Интервью Виктора Цоя

Известно около сотни интервью Виктора Цоя.

Цитаты

Мне кажется, что песни, тексты, которые я пишу — они очень многозначные, очень ассоциативные, могут рассматриваться с очень многих углов зрения и каждому человеку могут дать то, что он хотел бы взять из этой песни.

корр.: Попробуйте вспомнить самую значительную высоту, которую преодолели. <…> — Вероятно, это было то, что я бросил в какой-то момент дело, которым занимался лет десять или одиннадцать. Конечно, на окончательный разрыв с изобразительным искусством — занятием давним и любимым — путём переключения на что-то совершенно бесперспективное (в то время игра на гитаре расценивалась как тунеядство и никому не нужное бренчание) потребовались некоторые силы. — корреспонденту газеты «Горизонт — Оркен» А. Гостеву, около 1989

1985

Мне очень интересно понять подход музыкантов на Западе. Я слышал, что для многих из них — это только работа, они просто играют ради денег, и дай им больше денег — они перейдут выступать в другую группу. У нас я не представляю этого. Никто из нас не пошёл бы в другую группу, если бы там были лучшие условия. — видеоинтервью Дж. Стингрей на Проспекте Ветеранов, Ленинград

В Ленинграде много хороших групп, но «Кино» занимается проблемами стиля, моды, проблемами молодого поколения, проблемами тинейджеров. Мы также все художники, философы, социологи и внимательно следим за модой….

«Взгляд с экрана»

Что означает для меня слово «Камчатка»? Ничего конкретного, я там никогда не был, оно лишь подчёркивает некую абсурдность текста, его фантастичность. «Камчатка» и «Алюминиевые огурцы» — это чистая фонетика и, может быть, какие-то ключевые моменты, не связанные между собой и имеющие задачу вызвать ассоциативные связи. Можно назвать это реальной фантастикой. Можно в какой-то мере сравнить этот подход с театром абсурда Ионеско. Только у нас не мрачное разрешение элементов действительности, а более весёлое.

С Алексеем Рыбиным в последний период нашего сотрудничества отношения всё более и более осложнялись, и это мешало работе. Возможно, сыграло роль то, что на «45» все песни были моими, альбом сразу же стал популярным, а Алексей — человек, я бы сказал, с обострённым чувством лидерства. Я не стал бы ему препятствовать, если бы он захотел исполнять свои вещи на концертах. Но вся беда в том, что за всё время нашей совместной деятельности он не написал ни одной вещи — «Звери» и несколько других были написаны раньше. Он тоже постоянно говорил, что лучше меня поёт, аранжирует, играет на гитаре. С последним я, правда, вполне согласен. <…> По поводу пения — в рок-музыке давно сложилась традиция, что автор сам исполняет свои произведения. С этой точки зрения мне не очень нравилось, что Лёша на концертах, которые он для себя организовывал, исполнял мои вещи, не ставя меня об этом в известность.. Кроме того, возможно, его представления о темах, звуке несколько отличались оттого, что делало «Кино», и он говорил, что организует собственную группу, которая будет, по его мнению, круче. Ну, насколько мне известно, он говорит то же самое и сейчас…

То, что называют «46» — рабочие записи, где мы играем вдвоём с Юрием, и мне очень жаль, что они разошлись. Одно время мне «Начальник Камчатки» очень не нравился. Очень вялый по звучанию альбом. Но любопытно, что сейчас, по прошествии более года, я замечаю, что такой звук — атмосфера занудства — входит в моду. На «Это не любовь» мы не возлагали вообще никаких особых надежд. Там собраны некоторые старые вещи: «Весна», например, и песни, предназначенные, так сказать, для внутригруппового использования. Условия студии были таковы, что выбора не было — три гитары и ритм-компьютер, никаких накладок, кроме одной вещи. Вначале это угнетало, но в процессе работы даже стало нравиться, и под конец записи мы, можно сказать, даже к этому стремились, к такому звуку.

1986

… стихов я не пишу, только песни. — в и части других книг ошибочно указано 24 февраля 1984

Что касается «Юбилейного», я не сторонник, в принципе, массовой культуры, поэтому в такой большой зал, я уверен, придёт много случайных людей, которые просто приходят… Вот на «Аквариум», я думаю, многие приходят просто потому, что в газетах — группа «Аквариум», слухи ходят. А нравится ли им на самом деле — я не уверен. Или, может быть, они попали под влияние своих знакомых, которые слушают «Аквариум». Хочется так, чтобы немного было, но чтоб все понимали. — ответ на записку выступления с Ю. Каспаряном в Ленинграде (ДК Связи) в декабре 1986 на встрече с клубом «Вираука»

1987

Нам за честность могут простить практически всё: и, скажем, недостаточно профессиональную игру, и даже недостаточно профессиональные стихи. Этому есть масса примеров. Но когда пропадает честность — уже ничего не прощают. <…> С Запада пришла лишь форма: электрогитары, ударные, усилительная аппаратура. Но заимствование формы вовсе не означает, что эта музыка является целиком заимствованным явлением. Я считаю, что это сейчас по-настоящему живая музыкальная форма, и ещё — это музыка, которая остаётся социальным явлением, это массовое народное искусство. <…> В принципе рок-музыка в социальном плане — вещь довольно сильная, среди музыкантов есть люди, которым верят, и они многое могут сделать. Если бы нам чаще давали возможность выступать в газетах, на телевидении, излагать свою точку зрения на разные вопросы, то, может быть, моя музыка и тексты были бы иными. А поскольку, скажем, у меня нет такой возможности, я всё стараюсь выразить в песнях.

Поэтический язык [бардов], язык символов, образов, которые составляют песню, сейчас звучит фальшиво. И то, что они продолжают это петь сегодня, не замечая фальши, рождает недоверие и неприятие. Я не понимаю, как сегодня можно слушать песни о том, что всё замечательно, когда мы сидим в палатке, у костра, и до чего здорово, какая у нас здесь любовь, дружба и так далее. Мало кто этому поверит.

У нас очень ленивая группа, и если бы больше репетировали, я думаю, что музыка, которую мы играем вместе, была бы несколько интересней. <…> Я иду несколько на поводу у всеобщей лени, ну и плюс к тому отсутствие какой-либо базы профессиональной, отсутствие элементарного места для репетиций… — алма-атинскому телевидению в конце года

1988

— Расскажи о своей группе. — <…> все сумасшедшие. Густав — это самый главный сумасшедший, но является законодателем мод и авангардистским идеологом. Мы находимся с ним всё время в некотором конфликте, потому что он считает, что всё это уже немножко не модно. Он очень модный. — ответ на записку во время выступления в школе № 344 Ленинграда

Все песни представляются предварительной цензуре. Hельзя, чтобы содержание текстов было открыто политическим. Ловкие люди протаскивают всё, что они хотят сказать, но власти не обманешь. Они как публика: понимают с полуслова. <…> Прошло всего 2 года с тех пор, как мы можем открывать рот, и никто не знает, сколько времени это продлится, поэтому никто не теряет ни минуты. В общем, все рокеры хотят настоящей демократизации этого общества. — вариант распространённых мыслей

… я пишу об окружающей меня жизни, о волнующих проблемах. Важно лишь быть не кем-то, а только самим собой. <…> А рок-музыка для меня, так же, как и для огромной массы молодёжи, совершенно естественная и органичная форма самовыражения. В ней нет ничего конъюнктурного, заказного. Только ты, твоя совесть — главный цензор. И эту позицию не надо афишировать на каждом углу. Её нужно просто реализовать, воплотить в песне. Как показало время, появилось не случайное поветрие моды, а социальное явление — современная музыка. Причём, как мне кажется, с довольно-таки размытыми жанровыми границами. Я, например, часто выступаю и как автор-исполнитель. Вообще для меня есть просто песня. Можно её петь одному под гитару, можно группой, можно — в сопровождении оркестра из трёхсот человек. Это неважно… <…> А молодые музыканты вовсе не разрушители или хулиганы от искусства, а скорее его хранители. Ведь в сложное время, во многом лживое и циничное, именно они сумели сберечь в своём искусстве радость живой жизни, индивидуальность, неприятие конформизма, протест против псевдоценностей.

Я не сторонник тех, кто утверждает: люди нас не понимают. Значит надо сделать что-то ещё, чтобы поняли. Поэтому и стихи, и музыка, и живопись, и кино мне нужны для того, чтобы проще было находить с людьми общий язык. Естественно, люди и не могут думать одинаково, но понимать друг друга — должны. На то они и люди… Все эти конфликты с роком на меня не влияли. Они меня не заботят. Заботит отношение людей в массе.

В нашей рок-музыке много подражательного. Слишком много. А я считаю, что коль скоро музыка эта сочиняется в России, то хоть какие-то элементы русского фольклора присутствовать в ней должны. — в песнях Цоя много реминисценций на русские пословицы и поговорки

Я не считаю «Перемены» «песней протеста». Вообще я не очень понимаю, зачем она нужна в картине [«Асса»], потому что выглядит там, на мой взгляд, таким вставным зубом. Я не мог предположить, каков будет конечный результат, и отвечает за всё это только режиссёр. Я только рад, что мне удалось в этом фильме выглядеть максимально отдельным от всего остального.

«Игла» — фильм не о том, как плохо быть наркоманом, а о том, как нас одурманивают. И не только наркотиками.

Молодая группа, которая только что собралась и ещё не очень представляет, чем она будет заниматься, придумывает, скажем, название «Хулиганы», а потом выясняется, что музыка получается вполне благопристойная и название не совпадает. Соответственно название надо брать максимально размытое, абстрактное, ну и какое-то запоминающееся. И когда мы брали это название, я исходил из того, что слово «кино» очень часто употребляется в языке, висит на кинотеатрах и его можно толковать… его даже нельзя толковать никак.

… конечно, мне приятно, что людям нравится музыка, <…> но я прекрасно понимаю, насколько это вопрос попадания во время. Я в каком-то смысле в него попал, если это нравится, но точно так же мог бы и не попасть, песни от этого хуже бы не стали, музыка тоже, но это было бы… Это даже не везение, некоторое чутьё может быть… Это трудно сказать. В любом случае мы всегда делаем то, что прежде всего нравится нам. Я могу сказать в песнях, как, на мой взгляд, лучше. <…> Если кто-то не согласен — я не буду его убеждать. Поймите, я не пишу лозунгов. <…> То есть, единственное, что мне хотелось и хочется — <…> чтобы люди больше чувствовали себя свободными от обстоятельств, то есть чтобы человек сохранял скорее себя, нежели какой-то внешний комфорт.

корр.: Совпадают ли «я» в ваших песнях с вашим собственным «я»? — Иногда полностью, иногда частично, иногда не совпадают совсем.

«У нас у всех есть какое-то чутьё…»

корр.: Откуда взялось слово «бошетунмай»? Сам придумал? — Нет, не сам. Есть несколько разных версий возникновения этого слова. корр.: А у тебя какая? — Классическая. Просто такое вот волшебное слово. — перепечатано в и в этом виде включено в, но, скорее всего, объединено с интервью мая 1990

Не нравится, что группы как-то размениваются. <…> Мне кажется, что в последнее время очень много групп, особенно в Ленинграде, почему-то занимаются публицистикой, а не написанием песен. <…> Газета — и есть газета. Она сиюминутна.

Да, я занимаюсь поп-музыкой. Музыка должна охватывать всё: она должна, когда надо, смешить, когда надо, веселить, а когда надо, и заставлять думать. Музыка не должна только призывать идти громить Зимний дворец. Её должны слушать.

Так получилось: как только началась гласность — все как с цепи сорвались говорить правду. Это было очень популярно. А в наших песнях нет никаких сенсационных разоблачений, но люди по привычке пытаются и здесь найти что-то эдакое. И в результате «Перемены» стали восприниматься как газетная статья о перестройке. Хотя я её написал давно, когда ещё и речи не было ни о какой перестройке, и совершенно не имел в виду никаких перестроек.

Я пробовал несколько лет назад иметь дело с телевидением — мы записали песню «Фильмы». Позже сняли песню «Война». Они похожи, как братья-близнецы. Мы посмотрели эти ролики, и тогда я решил вообще не иметь дела с телевидением.

корр.: … для тебя какое из двух зол лучше: полное равнодушие зала или полное неприятие? — Лучше, если не нравится. Лучше, если раздражает. Всё-таки это какая-то эмоция, всё-таки мне удалось зацепить этого человека. А ему с этого легче переключиться на положительное. Такой человек сходит на концерт-другой и обязательно найдёт что-то своё.

Я могу, конечно, сказать, что «Кино» — это образ жизни и так далее… <…> в последнее время появилась такая тенденция в прессе — «Виктор Цой и группа „Кино“». Почему Цой и группа «Кино»? Непонятно. Мне эта тенденция очень не нравится и я бы хотел, чтобы этого не было. Мы делаем всё вместе, и проводить разделение не надо…

1989

«Последний герой» — это, конечно, в песне герой такой. Много таких есть. Нет, не любер, но, может быть, также и любер. Это просто независимый человек. Или который хочет быть таким. Или ему кажется. Но это не я. Я не герой.

На самом деле фильм «Игла» был сделан так, что мы, наоборот, постарались отнестись ко всем суперменским вещам с некоторой иронией и немножко посмеялись над этим.

Хорошая музыка должна быть энергичной, и не хочется употреблять слово «честной», но это всегда чувствуется: вот это сделано человеком, потому что он так делает и больше никак не хочет и не может, а это сделано человеком, потому что он считает, что так нужно, будет лучше покупаться.

Никогда не считал себя героем или борцом Просто сидел, писал песни о том, что мне нравилось, волновало. Я считал, что это нормально. Меня, конечно, не прельщало то количество неприятностей, которые из-за этого были, но к ним относился достаточно спокойно. <…> Мне не нравятся люди, которые считают себя пророками и думают, что в состоянии научить других, как жить. Я пою о своих проблемах, увлечениях и никого учить жить не собираюсь.

У нас просто очень много плохих рок-групп в стране. Очень много. Потому что, в принципе, форма очень простая. Овладеть формой очень легко. Человек, который год или два играет на гитаре, может собрать четверых-пятерых таких же ребят, и, в принципе, у них получится что-то, формально похожее на рок-музыку. И они начинают где-то играть, выступать. И таких групп масса. <…> И сейчас, конечно, сложная ситуация. Групп, которые могут собрать большой зал, действительно осталось очень мало. Но я не вижу никаких признаков того, что это как-то отмирает. Просто в какое-то время рок был, так сказать, модной темой и запретной. И любая группа, если написано «рок-группа», вы помните, приезжала, а если ещё какая-нибудь английская, то обязательно были бы аншлаги. Сейчас уже нет. Сейчас к нам приезжают хорошие даже группы — английские, американские. Они не собирают зал у нас, потому что рок — это стало нормально. Это, ну, музыка. И здесь уже выбор идёт не из-за моды, а если нравится.

Состояние нашего общества я расцениваю как очень опасное. Вот уже четыре года, как вместо дел все занимаются болтовнёй, вместо перемен — тишина, вместо свободы — неизвестность. У меня такое впечатление, что мы все больны СПИДом, что скоро может случиться непоправимое.

«Не тронь мою душу…»

… сейчас на Западе очень сильна мода на Россию: на советскую символику и всё остальное. Но отношение ко всему этому очень несерьёзное, как к матрешкам: мол, смотрите, русские на гитарах играют, почти так же, как мы. И масса групп, используя возможность, бросилась просто очертя голову за границу, сознательно идя на то, что их там будут принимать на самых плохих условиях как финансовых, так и концертных. Мне меньше всего хотелось выглядеть такой «матрёшкой». Ведь дело тут уже не столько в деньгах, сколько в престиже страны. Если уж так хочется за рубеж, то лучше уж ехать туристом. Что касается нас, мы всё-таки совершили попытку сделать иначе. Во-первых, сначала выпустили во Франции пластинку. Во-вторых, это было не просто мероприятие типа «Концерт из России», а очень известный в Европе фестиваль рок-музыки. Поэтому я решил поехать и посмотреть, насколько можно установить коммуникацию. Не могу сказать, что это было очень удачно, потому что от нас скорее ждали какой-то русской экзотики, а увидели собственно рок-музыку. Больше внимания было группе «АукцЫон», потому что она как раз и дала русскую экзотику, которая требовалась, начиная от серпов и молотов и кончая цирком. Я не хочу устраивать цирк, я хочу, чтобы люди слышали музыку и забыли, откуда я, из СССР или из Канады…

корр.: Вы противоречивый человек? — Нет, я совершенно монолитный.

Для настоящего музыканта обстоятельства внешней жизни не имеют почти никакого значения. Ему для того, чтобы что-то делать, нужен инструмент и больше ничего. Я знаю массу людей, которые говорят: вот если бы у нас была аппаратура… У нашей группы аппаратуры нет вообще, ну, кроме инструментов. Однако мы продолжаем что-то делать, а те сидят и ждут, пока у них аппаратура появится. Может наступить момент, когда я почувствую, что мне остаётся только повторяться или работать, играть концерты, превратиться в профессионального музыканта. Когда этот момент наступит, я перестану этим заниматься. Я не считаю, что это предательство, наоборот, честный уход со сцены.

корр.: О фильме «Игла» кинокритики говорят как о явлении в кинематографе, мол, Цой создал новый образ романтичного героя. — Вообще-то я не создавал ничего, просто старался быть естественным. корр.: <…> вы играли почти себя. — В какой-то степени так оно и было. И всё же я позволил себе некоторые эксперименты. Ну, интересно иногда изобразить, скажем, хама. <…> Но всё равно это недалеко уходит от реального персонажа, фильм делался без всяких костюмов и причёсок. Я как ходил по улице, так и входил в кадр. <…> У нас был, конечно, первоначальный литературный сценарий, потом Рашид Нугманов написал режиссёрский, со значительными изменениями. В конце концов от оригинала не осталось почти ничего.

«Я отказываюсь перевоплощаться…»

Профессия киноактёра, человека как мастера перевоплощения, меня не интересует вообще. Я отказываюсь перевоплощаться.

Я не работаю в кочегарке до сих пор. И на самом деле, конечно, я этому рад. В этом была, конечно, и романтика, и всё, что угодно. Это очень красиво. Но это же ненормально. <…> Гораздо больше будет пользы, если я буду заниматься своим делом и только им, а не гнуть спину, кидая уголь.

Объяснять песню, это всё равно, что объяснять анекдот. Это не интересно.

корр.: Как Вы сами оцениваете Вашу работу в фильме «Игла»? Вы довольны ей? — Отчасти. С одной стороны, я доволен, я считаю, что это неплохо. С другой стороны, если я начну Вам сейчас её разбирать, то разнесу в пух и прах.

Мы стараемся минимально использовать, вообще не использовать каких-то внешних эффектов, а просто играть и петь.

«Стараюсь обычно верить в лучшее»

Я считаю, что мои тексты не могут существовать без потери в отрыве от музыки.

[Альбом] «Группа крови» действительно сильнее предыдущих. Но я сам вижу массу недостатков. Так что поле для совершенствования у меня — краю не видно.

корр.: Что скажете по поводу поездки во Францию, например, касательно нашего рока, его популярности на Западе? — Да я и так знал, что он там никому не нужен. Его просто не знают. Смотрят с каким-то удивлением, потому что из СССР. «Ах, у вас ещё и группы есть?! Вы ещё и на гитарах играете?!» корр.: В прессе писали, что «Кино» там не приняли… — Собственно, принимать было некому. Мы же ездили пластинку записывать. А выступали только перед журналистами — до народа так и не добрались.

корр.: Какое отношение имеет к группе Сергей Бугаев? — Никакого. Правда, мы играли несколько раз вместе, но членом группы он не был никогда. Он вообще не музыкант. — до сих пор Бугаев время от времени продолжает преувеличивать свою роль в группе, что опровергали остальные музыканты

«Рок» — он какой-то немножко сентиментальный. Слюнявый.

1990

корр.: А в чём — если одним словом — вы видите разницу между московским и ленинградским роком? — Ленинградский рок делают герои, а московский — шуты. — Рашид Нугманов, «Подлинное чувство магнетизирует…», 1991

корр.: По складу ума ты философ? — Скорее кочегар, что, в общем-то, одно и то же.

Ты хочешь, чтобы я, приехав на три дня, ещё и выставлялся как художник? Конечно, это прекрасная идея — в зале выступает группа «Кино», а в фойе мои картины, и особенно работы нашего барабанщика Георгия Гурьянова — известного авангардиста. За пределами нашей страны известного хорошо, а в Союзе — значительном меньше. Но для таких серьёзных гастролей, для попытки раскрыть себя наиболее многогранно как творческую личность, к сожалению, почти никогда не хватает времени, я бы сказал, глубины организации гастролей. Наши менеджеры, к сожалению, считают своей главной задачей извлечение максимальной прибыли. Творческую сторону гастролей они во внимание не принимают, а зря. Во время моих выступлений в Америке американские менеджеры сразу устроили и выставку моих работ. Это, как они объяснили, значительно прибавило мне «долгосрочной популярности». У нас, к сожалению, менеджеры ещё не научились мыслить перспективно, живут в основном сиюминутным расчётом. <…> Говоря всё это, я имею в виду отнюдь не только себя, но и менеджеров <…> самого высокого ранга.

Песни группы «Кино» сориентированы, прежде всего, на советского зрителя. Это паритет музыки и текста. Тексты со своим глубоким и глубинным содержанием, а не просто набора слов <…>. Поэтому до конца оценить наши песни могут только слушатели понимающие язык, на котором эти песни созданы.

Мы все изменились, и не всегда в лучшую сторону. Теперь мы получаем за концерты хорошие деньги, имеем возможность записываться на Западе, у нас хорошие инструменты и самые большие залы… Жизнь идёт вперёд. <…> Но в этом движении те время приходится что-то оставлять, чем-то жертвовать. Правда, мы пожертвовали слишком многим.

Мы никогда не окажемся не у дел. <…> Для меня вообще это не главное, но даже если окажусь, например, в тюрьме и у меня там будет шестиструнная гитара, я уже не окажусь не у дел. <…> Потому что я буду заниматься своим делом. И какие-то внешние факторы: стадион, подвал, квартира, что угодно ещё — где играть для нас особой роли не играют. <…> Конечно, хотелось быть популярным, чтобы собирались большие залы, но я никогда не считал это самым важным, самым главным. <…> Я, конечно, хотел бы больше всего никак не запятнать, скажем, своё доброе имя. Чтобы ни у кого не было повода меня в чём-то упрекнуть, всё остальное для меня не важно. — во время гастролей в Киеве в марте-апреле 1990, интервью печатали во множестве вариантов, с разным количеством вопросов, в разной последовательности и редакции

Я никогда не состоял в рядах комсомола. Я надеюсь, что в XXI веке эта организация существовать перестанет.

Я вообще ни к чему в жизни серьёзно не отношусь и всерьёз не принимаю. Честно говоря, я и саму эту жизнь серьёзно не воспринимаю, потому что слишком на многое ненужное пришлось бы отвлекаться, много всякой бессмыслицы делать. — предпоследнее интервью

«Нет, я не публицист. Скорее всего — лирик, хотя...»

Дмитрий Гордон: В одном из недавних интервью ты заявил, что, подбирая себе музыкантов, прежде всего исходишь из их чисто человеческих качеств. Но ведь хороший человек — еще не профессия... — Согласен, но согласись и ты, что настоящее взаимопонимание ценится едва ли не на вес золота. Музыкантами не обязательно рождаются — ими зачастую становятся, а вот единомышленников посылает в подарок Господь Бог.

Дмитрий Гордон: Многие твои песни узнаваемы с первых аккордов. Не означает ли это некий застой, кризис жанра? — Думаю, нет, просто у «Кино» сформировался свой собственный стиль, и это, я считаю, здорово. Мы долго искали музыкальную форму, импонирующую зрителям, и как только почувствуем, что надоели, сразу же сменим пластинку.

Дмитрий Гордон: Современный отечественный рок часто упрекают в излишней остросоциальности. Кто же, по-твоему, Виктор Цой — публицист или лирик? — Ну то, что не публицист, очевидно. Скорее всего — лирик, хотя..

Дмитрий Гордон: Какие, если не секрет, группы нравятся тебе больше? Успеваешь ли вообще следить за ними и не рябит ли в глазах от огромного их числа? — В отличие от некоторых моих коллег я как раз стараюсь ничего не пропускать. Пристально слежу за «Аквариумом», «Алисой», «Наутилусом-Помпилиусом», интересует также социологический феномен «Ласкового мая». Можно сколько угодно спорить до хрипоты по поводу отсутствия у почитателей «Мая» хорошего вкуса, но лично меня, например, лет в двенадцать или четырнадцать их песни наверняка бы тронули. Кроме того, если вещь популярна, в ней, по-моему, уже что-то есть.

Дмитрий Гордон: В последнее время тебе удалось поездить по миру. Как воспринимают на Западе русский рок? — По-разному, но, в общем-то, там нашими музыкантами просто напуганы. В их гастроли и записи вкладываются большие деньги, а робкие попытки как-то окупить расходы пока безуспешны.

Дмитрий Гордон: Чем же тогда объяснить коммерческий успех в США группы «Парк Горького»? — Рядом причин, хотя сам по себе он тоже весьма относителен. В рок-музыке стиль хэви-метал стоит как бы особняком и по сравнению с нашим куда более интернационален. Плюс ко всему «Парк Горького» поет по-английски и имеет отличного менеджера, сумевшего как следует их раскрутить.

Дмитрий Гордон: Любопытно, какой стиль нравился тебе в детстве? — Трудно сказать, поскольку ребенком, помнится, слушал все подряд. Больше, конечно, обращал внимание на красивые мелодии в исполнении Кристалинской, Кобзона, «Веселых ребят».

Дмитрий Гордон: Ну а какую музыку предпочитаешь слушать сегодня? — Всякую.

Дмитрий Гордон: Даже классику? — А почему бы и нет? Только вот джаз, как ни странно, почти не воспринимаю.

Дмитрий Гордон: Ты заговорил о феномене «Ласкового мая», а чем объясняешь собственную популярность? — Вот уж не знаю. Я, во всяком случае, самоанализом не занимался.

Дмитрий Гордон: Не раз приходилось видеть, в какой экстаз входят на твоих концертах зрители. Наиболее пылкие и преданные жгут свечи, плачут, визжат, а некоторые, совсем еще юные дамы, от восторга кусают себе даже локти... — Как бы там ни было, я не считаю, что в зале передо мною толпа, стадо. Все они — личности, и к каждой я отношусь с уважением.

Дмитрий Гордон: Что же доставляет тебе наибольшее удовольствие — крики, аплодисменты, цветы? — Видишь, какое дело... Крики — немножечко диковато, аплодисменты — слишком официально, а вот цветы, пожалуй, в самый раз. Им я всегда радуюсь, как ребенок.

Дмитрий Гордон: В жизни ты достиг уже многого. Есть ли сейчас предложения, которые бы незамедлительно принял? — Есть, наверное, но только лишь в том виде, который меня устраивает. Предлагали, например, спеть пару вещей на английском. Пробовал. Не понравилось. Не исключено, однако, что когда-нибудь это произойдет... — Интервью Д.Гордону в Киеве 1990г

Ссылки

• Андрей Дамер Библиография интервью Виктора Цоя // Йя-Хха, 06.05.2007.
• Андрей Дамер. Виктор Цой: Дневник интервью. — ПКЦ Альтекс, 2007. — (сокр. в: Житинский А. Цой forever. — СПб.: Амфора, 2009.)