Евгений Саввич Нежинцев

Евге́ний Са́ввич Не́жинцев (1904—1942) — русский советский поэт. Родился в Киеве, где прожил до 1927 года, после окончания индустриального института был направлен на строительство Волховской ГЭС, а затем работал в Ленинграде инженером Ленэнерго.

Евгений Нежинцев

Евгений Нежинцев, 1930-е

Статья в Википедии

С началом Великой Отечественной войны Евгений Нежинцев записался добровольцем в народное ополчение, однако из-за болезни на фронт не попал. Умер от голода 10 апреля 1942 года в блокадном Ленинграде.

Цитаты из стихотворений разных лет

Вечер был слеп, да и ночь слепа — Ночью в наборной шатался некто. Первые гранки проспал метранпаж, И корректуры проспал корректор. Солнце и снег, и дождь поутру. Редактор в поту, и очки сбиты: По первой странице — водой из труб — Хлынули дружно ряды петита. По снежному полю на штурм орда, — Черною дробью в снега впиться. Стрелою накрест летал карандаш, И руки в бессилье рвали страницы. Поздно — колонн завоевана грань. Последние строчки петит таранит. Редактор знал: Пропала игра. И вещи наспех легли в чемодане. А пули хлестали всю ночь в окно, И люди, как кролики, жались с опаской. На утро газетчики сбились с ног, И пахли листы непросохшею краской.

— «Петит», 1929

Но вдруг выбивает из круга, из такта, То бурей бросает, — то мертвым лежишь. Пошел я к хирургу. «Вот так мол и так-то. Кладите на стол и готовьте ножи». Я болен. Не сплин, не чахотка, не скука. Любви и наркоза не знаю давно. Дрожит мое сердце, и голос, и руки При виде белеющих яблонь весной. <...> Сознанье уходит, качается, вертится И пульс разрывает ритмичную цепь. Сейчас вот рукой остановит сердце И сердце, как вишню, раздавит ланцет. И слышу: сквозь рой лабиринтов и штолен, Сквозь бред хлороформа, метель чепухи Хирург говорит: «Безнадежно болен. Опасней чахотки и тифа — стихи».

— «Хирург», 1930

	И мир был покорен и прост, И формулам должны были поддаться Спокойное мерцанье звезд И душное цветение акаций. Но в гроздьях формул потерялись мы, Найдя не сразу наше назначенье. Философы! — Лишь обменяли мир. Мы — изменить должны его движенье.
	— «Мудрость», 1935

	Он всё изведал: Бури и ненастье. Он всё прошел: Пески, огонь и лед. Он нам с тобой принес Такое счастье, Которое века переживёт. <...> Он всюду был, и мы считаем честью, Что все мы — современники его.
	— «Мироныч», 1939

	Ещё над морем не светало, Ещё в горах висела мгла. Когда украдкой пробежала Большая капля вдоль стекла. И тёплый дождик рад стараться — Давай шуметь по мере сил По листьям мокнувших акаций, По тонким столбикам перил.
	— «Очень рано», 1939

Мечтаний долгожданная пора! Слова идут украдкою, по-лисьи: «Пусть болен я, но лишь один бы раз Пройти опять по улицам Тбилиси! Где всюду смех и солнце, и тепло… Вы были в Грузии когда-нибудь весною? Сосед умолк, он дышит тяжело. «А вот у нас, над Северной Двиною…» Стихает говор. Даже думать лень. Бессилье. Сон. Свободен каждый атом. И вот тогда, предлинный, словно тень, Старик Рентген проходит по палатам.

— «Ещё февраль», 1940(?)

	По крышам дач, по кровлям будок Шумит без устали вода, Лишь вспыхнет небо иногда Неярким цветом незабудок. И снова туча облегла Отяжелевший купол неба… И просишь чуточку тепла, Как нищий просит ломтик хлеба.
	— «Лето 1940 года», 1940(?)

	На опустевшие балконы Ложатся сумерки и тьма, И ходят мимо почтальоны, И нет по-прежнему письма. Как будто ты забыла имя, И номер дома, и число, Как будто листьями сухими Дорогу к сердцу занесло…
	— «Опять нет писем», 1940

	Прохладой осени дыша, В последний раз теплом порадуй. И в шубах дремлют сторожа, Склоняясь у обнаженных статуй.
	— «Последний день в ЦПКиО», 1940

	Оставь смычок, оставь футляр И эту скрипку вековую, — Тебя восторженный пожар Осенних листьев зацелует. И с ним метаться и лететь Под дудочку, под зов свирели, И падать в желтую метель Веселой песней на панели.
	— «Первая скрипка», 1940

	Рябин пылающие бусы Ворвались гроздьями в окно. И перелив осенних музык Пьянит, как старое вино. И только жгучее желанье Лелеет мысль одну. Одну — Спокойно встретить увяданье И чувствовать в себе весну.
	— «Вторая скрипка», 1940

	Вспыхнула испуганная рама Блеском ослепительным стекла: Молния, как будто телеграмма, Тучами тяжелыми прошла. <...> Гром отгрохотал, и над домами Снова и просторно, и светло… Только от тебя ни телеграммы, Ни простой открытки не пришло…
	— «Вспыхнула испуганная рама...», 1940

	Пусть буду я убит в проклятый день войны, Пусть первым замолчу в свинцовом разговоре, Пусть… Лишь бы никогда не заглянуло горе В твой дом, в твои глаза, в твои девичьи сны…
	— «Пусть буду я убит в проклятый день войны...», 1941

Цитаты о Евгении Нежинцеве

Сейчас кажется – мы писали тогда коллективно, дополняя друг друга, воодушевлённые единым стремлением – как можно полнее запечатлеть то, чем была насыщена атмосфера современности. <...> Весной 1923 года мы, группа киевских начинающих поэтов – Анатолий Волкович, <...> Лев Длигач, Евгений Нежинцев, Сергей Сац, Борис Турганов, Игорь Юрков и единственный среди нас прозаик Ольга Юркова, – образовали литобъединение «Майна». <...> Советская русская поэзия рано лишилась больного туберкулёзом Игоря Юркова. Это был первоклассный поэт точных слов и цельных образов. Мы ловили себя на том, что поэтические интонации Игоря Юркова становились нашими интонациями…»

— Николай Ушаков, «От книги к книге», 1966

	Коренной киевлянин Евгений Нежинцев знал украинский язык лучше меня, ярославца по рождению, и, возможно, без его помощи я не отважился бы взяться за переводы с украинского. Мы начинали с Коцюбинского, вместе переводили его...
	— Николай Ушаков, Воспоминания, 1968