перикалипсиса»

  — предисловие к «Мнимой величине», 1973
  •  

Новую книгу замечают постольку, поскольку так решит компетентный эксперт, устраняющий из поля своего зрения всё, что не относится к его специальности. Это устранение — защитный рефлекс любого эксперта: будь он менее категоричен, его захлестнул бы бумажный потоп. Но в результате всему совершенно новому, опрокидывающему правила классификации, угрожает бесхозность, означающая гражданскую смерть. — парафраз гл. IX «Суммы технологии»

  Реджинальд Гулливер «Эрунтика», 1973
  •  

… так называемый «Закон Лема»: «Никто ничего не читает; ежели читает — ничего не понимает; ежели понимает — тут же забывает». — Ранее — в одном его интервью; в «Одной минуте» написано по поводу рекламы. Сходно с изречением, приписываемым Симоне Синьоре: «Публика не слушает; а если слушает, то не слышит; если же слышит, то не понимает». Прообраз подобных высказываний — цитата из Горгия: «Ничто не существует; <…> если и существует, то оно не познаваемо <…>; если оно и познаваемо, то <…> непередаваемо» («О не-сущем, или О природе»; пер. А. Ф. Лосева)[2].

 

… tak zwane prawo Lema: „Nikt nic nie czyta; jeśli czyta, nic nie rozumie; jeśli rozumie, natychmiast zapomina”.

  Станислав Лем, Дж. Джонсон и С. Джонсон. «Одна минута человечества», 1985
  •  

Потоки книг постоянно стекают на внутренние дворы и смывают в подвалы всё, что было раньше. Сегодня книга в книжном магазине не успевает покрыться пылью. Мы живём, правда, всё дольше и дольше, но всё, что вокруг нас существует всё меньше. <…> Мир вокруг нас умирает так быстро, что ни к чему нельзя по-настоящему привыкнуть.

  «Обезьяна в путешествии», 2000

Примечания

править
  1. Ему приписывают приказ уничтожить остатки Александрийской библиотеки.
  2. Словарь современных цитат / составитель К. В. Душенко. — М.: Эксмо, 2006.