Галина Николаевна Щербакова
Гали́на Никола́евна Щербако́ва (наст. фамилия Руде́нко; 1932 — 2010) — советская и российская писательница, сценарист.
| Галина Николаевна Щербакова | |
 Статья в Википедии
|
Цитаты
правитьЛитературные „тусовки“ — это прежде всего демонстрация амбиций, успеха, шляп и машин. |
Из повестей и романов
править«У меня не получились страусы и косточки у авокадо оказались слишком большими», ― печально признался Бог, очутившись по случаю на Земле. Вот так замечательно зацепился в памяти какой-то американский фильм, из которого ничего не помню, а вот на страусов теперь без нежности смотреть не могу. Неудачные вы Его! Лапочки… Такие не фламинго… С тех пор как я поняла, что мне и половины не сделать из того, что должна была и могла, проблема большой косточки авокадо стала мне застить свет.[1] | |
| — «Косточка авокадо», 1994 |
Все по очереди, обстоятельно ходили в уборную, бабушка последней задерживалась на крыльце и тихонько молилась на Большую Медведицу, которая по вечерам как раз располагалась напротив для удобства молящихся. Я не ерничаю, я слышала эту молитву. Вообще-то бабушка молилась молча, взбрасывая для креста руку нечасто и по-быстрому. Но иногда, иногда… Шевеление губ выдавало тайный вскрик, и тогда возникали имена: дедушки, дядьки, мамы… Мое… С тех самых пор с Медведицей у меня отношения личные, свойские. Я знаю место Ее на Небе, она знает мое на земле. Это укрепляет мой шаг, а Алькор и Мицар мне подмигивают.[2] | |
| — «Loveстория», 1996 |
| — «Loveстория», 1996 |
Не сметь! Не сметь давать расти в себе ни жалости, ни гневу. Им только дай волю, только дай… Опустив открытку в почтовый ящик, Нина подумала: Алёна вызвала из небытия силы, о которых она, Нина, забыла… Это же надо! Ра-ба… Интересно, сейчас кто-нибудь выдавливает его по капле? Нине хотелось притащить за уши ту девчонку, какой была сама… «Сколько? Тридцать с хвостиком лет тому…» Она хотела поставить ее рядом и посмотреть ей в глаза… Вот интересно, могла бы она ее чему-то научить, дать ей дружеский совет из сегодня во вчера? Дочери она не может…[2] | |
| — «Год Алёны», 1996 |
Она меня все-таки догнала возле лифта, пока я ― вечная клуша ― переминалась с тремя набитыми пакетами, освобождая средний палец, чтобы нажать кнопку вызова. Она что-то мне сказала, материализуясь из темноты пристенка почтовых ящиков. Что-то сказала и подняла руку. Палец успел вызвать лифт, и я очень долго падала в него, оглушительно шелестя пакетами. Она мне что-то сказала… Что? «Жаль, ― подумала я свою последнюю мысль. ― Мне уже не написать всей этой истории. Жаль». И я ушла в бесконечный зловонный туннель, о котором столько наврано. Наврано… Наврано… О… Однажды их занесло в шашлычную на Красной Пресне. Трех молодых и красивых. Это было время, когда никуда нельзя было попасть по желанию. Время, когда табличку со словами «Мест нет» выковывали одновременно с дверными ручками кафе, театров, бань и прочих людских мест. В такой системе был смысл.[3] | |
| — «Моление о Еве», 2000 |
Нет ничего вкуснее жизни. Но в этот миг, когда мерцает Мицар над старухой-сосной, одни люди убивают других по команде третьих, кто-то тонет, кто-то теряет сознание, и так было, и есть, и будет. И нет на свете никого более беззащитного, чем человек, который рождается, чтоб умереть. И мальчик заплакал, а Мицар смеялся, а девочка не могла уснуть, потому что внутри нее, не спросясь разрешения, вдруг лопнула почка, и она решила, что всю свою жизнь она будет защищать этого мальчика, хотя он ей на фиг не нужен. И сердце ее плавилось горячим соком от счастья. Собака тявкнула и слизнула мальчишечьи слёзы. Он обнял ее голову, вдыхая запах псины. Странно, но он рождал надежду. Мицар совсем опустился и подмигнул мальчику, как своему. Как бы сказала девочка? Рацим лацрем, а идюл илхырд. Собака подняла голову и тихонько подвыла Мицару. Она снова была в семье, и она всех любила. И только ее счастье было без всяких яких.[4] | |
| — «Мальчик и девочка», 2001 |
Все совпадения лиц и мест случайны, как и всё в мире. У меня врачебное предписание ― отдышаться за городом. Мой загород ― скошенный вниз, к речке, кусок сырой земли, на котором с десяток высоченных сосен, в сущности, для восприятия уже не деревьев, а стволов. Написала слова и ужаснулась второму их смыслу. Будто не знаю, что все слова у нас оборотни. Поэтому считайте, что я вам ничего не говорила о соснах. Или сказала просто ― шершавые и высокие. Такие достались. Метут небо ветками-метелками. Ширк ― и облака налево, ширк ― направо. Только к ночи они замирают, и тогда я их люблю за совершенную графичность, которой на дух нет у подрастающих молоденьких рябин, вставших взамен унесенных ураганом орешников. Рябинки-лапочки ― это живопись кистью, не без помощи пальца. Сосны же ― графика. Но под всем и, в сущности, над всем царствует на моем куске земли перформанс крапивы, царицы моих угодий.[5] | |
| — «Кровать Молотова», 2001 |
Когда Маша Передреева узнала, сколько это стоит в Москве, она не спала всю ночь. Лежала и думала: «Как хорошо, что я прочитала это своими глазами». Нет, действительно, скажи ей кто, так, мол, и так, за это дают сто рублей, она бы в лицо плюнула. Сто! Рублей! Да она кончит свое педучилище и будет работать месяц ― месяц! ― и не получит стольник. А тут за столько-то там минут… И не балки таскать, не свиней кормить…[6] | |
| — «Три любви Маши Передреевой», 2002 |
Цитаты о Галине Щербаковой
правитьС того момента, как в журнале «Юность» была опубликована повесть «Вам и не снилось», по сценам страны прокатилась волна <театральных> инсценировок, а вскоре вышел и одноименный фильм. Каждую новую вещь Галины Щербаковой ждали с нетерпением. Однако ничего подобного по чистоте и свежести писательнице больше создать не удалось. Роман, начинающий новую книгу, вышедшую в престижной «серой» серии «Вагриуса», и вовсе не хорош собой. Но в книге есть еще повесть и рассказы. А вообще-то на вкус и цвет товарища нет…[7] | |
| — Юлия Рахаева, «Жила-была девочка. Книжный развал», 2001 |
Михаил Козаков говорит, что снимал в фильме свои ощущения. Без сомнения, они совпали с миллионами зрительских ощущений, с теми самыми «подробностями мелких чувств», о которых пишет Галина Щербакова. Возможно, как раз эти подробности, блистательно разыгранные в «Покровских воротах», принесли картине зрительскую любовь и одновременно неприятие властей. Картину запрещали несколько раз. Видимо, ирония над кондовой и туповатой серьезностью музыкальной политической сатиры сильно нервировала ответственных товарищей.[8] | |
| — Светлана Карпекова, Савранский приехал на 20-летие «Покровских ворот», 2002 |
Примечания
править- ↑ Галина Щербакова. «Митина любовь». «У ног лежачих женщин». «Косточка авокадо». ― М.: Вагриус, 2001 г.
- ↑ 1 2 3 Галина Щербакова. «Год Алёны». — М.: Вагриус, 2002 г.
- ↑ Галина Щербакова. «Моление о Еве». — М.: Вагриус, 2001 г.
- ↑ Галина Щербакова. «Мальчик и девочка». — М.: Вагриус, 2001 г.
- ↑ Галина Щербакова. «Кровать Молотова». — М.: Вагриус, 2001 г.
- ↑ Галина Щербакова. «Три любви». — М.: Вагриус, 2002 г.
- ↑ Юлия Рахаева, «Жила-была девочка. Книжный развал» (Нам и не снилось. Галина Щербакова. Моление о Еве). — М.: «Известия», 07.08.2001 г.
- ↑ Светлана Карпекова, Савранский приехал на 20-летие «Покровских ворот». — М.: «Известия», 14.01.2002 г.